***
— Он даже имени не сказал! И зачем нам помощник? Нам нужна парочка грузовиков и рабочая сила, а не гений-историк, — усевшись на край кровати, Лиза стягивала с себя джинсы, чтобы переодеться во что-то более подходящее для сна. В голове Альфреда вопросов было не меньше, но он, в свою очередь, не спешил негативить. Если там их ждёт что-то такое, о чём лучше знать заранее, то он хотел бы быть осведомлённым. С Лизой спать — самое преужаснейшее занятие на свете. Она пихает холодными пятками, ворчит во сне и чешется. Хотелось выспаться, но удастся лишь покопаться в своих мыслях. Не знак ли этот завал? Хотя, ожидаемо было. Может, стоило сразу оцепить весь монастырь, выгнать монахов, бурить почву, делать всё шумно и с бубном? Совесть не позволяла, да и вряд ли знакомств хватит на такое. Альфред до сих пор удивлён, что их пустили на территорию, не говоря уже о самих руинах. Пытались ли монахи их откапывать? Произошёл ли завал несколько лет назад или совсем недавно был новый? Надежда не угасала, завтра точно они смогут узнать все необходимые сведения, а там с чистой совестью и душой отправиться на раскопки. Утро ударило сразу с двух кулаков. Левый — сегодня день погребения, а это значит, что все монахи будут заняты особой процессией, а до руин их попросту не допустят. Думаете, правый хуже? — Он не говорит! Я знаю на жестовом языке только «спасибо» и «у вас есть водка?» и это всё! Теперь орал Витовский. Лиза, правда, была близка присоединиться к нему, но удержалась, ведь за их спинами возникла фигура того, о ком шла речь. — А, ну, — девушка поклонилась молодому монаху. Тот сделал подобный жест в ответ и весело улыбнулся, поманив их ладонью. — Я не собираюсь тратить на это время. — оглядев монашка с головы до пят, Альф перевёл взгляд на Лизу. — Можешь сходить на захоронение. Выбор тибетских развлечений не очень большой. Когда они вышли на улицу, где, к большому счастью, перестал лить дождь, оставив только мокрые круги на каменной площади среди построек монастыря, не увидели ни единой души. В это время большинство монахов, проходящих обучение, читают мантры, однако, весь монастырь охватила глубокая тишина. Единственное, что её прерывало — странный скрежет, будто кто-то пересыпал зёрна риса из одной посуды в другую. Так крутили хор*, или, по-нашему, молитвенный барабан. Точнее, его крутил юноша. Он был ещё ниже ростом, чем остальные монахи. Выглядел отстранённо, будто ушёл в свой внутренний мир без раздражающих факторов вокруг. Правда, Елизавета спокойно точно не смогла бы стоять и ждать, пока действие закончится. Не то, чтобы сразу было понятно, что это «их» монах, но, как только он бросил взгляд на девушку, то сразу дёрнулся, будто его током ударило, а затем уважительно поклонился. Лиза произвела жест в ответ, а затем спросила на английском, не к нему ли нас отправил Лама. Надежда, что монах умеет читать по губам, не умирала в ней. Очевидно, ответ она не услышала. Монах только пожал плечами, странно покосился на Альфреда и направился от барабанов вниз по широкой лестнице. Для Лизы это означало приглашение к совместной прогулке, для Альфа — дополнительную трату времени. Идти пришлось не так далеко, да и от пяти минут он не успел состариться, зато то, что он увидел в маленьком доме-шалаше-келье монаха поразило его до такой степени, что он выбежал из неё ровно в тот же момент, как и зашёл. Это было оно. То самое, на поиски чего он потратил больше десяти лет своей жизни. Все загадки детства могут быть разгаданы буквально за пару часов. Хоть бери кирку и иди самостоятельно расхлёбывай всё, что там есть. — Ты в норме? Там фотографии, выглядит жутко, конечно, как будто этот монах за нами следил всё время, — выйдя из монашеской скромной обители, Лиза остановилась за спиной Витовского. — Ты не представляешь, сколько это значит для меня. Не знаю, где он раздобыл всё это, но, кажется, нам есть с чего начать и за что ухватиться, — развернувшись, Альф глянул на Лизу, но его взгляд сразу же упал на гору позади девушки. Отсюда он прекрасно мог разглядеть руины, разрушенные временем. После дождя они казались ещё более мрачными, но в то же время притягательными, словно манили