Несмотря ни на что я буду счастлив

      Ещё два месяца пролетели быстро и незаметно. Животик Ника стал ещё больше и ему было тяжело ходить, спать, выполнять какие-либо действия. Частенько по ночам я слышал, как он крутится и не может устроиться. Из-за этого он стал плакать. Ему было тяжело, неудобно и некомфортно, он плохо спал, начал уставать и выглядел никакущим, а я не знал чем ему помочь. И тогда одной ночью я решил лечь спать с ним, чтобы облегчить его страдания. Почему-то мне казалось, что ему действительно станет легче и он уснет.       Тихо зайдя в комнату Ника, я подошёл к кровати и посмотрел на него. Я думал, что он заснул, а потому просто стоял и смотрел на него. Он лежал на боку, как-то скрючившись; лицо было беспокойно и нахмурено даже во сне. Омега немного дрожал, хотя был уже май, тёплый и довольно жаркий. Длинные волосы прилипли к лицу, сам Ник тяжело дышал. Я не мог смотреть на то, как он мучается, а потому лёг рядом, тот лежал у стены, и, приблизившись вплотную, хотел было положить руку на его животик, но тут послышался тихий, удивленный голос:       — Что ты делаешь?       Я всё же опустил руку на животик, согревая его своим теплом, а лицом зарылся в волосах Ника, вдыхая его запах и улыбаясь. Сам аромат немного изменился. К моему любимому запаху ромашек прибавился запах молока, что поначалу меня удивило, а потом я понял, что это аромат нашего малыша. Такой тонкий и нежный, больше на омежий походит, но мне почему-то казалось, что у нас будет альфочка, даже несмотря на столь мягкий для альф аромат.       — Ты плохо спишь, и я пришёл помочь. Слышал, что когда истинные спят вместе, то сразу наступают комфорт и успокоение, особенно если омега беременный. Так что наслаждайся теплом, закрывай глазки и спокойно спи.       Ник, что удивительно, ничего не ответил. Он действительно расслабился и немного задышал. Я же начал легонько гладить его животик, вызывая у того мурашки и дрожь. Ник прижался ко мне спиной ещё сильнее, положив голову на плечо. Я поднял руку с живота и осторожно, едва касаясь, погладил моего омегу по голове, собирая мешающиеся волосы, после чего положил их на верх подушки, открывая шею и плечи. Ник сразу легче задышал и окончательно расслабился. Я вновь переместил руку на живот и заснул с улыбкой на губах.       "Наконец-то он меня не оттолкнул", — была последняя мысль.       И вот так с мая в течение месяца мы спали с ним вместе, никак не обсуждая это на утро. На первой неделе июня Ник повернулся ко мне лицом и положил голову на плечо, осторожно обняв за торс одной рукой. Его немаленький животик тоже разместился на мне, что было лишь в радость. Я улыбнулся от счастья и обнял Ника одной рукой за спину, ближе придвигая к себе, а вторую уместил на его боку, немного поглаживая живот. Было не особо удобно, но о своём удобстве я думал в последнюю очередь, наслаждаясь этими минутами близости с любимым человеком.       Всё было хорошо, дни шли за днями, а потом начались долгожданные роды.       Было пятое июня, среда, самый обычный день. Я работал уже меньше и мне было намного легче, а потому я мог больше времени уделять Нику и больше гулять с ним. Омега стал совсем молчаливым, практически не разговаривал со мной, только как-то коротко отвечал, но я и этому был рад. Главное, что не буйствует и не истерит, потому что истерики переносить сложнее всего.       В этот день я поработал до двенадцати часов дня и поехал домой. На улице было тепло, людей было много, мамочек и папочек с детишками тоже. Я прям умилялся, когда смотрел на такие пары, представляя, как вот также гуляю с Ником и нашими детьми. Подумав об этом и представив, я тут же захотел увидеть омегу. Сам не понял почему, но очень сильно захотелось увидеть, обнять, поцеловать, прошептать о любви. И хотя в последнее время он разрешал мне себя обнимать, когда я приходил после работы, мне всё равно было мало. Хотелось больше ласки, нежности, любви, но я был рад и таким изменениям.       