***
Не знаю точно, сколько времени прошло. Может десять минут, а может и несколько часов. Обо мне словно забыли, оставив наедине в этой темнице Дракулы. Поэтому единственное развлечение было лежать на койке с жесткими матрасами, с закрытыми глазами мычать мелодии песен, которые приходили мне в голову. Согнув одну ногу в колене, а вторую положив на нее, я слегка покачивала ею в такт своей мелодии, совсем забывшись. Меня перестало волновать все. Сколько я здесь ещё буду, когда меня вытащат отсюда, чем сейчас занята первородная семейка. Все ушло просто на второй план. Сейчас в этой камере была лишь я, моя музыка и эта чертовски неудобная кроватка. Если, конечно, ее можно назвать таковой. — Тук-тук! Ещё не померла от одиночества? — раздался насмешливый голос младшего Майклсона, что заглянул в окошко, как какой-то маньяк к жертве. А я так и лежала в том же положении, даже не шелохнувшись. И также по-прежнему напевала мелодию, качая ногой. — Ау-у? Ты померла? — Если все твои жертвы напевали что-то, когда умирали, то сам ответь на свой глупый вопрос, — спокойно ответила я, продолжая лежать с закрытыми глазами. А в этом даже что-то есть. Ты один. Тебя никто не достает. И ты буквально можешь побыть наедине со своими мыслями. — Надо же, — протянул он. — Где-то лежала баночка успокоительных? — ехидно поинтересовался он, припоминая девушке ее недавнюю истерику. — Нет, Кол. Просто поняла, что если я буду тратить на вас свои нервы, то впустую потрачу время. Тем более, буду я ещё ради вас психовать. — Так твои истерики — это теперь некоторого рода почтение? Что ж, премного благодарен за ваши дары, — драматично произнес он, приложив руку к груди. Но девушка не увидела и этого. — Ага, внеси это в свой послужной список, — все с тем же спокойствием ответила я. Девушка с виду действительно выглядела так, будто наглоталась лошадиной дозой успокоительных. — Когда будешь уходить, принеси пожалуйста мне водички. Горло пересохло от такого долгого напевания. — Я похож на служанку? — фыркнул он. — Заперли меня здесь, так извольте выполнять все мои потребности. Я, если ты не забыл, не вампир. И мне необходимы такие вещи, как еда, вода, сон. Это так, к слову. А то вдруг ты даже не знаешь, что это, — сострила я. — Узнаю старую стервочку. — Их нас двоих, старый только ты. Лет так на тысячу. Я жду воду. — И как вот удачно сложилась ситуация пошутить, мол, в старости тебе некому будет подать стакан воды. Но я промолчала. Таким образом я просто бы разрушила ту стену, которую построила за это время. Все мое спокойствие просто-напросто бы сломалось. А мне этого не нужно было. — Жди сколько хочешь. Я не рабыня твоя, — хмыкнул Кол, уходя от двери и компании такой наглой девушки. Вот ещё. Будет он выполнять чьи-то прихоти. Я погрузилась полностью в себя, перестав слышать что-либо в реальном мире. Все словно исчезло, а я стала куда-то то ли проваливаться, то ли засыпать. Но последнее, что я помнила, это лишь сплошная чернота.***
Вставив железный ключ в замочную скважину, я снова к своему разочарованию поняла, что он не от этой двери. И не от прошлой. И не от какой-либо вообще… Со злостью я швырнула эту железку куда-то вдаль, слыша в этой глухой тишине металлический звон о пол. Я уже не помню, сколько я так скитаюсь, пытаясь найти нужную дверь для этого самого ключа. Стало ясно лишь одно: я здесь застряла. Каждая дверь — это воспоминания. Из самого раннего детства, до самых последних. И последнее, что я помнила, это лица Клауса и Ребекки. Как они висели прикованные цепями, смотря, как со мной что-то делают. И все. Чернота… Вот что значит жить без часов. Становится в разы сложнее. Ты буквально теряешься во времени, не имея возможности следить за ним. А оно тебя тянет в свои пучины, путая и заволакивая. И ты буквально теряешься в этом месте без возможности следить за чем-либо. А смысл? Здесь кроме миллиарда ключей и такого же количества дверей все равно ничего нет. Сплошной бесконечный коридор, у которого нет ни начала, ни конца. Он просто ведёт тебя все дальше и дальше в