Несмотря ни на что я буду счастлив

      — Ник, подожди, — проговорил я между поцелуями, пытаясь остановить руки омеги, которые уже растегивали пуговицы летней рубашки.       — Я не могу больше терпеть, — еле выговорил Ник, оттесняя меня к комнате, срывая с меня рубашку. — Очень сильно соскучился. Очень.       — Мы, — голодный поцелуй в губы и руки на моей груди. — Только, — ещё один поцелуй. — С самолёта.       — Мои родители будут здесь через полтора часа. С детьми, — недовольно проговорил Ник, перейдя к моим штанам, скинув их за раз. — Этого очень мало. Давай поговорим потом.       — Я просто хотел сказать, — поймал я руки мужа, остановив его. — Хотел сказать, что сначала надо принять душ.       — К чёрту душ! — горячно воскликнул Ник, хватаясь руками за мои боксеры. Я, резко впившись страстным поцелуем в губы омеги, подхватил того на руки и понёс в ванную, пытаясь не удариться и при этом отвечать на поцелуй.       — Сейчас... — Ник схватил своими зубами мою губу, игриво прикусив её. — Да что ж ты творишь.       Открыв дверь в ванную, я, придерживая на руках перевозбужденного мужа, включил душ, пытаясь опустить на пол омегу.       — Не хочу! — воскликнул Ник и крепче обвил мои бёдра ногами, а шею руками.       — Ник, я помогу тебе раздеться, и мы вместе встанем под душ. Можем сделать это в ванной, только давай ты сначала разденешься...       — Трахай меня так, — вдруг интимно прошептал мне на ухо Ник, прикусив мочку уха. Я тяжело сглотнул и простонал сквозь зубы. — Платье не помешает. Бельё я снял ещё в коридоре.       — И когда только успел? — воскликнул я и был заткнут ещё одним жарким, ненасытным поцелуем.       Отвечая на поцелуй, стараясь не уронить любимого омегу, я зашёл в ванную, прислонив Ника спиной к плитке. Вода на нас попадала, но не сильно. Платье омеги начало намокать. Муж ещё сильнее прижался ко мне, разорвав поцелуй, и перешёл на шею, посасывая её, наверняка оставляя засосы.       — Ух, Ник, — прошипел я. — Ты смотри не переборщи. Как я потом буду твоим родителям в глаза смотреть?       — Так же, как и я, — проговорил тот и, вдруг отстранившись, запрокинул голову, открывая шею. Приятного молочного цвета тонкая кожа покрылась капельками воды, так и маня. Я крепче сжал ягодицы Ника, наклонившись к самой шее, вдыхая любимый аромат с нотками мяты.       — С ума меня сводишь.       Оставив лёгкие поцелуи, я принялся посасывать кожу шеи, не в силах оторваться. Ник тихо постанывал, слегка впившись ногтями в кожу спины. Я, не желая терять времени, проник в омегу сначала одним, потом двумя, а после и тремя пальцами, потихоньку растягивая, подготавливая. Ник шипел, но ничего не говорил.       — Ник, мы сейчас либо воспользуемся гелем, либо пойдём в кровать. Очень сухо. Даже с водой. Тебе будет больно, — предупредил я, слегка замедляясь.       — Не будет, — простонал муж, но по лицу я видел, что ему если не больно, то точно неприятно.       — Будет.       — Тогда гель.       — А если раздражение пойдет? — задумчиво произнёс я. — Нет. Лучше в кровати.       — Я не дотерплю, — простонал Ник, насаживаясь на мои пальцы, запрокидывая голову. И непонятно было: больно ему или хорошо.       — Дотерпишь. Я выключу душ, два шага и всё.       — Тогда быстрее, — взмолился Ник и впился в мои губы ещё одним жаждущим поцелуем.       Я, аккуратно вылезя из ванны, придерживая Ника, выключил душ и пошлепал мокрыми ногами до комнаты, отвечая на жаркие поцелуи омеги. Мягко положив любимого на кровать, я навис над ним, затягивая в ещё один сладкий, головокружительный поцелуй.       