к себе. Вернувшись в келью, в которой немой монашек уже зажёг две лампы, они уселись на указанные места. Теперь для Альфреда было максимальным интересом узнать как можно больше информации от этого человека. И если нужно, он выучил бы жестовый язык. Но не пришлось. Монах отлично управлялся с текстовым переводчиком телефона. По всему помещению на тонких нитях, кажется, тех же самых, на которых развешивали разноцветные традиционные флажки, висели обрезки из газет, бумажки, старые фотоснимки и куски обыкновенной карты. То, что поразило Альфреда и Лизу, было действительно странным — на этих снимках был отец парня. Тот человек, ради которого это всё затевалось. Тот человек, который был смыслом жизни для Альфа, его путеводной звездой. Если бы его спросили, какой день в своей жизни он считает самым плохим, он бы, не задумываясь ни на секунду, ответил: пятое марта. Это число, складываясь в простецкий календарный лоскуток, рисует дату смерти самого близкого человека для Альфреда. Его отца. Именно этот человек оказался здесь тринадцать лет назад, ходил, возможно, по этим же камням, видел горы вдалеке и готовился к раскопкам древнего храма, погребённого в скалах. — Не то, чтобы это сильно пугало, но спроси его, откуда он всё это взял, — попросила Елизавета, снимая аккуратно один из снимков, чтобы убедиться в том, что дома у Альфреда, в папке, которую он показывал девушке на первом курсе, была та же самая фотография, которая ему досталась через третьи руки родственников. Подойдя к монаху, который рылся в единственной тумбе в своей маленькой лачужке, Альф осторожно коснулся его плеча и ощутил что-то странное. Это не было похоже на тепло от простого человеческого тела. Ткань на плече будто была бесполой, не имела под собой плеча. Или всё это просто показалось юноше, чей мозг был настолько переполнен предвкушением, что не мог спокойно реагировать на вещи вокруг? Их «разговор» длился больше двух часов, кажется, монах даже опоздал, но для него, будто бы, также перестал существовать мир вокруг. Все фотографии, развешенные в келье, были найдены его отцом в оставшихся вещах группы археологов, которые отправились на раскопки руин. Если для телевидения, родных и близких ответом на вопрос, что послужило трагическому случаю началом, являлось простое землетрясение, то Лиза, Альфред и молодой монашек были уверены, что несчастье произошло далеко не из-за природного явления. Когда в живых не остаётся ни одного человека, кто мог бы поделиться хоть толикой воспоминаний, приходится собирать по малейшим деталям то, что происходило в тот вечер. Альфред был уверен на сто процентов, что отцу и его спутникам удалось войти в руины, не только оказаться внутри, но и найти нечто, что и повлекло за собой катастрофу. — Я хочу отправиться туда. Мы отправимся, — кивнув на Лизу, произнёс Витовский в экран телефона, на котором был открыт переводчик, — и если ты хочешь, можешь заняться этим вместе с нами. В одно мгновение спокойная дружеская атмосфера, царившая в комнате, резко превратилась в холодное напряжение. Монах вздрогнул, вырвал из рук Альфреда снимки, которые тот хотел взять для себя, а затем замахал руками. Его жесты даже не нужно было пояснять для Лизы. Их новый знакомый был против идеи раскопать руины вновь. И не то, что сам не хотел там оказаться, он отговаривал археологов от этой затеи. Не просто отговаривал, а запугивал. Оказавшись на улице, Альфред испустил протяжный выдох, сжимая крепко кулаки. Ему хотелось пнуть что-то, без разницы, но под ноги попадались одни камни, которые могли лишь превратить его новенькую обувь в мусор. Нет, проблемы и не стояло, вряд ли из-за какого-то глупца-монаха он мог так просто прервать путь, начертанный судьбой. Не на того напали. Чего бы не боялся этот паренёк, всё равно Альф дойдёт до конечной цели, а там, ну, будь что будет. Вслед за парнем собиралась выйти и Лиза, но монах спешно дёрнул за нить, которая держала буддийские «улики». Из-за его действия перед девушкой рухнул свёрток. Маленький кусочек пергамента был обвязан бечёвкой. Она подняла и собиралась было отдать монаху, но тот быстро выскочил. Кирилина рванула за ним, но Альфред удержал её, замотав