Неделю назад
На следующий день после официально объявленного переезда, полностью отдохнувший Мана с новой радостной волной решил отпраздновать возвращение Аллена к жизни (большинство Ноев всё ещё считали его воскресшим). Улыбаться и сиять, как второе на небе солнце видимо дано только Уолкерам. И Мана тому подтверждение. Кажется, он просто наслаждался уютным временем, проведённым с «ребёнком» и Ноями. Словно деталь, замыкающая круг, была на месте, закрывая, не выпуская что-то родное и бесценное. — Ещё немного и нам больше не будут нужны другие источники света, — пошутил как-то Тики. Пока Аллен беззаботно разговаривал с Мудростью, Джасдеби, окружив юношу, творили произведения искусства на седых длинных волосах. Почему-то именно Джасдеро нравится копошиться с длинными волосами. То ли цвет виноват, то ли сам владелец, непонятно. Вроде бы всё хорошо, и семейные посиделки закончились замечательно, только вот… Мана настолько сильно сжал юношу в медвежьих объятиях, что Аллену было больно, и не удивительно. На следующий день на бледной груди появились синяки. — Перелом пару рёбер, — Майтра протянул пачку таблеток, но Аллен отказался. — Не будешь? Это обезболивающее. — Нет, терпимо, — юноша замялся и сконфуженно попросил — Только Графу не рассказываете. Майтра глядел на юношу немного удивлённо, усмехнувшись, пробормотал что-то про яблоки. — Причём тут фрукты? — Аллен аккуратно надевает домашнюю одежду, не касаясь свежих бинтов, перевязанных в районе груди. — Притом! Графу лучше расскажи. Ной всё больше и больше тонет в каком-то болоте, где ему точно не место. И это болото затягивает без его ведома, даже всего не осознавая! Тёмная бровь нервно дёрнулась, подтверждая все опасения Майтры. — Графу расскажи. Или я сам ему поведаю! — Мужчина повернулся и достал из стола приличной толщиной папку. Если раньше Аллен считал Одарённость просто немного сумасшедшим учёным, с полностью забитым графиком работы, то сейчас угроза шла от чего-то тёмного, пугающего и… опасного? Ах да. Он же Ной! И никаких объяснений Аллену больше не нужно. И если этот Ной настроен серьёзно, то… — Я не маленький, чтобы ему всё докладывать! Всего лишь перелом не больше! Аллен хотел было пойти в атаку, но Одарённость выглядел слишком довольным, растянувшись на кресле, с победной ухмылкой, медовым голосом начал говорить. — Я уже сказал Графу. Одна фраза, а сколько эффекта! Губы Аллена дрогнули, а глаза лихорадочно искали спасения, но кроме одной двери выходов не было. Времени для побега почти не было. Считанные секунды и Аллен будет прибит к больничной койке. — Когда успел? — убито просипел он. — Через мудрость. Ужасное, скрипучее чувство внутри било по спасательным стенкам, но было уже поздно. Единственная дверь открылась, и вошёл слишком бледный, испуганный будто самой смертью Ной.Сейчас
— Это же надо было мне попасть в такую глупую ситуацию… — Прости. — Мана, я задыхаюсь в четырёх стенах, а ты закрываешь меня в комнате как какого-то пленника! Меня несколько раз протыкали мечом, ломали руки и ноги разом, в конце концов, я выжил после не функционированного сердца! Только сейчас, подняв усталые немного раздражённые глаза на Графа, Аллен понял, что сказал много лишнего. Слишком много. Аллен может спокойно оценить весь масштаб трагедии, на практике осознав, как это «убить словом». Он сделал только хуже. Подавив тяжёлый вздох, Аллен поднялся с кровати и бесшумно подошёл к Графу. Сев на корточки, он внимательно посмотрел на опущенную голову. — Мана, я понимаю, что ты волнуешься за меня, но иногда это переходит все границы. Спокойно, без резких движений или Мана снова устроит потоп в Ковчеге. — Как может забота иметь границы? — голос перешёл на