Глупые ценности

      В голове Эндрю Нил-Натаниэль какое-то время не имел лица, цвета волос или тона голоса. И дело было даже не в идиотских таблетках, перекраивающих окружающий мир на причудливый лад Страны Чудес, или в размытых, тёмных и редких фотографиях, где брат-друг-парень бывших воронят всегда был измучен и бледен среди чёрно-красного.       Скорее всего, дело было в том, что Нил-Натаниэль просто не складывался.       Он звучал больше как наркотическая фантазия, чем кто-то реальный, когда Кевин или Жан открывали рот и выдавливали из себя воспоминания о нем (как о мертвеце). Ребёнок, достаточно незаметный, чтобы много лет скрываться от мафии, и в то же время настолько яркий, что заменял солнце для жителей подземного корта. Грубый до такой степени, что Рико не раз грозился отрезать ему язык — но проницательный в достаточной степени, чтобы знать, когда можно давить, а когда стоит отступить.       Чёртов мираж, если честно.       А потом Эндрю увидел его вживую.       Яркий, отчаянный, огненно-рыжий, точно реально гребаное солнце прячется прямо за его макушкой… такой же побитый жизнью ребёнок, словно Эндрю глянул в зеркало.       Ему не привыкать видеть в Воронах отражения — Миньярд чувствовал и в Жане что-то похожее, такое же грязное (и знал, что Жан в нем это видит тоже). А всё равно, каждый раз — словно удар поддых. Или, возможно, проблема просто в том, что это именно Нил.       Маленький вороненок, пока ещё настоящий, за защиту которого бывшие воронята готовы были заплатить жизнью. — Ты на удивление тихий сегодня вечером, — Жан вывалился на крышу с усталым вздохом, почти без спроса (потому что знает, что будь компания вовсе нежелательна, дверь не осталась бы чуть приоткрытой). — Не обольщайся.       Эндрю махнул рукой и отхлебнул из бутылки. Виски осталось едва на дне, а таблетки потихоньку начинали отпускать, но идти за добавкой ещё больше лень, чем слушать Кевина об экси.       Жан устроился неподалёку на краю крыши — будь здесь Би, она бы обязательно отметила слегка суицидальные наклонности Моро (и шрамы на коже, вау, какая неожиданность), и вынул из кармана джинс потрепанную пачку шоколадных сигарет. Зажигалки у него, как обычно, не было, поэтому Эндрю привычно толкнул по бетону свою, а потом поймал обратно, когда Моро сделал первую затяжку и выдохнул дым в вечерний воздух, запрокинув голову.       Они сидели в тишине не менее получаса, пока Жан тихо курил, а Эндрю пил виски. Будь здесь Кевин, он обязательно прошёлся бы по обоим за нарушение здорового образа жизни — как же, «вы же спортсмены, рак печени, рак лёгких!», но даже не шевельнулся бы, чтобы отобрать сигареты с выпивкой или уйти. Обычно он, если и присоединялся, немного ворчал, а потом просто сидел, вдыхая запах ментола (если курил Эндрю) или шоколада (если Жан). Королева драмы, что ещё сказать.       Жан докурил, раздавил сигарету о бетон и благодарно кивнул — за зажигалку или компанию, кто знает. — Эй, Жан-Вальжан. — Что?       Жан обернулся, сощурился от закатных ярких лучей, ударивших в лицо, и откинул кудрявые пряди с лица — жест получился красивым, но пустым, словно долго и упорно отработанным перед зеркалом, как одна из сотен сияющих улыбок для прессы. — Да или нет? — Эндрю задал вопрос и наклонил бутылку, вытрясая последние капли себе на язык. — Ну, предположим, да.       Эндрю вытянул руку, цепляя Жана за воротник рубашки, и притянул к себе — не касаясь кожи. Моро и не подумал сопротивляться, очевидно, уловив в вопросе вполне прозрачное намерение, и сам подался вперёд, тоже не пытаясь переступать границы.       В первый миг получилось слишком неловко: они столкнулись зубами и едва не сломали друг другу носы под действием инерции, толкающей друг к другу. Потом как-то выровнялись, нашли удобное положение и темп, почти с научным интересом соприкасаясь губами. Рот Жана отдавал табаком и пеплом, Эндрю горчил вкусом виски — почти идеальный вечер.       Они оторвались друг от друга также расслабленно, как и сошлись. В общем-то, о поцелуе почти ничего не напоминало — лишь едва сбившееся дыхание и чуть более красные и припухшие губы, если присматриваться. — Если не секрет, то почему? — Жан потёр пальцами нижнюю губу, стирая остатки слюны, и улыбнулся. Может, немного слабо, но зато искренне, совершенно не так, как привык для интервью. Едва ли, если честно, Эндрю видел раньше такое лицо на бывшем вороненке. — Я достаточно пьян и обдолбан, это не достаточная причина? — Эндрю отвернулся и потряс пустой бутылкой, глядя на заходящее солнце. Разум его, вопреки словам, был весьма чист от таблеток в эти часы. — Себе-то хоть не ври, — Жан с лёгким кряхтением встал на ноги и отряхнул заднюю часть джинс от пыли. — Это было неплохо.       Эндрю не ответил, но покатал бутылку между пальцами. Неплохо. Определённо. Всегда приятно поцеловать кого-то, кто знает слово «границы». С Жаном получилось достаточно комфортно. В конце концов, он явно не потребует каких-то обязательств. — Как тебе, кстати, Нил? — с лёгкой насмешкой бросил Жан перед тем, как уйти. Уже даже положил руку на дверь, готовый толкнуть и сбежать, ублюдок. — Мне кажется, вы нашли сегодня общий язык после интервью.       Голос Моро на мгновение дрогнул, но потом окрасился весельем. Очевидно, любое напоминание о парне-друге-брате навевало на бывших воронят хорошее настроение. Собственно, вот и причина, почему обязательств от Жана ждать не следовало — рыжеволосый ребёнок. — Ещё один безумный фанат экси, — плоско ответил Эндрю, продолжая смотреть на кампус внизу. — Маленькая копия Кевина. Раздражающий ребёнок.       Гребаный мираж, но это Эндрю проглотил. Хотя, судя по тихому, слегка задыхающемуся смеху Жана, эту мысль он уловил.       Дверь хлопнула. Миньярд остался один на крыше. Привычное дело почти для всей его жизни.       Почему-то последние минут пятнадцать на миг тоже показались миражом.       Эндрю поднёс ко рту бутылку, но она была пуста.       В конце концов, может, и Моро с Дэем в его жизни тоже не было — просто игра таблеток с разумом. Хорошая галлюцинация.       Если не думать о том, что эти вечером таблетки уже почти полностью вышли из организма, а губы все ещё покалывало теплом.