Несмотря ни на что я буду счастлив

      Суббота       Сегодня я решил немного подольше поспать, дабы отдохнуть, всё же на работе я не цветочки поливаю, а потому проснулся только в десятом часу. Немного полежал, прислушиваясь к тишине; понял, что Ник ещё спит и пошёл умываться, а после готовить завтрак. Ник всё это время спал.       На завтрак я приготовил кашу. Больше ничего не было. Потом приготовлю блинчики для Ника, чтобы он вкусно завтракал. Приготовил, позавтракал и стал ждать, когда проснётся омега. Будить его не хотелось, но и спать долго я ему не мог дать. Всё же надо сходить в магазин, приготовить еду, сделать домашние дела, а после ехать на ужин с его родными.       Сидя за столом и отпивая вкусный, свежезаваренный кофе, я думал о том, что придётся всё же будить его, но тут послышались шаги, и в дверном проёме показался сонный омега. На нём была длинная майка, почти до колен; волосы торчали, а личико омеги было явно заспанным. Он выглядел неряшливо, но это было очень мило и так по-домашнему. Я улыбнулся.       — Доброе утро, — поприветствовал его, но тот проигнорировал меня и пошёл умываться. Я лишь вздохнул, продолжая пить кофе.       Через время омега зашёл на кухню уже более ухоженным: свежее личико, аккуратно уложенные волосы; сам уже не сонный, смотрит волком. Я не стал акцентировать на этом внимание и поставил перед Ником завтрак. Тот сел за стол и молча стал есть. Я удивился его поведению, но ничего не стал говорить. Наверняка всё ещё впереди.       — Сейчас мы идём в магазин, потом гулять, а после едем к твоим родителям, — напомнил я ему после завтрака. Тот, ничего не ответив, ушёл из кухни, а я продолжил сидеть, не понимая в чём дело. Что не так? Неужели решил, что если истерики не помогают, то он будет делать вид, что меня нет? Хорошо. Уж лучше так. Главное, чтобы он слушался меня, пусть даже разговаривать не будет.       После ухода омеги я написал список, оделся и пошёл за Ником. Тот уже готовый сидел на своей кровати и явно ждал меня. Какой он, однако, послушный сегодня! Очень непривычно. А может он просто понял, что меня всеми его истериками не доведешь? Терпение у меня хорошее, но сомневаюсь, что он просто так сдастся.       — Пошли в магазин, — позвал я его, и тот пошёл за мной в коридор.       Тепло одевшись, мы вышли из дома. Ник сразу стал смотреть по сторонам, дышать, любоваться снегом. Всё же он эти дни дома сидел. Нехорошо так получилось. Надо хотя бы гулять с ним, а то я его оставил в душной квартире и всё, забыл. Ему же ещё скучно, наверное. Хотя я работаю, но всё равно надо будет подумать над этим.       Магазин находился в пяти минутах ходьбы от дома. Придя, мы сразу стали загружать корзину. Я сказал Нику, чтобы он брал то, что любит, но в пределах разумного: не вредное и не дорогущее. Всё же я не миллионы зарабатываю.       Тот набрал разных фруктов, каких-то йогуртов, булочек, печенюшек и конфет, круп и мяса. Я шёл за ним и старался запоминать что он любит. В целом, как и все. Разве что он набрал целый пакет карамелек, взял пару бутылок молока и сыр. Значит это в приоритете. Также я купил всё на блины, запеканку и сырники. Взял хлопьев и каши, чтобы было. Ну и кучу всего другого.       В общем и целом взяли основную еду, без всякого алкоголя и вредной еды. Вышло много, но это ему на неделю, если не больше, так что нормально. Пакеты, естественно, нес я. Было тяжело, Ник даже не захотел помочь взять хотя бы пару продуктов и донести маленький, не тяжелый пакетик. Пришлось терпеть и нести, благо рядом живём.       