неизвестность, отчего начинаешь уже медленно сходиться с ума. Тяжело выдохнув, я зарылась пальцами в волосы, съезжая по стенке на пол. Я бегаю здесь, кажется, целую вечность. И ощущение, что это никогда не прекратится. Словно это твоя жизнь на все оставшееся время. А ты будто имеешь тысячу и одну жизнь. Словно умерев, ты снова воскреснешь и начнёшь заново проходить эти дверные квесты. И так по кругу. Знаете, это как петля Эйлера. Как бы ты не старался и не шел вперёд, путь все равно приведет тебя в самое начало. Вот и здесь то же самое. Я шла по этому коридору бесчисленное количество раз. И каждый раз, когда мне казалось, что он не заканчивается, что так по сути и есть, я возвращалась в самое начало. Как я и сказала ранее, здесь нет ни начала, ни конца. Просто бесконечный замкнутый круг, циклически повторяющийся раз за разом. Ни входа. Ни выхода. Ничего. Если просто взглянуть на меня, то по лицу можно все прочесть: безысходность, обречённость и злость оттого, что ты ничего не можешь сделать. Как бы я не старалась найти хоть что-то, но эти двери вели меня лишь в мои воспоминания. Не более. Правда, кое-какое воспоминание все же было закрыто… Вот его-то я и пытаюсь открыть уже не в первый раз. Я не знаю, сколько я попыток и усилий потратила на то, чтобы хоть как-то отпереть эту дверь, но все безуспешно. Она словно просто нарисована в формате 3D. Дверь вроде и есть, но в то же время ее нет.***
Звук отпирающейся двери заставил меня прийти в себя, вынырнув из этой пустоты, которая, казалось, была вечной. Медленно повернув голову к выходу, я лишь показательно хмыкнула, возвращаясь в исходное положение, снова прикрывая веки. — Тебе нужно поесть, — сказала Ребекка, ставя на пол поднос с тарелкой еды и стаканом воды. Вот последнее манило куда больше. Стоило мне обратить внимание на это «вношение», я сразу спрыгнула с койки, подходя к подносу и поднимая заветный стакан с водой, начиная делать жадные глотки. Боже, я будто в Сахаре прожила всю жизнь. — Обойдусь, не голодная, — вытирая рот от капелек воды тыльной стороной ладони, я поставила стакан обратно, возвращаясь на свое местечко. — В голодный обморок упасть решила? — Если я не хочу есть — я не буду. Со мной ничего не случится, если мой желудок откажется от столь важного рациона. Поем, как проголодаюсь. Ребекка смерила девушку долгим прожигающий взглядом, поджав недовольно губы. Она чувствовала себя в такие моменты, словно она личная прислуга Рики. Все-то она должна ей подавать, да наставлять, что и когда делать. Аж тошно от самой себя. Девушка закрыла за собой дверь, снова оставляя Рику одну. А та даже не обратила внимания на уход Майклсон. Будто ее здесь и не было вовсе.***
— Да и прихвати книжечку какую-нибудь, когда снова ко мне соберешься! — крикнула я, когда услышала, как дверь подвала захлопнулась со всей силой. А на лице же расползлась злорадная улыбка. — И себе возьми книгу по психологии. Нервы свои в норму приведёшь. — Удобно устроившись на лежанка, я сложила руки на животе, сцепив их в замок. Бесить Клауса — это какое-то своеобразное удовольствие даже без чувств. В такие моменты словно прибываешь в экстазе. Только лучше. Однако, даже несмотря на хорошее настроение, я снова осталась одна. Мне кажется я так состарюсь быстрее. Вот честно. Первородные ходят ко мне по несколько раз на день. Причем по-очереди. Они как какие-то утята, что вечно ходят друг за другом паровозиком. Если я правильно подрасчитала, то я уже нахожусь в этом подземелье где-то четыре дня. Конечно, меня тут кормят, но все же дома кроватка лучше. Я, кстати, им предлагала поменять здесь апартаменты, на что те меня вежливо послали, мол, будем мы ещё заключённым комфортабельность устраивать. Пф, ну и ладно. Не очень-то и хотелось. Хотя нет. Хотелось очень. Просто они эгоистичные и безжалостные сволочи, пожалевшие мне даже кровать. Изверги. За эти четыре дня я успела вспомнить просто тысячу песен всех времён. Повспоминать, как мне было хорошо до недавнего времени, пока Клаус меня не нашел. Эх, было времечко… А теперь же