головой. — За монахами ты только не бегай! — скупо усмехнулся, убирая руку, а после кивая на свёрток в её ладони. — Что-то стащила, сама не поняла, — пожав плечами, Лиза убрала добычу в карман. — Мы потратим больше времени, чем я ожидал, но это стоит того. Я думал, что место интересует лишь одного меня. Сколько раз ты говорила, что я поехавший, что мы никогда не окажемся здесь? И вот, разгадка ближе, чем может быть. Отправимся завтра в город, пригоним технику и пойдёт дело. Только сейчас до них с порывом ветра донеслись крики хищных грифов. Сотни птиц парили над вершиной горы, спускаясь вниз и растворяясь в равнинных пейзажах. Ноги сами повели Альфреда, хоть он никогда бы в жизни не жаждал увидеть это. Кладбище располагалось к востоку от монастыря. Здесь не было привычных ограждений или надгробий — только земля и воздух. Традиция «небесного погребения» монахов была кровожадной, но и она показалась Альфреду абсолютно естественной. Вера помогала людям относится к перерождению как к обычной ступени круга сансары. К чему закапывать тело в землю, если оно переродится вновь? Монахи принесли останки, оставляя их на камнях, которые были чуть ли не самым святым местом здесь. Вот бы стать таким же камнем — видеть смерть и не бояться её. Птиц было так много, что на мгновение Альфред потерял из вида горы и небо. Земля затряслась, а монахи начали молиться. В этот момент его ладонь оказалась в чужой руке — Лиза крепко сжала её. Конечно, всё это время она стояла рядом, для неё, скорее всего, произошедшее стало шоком, но молодой человек не мог заставить себя повернуть голову в её сторону. Костей тоже не остаётся. Их толкут в ступках и также скармливают грифам. Раньше, когда Витовский читал об этом в книгах, он пролистывал страницы, морщился и думал, что это один из самых глупейших видов погребений, которые существуют в мире. Только в этот момент, находясь здесь, он понял, сколько всего таится в традиционном буддийском погребении умерших монахов. В голове резко, будто в комнату влетела муха, появилась мысль. Дурная мысль, никчёмная, абсолютно ненужная сейчас. Мысль, что тело его отца могло быть также. Могло быть также. Могло быть. Могло. Он попытался вдохнуть, опустил взгляд на свои ноги, зажмурился и достал свою ладонь из руки Лизы. Шаги были маленькими, но быстрыми. Альфред бежал вниз. Хотелось стереть из памяти всё, что было здесь. И не только здесь. Чем ближе он подходил к воспоминаниям об отце, тем осязаемее они становились. Тем страшнее было разочароваться в том, что экспедиция закончилась неудачей не из-за таинственного происшествия, а из-за обычной людской глупости. Сколько себя помнил, он всегда хотел поступить именно на археологический. В этом не было какого-то особенного смысла, даже детской мечтой не назовёшь. Ладно там, космонавты или пожарные. Но археологи? Загвоздка была лишь в том, что там учился ОН. И ОН же посвятил всю свою жизнь этому делу, поэтому, можно сказать, что Альфреду просто стало интересно, стоило ли это дело ЕГО жизни. В школе пришлось самостоятельно узнавать, в какие московские ВУЗы можно подать документы. Он, к своему сожалению, понял, что в России очень мало именно археологических факультетов. Как же тогда ОН учился на археолога? Хотя, если задуматься, то Альфред помнил, что от НЕГО веяло чем-то таким больше иностранным, чем русским. Может он окончил Гарвард? В Альфреде, несмотря на имя, было больше русского, в том числе и возможности, поэтому учиться хотелось именно на Родине. Увидев себя в списке поступивших, он не сильно обрадовался. Нет, конечно, доля счастья промелькнула. Он ведь шёл к этому долгое время, да и столько слов про ту самую цель написано! Это именно то, чего он хотел, но всё же, какая-то часть его думала, что если ничего не выйдет, то он сможет всё забыть и жить дальше. Но раз всё получилось, значит сама судьба велела ему продолжать поиски. Поступить было сложно, конечно, всё-таки учебное заведение — настоящий исторический монумент России. За год догнав программу девятого и десятого классов, которые он пропустил, он не вылезал из учебников день и ночь и в одиннадцатом. Это дало свои плоды — Альфред поступил на