После мы пошли на прогулку. Рядом с нашим домом находился небольшой парк с озером. Пышные деревья, чистый воздух, кристальная вода... И всё это летом. А сейчас там лёд, голые деревья и ветер со снегом, но несмотря на это мне понравился этот парк, о котором узнал от отца Ника. Омега не сопротивлялся, всё больше удивляя меня. Мы шли рядом, но не касались друг друга. Я вдыхал свежий морозный воздух, смотря по сторонам: на голые деревья, прохожих людей, озеро; Ник же просто шёл рядом, либо смотря себе под ноги, либо безучастным взглядом оглядывая всё вокруг. Ну хоть гулял! Уже что-то. Ему воздух сейчас нужен как никому.       — Нравится прогулка? — поинтересовался я, повернувшись к омеге, но тот даже не взглянул на меня, промолчав. Ясно. Новая степень показухи. Истерики не работают, значит перейдём на игнор. Ну что ж. Хорошо.       Я решил не обращать на это внимания. Уж лучше игнор, нежели постоянные оры и истерики. Более того, он ещё ни разу не был таким послушным, а если он продолжит вести себя так тихо, то это пойдёт на пользу нам обоим.       Вернувшись с прогулки, мы разошлись по комнатам. Омега, как обычно, ушёл к себе, ну а я пошёл готовить.       Всё то время, что я готовил, Ник меня не отвлекал. И чем он занимается целыми днями? Не скучно ему просто сидеть в комнате? Может игр каких купить? Или почитать что? Надо подумать над этим, а то совсем завянет тут.       По истечении пяти часов я наготовил целую кучу еды: гречневый супчик, макарошки и пюрешку, мясо и котлетки, творожную запеканку и блинчики; попробовал один рецепт и приготовил шоколадные пирожные с карамелью, которую, как я понял, очень любит омега, чтобы его побаловать. В общем, приготовил много всего в надежде, что еды хватит на недельку. Может чуть поменьше. Мне есть будет некогда, а один Ник навряд ли всё сам быстро съест.       — Ник, ты будешь есть? — крикнул я, понимая, что мы только позавтракали, и омега наверняка голоден. И пусть мы скоро пойдём на семейный ужин, но до него ещё около двух часов, а потому стоит что-то перекусить. Ник, естественно, не ответил. Тогда я отправился к нему и увидел того лежащим на диване. Он держал в руках телефон, с кем-то переписываясь.       — Пойдем поедим. Ты наверняка голоден, — тот опять не ответил, делая вид, что меня тут нет. — Ник... — он опять не ответил. — Я приготовил очень вкусные пирожные, — и вновь молчание. — Шоколадные. С карамелью, — на последнем слове омега едва заметно вздрогнул, но вновь продолжил молчать, печатая что-то.       Что ж, значит будем по-другому разговаривать, — решил я и, подойдя к кровати омеги, отчего тот заметно удивился, схватил Ника и перекинул через плечо, неся на кухню. Тот выронил телефон и закричал, матеря меня и вырываясь. Он колотил меня руками, пихался ногами, всячески толкал, но я держал его крепко, наслаждаясь такой короткой близостью.       — Отпусти меня немедленно, подонок! — продолжал буйствовать Ник. Дойдя до кухни, я опустил его на пол, предлагая ассортимент еды. — Я не буду есть! — грозно заявил он, но тут у него заурчал живот. Да так жалобно, что я улыбнулся.       — Вижу, — с этими словами я поставил перед ним салатик из овощей и пирожное. — Ешь.       Тот немного ещё поупрямился, но по итогу сел за стол и начал есть, стараясь особо не обращать на меня внимание. Я улыбнулся и тоже перекусил. После мы с ним собрались и поехали к его родне. Ехали на машине отца Ника. Тот попросил своего шофёра заехать за нами.       Всю дорогу омега смотрел в окно. Я переговаривался с шофером, которого, как он потом напомнил, зовут Филипп. Мы непринуждённо говорили. Мужчина оказался бетой. Очень добрым и приветливым. Ник всё также делал вид, что он не тут и не обращал внимание даже на шофёра, который пытался его разговорить. В итоге мы решили отстать от Ника и спокойно доехали до дома, в котором я давно не был.       