я как в стихотворении Пушкина: «сижу за решеткой в темнице сырой…» И ведь совпало-то как. Комфортабельность — никакая; аппартаменты — никакие. В общем, ставлю этому месту натянутую двоечку. Чисто за возможность побыть одной. — Вот знаешь, мне кое-что интересно, — раздался голос Ребекки по ту сторону, и я перевела взгляд туда. — И что же? — А что будет, если кто-то увидит, кто ты такая? — спросила Ребекка, действительно заинтересовавшись этим. Ее подруга ведь даже не скрывала себя, по сути. Она просто не говорила, кто она такая. Но ведь не скрывала. — Убью, — ответила та настолько просто, что Ребекка усомнилась, ее ли подруга это вообще. Рика, которая раньше была просто ходячей саркастичной совестью. — Ты хоть слышишь себя? Ты готова убить любого, кто тебе просто не понравится? Разве так ты поступала раньше? — Меня раньше просто останавливало кое-что, — хмыкнула я, отворачивая голову обратно, закрывая глаза, — чувства, — ответила я. — А сейчас же мне просто плевать, — безразлично ответила я, даже не раздумывая о своих словах. После этих слов наступило молчание. Ребекка уже и вправду засомневалась, Рика ли это? Потому что она сказала это с такой лёгкостью, будто ее спросили, какая на улице погода, как бы иронично это не было, учитывая ее нынешнее положение. Словно в этом не было ничего такого. — Чего зависла? Не ожидала? Так очень зря, — произнесла я, нарушая эту тишину между нами. — Ребекка, пойми, мне все равно на людей, тебя, твою семью и в целом на весь мир. Я как воздух. Живу своей жизнью в свое удовольствие. Вообще, это сравнение очень даже символично, — выдала я смешок. — Я ведь и нужна вам всем, как этот воздух. Вы словно жить без меня не можете. И это так комично, — произнесла я, рассмеявшись со своих же слов. У-у-у, кажется, я начинаю сходить с ума. Да, чего-то такого и следовало ожидать здесь. Слишком предсказуемо. Вообще, мне кажется, что большинсво тех, кто находится в психушке, сходят с ума по большей степени оттого, что должны до конца своих дней оставаться в четырех белых стенах. Тут кто угодно сойдёт с ума. — Клаус был прав, — пробормотала она, а я перевела на нее любопытный взгляд. — Хотя и не думала, что скажу такое, но это так. Ты действительно изменилась не в лучшую сторону. — Это жизнь. Не получится подстроить ее под себя. Это она ведёт тебя по течению, а не ты ее. Вот и моя сложилась так непредсказуемо. Но я не жалуюсь. Мне и так хорошо, — пожала я плечами. В этом одиночестве во мне уже философ стал просыпаться. — Другого ответа и не стоило ожидать от тебя, — буркнула Бекка. Вот как всего в одно мгновение меняется жизнь человека. Только ты был обычным подростком, а уже спустя какое-то время ты бесчувственная машина для убийств, полная колкостей. В общем, комплект премиум класса. Не иначе. И так ведь правда жить стало легче. Ты не беспокоишься теперь за других, не испытываешь то же волнение за чью-то жизнь, не трясешься в ужасе, когда тебе угрожают и не выглядишь как овощь, который отжали в стиральной машинке несколько раз. В общем, жизнь идёт на полную катушку. Ты свободен в действиях, словах. Больше не беспокоишься, что можешь ляпнуть что-то лишнее или не то. Теперь можешь высказывать все, что только думаешь, даже не задумываясь о последствиях и о чувствах других. Эта жизнь, как глоток свежего воздуха. Ты буквально с новым вздохом глотнул ее. И это так обалденно! Нет тебе ни проблем, ни причин раздумий, когда хочешь сделать что-то, но понимаешь, что это не может пройти просто и без последствий. А теперь без разницы. В мире, оказывается, есть столько всего, что со своими инстинктами самосохранения и страхами ты просто не можешь попробовать это. А так это словно возможность. Будто теперь тебе открыты все двери. Называется «входи и живи». Ты просто в такие моменты прочувствуешь все. Ну как, не прочувствуешь, но узнаешь наверняка, как да что. Это, конечно, некий минус в сложившейся ситуации, но и он незначительный, когда его перекрывает все остальное. В общем, делай, что только вздумается, наплевав на всех и все.