факультет археологии. Время от времени в голове появлялись мысли, что тратя столько времени на учёбу, он теряет возможность проживать другие моменты, но всё же идея горела над ним яркой лампочкой, не позволяя сомневаться в своём выборе. До появления Лизы, можно сказать, он дружил лишь с призраками прошлого и скелетами в шкафах (в прямом смысле того слова, иногда приходилось забирать с практики для описания кости). Может, его цель была бессмысленной, но в нашей жизни всё бессмысленно. А иметь цель хотя бы приятно. И всё же учёба оказалась очень интересной, тем более для такого зубрилы, каким он, собственно, и являлся. Хотя предметы «для общего развития» не вызывали такого интереса, как та же история. Даты всегда нравились Альфу. Все преподы пророчили ему великолепную преподавательскую карьеру, но себя он находил в практике на раскопках. Если до поступления всё это ему казалось чем-то серым и непонятным, то в университете он уже втянулся. И Лизу втянул, которая видела себя в преподаветельской деятельности и вечно вертела нос от возможности испачкать руки в грязи. В один прекрасный день она сказала: «Что бы ты там не придумал, я с тобой на все сто». Иногда она была немного приставучей, но стала первым и единственным человеком, которому он смог довериться. А затем случилось практически невозможное — Альфред впустил Лизу к себе домой. Раньше он вообще не мог даже представить, что кто-то может войти в его личное пространство. Дома Альфред чувствовал себя в безопасности, там сохранились папины вещи, его комната стояла совсем без изменений, а пустить в неё кого-то, ну, сравни плевка в душу. Но Лиза была слишком светлой и понятливой, чтобы поступить так. По натуре она походила на кого-то между психотерапевтом и гадалкой, а всё равно пошла на исторический. И если для Альфреда было не так и важно знать о прошлом подруги, то для Лизы вопрос встал ребром. Это случилось в начале зимней сессии. Лиза напросилась в гости, так как была запланирована совместная подготовка билетов, а в общежитии у Кирилиной вряд ли они смогли бы спокойно поучить. Казалось это самым оптимальным вариантом, даже несмотря на то, что морально к этому готовиться пришлось Альфреду долго. Они сидели на кухне, пили чай с лимоном. Лиза сказала, что пить чай с лимоном — это особенность русских людей, в других странах мало кто так делает. — Интересно, почему? — спросил парень тогда, — по-моему, чай с лимоном намного лучше, чем с молоком. — А почему ты решил стать археологом? Лиза странно на него посмотрела, а вопрос на долгое время завис в воздухе, казалось, будто их поставили на паузу в компьютерной игре. Вот так от чая с лимоном они перешли к главной травме его жизни. Говорят, если жизнь даёт тебе лимоны, то можно сделать из них лимонад. Наверное, с откровенными разговорами также. Чем вкуснее чай с лимоном, тем более открытый ваш разговор. И тогда он рассказал ей про отца. Лицо Лизы не выражало никаких эмоций, даже после того, как Альф принёс фотографии. На них был отец, его друзья и монастырь в Тибете. Они сидели молча почти весь вечер, а затем Лиза подняла на него глаза и сказала: — Никогда не думала, что моей целью станет посещение лысых азиатов в красных платьях. С тех пор она стала его партнёром по проблемам и самым близким другом. Оказавшись у подножия монастыря, он рухнул наземь, больно ударившись копчиком о сухую землю, которая не успела напитаться влагой за ночь от дождя. Не то, чтобы его жизнь была бы закончена, если бы вдруг они не смогли найти то, за чем ехали сюда. Только вот и смысла в ней не было бы больше совсем. — Не сиди, сидёшенек, все духи земные в тебя перекочуют, — на смеси китайско-тибетского произнёс пожилой монах, которого до этого момента Альфред здесь ещё не встречал. Переведя взгляд на мужчину, внутри у парня как-то даже сердце зарделось храбростью, будто бы и не было этого приступа меланхолии. Прибежавшая к этому моменту Лизавета, запыхавшись, пыталась отдышаться и всё рукой взмахивала, мол, чтобы подождал и никуда больше не сбегал. — Жесть! — выдохнула она. — Тебе тоже не по себе от этого? А, казалось, на практике видели даже больше. Одних черепушек выкапывали гору целую. Эти