Мы упоенно целовались, не смея оторваться друг от друга. Я обхватывал своими губами нежные губы моего омеги, чувствуя бешеное желание и страсть, которые полностью захватили любимого мужа. Ник тихо постанывал и ерзал на простынях в нетерпении, покусывая мои губы, хозяйничая языком во рту.       Я оглаживал его мягкие бока и пока ещё небольшой животик, нежные бёдра и упругие ягодицы, худенькие ножки и маленькие стопы. Потом весь путь проделал губами, оставляя небольшие засосы на внутренней стороне бедра, едва касаясь гордо стоящего члена. Ник захныкал, что-то пробормотав, и вдруг перевернулся, поднявшись на колени и прогнувшись в спине.       — Давай оставим ласки на потом, — попросил тот, падая на локти и приподнимая свою попу, расставляя ноги шире, полностью раскрываясь для меня. — Хочу тебя. Войди быстрее.       Я метнулся к столу, достав оттуда смазку, после чего вернулся к любимому, накрывая его своим телом. Кожа к коже, невыносимый жар и бешеное желание. Всё это лишь сильнее распаляло, заставляло желать больше. Хотелось взять своего омегу быстро, грубо, без прелюдий, но головой я понимал, что нельзя навредить ребёнку, поэтому несмотря на все просьбы Ника старался делать всё неспешно.       Потихоньку растягивая мужа, я целовал его плечи, лопатки, спину, подбираясь к ягодицам. Потом поднялся к нему и вдохнул любимый аромат, поцеловал за ушком, слушая нетерпеливые стоны истинного.       — Пожалуйста, не мучай меня. Я больше не могууууу, — простонал Ник и ещё сильнее выгнулся, когда я пальцами задел простату, массируя её. — Ах.... Ещё! Не останавливайся!       Ник схватил руками одеяло, сжимая его в ладонях, громко постанывая от удовольствия. Я огладил ладонями его белоснежные мягкие ягодицы, поцеловав каждую половинку, после чего смазал изнывающий орган и медленно, неспешно вошёл, заставив мужа громко протяжно простонать.       — Угх... Да... Ммм...       Омега подался назад, насаживаясь на мой член до конца. Я, мягко обхватив бедра Ника, принялся наращивать темп, слушая всё более громкие, полные удовольствия стоны. ***       — Это было очень хорошо, — довольно протянул Ник, устраиваясь у меня на груди. Я обнял своего истинного и мягко поцеловал в макушку.       — Ты вроде говорил, что твои родители собираются приехать, — напомнил я. — Может, нам стоит уже начать собираться. А то не очень хочется встречать их в таком виде.       — А, да... — протянул Ник, и я почувствовал, как он улыбнулся. — Родители не приедут.       — Как не приедут? Но ты же...       — Ну, я немного соврал, — приподняв голову, муж лукаво улыбнулся. — Я ещё в аэропорту попросил их сегодня не приезжать.       — Когда только успел? — удивился я, ничего такого не припоминая.       — Пока ты в туалете был, — хохотнул Ник и поцеловал меня в губы. Я нежно ответил, подтягивая его поближе к себе.       — Хитрец. Побыстрее, побыстрее. А по итогу никто и не приедет.       — Ну, ты же не злишься на меня за это?       — Конечно нет, — улыбнулся я, смотря на своего омегу со всей любовью, что я к нему испытывал. — Люблю тебя.       — А я тебя.       Так мы и заснули в объятиях друг друга. Проснулись к вечеру. Пока Ник решил принять душ и поплескаться, я пошёл на кухню готовить еду. Напевая песню, я думал о своих детях, по которым соскучился за эти девять дней, о родителях Ника, которые приедут завтра, и о самом Нике. Как же я его любил. Безумно любил. В голове пронеслись наши четыре года. То, каким он был и каким стал... Просто совершенно два разных человека.       И хотя Ник всё ещё часто капризничал, иногда показывал характер и был стервозным и, конечно, не всегда слушал меня, я всё равно был счастлив от того, каким спокойным, нежным и действительно счастливым он стал. Он научился любить, заботиться, думать не только о себе, но и о других. Он стал моей опорой, моей поддержкой, моим миром. Именно так я себе и представлял жизнь с истинным ещё с подростковых лет: любимый заботливый муж, детишки и семейное счастье. И сейчас у меня есть всё, о чём я мечтал и даже больше.       — О чём задумался? — вырвал меня из мыслей голос омеги, который, как оказалось, обнимал меня, пока я, остановившись около открытого шкафа, держал в руках тарелку и улыбался. Странное зрелище, наверное.       — О тебе, — поцеловал я мужа. — О том, как сильно люблю тебя. О том, что счастлив рядом с тобой.       — Я тоже тебя люблю, Алик.       Ник, мягко забрав у меня из рук тарелку и поставив ее в сторону, обвил руками шею и мягко, со всей любовью поцеловал. Я улыбнулся в поцелуй, после чего углубил его, обхватив талию любимого. На омеге была моя рубашка, которая очень сексуально на нём смотрелась. Я спустился поцелуями на шею, проникнув руками под рубашку, оглаживая любимое тело, которым никак не мог насытиться.       Вдруг послышался звон телефона. По рингтону я понял, что звонят Нику.       — Иди ответь, — сказал я, отстранившись.       — Не хочу, — ответил тот, не отлипая.       — Мне всё равно нужно доготовить нам ужин, иначе он сгорит.       — Хорошо, — вздохнул Ник и отстранился, но на выходе из кухни я услышал: — Кто там, блять, такой охуевший?       Меня это позабавило и я улыбнулся. Мне очень нравилось, что только со мной и своими родными Ник вёл себя по-другому: был очень нежным и чутким, почти не матерился, заботился, старался всех окружить своей любовью. Но вот с другими людьми он надевал на себя маску. Сразу становился холодным и раздражённым, часто матерился, да и вообще не воспринимал нормально других людей. И мне это нравилось. Нравилось, что он не был со мной таким, каким был с другими, нравилось, что я для него особенный. Он лишний раз боялся мне что-то не то сказать, в то время, как на других мог спокойно матом наорать.       Он даже извинялся передо мной за такое поведение, но когда я его успокоил и сказал, что с другими он может вести себя так, как посчитает нужным, Ник будто стёр все границы и перестал себя сдерживать. Иногда я жалею о тогдашних своих словах, потому что омега бывает излишне грубым, но... Я решил не вмешиваться в это. Всё же он такой и полностью измениться и стать милым и хорошим он не сможет, поэтому пусть будет хоть какая-то свобода действий, чтобы выплескивать накопившиеся эмоции.       Доготовив ужин, я собирался было пойти в нашу с Ником комнату, как вдруг омега, опередив меня, буквально влетел на кухню, кинувшись в мои объятия.       — Что случилось? — взволнованно спросил я, прижимая к себе своё любимое сокровище.       — Родители... Они разводятся. ***       — Мам, ты как?       В этот же день несмотря на обещание родителей не приезжать поздно вечером к нам приехала мать Ника. Она вся дрожала, глаза были красными, явно много плакала, сама вся бледная и какая-то неживая. Она не улыбнулась привычной мне улыбкой, не обняла своего сына, потому что скучала. Она просто прошла в квартиру, а Ник кинулся заваривать ей чай. Я же повесил зимнее пальто, небрежно кинутое на пол, после чего прошёл в комнату за пледом, укрыв им дрожащую женщину. Лишь выпив чая и немного успокоившись, она наконец порозовела и стала выглядеть чуть лучше, даже стала говорить.       — Я просто уже не могла это терпеть, — тяжело вздохнула Вера Николаевна, а в глазах снова заблестели слёзы. — Столько лет терпела его измены... Столько лет...       — Мам, что случилось? Расскажи нам.       Ник присел рядом со своей мамой и обнял её. Я же сел на стул, поближе к ним, стараясь поддержать одним своим присутствием.       — Ты ведь и сам знаешь, что твой отец начал изменять мне с того самого момента, как ты пошёл в школу. Совсем ещё малыш, а этот козёл уже пошёл по омегам. Сначала я терпела. Всё ждала, что нагуляется и перестанет. В какой-то момент не выдержала и сама стала водить мужиков, чтобы сделать больнее, хотя он долгое время о них не знал. Когда он узнал, у нас состоялся разговор.       Вера Николаевна замолчала. Губы были плотно сжаты. Было видно, что ей очень тяжело всё это вспоминать, слова давались с трудом. Она спрятала лицо в ладонях и вздохнула, после чего опустила руки и обхватила ими пустую кружку. И я и Ник боялись нарушить тишину, боялись сказать что-то не то или сделать что-то не так.       — Он сказал, что изменял, потому что ему со мной было скучно. Захотелось молодняка, свежего мяса. Но когда он узнал о том, что и я ему изменяю, то предъявил претензии. Мы поругались, и я хотела уйти, но он обещал, что больше этого не повторится. Он так убедительно говорил... И я поверила. Дура!       — Мам, может, ещё чая? — спросил Ник, заметив, что женщина снова начала плакать. — Или чего другого. Ты скажи, только не плачь.       — Нет-нет, всё хорошо. Я сейчас.       Вера Николаевна вышла, оставив нас с Ником одних, и вернулась через пару минут. Лицо было умыто. Она больше не плакала.       — У нас всё наладилось, — продолжила рассказ. — Ну или я так думала. Свидания, ночи, полные любви, совместные посиделки. Ник, Нил... Вроде всё было хорошо, но... Ах, я не знаю.       — Мам, пошли этого урода и всё, — Ник крепко обнял свою мать. — Ты у меня такая красивая, умная. Найдёшь себе другого. Пошёл он нахуй, козёл старый. Терпеть его не могу. Всю жизнь тебе испортил. И мне.       — Я тоже виновата. Тоже. Побоялась уйти. Мы же истинные. Думала, что ни с кем не буду счастлива, а оказалось, наоборот. Все мы несчастны.       И женщина снова заплакала. Я не знал как поддержать и чем помочь, но Ник показал знак рукой, что он справится сам. Я лишь послушно кивнул и решил не влезать.       — Я не несчастен, мам. Я счастлив, — Ник улыбнулся и посмотрел на меня. — И ты должна быть счастлива. Правильно, что решила развестись. Это же ты на развод подала?       — Да. Я. Пока вы были на отдыхе. Мне написал омега, не знаю откуда узнал мой номер телефона, с просьбой оставить мужа, который больше меня не любит. Вот у них любовь, а у нас всё. Конец. И я вдруг поняла, что больше не могу это терпеть. Я давала ему шансы раз за разом, но я просто устала. Так хочется быть счастливой... Но не с ним.       — Всё правильно, мам, ты всё правильно сделала. Да ты найдёшь себе мужика лучше него! Ты ещё такая молодая! И красивая! И ты не одна. У тебя есть я, Алик, Нил, есть Эрни и Лени, есть Тимофей и Лёль. Мы все с тобой, поддержим, не оставим.       — Ник прав, — решил и я сказать пару слов от себя. — Тетя Вера, вы такая красивая и добрая женщина, такая заботливая и умная. Не нужно тратить жизнь на того, кто это не ценит. Столько лет прошло, но ничего не изменилось. И не изменится. Вы лишь станете ещё несчастнее. Даже сейчас на вас больно смотреть. Вместо того, чтобы цвести, вы увяли. А так быть не должно, — Я вдруг посмотрел на Ника, который тоже внимательно меня слушал, и продолжил: — Вы просто не испытывали ни разу настоящей любви. Человек, который действительно любит... Он... Он никогда ни на кого больше не посмотрит. Что бы ни случилось, он будет любить только вас. А то, что любовь прошла... Настоящая любовь не проходит, а лишь крепнет с годами. И то, что вы истинные, совершенно ничего не говорит. Вы и сами это видете. И вообще, на вашем месте я бы радовался. Зачем вам этот груз? Зачем тяжесть, которая убивает? Разве это жизнь? Где любимый человек постоянно изменяет, врёт, не ценит вас на протяжении стольких лет... Это не жизнь. Перестаньте убивать себя. Вы имеете право на счастье.       