***
Хороший адвокат думает о фактах. Отличный адвокат думает о противнике.
В небольшой адвокатской конторке, где работает два человека, слышен бурный разговор. Однако он происходит не лицом к лицу, а по телефону. Шура Уман, один из адвокатов, работающий здесь, эмоционально размахивает «свободной» рукой и ходит из одного конца коридора в другой. – Ну, придётся нам унизиться и признать, что наши действия были неправильными, и мы очень сожалеем, – говорит Шура и на мгновение останавливается у стены. – Я понимаю, что мы не сожалеем, но нужно переступить наши принципы и сказать в суде другое. Мы же не хотим получить срок! Ян, второй адвокат конторки, лениво наблюдает за суетой коллеги. Тот своими эмоциональными речами не даёт нормально сосредоточиться на работе. Яну, между прочим, тоже нужно говорить «со своим жуликом» и решать, как отбирать у его «злобной противной жены» опеку над ребёнком. Только вот сосредоточиться на переписке не даёт Шура, убеждающий своего клиента, что иногда нужно прекратить препираться на людях, особенно в суде. – Мы должны убедить судью в том, что мы не врём, и, действительно, сожалеем о порче имущества товарища полицейского. Нет, мы не можем называть товарища полицейского мусором и козлом, – Шура возобновляет шаги. – Мы должны быть вежливыми с этим человеком. Все четыре века Яна начинают быстро-быстро дёргаться от этого бесконечного «мы». Вроде подобное является, так называемой, профессиональной деформацией, и ничего криминального в ней нет. У самого Яна она тоже имеется. Он частенько говорит о делах «своих жуликов», используя то самое пресловутое «мы». Только вот Шура сильнейшим образом перегибает палку. Он буквально всегда говорит о «своём жулике», как о какой-нибудь второй личности или ребёнке. Шура вновь «мыкает», и Ян ловит себя на желании выпрыгнуть в окно. От этого удерживает только то, что конторка располагается лишь на втором этаже. Если с него спрыгнуть – не умрёшь, зато сломаешь конечности и будешь лежать овощем в больнице. Не самое лучшее развитие ситуации, но даже оно кажется в сто раз лучше, чем выслушивание «мыкающих» разговоров Шуры. Он сперва этим невероятно смешил, но, спустя недели, Ян уже ненавидел и Шуру, и его клиента. – То есть, мы решили, что будем вежливы с товарищем полицейским? – Голос Шуры прямо-таки искрится искренностью. Ян готов молиться, чтобы этот «жулик» согласился и прекратил звонок. Если последний продолжится – Ян сойдёт с ума. Он будто бы попал в оживший чат «для молодых мамочек», где о детях рассказывают, используя проклятое «мы». Вот и у Шуры, судя по его ласковым разговорам с «жуликом», не подозреваемый, а самый настоящий подозревасик, которого не отпускают ни на шаг. Шура продолжает говорить, и Ян невольно вспоминает, что его коллега слишком уж много времени уделяет своему подозревасику. Нет, безусловно, любой хороший адвокат должен наладить нормальный контакт с клиентом, однако Шура в очередной раз перегибает палку. Он буквально выискивает любой повод, чтобы встретиться со своим подозревасиком и что-то обсудить. Почему-то Яну кажется, что те самые «обсуждения» вертятся далеко не вокруг судов и дела. – Можем сегодня встретиться и выяснить, как нам лучше говорить, – будто читая чужие мысли, произносит Шура. С губ Яна срывается беззвучный истеричный смех. Он настолько сильный. Что живот Яна начинает болеть. Последний вытирает набежавшие слёзы и вспоминает, как выглядит тот самый «подозревасик». Он невысокого роста и довольно симпатичный. Пусть и худой и при детальном рассмотрении выглядит довольно больным и еле живым. Короче говоря, «подозревасик» вроде и красивый, но при этом страшненький. Именно это полностью попадает под вкусы Шуры. Долгая дружба с ним показала Яну, что его коллега западает на «бунтарей». Вот и новый «подозревасик» не стал исключением. Он, будучи в состоянии алкогольного опьянения, нарисовал аэрозолем знак пацифика на машине товарища полицейского, прямо под камерами. Ян знает, что между «подозревасиком» Шуры и тем товарищем полицейским был какой-то конфликт, однако способ мести максимально тупой. Ну кто станет разукрашивать машину, будучи пьяным в зюзю и стоя прямо под работающими камерами видеонаблюдения? Оказывается, что «страшненький подозревасик» именно этим и занимался! То есть, он самый настоящий дебил. Подобное должно оттолкнуть любого нормального человека и сказать ему «Не связывайся с этим «гением нашего времени», ты станешь жертвой следующего его бунтарского поступка». Однако Шуру данный «гений нашего времени» не то, что не оттолкнул, а прилепил к себе! Эти два голубка, судя по долгим телефонным разговорам и частым встречам, счастливы. Ян, вроде, должен радоваться за коллегу, однако ни черта у него не получается. Слишком уж бесит бесконечной сюсюканье. – Отлично, не переживай только и не забудь поесть. Мы со всем справимся, – наконец, заканчивает говорить Шура. Он выключает вызов. Ян видит это и, не выдержав, подпрыгивает на месте от счастья. Пытка, наконец, закончилось. Теперь можно сосредоточиться на своей работе и решить, как помочь своему «жулику». Последний уж точно никогда не сможет стать «подозревасиком» и останется простым клиентом. – Мы почти выиграли дело! Ещё одно заседание, и нам удастся отделаться штрафом, а не сроком в тюрьме, – гордо объявляет Шура и с важным и гордым видом усаживается в офисное кресло. – Нам осталось только признать вину, и тогда мы сможем просто заплатить и забыть обо всём. Довольное лицо Шуры злит Яна. Он одновременно рад, что совсем-совсем скоро звонки «подозревасику» прекратятся, но при этом что-то внутри подсказывает: «Прекратятся только рабочие звонки, их заменят любовные, и страдания продолжатся, растянувшись на неизвестный срок». – Шура, я тебя кое о чём очень хочу попросить, – вдруг говорит Ян, выдавливая из себя более-менее дружелюбную улыбку. – Да, что такое? – Поднимает бровь Шура и убирает телефон в карман штанов, но вскоре кладёт на стол. Ян подозревает, что его коллега очень боится пропустить сообщение от своего «подозревасика». – Прекрати говорить о своём чёртовом подозревасике хотя бы на пять минут. У меня сейчас мозги из ушей вытекут, если я услышу о нём её одно слово, – фактически скулит Ян, глядя в пустоту.***