слова, конечно, были своеобразной поддержкой, но всё же ей являлись. Легче стало. Альфред легко кивнул, отряхивая штаны, которые, в общем-то, были куплены для того, чтобы не бояться их испачкать, но сегодня цели другие. — Сегодня мы свяжемся с людьми, которые предоставят технику. Завтра начнём работу. Нужно контролировать каждый шаг. Не зря мы уделяли столько внимания технике безопасности, да, Лиз? Когда он произносил эти слова, глаза его горели странным, лихорадочным огнём. Торопиться не хотелось, но и тянуть не было желания. После разговора с немым монахом у Елизаветы внутри осело неприятное чувство предвкушения. Конечно, поверить в то, что на них свалятся камни, намного проще, чем в то, что в пещере их ждёт то, чего стоит опасаться. Проклятье Мумии, да? Дальнейшее время текло настолько быстрее этих двух дней, что Лиза не успевала даже осознавать, куда это они идут, с кем разговаривают и что сейчас будут делать. Вдвоём им пришлось перерыть всю теорию по раскопкам тяжёлой техникой, но ни в одном из источников не было сказано, как это, не зная, что внутри, не разрушить. В общем, действовать придётся на ощупь. И если третий день прошёл в долгих разговорах, планировании и штудировании множества источников, то четвёртый день предвещал нечто определённо необычайное. Проснувшись чуть ли не с улыбкой на лице, Альфред начал сразу же скакать по комнате, собирая одежду. В него прилетела одна из подушек, на которых спала Лиза, но и это не усмирило его пыл. — Ты так радуешься, будто бы мы уже всё нашли, что хотели, — зевая, потягиваясь и пытаясь разлепить глаза, пробубнила девушка, даже не пытаясь уследить за действиями археолога. — И чего ты разлеглась? Через час уже все будут на месте! Давай, поднимайся, а то останешься без завтрака. Угрозы подействовали. Вскоре оба спускались на открытую площадку, во главе которой стоял стол с кушаньями, как обычно, состоящими из риса и овощей, но к этому не так сложно было привыкнуть. Правда никто не отрицал, что хотелось хоть раз где-нибудь раздобыть кофе. Лиза хотела взять с собой в поездку, но Альфред сказал: «Со своим кофе в монастырь не ходят». И совершенно неважно, что и «чужого» кофе там не было.***
К большому счастью, им удалось раздобыть автокран и пару грузовых автомобилей, вывалив за них хорошую сумму. Кроме этого, около десяти жителей, которые узнали о том, что будут проводиться раскопки древнего храма, вызвались помочь, как и монахи, не все, разумеется, лишь те, которым необходима была какая-никакая работа. Так пришлось искать ещё лопаты, кирки и другие инструменты. Работа была кропотливой, но очень занимательной. Действовали осторожно, потому что одно неловкое движение могло разрушить историческую ценность. Лиза готова за такое шею свернуть — сил не хватит, но на словах звучало опасно. — Начальник, ну, там это, — позвал один мужчина, вытирая грязные руки о собственную рубашку. Альфред подскочил на ноги, взглянул на Лизу, и они направились к пещере, чтобы увидеть то, что долгое время могли только представлять в своих мыслях. Это была большая пещера. Нет, она была огромной. Казалось, что в ней всё осталось также, как было в момент последних раскопок. Просто парочка валунов свалились на руины храма. — Мама родная, тут всё, как в учебнике, — негромко прошептала Лиза, делая несколько шагов вперёд и рассматривая места, куда рабочие ставили масляные лампы. Стены погребенного храма были расписаны буддийскими сюжетами, большинство которых для Лизы уже были известны. Прежде чем попасть сюда, они перерыли всё, что могло иметь отношение к монастырю. Альфред задыхался от эмоций. Улыбка не сползала с его губ. Ему хотелось брать кирку, рыть дальше, ползти, осматривать. Хотелось кричать от счастья и от мысли, что прямо здесь он наконец узнает самое главное. Он узнает настоящую причину смерти своего отца. Но никто не разделял его радости, не переживал внутреннего волнения, которое в тот миг ворвалось в его сознание, перевернуло все воспоминания с ног на голову. Его руки дрожали, слюна не могла пройти дальше, в горло, ему хотелось остаться здесь, в таком состоянии на долгое время, чтобы запомнить это чувство триумфа внутри.