***
— Я во всем виню себя. — Я тоже во всем виню тебя. Друзья (Friends)
В комнате слышно только дыхание мирно сопящего Лёвы. Он вырубился почти сразу. Удивительно, что раньше он не спал до утра, вырубался на пару часов, а потом клевал целый день носом. Шуре приходилось отвешивать подзатыльники со словами: «Не спать, Лев, не спать!». В ответ Лёва рассеянно хлопал глазами, смешно тряс головой и бурчал: «Да, не сплю я!». И всё было так легко и просто, а обязанность будить Лёву ото сна казалась самой важной. Да и сам Лёва чувствовался другим, нежели сейчас... Он был более свободным, а ещё доверчивым. Тишину нарушают проезжающие за окном машины. Они не дают уснуть Шуре. Он ворочается, нервничает и закрывает уши ладонями. Не помогает. Шум никуда не уходит и лишь усиливается. Теперь Шура слышит, как бьётся его сердце, как кости скрипят от каждого движения. Кажется, будто собственное тело решило поиздеваться, посмеяться и отомстить за что-то. А мстить есть за что. Только этим должен заниматься Лёва, а не тело Шуры. Он сам должен прятаться от жгучей злобы, искать себе оправдания и просить прощения. А Лёва в это время будет кричать, что Шура всю жизнь ему испоганил, что из-за него все беды, что благодаря Шуре у него, Лёвы, нет дома. В этой тесной квартирке должен быть скандал с криками и бьющейся посудой. Подобное как раз в духе Лёвы. В гневе он громкий и язвительный, готовый драться и поливать собеседника грязью, напоминая о всех возможных косяках и горьких обидах. Правда, ничего подобного нет. Лёва не закатывает скандалов, не язвит и не спорит. Он спокойно прилетел в Австралию и сдержанно поздоровался. Не было никаких жарких объятий, бесконечных требований извиниться, слёз и воплей «Как же я скучал!». Встреча прошла чересчур холодно и некомфортно для Шуры. Его даже не обняли, ему просто пожали руку и похлопали по плечу. Причём сделал это не Лёвчик, не тот вечно сонный мальчишка, а кто-то чужой. Этот «кто-то чужой» спит на кушетке, пока у Шуры мороз в костях гуляет. В Австралии жарко. Но сейчас этого совершенно не чувствуется. Шура впервые сильно кутается в покрывало, чтобы хоть как-то согреться. Снова ничего не выходит. Холод не собирается сдаваться. Он проникает в тело всё глубже и глубже и, наконец, добирается до костей. В них он нагло гуляет, сводя Шуру с ума. Мороз не убивает, а мучает, напоминая об ошибках, совершённых в молодости. Перемены вполне естественны. Лёва чисто физически не мог вечно оставаться тем неуклюжим мальчишкой. Он изменился, вырос, возмужал и поменял взгляды на многие вещи. Так, Лёве больше не нужно одобрение и советы от Шуры. Он остаётся где-то на десятом плане, когда Лёва решает что-либо. Он даже татуировку набил, не спросив Шуру. Вот просто взял и набил. Шура об этом узнал не из писем, а при встрече и то случайно. Было обидно, пусть и права на это чувства нет. В конце концов, Лёва – взрослый мужчина, который в полном праве самостоятельно решать, что ему делать со своим телом. Ничьё мнение не должно его волновать. Правда, Шуре обидно, что ему банально не написали о такой важной перемене. Перемены... Их слишком много, ни одна из них не нравится Шуре. Он почему-то свято верил в то, что Лёва за эти пять лет не поменялся и остался прежним. Почему-то казалось, что всё будет по-прежнему, и старые привычки снова проснутся и будут процветать. Почему-то «новый» Лёва ощущается чужим и в некоторой степени непонятным. Он шутит более грубо, не позволяет к себе нормально прикасаться и пресекает всякие попытки помечтать вместе. Из Лёвы будто бы выбили способность воображать и философствовать. Теперь он только и делает, что анализирует ситуацию. «Новый» Лёва не делает толком ничего плохого. Он ведёт себя, как взрослый осознанный человек. Таким и нужно быть, если хочешь жить хорошо. Но для Шуры это как-то странно. Он не может привыкнуть к тому, что его «философские» рассуждения никто не подхватывает и шутки не поддерживают смехом. Непонятно, вообще, смешно ли «новому» Лёвы. Его глаза ничего не выражают, а в улыбке присутствует не искренняя радость, а безумная и бесконечная усталость. Машина снова проезжает, и Шура прячет голову под подушкой. В висках пульсирует, и вина душит. Она проникает в каждую клеточку тела и заставляет кости мёрзнуть. «Это из-за тебя Лёва перестал быть собой» – шипит, плюясь ядом, вина. Она преследует, дышит в спину, наступает на пятки и кусает. Шура не способен отвлечься, каждую ночь он снова и снова возвращается не к самым приятным мыслям. Самое паршивое то, что хорошими они не способны быть. Нервы сдают. Шура встаёт с кровати и на цыпочках идёт на кухню, где закрывает дверь и включает свет. Попытки уснуть ни к чему не приведут. Тут дело не в шуме, не в жаре и не в чём-то подобном. Сон прогоняет тягучая вина, растекающаяся по костям, от чего те постоянно мёрзнут. Шура принимается нагревать чайник, но не позволяет ему закипеть. Сейчас не до горячего чая, не до кофе. Сейчас просто необходимо горячая вода. Её Шура не собирается пить. Он планирует сделать кое-что другое. Это на мгновение прогонит противную вину. Правда, она всё равно не уменьшится. Ну не способна горячая вода смыть поступки Шуры, стереть его влияние из жизни Лёвы, не вернёт того, прежнего. Кажется, тот навсегда останется таким сломанным и обозлившимся на всё своё окружение. «Новый» Лёва никого не унижает без причины, но в случае чего принимается брызгаться желчью и ядом. Лёва раньше так не делал. Шура берёт чайник и переливает воду в большой стакан с ручкой, чтобы было удобнее. Молодой человек думает, что он сломал Лёву, когда уехал после ссоры. Они же потом так долго не общались... А потом снова начали, но не из-за желания вернуться, а из-за тупой тоски, пожирающей изнутри. Это нечто вроде прочной привязанности, которая не позволяет спокойно жить дальше порознь. Шура не мог идти вперёд, не видя рядом с собой Лёву, и это взаимно. Про связь Шура знает и знал всегда, но всё равно сбежал, оставив Лёву в чужой стране совсем одного. Тут любой разучится мечтать и сделается жестоким. Так что Шуре пора прекратить так удивляться. Шура виноват во всех негативных переменах. Да, Лёва тоже не святой, он сам выбрал переехать в Израиль, но Шура же давил и буквально вынуждал. Так произошло и с Австралией. Лёва не выглядит здесь счастливым. Он будто жалеет, что снова поддался уговорам Шуры. Тот подносит руку к раковине и принимается медленно лить на неё горячую воду. Так удаётся забыть о вине. Это маленькое наказание для Шуры, о котором Лёва ничего не знает. Наверняка он будет против, закатит скандал, но Шура слишком мучается от вины, чтобы не причинять себе боль. И он даже не знает, что от вины мучается Лёва тоже, который точно так же молчит и не спит ночами...***