шёпот, смещенное с хриплостью. — А вот так, — усмехнулся юноша. — Если ты меня будешь постоянно опекать, я даже обычные дела не смогу выполнять. — Я тебе помогу, — с готовностью ответил он. — Ты меня не понял, — чуть повысив голос, сказал Аллен. — Тогда, как же роль Графа? Конец света? — Да забудь ты о Графе! Вот этого Аллен совсем не ожидал. Увидеть столь незнакомое выражение лица у Маны. Он устал — понимающе кивнул Аллен. — Тебе не нравиться быть Графом? Аллен никогда не задумывался о Ноях в человеческом смысле. Ведь они тоже имеют чувства, пусть и не совсем понятные, агрессивные или несдержанные. — Некоторые вещи приходиться делать, хочешь того ты или нет, — проворчал он. — То есть не хотел, да? Аллен с лёгкостью ушёл от назойливой темы и приступил к самому полезному занятию — допросу в лёгкой форме, ну или расширению познаний о Семье Ноя. Ничего удивительного. Уолкер всегда был любопытным. И иногда стремление к познаниям выходило ему боком. Хоть сейчас все пути к выходу в земной мир (Ковчег он не считал, в небе все-таки) были перекрыты, но у тысячелетней Семьи тоже много чего интересного. И как же хорошо, когда Нои сами ему рассказывают свою историю! Мана задумчиво почесал подбородок и не сразу обратил внимание на щенячьи глазки. — А тебе не больно так сидеть? — Нет. Так что там про Графа? Ной недовольно нахмурился и кажется, начал излучать нехорошую ауру. — Мана, когда ты не улыбаешься и при этом выглядишь хоть слегка раздражённо, это страшно. — Я тебя пугаю? Юноша поднял голову и задумчиво посмотрел на потолок. — Нет, скорее удивляешь. Редко тебя можно увидеть раздраженным. А ведь правда. Мана сам по себе очень спокойный и терпеливый, старается решать разногласия мирным путём. С соображениями Тысячелетнего Графа совсем не вяжется. — Будто два разных Ноя, — произнёс вслух свои соображения Аллен. — Может быть. Но я всегда остаюсь собой. Теперь всегда, — слабо улыбнувшись, Мана с умилением рассматривал юношу. Сияющие любопытством глаза, словно выпрашивали у родителя сладкое, почему то именно такие ассоциации приходили на ум Ноя. — Может, все-таки ляжешь? — А? Тогда ты расскажешь про Графа. — Хорошо. — И ляжешь со мной, — добавил он, пытаясь аккуратно лечь на кровать. — Умеешь ты ставить условия. — Да у меня величайший пример перед носом! — Если сейчас ты не ляжешь на кровать и не дашь себе отдохнуть «великий пример» замурует в одеяло одного больного и забаррикадирует двери и окна! Мана всегда умел ставить свои условия, поверх чьих-то желаний, невольно заставляя жертву идти по поставленному уже чужой рукой пути. Тактика действительно работала безотказно, но казалось не совсем правильной. Но сейчас просто необходима! Ведь этому юноше словно плевать на своё здоровье. Он не думает о возможных осложнениях, о правильном сейчас питании. Аллен уже был несколько раз на грани смерти, но везение и возможно живой иммунитет когда-нибудь помашет юноше ручкой. Всему есть предел. Люди такие хрупкие, что любое неосторожное прикосновение может убить. И Мана успел проверить это. А лучше запереть в инкубаторе на время. На год, два… — Мана! В инкубаторе? Серьёзно?! Кажется, пару предложений он всё же произнёс вслух. — Ну, ну, не злись. Ты ведь хотел узнать о Графе, верно? Ной прилёг рядом и спокойно погладил юную макушку, успокаивая. — Я не котёнок. — Каждый ребёнок должен получать ласку. — Я не ребёнок! — Да? Не похоже, — Мана не удержался и громко хмыкнул, а после протяжно зевая. — Конечно! С таким тысячелетним багажом за спиной каждый молодой человек кажется ребёнком. Аллену не нравилось, когда его считают маленьким. Детей считают бесполезными и слабыми, ни на что негодными. С нескладным и хрупким телом. Это