Дом, надо заметить, поражал своим величием. Довольно больших размеров с тремя или четырьмя этажами. Современный, бело-черного цвета. Небольшое крыльцо, украшенное какими-то шариками, лампочками и рисунками, кажется, детскими; довольно большая веранда, находящаяся сбоку от входа. Рядом два дерева, скорее всего для гамака летом, два лежака, что были накрыты и убраны на веранду; небольшой сад, который тоже был накрыт какой-то пленкой на время зимы. Уверен, что летом здесь очень красиво и уютно.       Прямо около темных массивных ворот нас встречали отец и мать Ника. Отцу Ника я не был особо рад, особенно после того, что узнал. А вот мать осталась в моей памяти милой и доброй женщиной.       Выйдя из машины, мы пошли навстречу им. Мать тут же обняла Ника и начала его обо всём расспрашивать: о здоровье, семейной жизни, прогулках, чем вообще занимается, не скучно ли ему; меня же отец Ника стал допрашивать по поводу того, что происходит в наших отношениях, не обижаю ли я его сына, ест ли тот. Я рассказал кое-что вкратце, но всё равно попросил мужчину поговорить с сыном. Чувствую, что его хорошее поведение ненадолго.       Зайдя в дом, мы переоделись и прошли на кухню. В доме действительно четыре этажа. Куда им столько я не понимал. В доме есть не только спальные комнаты, но также тренажерный зал, игровой зал, бассейн и много всего другого. Вот это они, конечно, богато живут. Я был, честно говоря, в небольшом шоке. Особо обстановку не рассматривал, только понял, что на другие этажи ведёт одна лестница, а не две как во многих фильмах.       Кухня тоже поражала размерами. Посередине стоял огромный длинный стол человек на двадцать, если не больше. Два холодильника, много разных полочек, шкафов; современное оборудование; панорамное окно, вид из которого выходил на заднюю часть двора и на лес, что был позади. В общем, никогда таких домов не видел. Очень необычный и красивый.       — Алик, ты не стесняйся, проходи, — мягко сказала мать Ника, и я только сейчас понял, что до сих пор не знаю как её зовут. Всё же муж не часто обращается к ней по имени.       — Извините, а вас... — неловко начал я, но женщина поняла и улыбнулась.       — Вера Николаевна. Но можешь звать меня просто Верой. Или тетя Вера, — та обняла меня. — Соскучился по своим мальчишкам?       — Очень, — не виделись всего неделю, а так соскучился, словно месяц, а то и больше.       — Эдвард, — крикнула она и к ней подошёл мужчина лет сорока в чёрном костюме. Я сразу понял, что это слуга. — Позови мальчишек. Пускай спускаются ужинать.       — Конечно, — тот кротко поклонился и ушёл.       — Не стой, Алик, садись, — всё также приветливо вела себя мама Ника, показывая куда можно сесть.       — Я сначала дождусь своих братишек, если вы не против.       — Какой воспитанный. И заботливый. Я это ещё в нашу первую встречу поняла, — женщина продолжала тепло улыбаться и от этой улыбки у меня у самого потеплело на сердце.       — Не расхваливай его, — строго проговорил Герман Владимирович и сел во главе стола. Рядом сел Ник, совершенно не обращая на меня внимания. Мать продолжала стоять рядом и восхищаться мной.       — Отстань, — так вольно сказала это, что я удивился. Я, конечно, понимал, что она не заложница, а жена, но всё равно было очень необычно видеть, как кто-то перечит такому человеку, как Герман Владимирович. — Сама решу что и кому говорить, — похоже, она тоже с характером.       — Алик! — вдруг с громким криком на кухню забежали мои братики и накинулись на меня. Я, не устояв на ногах, упал на пол, обнимая своих малышей.       — Я соскучился! — воскликнул Эрни.       — Я тоже! — подключился Лени, и вместе они меня чуть ли не душили, так сильно обнимали. Я лишь обнимал их в ответ, не желая отпускать.       — Я тоже скучал, — сказал я и поцеловал своих малышей в щёчки. Те поцеловали меня, не желая слезать и отпускать.       — Эрни, Лени, а ну быстро встали! — прозвучал грозный голос Германа. Лени встал, а Эрни захныкал, сильнее прижимаясь ко мне.       — Не хочу! — в капризном тоне ответил омега.       — Эрни... — вновь послышался грозный голос, но я не дал ему договорить:       — Не надо указывать моим малышам, — с этими словами я поднялся с пола, взяв Эрни на руки. Все, в особенности Герман, посмотрели на меня с шоком в глазах. Даже Ник удивлённо уставился на меня. — Может вы и хозяин этого дома, но никто не смеет указывать что делать ни мне, ни моим братьям. Они дети. Им можно всё. Мы с ними не виделись и, конечно, они соскучились. И такого грубого отношения к ним я не потерплю.       — Я твой начальник! — грозно рыкнул тот.       — На работе. А сейчас у нас семейный ужин. И Эрни с Лени живые люди, а не куклы и могу делать что захотят. Хотят баловаться — пусть балуются, хотят привлечь внимание — пусть привлекают. Они дети и для них это нормально. Они никому не мешали. Особенно мне. Более того, они пришли ко мне, а не к вам и встречали меня, а не вас. Так в чём проблема?       — Они ведут себя неподобающе!       — А что в вашем понимании неподобающе? То, что мы лежали на полу? Или то, что мы соскучились? В чём ваша проблема?       — Мальчики, перестаньте, — вмешалась мать Ника, когда Герман хотел было опять что-то сказать. — У нас всё же семейный ужин, а не разборки.       — Вы правы, приношу свои извинения, — сказал я, чуть поклонившись, но после добавил: — Вот только я никому не позволю обижать своих братьев и в случае чего буду думать об их дальнейшем размещении не в этом доме. Надеюсь, я был услышан.       — Мы тебя услышали, — улыбнулась Вера, сев за своё место.       Я же ещё немного пообнимал мальчишек, и те сели рядом с Верой. Я уже было собрался сесть с Ником, но тут в кухню ворвался маленький ураганчик.       — Мама, мама, я лазбил вазу, — послышался детский дрожащий голос, будто малыш вот-вот расплачется. — Слутяйно, — и с этим словом малыш расплакался, падая мягкой попой прямо на пол. — Я не хотееееееел...       — Нил... — женщина собиралась встать, но я её остановил.       — Можно я? — та лишь кивнула, улыбнувшись.       Тогда я подошёл к мальчику и поднял его на руки, обнимая и поглаживая по спине. Тот вцепился своими ручками в мою шею, продолжая плакать.       — Нил, малыш, не плачь. Всё хорошо. Никто не будет тебя ругать, — одной рукой я придерживал малыша под попой, а второй поглаживал по головке, убирая лезшие в личико волосы и стирая слёзы.       — Тотьно? — робко спросил и посмотрел так невинно, с надеждой. Я поцеловал его в пухлую щёчку. — Алик? — вдруг спросил он.       — Да, маленький мой, — омежка тут же вцепился в мою шею, крича что-то непонятное от радости.       — Ты плишел! Плишел! Я скутял.       — Я тоже, зайчонок, — и вновь поцеловал мальчика, отчего тот засмеялся. И тут послышался щелчок. Повернувшись, я увидел, что за этой сценой наблюдали все, включая даже слуг. Мать Ника держала в руке фотоаппарат, улыбаясь.       — На память. Вы такие милые. Алик, ты просто замечательный брат. Любишь детей, да?       — Очень, — немного смущённо ответил я и всё же сел за стол. Нил продолжал сидеть у меня на руках. Лени и Эрни бросили немного злые взгляды в нашу сторону. Ревнивцы маленькие.       