Ник вдруг кинулся ко мне в объятия, и я подхватил его, едва удержав стул и себя от падения. Омега обвил мою шею руками, а бёдра ногами, тихо всхлипывая. Я прижал мужа к себе, целуя его щёчки, по которым стекали капельки слёз.       — А ты чего плачешь? — спросил я с улыбкой.       — Я просто очень-очень сильно люблю тебя.       — Не изменяйте друг другу, — вдруг послышался голос Веры Николаевны, и мы посмотрели на женщину, которая легко улыбалась сквозь слёзы. — Вы такая хорошая пара. Прошу вас, любите друг друга, и пусть ваша любовь лишь крепнет. Не повторяйте наших ошибок.       — Мам, не переживай за нас. Всё будет хорошо.       — Просто пообещайте мне, чтобы моё сердце было спокойно.       — Обещаю, — сказал Ник и поцеловал меня.       — Обещаю, — повторил я и тоже скрепил обещание поцелуем.       — Мам, ты точно решила насчёт развода? — удобно устроившись в моих объятиях, спросил Ник.       — Да, — вздохнула женщина, успокоившись. — Я думала долго и решила, что больше не могу это терпеть. Надоело. Хочется спокойствия. Возможно, счастья. Но не с Германом.       — Как отец отреагировал?       — Мы нормально так и не поговорили. Когда я ему сказала, что собираюсь подать на развод, он просто взбесился. Начал кричать, говорить, что я от него не уйду, что не имею права уйти и подобный бред. Раньше надо было об этом думать. Думаю, тихо-мирно не разойдемся. Скорее всего дойдёт до суда.       — Не переживай, мам, — Ник слез с меня и снова сел рядом с мамой, обняв её. — Мы на твоей стороне и во всём поддержим. Надо ещё с отцом будет поговорить. Может, услышит.       — Нет, не услышит, — грустно улыбнулась женщина. — Но спасибо.       — Мы сделаем всё возможное, чтобы вас больше ничего не связывало. Всё будет хорошо. Не переживай. Ты не одна.       — Спасибо, сынок, — слабо улыбнулась Вера Николаевна. — И тебе, Алик. Я поеду уже. Всё же детей там оставила. Хоть Герман и не сделает им ничего, не посмеет, но всё равно лучше надолго не задерживаться.       — Ты позвони, как доберешься, — сказал Ник и пошёл за женщиной, которая уже отправилась в коридор. — И если что, мы всегда тебе рады. Приходи в любое время. Проблему с разводом будем решать все вместе.       — Угу. Завтра детей привезу. Я поехала.       Вера Николаевна обняла сначала Ника, а потом и меня, после чего ушла. Остался неприятный осадок. Было тревожно, особенно за женщину. Кто знает, что Герман может сделать. Быть может, с детьми всё будет хорошо, но вот насчёт мамы Ника я не был уверен.       — Я так и знал, что этот козёл не отпустит её, — со злостью сказал Ник и ударил кулаком в стену.       — Тише, — перехватил я разгневанного мужа и прижал к себе. — Спокойно. Всё будет хорошо. Я поговорю с Лиром, он обязательно нам поможет. И с Алексом поговорю. По максимуму привлечем знакомых. Что-нибудь придумаем, но твои родители разведутся, и мама снова будет свободна. Мы всё решим. Вместе.       Ник затих в моих объятиях, немного расслабившись.       — Ты сейчас на пятом месяце, тебе нельзя нервничать и уж тем более бить руки. Подумай о себе.       Я развернул омегу к себе и поцеловал покрасневшие костяшки правой руки.       — У тебя впереди роды, у нас будет ещё один малыш. Он нуждается в тебе. Будь разумнее. Сейчас твоя забота —беременность, а об остальном позабочусь я, хорошо?       — Ты прав, — муж совсем растаял в моих объятиях, повиснув на мне. — Я позабочусь о нашем малыше, а ты поможешь моей маме. Хорошо? Я доверяю её тебе.       — Обязательно, — улыбнулся я и поцеловал любимого. — Мы со всем справимся.