всё ещё стучат отголоски прошлого, не очень хорошего, точнее самого худшего. Но юноша ничего не может поделать, он не хочет быть бесполезным или ненужным. Это неправильное мнение о растущих детях, нуждающихся в родительской опеки. Сколько бы раз ему не говорили, что он не бесполезный, что польза может быть другой, не обязательно материальной. Нои утверждали, что Аллен и так многое делает, просто не видит. Да он не видит. Не понимает. И делает по-своему! — Я не это имел в виду. Ты всегда будешь для меня маленьким дитём. — Как обидно, — проворчал он. — Почему это? Разве это плохо? — Плохо будет, если вы, господин Тысячелетий, сейчас не расскажете о себе, вы обещали. — Мы тоже люди, только со своей особой тёмной части души. Она не чужая, а родная, основа с чего началась Семья Ноя. — То есть проклятие, да? — Мы называем это даром. Мы не любим людей, потому что они многое портят, и себя в том числе. Они не ценят окружающий мир. Используют каждого во благо только себя. Мы «общаемся» с людьми так, как они привыкли. Если человеческий род вновь убрать, он очистится. Да, это немного цинично, но правильно. Эта миссия Ноев. — Что заложено в генах, да? Но я ведь тоже человек, и раньше подобного не чувствовал, — подложив подушку под подбородок и примяв её руками, юноша хитро смотрел на сонного Ману. — Наполовину. Может, был слишком молод? Ты вобрал в себя много хорошего, как вообще такое чудо существует? — Мана… — Тебе никогда не казалось, что в том же Ордене ты чужой? Словно находишься не на своём месте? Люди это чувствуют и чаще всего сторонятся таких, как ты. Если тебя успокоит, то рано или поздно тебя и без Неа объявили бы предателем, просто потому что ты другой, чужой. Они бы нашли причину. Ноев также считают чужими. — Но я и тут ощущаю себя чужим, — он немного поежился. — Это временно. Прошлое всё ещё давит на тебя. Не будь ты экзорцистом, не было бы проблем. Не заметил, что часть Семьи уже давно приняла тебя? Аллен понимающе кивнул. Но думал, что причина была именно в Мане, точнее в его болезни вечного родителя, оказавшись заразной. — Скоро ты сможешь задышать свободно, просто нужно больше времени, — Мана ободряюще поцеловал нахмуренный лоб, даря свою поддержку. Лучше поздно, чем никогда, верно? — А как же Граф? У тебя же совсем другие принципы? — Граф-это часть меня, моя ноша и спасение. Я хочу верить людям, но не могу. Граф разделился на две части, считай, переродился иным способом. Я слишком молод для понимания некоторых вещей, — он устало закрыл глаза и протяжно зевнул. Мягкая поверхность делала своё дело. — Это проклятие, — пробубнил Аллен. — Мы живём одной семьёй веками, мы избраны, чтобы очистить эту землю снова. И я хочу, чтобы ты также без проблем жил с нами. В генах уже заложена ненависть к людям. — Я такого не чувствовал, и не хочу такого. — Ты-другое, — одними губами прошептал Мана и больше не смог открыть столь тяжёлые веки. Юноша ещё несколько минут наблюдал за уснувшим Ноем, и, привстав, накрыл Графа одеялом, вышел из комнаты.***
— Разве ты не должен лечиться и отдыхать? — Ой, ну не надо, Вайзли. Это всего лишь пара ребер, — Аллен плюхнулся напротив Мудрости. — Я могу перечислить десятки возможных отклонений, четыре с летальным исходом. И поверь, никто такому не обрадуется. — Я буду радоваться, когда с меня снимут бинты, и, — он осмотрелся, — где все? — Занимаются полезными делами, — промурлыкал Мудрость, улыбаясь до ушей. — А если я задам пару вопросов это будет считаться «полезным делом»? — Смотря какие, — пожал плечами. Уолкер поменял позу на более удобную, убрал мешающиеся волосы за спину, подоткнул щеку кулаком и задал самый не решаемый и безответный вопрос: — Что такое Нои и Граф?