Первый час мы просто спокойно ужинали все вместе, и в основном я общался со своими братиками. Они сказали, что им здесь очень нравятся, что к ним хорошо относятся и многое позволяют, да и вообще, здесь очень весело и скучать некогда. А ещё Эрни пойдёт в детский сад, новый, а Лени в школу, тоже новую. Я был очень рад за них и хотя мне было неудобно перед родителями Ника, но мои братья были настолько счастливыми, что я усмирил гордыню и принял этот подарок судьбы.       После, когда братишкам надоело, они ушли вместе с Нилом, и я остался один на один с родными Ника. Сам Ник молчал весь вечер и, как я понял, сейчас он тоже особо говорить не собирался.       — Что ж, Алик, мы с тобой толком так и не познакомились, — начала мать Ника. — Элли, сделай нам всем чай и принеси тортик, — попросила она кухарку. Девушка кивнула и ушла. — Расскажи нам о себе.       — Я родился в бедной семье... — решительно начал я, но меня наглым образом перебили:       — Так и говори, что ты нищеброд и родился в нищенской, бомжатской семье, — усмехнулся омега. А я уж было забеспокоился, что он всё время молчит. А нет, вот, язвительный Ник вернулся, даже как-то тепло на душе стало.       — Никита! — грозно воскликнула мать. — Не так себя вести мы учили тебя, — тот промолчал, насупившись. — Продолжай.       — Родители никогда не интересовались ни мной, ни моими любимыми братишками. Отец пил, папа работал, но денег было мало, очень, и мне пришлось устраиваться на работу в тринадцать лет. Сначала помогал разгружать машины, потом развозил еду, работал в магазине продавцом и консультантом, продавал всякие безделушки, которые делал своими руками, поработал официантом в нескольких кафешках и вот последняя работа была в ночном клубе.       — И при это ты учился, да?       — Да. Учился. Сначала учёба, потом работа, потом братишки. На них совсем времени не оставалось, но еда была важнее. Приходилось выбирать. Родители в последние два года забили на нас совсем и два года именно я содержал своих братьев и себя, — взглянув в глаза Веры, я увидел в них восхищение.       — А как учеба? Ты хорошо учился?       — Да. Возможно, я бы даже закончил школу с золотой медалью, но, как понимаете, обстоятельства не позволили. Я планировал закончить школу на отлично и сдать экзамены, чтобы на бюджет поступить в хороший, престижный универ, но судьба распорядилась по-другому.       — А что насчёт нашего сына? — вдруг вмешался Герман, прожигая меня строгим взглядом. — Какие у тебя планы на будущее, если они есть? — усмехнулся тот, явно считая, что уже выиграл. Но мне есть что сказать.       — Я очень сильно люблю вашего сына и жизни без него не представляю, — мать Ника тут же растаяла, а отец сделался ещё более сердитым и грозным. Ник же равнодушно смотрел на торт, который принесла служанка, будто вовсе не слышал моих слов или же вообще не слушал наши разговоры, находясь где-то в себе. — Сейчас у меня довольно неустойчивое положение, но в дальнейшем, когда полностью встану на ноги, я собираюсь пойти на ту работу, о которой мечтал, больше не беспокоя вас. Я благодарен за предоставленную работу, но это лишь временно. Я хочу развиваться, а не быть собачкой, о которую выбирают ноги, — на этих словах, кажется, отец Ника аж покраснел от злости, но я продолжил: — Что же касается Ника, то я сделаю для него всё, что угодно, всё, что он захочет, лишь бы был счастлив со мной. Надо будет — устроюсь хоть на пять работ, пройду кулинарные курсы, чтобы баловать его; куплю нам дом, машину, всё, что захочет; буду водить по ресторанам и кино, театрам и музеям, возить его по миру, показывая красоты стран и народов. Я смогу обеспечить семью. Более того, я буду не только работать, но и помогать с детьми, воспитывать их, заботиться о них и любить; дам им всё что только необходимо, то, чего не было у меня и моих братишек. Я смогу стать опорой семьи и дать все самое необходимое моим любимым людям, — под конец моей речи в глазах Германа Владимировича появились искры сомнения, но и также некоего одобрения. Мать Ника с нескрываемым восхищением смотрела на меня, чуть ли не плача.       — Ты просто невероятный, Алик. Я тобой восхищаюсь. Сейчас такая большая редкость встретить такого человека, как ты. Ты очень сильный, Алик. Столько пережить. И несмотря на таких родителей и все условия твоей жизни ты вырос очень добрым и милым парнем, заботливым и верным, любящим, умным, ответственным. Именно о таком муже для моего сына я мечтала. И я вижу, как сильно ты его любишь, — умиленно произнесла она, а потом как-то грустно добавила: — Я пыталась дать Никите всё, но, как видишь, с воспитанием не справилась.       — Мама! — грозно прорычал омега.       — А что такого я сказала? Всего лишь правду. Я дала тебе всё, а взамен получила неблагодарного, безответственного, самовлюблённого, эгоистичного омегу, которому прямая дорога только в бордель, — так откровенно высказалась она, что у всех нас был шок. Даже в глазах Германа проскочило удивление. Ник же начал закипать, но при этом был больше похож на обиженного ребёнка. Всё же он и сам понимал, что слова матери чистая правда.       — Это неправда! — вскочил из-за стола Ник, прожигая свою мать ненавидящим взглядом. — Я живу так, как хочу я и никто мне не указ! Тем более ты!       — И что же ты сделал в своей жизни? Ты отлично учился? Помогал мне по дому? Помогал с готовкой? Присматривал за братиком, когда я просила? Может ты работал? Зарабатывал деньги несмотря на то, что у нас и так всё есть? Или, может, ты занимался чем-то? Танцами? Рисованием? Музыкой? Хоть чем-то! Нет. Ты ничем не занимался, ничего не делал. Ты не учился, не помогал мне, не работал. Ты все свои восемнадцать лет только и делал, что сидел на жопе ровно, появляясь в школе для галочки. А сам вместо того, чтобы учиться шлялся по клубам, цепляя всякую заразу. И что? Чего ты этим добился? Ты ничего не знаешь, ничего не умеешь! Только ноги раздвигать. И при этом до сих пор был один. У тебя такой замечательный муж, готовый на всё ради тебя, а ты этого в упор не видишь! Ты даже не видишь с каким восхищением и благоговением он смотрит на тебя, как любуется! Хотя было бы кем. А ты? Что ты даёшь взамен? Что делаешь? Истеришь целыми днями? Не ешь? Ты сидишь дома при том, что твой муж работает! И ничего не делаешь. Всё на Алике: готовка, уборка, походы в магазин. А ты? Ты что делаешь? Днями только лежишь и изводишь уставшего мужа своими истериками, вместо того, чтобы помочь? Что за человека я воспитала... — мать Ника тяжело вздохнула. — Не таким я тебя видела, когда растила.       — Да ты мне ничего не дала! Ничего! — сорвался на крик Никита, а по щекам побежали дорожки слёз. — Всю жизнь я был один! Ты не уделяла мне внимание, говорила, что я уже взрослый, хотя мне было семь лет! Семь, твою мать! Всё чего я хотел — поддержки и заботы близких, а не равнодушного "Мне некогда". Ты говорила, чтобы я играл сам с собой, когда я просил тебя уделить мне время! Ты говорила, что я уже взрослый и должен всё понимать, хотя я был ребенком! Мне всего лишь нужна была забота и любовь, которые ты мне не дала! И теперь спрашиваешь почему же я вырос таким? Да потому что вы такие! Строите из себя идеальную семью, хотя это далеко не так!       — Никита! — строго прервал его Герман Владимирович, но тот не послушал его и продолжил:       — Ты вообще молчи! Сам ничего не сделал в своей жизни! Ничего! Всё получил от своего отца в наследство, тратя деньги направо и налево, трахая шлюх! — на этом слове я просто впал в какой-то ступор. Ник знает об изменах отца? — А ты, мама, — усмехнулся и с какой-то садистской улыбкой продолжил: — Спокойно наблюдала за тем, как твой муж ведёт разгульный образ жизни, а после, не имея в себе ни капли достоинства и гордости, вместо того, чтобы уйти, решила сделать также. Вот это семейка! Спокойно изменяете друг другу, решая свои личные проблемы и совершенно забыв про своих сыновей, которым, между прочим, тяжело без родителей, тяжело без их поддержки, заботы, ласки. Да вы просто забили на нас, спихивая Нила на меня! А кто готовит? А? Домохозяйки! Они всё делают, заменив вас во всём. А что делаете вы? Ревнуете друг друга, продолжая изменять, лишь бы сделать побольнее! И после этого ты говоришь, что я не такой? Сначала посмотри на нашу мерзкую семью, а потом что-то говори мне!       — Никита, прекрати, — строго прервала Ника мать, вставая из-за стола. — Ты не знаешь что говоришь.       — Не знаю? Не знаю, да? Это не я по ночам слышал твои стоны? Это не я видел непонятных мужиков, которых ты приводила сюда? Это не меня ты запирала в комнате, чтобы твои благоверные не узнали, что у тебя есть сын? Это не на меня ты всю жизнь плевала, говоря о том, что я был нежеланным ребенком? Ты просто отвратительная мать! Хуже отца! Тот хотя бы интрижки не здесь заводил и мне не указывал. Да, тоже плевал с высокой колокольни, но не относился ко мне так жестоко, как ты. Я ненавижу тебя! Я ненавижу всех вас! Делаете вид, будто у нас всё прекрасно, хотя на самом деле это не так! Что, правда глаза колет? То-то же. Пусть Алик знает, что это не муж у него подонок, а родня его из мразей состоит, — во время монолога Ника я даже не знал что сказать. Не хочется делать поспешных выводов, не узнав всей правды.       — Алик, — тихо позвала меня мать Ника. — Мы можем поговорить?       — В коридоре подожду, — бросил омега и вышел из кухни.       — Оставь нас, — после слов Веры, Герман тоже ушел из кухни, и мы остались вдвоём. — Алик, всё что ты слышал... Отчасти это правда. Да, когда Ник был маленьким я действительно уделяла ему мало внимания, сосредоточившись на муже и его изменах, хотела сделать побольнее и совсем забросила ребенка. Но он не был нежеланным. Я очень хотела детей и была счастлива, когда он родился. А когда он начал подрастать и меняться, становясь таким, я поняла, что сама во всём виновата и начала больше уделять ему внимания, стараясь стереть те годы, что он провёл без меня, но, как видишь, уже ничего не вернуть. То время, когда я забыла про ребёнка потеряно и теперь он такой. Он вправе ненавидеть меня, но я его очень люблю и правда пыталась дать всё, что могла, только он не слушает и не видит этого, помня лишь то время. Я просто хотела сказать, чтобы ты был с ним рядом. Позаботься о нём за нас. И если будут какие-то проблемы, то обязательно пиши, звони, приезжай. Мы всегда рады тебе, — грустно улыбнувшись, женщина обняла меня, а я её в ответ.       — Я позабочусь о нём, — пообещал я.       После я попрощался со своими братишками и Нилом. Ник не захотел не то, что говорить, даже видеть своих родителей, потому, когда я вышел к нему в коридор, мы в тишине вышли из дома. Я не знал что сказать или сделать. Отчасти теперь я понимал поведение Ника, хоть его это и не оправдывало. А потому, когда мы дошли до ворот, я рискнул и обнял Ника, который не успел нажать на кнопку, чтобы открыть ворота. Омега застыл, не двигаясь. Просто стоял, смотрел на меня во все глаза и молчал. Я тоже молчал, не зная что сказать или как объяснить свой порыв. Ник не отвечал, но и не вырывался, просто стоял, а я его обнимал, даря своё тепло и передавая поддержку. Так мы и простояли некоторое время, а после всё в таком же молчании отправились домой.