В общем, домой я не шёл, а летел. Хотел зайти в магазин, но решил, что это будет долго и зайду после того, как увижу Ника и обниму его.       Зайдя в подъезд, я взобрался по лестнице и, открыв дверь, вошёл в квартиру. Только я хотел известить омегу, что я дома, как услышал какие-то стоны. Болезненные стоны. Быстро пройдя по коридору, я понял, что звук исходит из кухни. Влетев туда, я увидел Ника, валяющегося на полу и болезненно стонущего. Тут же метнулся к нему, пытаясь поднять.       — Ник, что случилось? — обеспокоенно спросил я, помогая встать омеге. Тот вновь болезненно застонал и обхватил руками живот.       — Рожаю, — прохрипел он. — Я рожаю.       — Но воды же не отошли, — растерянно проговорил я, ведя Ника по коридору и беря телефон, набирая такси.       — Я не знаю, не знаю, — вновь прохрипел и пошатнулся, хватаясь за живот, болезненно постанывая, плача. — Больно... Как же больно.       — Потерпи, маленький, такси уже едет, — я трепетно обнял омегу, прижимая того к себе и даря всю свою любовь и заботу. Ник ухватился пальчиками за мою рубашку, комкая её, и уткнулся носиком в шею, пытаясь дышать. — Вот так, дыши, всё хорошо, — я гладил его по спине и целовал мокрые от слёз щёчки.       — Очень больно, — вновь простонал он и начал сползать вниз, но я его подхватил и повёл на улицу.       — Всё хорошо. Я рядом, я с тобой, — шептал я, осторожно ведя Ника к лифту. Пока мы спускались вниз, я также продолжал шептать ему, что всё хорошо, что я рядом, что люблю его и он не один. Ник вцепился в меня и продолжал болезненно стонать, придерживая одной рукой животик.       Далее мы сели в такси, и, пока ехали, я звонил родным Ника, паралельно с этим пытаясь успокоить его самого. Я сам ужасно сильно нервничал и оттого сбивался в разговоре, голос дрожал, руки тоже подрагивали, сердце билось, словно сумасшедшее. Те минуты, когда мы ехали в роддом, были самыми долгими и мучительными в моей жизни.       Отец и мать Ника пообещали приехать так скоро, как только смогут, и отключились. Мать Ника ещё попросила позаботиться о Нике, и я пообещал, что всё будет хорошо.       — Алик, мне страшно, — прошептал Ник, продолжая болезненно стонать и прижиматься ко мне. Я гладил его по спине, перебирал волосы, держал за руку, пытаясь поддержать и передать всю мою любовь и заботу, какие только были.       — Всё будет хорошо, — в сотый раз повторил я и поцеловал омегу в макушку, стараясь и сам успокоиться.       Когда мы приехали, тут же прошли в здание. Далее последовала регистрация, а после мы прошли в палату. Сначала мне сказали, что омегу осмотрят, а потом уже всё скажут, и выставили за дверь. Спустя минут десять вышел врач и сказал, что тот будет рожать. Я тут же прошёл в палату и устроился рядом с любимым, крепко держа его за руку. Пока Ника подготавливали к родам, я шептал ему слова любви, всячески поддерживал, преданно заглядывал в глаза. Тот лишь слабо улыбнулся, а из глаз покатились слезинки.       — Мне страшно... Очень-очень страшно, — продолжал шептать без остановки.       — Я с тобой, буду рядом, буду держать за руку. Мы пройдём через это, вместе. Ты только не переживай, слушай врача и делай всё, что он скажет.       — Не бросай меня, — прошептал в ответ и из глаз вновь покатились слезинки. Откинув голову, он закрыл глаза и попытался успокоиться, но у него ничего не получалось. Слёзы продолжали скатываться по щекам, сам он очень шумно дышал и весь дрожал. Правой рукой он вцепился в мою и сжал с такой силой, что мне показалось ещё чуть-чуть и кости хрустнут. Мне было очень больно смотреть на то, как тяжело моему малышу и как сильно он переживает.       — Я никуда не уйду, — заверил я его. Глаза Ника тут же распахнулись и посмотрели на меня. Они были полны слёз, которые продолжали литься по щекам, а сам взгляд был напуганным и каким-то обречённым, но при этом в нём проскальзывали огоньки надежды. — И буду держать тебя за руку. Весь процесс. Ты можешь сжимать её так сильно, как тебе нужно будет. Ты главное не переживай так. Я же рядом, — я с нежностью провёл по щеке омеги, тот криво улыбнулся и в ту же секунду закричал, сжав мою ладонь.       — Рожает, — выкрикнул кто-то.       — Парень, ты уверен, что выдержишь процесс родов? — обратился ко мне врач. — Плохо не станет?       — Нет. Всё будет нормально. Я не могу оставить его одного. Кто-то должен быть рядом.       — Смотри мне. Чтоб потом не пришлось тебя откачивать, — с этими словами он надел перчатки.       Я промолчал, вновь вернув взгляд на Ника. Лицо омеги исказилось от боли, он вцепился своей ладонью в мою мёртвой хваткой. С уст срывались крики и плач.       — Как зовут омегу? — обратился ко мне врач-бета.       — Никита. Ник.       — Никита, Никита, посмотрите на меня, — сказал врач, устанавливая зрительный контакт. — Сейчас я буду говорить вам что делать, а вы выполнять, хорошо?       Омега кивнул и вновь закричал.       — Дыши, всё хорошо. Дыши глубоко, не спеши. Медленно вдыхай и выдыхай. Давай, — омега начал дышать, продолжая одной рукой сжимать простынь, а второй мою ладонь. — Хорошо... хорошо, отлично. Тужься. Начинай тужиться. Давай.       Ник начал тужиться и кричать, всё сильнее сжимая мою ладонь. Я терпел, стискивая зубы, прекрасно понимая, что Нику сейчас в разы хуже и больнее.       — Продолжай тужиться, давай.       И Ник продолжил. Плакал, кричал, но продолжал. Он тужился изо всех сил. Лицо и шея стали красными, даже алыми; выступили вены. По щекам продолжали литься слёзы, но он стоически терпел, с каждым разом сильнее сжимая мою ладонь. В какой-то момент он сжал её так сильно, что послышался хруст, и я почувствовал острую, режущую боль. Рука просто горела, посылая импульсы боли по всему моему телу, но я продолжил терпеть, понимая, что Нику в десятки раз больнее.       — Я вижу головку малыша, — послышался голос врача. — Давай, Ник, ты молодец. Ты такой большой молодец. Продолжай. Дыши и тужься. Дыши и тужься.       Ник продолжал тужиться, врач подбадривал его, а я шептал ему всякие нежности о том, какой он молодец и как сильно я люблю его и нашего малыша.       Длились роды очень долго. Выходил малыш медленно, тяжело. Ник выбился из сил и под конец практически не плакал, но продолжал тужиться. Как врач до сих пор стоял на ногах и принимал ребёнка, я просто не представлял. По итогу, после семи тяжёлых, долгих, мучительно-медленных часов родов, малыш наконец-то родился на свет.       С самого начала послышался детский плач и крики. Это было настоящим счастьем. Пока акушерка протирала малыша, я поцеловал Ника в расслабившуюся ладонь, наблюдая за омегой. Тот выглядел очень бледным и уставшим. Прикрыв глаза, он спросил:       — Всё хорошо?       — Да, он родился. Малыш родился. Роды прошли хорошо. Почти ничего не повреждено. Немного пришлось разрезать снизу, но тебе всё уже зашили.       — Знаешь, было так больно, что я даже ничего не чувствовал, кроме этой боли. Хотелось только одного: чтобы всё побыстрее закончилось, — тихо проговорил Ник, не открывая глаз. — До сих пор всё дико болит. Даже ноги расслабить не могу.       Я снова поцеловал его ладонь.       — Теперь всё хорошо. Ты такой молодец. И ребёночек у нас родился здоровым.       — Когда мне его отдадут? Хочу увидеть и подержать на руках.       — Сейчас.       В ту же секунду подошла акушерка и осторожно положила малыша на живот и руки Ника. Младенец сразу перестал плакать и затих, а Ник осторожно приобнял его, разглядывая.       — Какой он маленький, просто крошечный, — омега устало улыбнулся, осторожно поглаживая ладонью малыша по головке. Тот немного дернулся и присосался к своим пальчикам, облизывая их. Я же смотрел на эту картину с умилением, не решаясь взять мальчика на руки.       — У вас родился альфочка. Наши поздравления, — сказала акушерка и улыбнулась.       — Спасибо.       — Молодой человек, вам нужна помощь? — спросил врач и кивнул на мою руку.       — Да, похоже, пальцы сломаны.       — Пройдёмте на рентген.       — А...       — С вашим мужем всё будет хорошо, не волнуйтесь. За ним присмотрят. Ему всё равно нужны отдых и покой. Пойдёмте.       Чмокнув Ника в щёку, я оставил его и прошёл на рентген. По итогу оказалось, что у меня сломаны три пальца правой руки. Средний, указательный и безымянный. Но сломаны без смещения и перелом закрытый, что уже было хорошо. Мне закрепили пальцы и наложили повязку, а также посоветовали купить специальные повязки для пальцев, чтобы руку ничто не беспокоило и кости быстрее срастались. По дороге на рентген я встретил родных Ника и своих братишек. Прям целой семьёй приехали. Те начали меня обо всём расспрашивать, но врач сказал, чтобы они набрались терпения, а также сообщил, что малыш родился здоровым и с папой всё хорошо.       Зайдя обратно в палату, я заметил, что Ника немного привели в порядок, пуповину отрезали, а малыш мирно посапывал в руках такого же спящего Ника. Я сел рядом и осторожно коснулся головки малыша, погладив. Что удивительно, Ник сразу очнулся, немного сонно посмотрев на меня.       — Хочешь взять его на руки? — тихо спросил он, немного протягивая руки вперёд, но я остановил его и подтянул руки обратно.       — Хочу, но не могу. Пальцы сломаны, — ответил я на недоуменный взгляд и показал поврежденную конечность. Ник ничего не ответил, отведя глаза в сторону. Первый раз ему было стыдно и это было видно. Он чувствовал себя виноватым и хотел извиниться, но не мог. Гордый же. Но по эмоциям всё и так было понятно, отчего я улыбнулся.       — Ты придумал как назовёшь альфу? — поинтересовался я, смотря на маленький комочек счастья.       — Тимофей, — ответил Ник и улыбнулся. — В честь дедушки, которого я очень любил, — в глазах тут же появилась грусть. Я не стал спрашивать что случилось и так было понятно.       — Красивое имя, — Ник лишь кивнул, продолжая во все глаза разглядывать младенца.       — Он такой хорошенький, пусть пока и страшненький, — на этих словах он ещё шире улыбнулся. Пусть улыбка была усталая, но все равно красивая и самая любимая.       — Он будет у нас самым красивым и любимым.       — Я уже люблю это чудо, — от слов омеги на душе сразу стало теплее. Всё же инстинкты берут своё. Он любит и будет любить наше дитя.       — Твои родители приехали, — решил оповестить я омегу. — Они в коридоре ждут, переживают.       — Позови маму, — попросил он. — Пусть она ребенка возьмёт и покажет родным.       Я тут же сходил за мамой Ника, она аккуратно взяла ребёнка на руки и вышла из палаты, показывая отцу и моим братикам.       — Всё хорошо? — спросил я, взяв Ника за руку.       — Мне нужен отдых, — тихо сказал он, осторожно отняв свою ладонь, прикрыл глаза и стал засыпать.       Я, решив его не беспокоить, вышел из палаты, оставив отдыхать.       В коридоре все любовались ребенком и умилялись, рассматривая малыша со всех сторон.       — Как назвать решили? — спросила мать Ника, убаюкивая младенца, который начал плакать.       — Тимофей.       — Ник назвал, — сразу понял отец.       — Да.       — Алик, а почему он такой страшный? — вдруг спросил Эрни, легонько дёрнув меня за рукав рубашки.       — Для младенца он очень симпатичный и милый, — улыбнулся я, взяв брата на руки.       — Все младенцы страшненькие, особенно когда рождаются раньше срока, — проговорил Лени, примкнув ко мне всем телом. Я обнял его свободной рукой, погладив по голове.       — Он просто только-только родился. Пройдет пара недель и будет очень хорошеньким и славным.       — Уже жду не дождусь знакомства с братиком, — сказал Эрни и улыбнулся. Лени посмотрел на него как-то ревностно, но потом вроде расслабился и тоже улыбнулся.       Я же смотрел на их гляделки и на счастливых родителей Ника и сам чувствовал прилив самого настоящего счастья. Ника выпишут, мы начнём растить ребёнка и всё у нас будет хорошо.