Несмотря ни на что я буду счастлив

      — Папа! Папа! Как я скутял! — бегал вокруг Ника Тимофей, хватаясь маленькими ручками за штаны омеги. — На лучки. Возьми на лучки! — потребовал альфочка, вытянув руки вверх. Ник тепло улыбнулся сыну и поднял его, расцеловав в обе щеки.       — Я тоже скучал, мой хороший.       — Про Лёля не забудьте, — сказала мама Ника, с улыбкой смотря на сына, и передала мне омежку, который цепко ухватился за меня, пряча личико.       — Спасибо, мам, — сказал Ник и поцеловал мать в щёку. — Поезжай домой, отдохни, поговори ещё раз с отцом. Если что — звони.       — Вера Николаевна, если вы не против, то я бы хотел завтра к вам заехать. Посмотреть на Эрни с Лени, ну и заодно поговорить с вашим мужем.       На мои слова женщина лишь грустно улыбнулась.       — Приезжай, я не против. Но не питай надежд на что-то. Он меня слушать не хочет, а тебя... Тебя и подавно не станет.       — И всё же попробовать стоит, — решительно сказал я. — Вы не печальтесь так. Даже если мы его не убедим, значит в суде со всем разберемся. Вас разведут. Если мы правильно всё сделаем, то обязательно разведут. Мы все вам поможем.       — Я ещё боюсь, что Герман перестанет нас всех обеспечивать, — тяжело вздохнула женщина и зашла в квартиру, прикрывая дверь.       — Мам, я пойду чайник поставлю, ты раздевайся и проходи, — сказал Ник и с задорно хрюкающим Тимофеем отправился на кухню. Лёль тихо сидел на моих руках, прижимаясь ко мне своим маленьким тельцем, слушая наши разговоры.       — Как бы неприятно это ни звучало, но... Мы все без него ничто. Он всё это время обеспечивал нас всех, — женщина сняла обувь с пуховиком и прошла на кухню, а я за ней. — Я работала лишь до нашего знакомства и немного после, а потом... Потом лишь сидела на шее. В последние пару лет вообще нигде не работаю. Ни опыта, ни навыков. Диплом конечно есть, но...       — Думаю, что вас примут учителем, если вы решите вернуться. А если нет, то всегда можно найти работу, на которую вы будете способны. Работники много где нужны. Начать с малого, чего-то более простого, а там выучиться на кого-нибудь или подняться по карьерной лестнице. В любом случае, варианты есть.       Вера Николаевна села за стол и взяла на руки Тимофея. Я же передал Лёля Нику, в то время как сам стал разливать чай.       — Я знаю, но... Это всё так обременительно. Проще потерпеть ещё какое-то время. У вас двое маленьких детей, у нас с ним сын общий. Нил. Он же совсем ещё малыш. А Эрни и Лени? С кем их оставят? Конечно с ним! У него есть деньги! Много денег! Не удивлюсь, если он кого-нибудь подкупит и всё пройдёт не так, как хочется.       — Но так тоже нельзя, — тяжело вздохнул я и присел, делая глоток горячего чая.       Хотя я понимал, что Вера Николаевна права. В его власти уволить меня, оставить Ника без обеспечения, а вместе с ним и Веру. Тогда и мои братья будут без всего. Всё держится на нём, на Германе. И даже если я буду пахать на трёх или четырёх работах... Маловероятно, что этого хватит, чтобы прокормить всех, да и сам загнусь раньше времени. А если Герман продолжит обеспечивать сына... Это будет, конечно, хорошо, но... Что с детьми? Мы все, по сути, безработные. Детей оставят с Германом. В противном случае и мне и Вере нужно будет найти работу. Всё это действительно тяжело. Тут надо хорошо подумать, а не принимать поспешное решение.       — И что ты предлагаешь? — спросил Ник. — Мам, хочешь тортик? — обратился к женщине, у которой на лице появилась улыбка, а глаза немного засияли.       — Сам приготовил? — мягко спросила Вера.       — Конечно, — с улыбкой ответил Ник и достал из холодильника простенький на вид, но очень вкусный торт. Я уже пробовал и с уверенностью мог сказать, что это самое вкусное из всего, что я ел. Омега действительно хорошо готовил, но несмотря на это продолжил учиться и совершенствовать навыки.       — Ник, ты очень хорошо готовишь. Может, тебе выучиться на повара? — спросил я, а омега слегка покраснел, но улыбнулся.       — Не знаю. Надо подумать. На учёбу тоже время нужно выделить. А у нас с тобой ещё один ребёнок будет.       — Давай я отрежу. А ты иди положи Лёля спать, а то он уже засыпает.       Малыш, закрыв глазки, действительно засыпал на стуле, на который его посадил Ник, когда пошёл доставать торт. Омега мягко поднял Лёля на руки и вышел из кухни, оставив нас с Верой и Тимофеем втроём.       — Папа! А когда в садик? Там такие холошие мальчики и девочки! Я скутяю по своим длузьям, — вдруг заголосил Тимофей и вырвался из рук женщины, запрыгнув ко мне на колени. Я лишь рассмеялся и погладил альфочку по светлым, немного отливающим синевой волосам. — Они хотят, штобы я плишел.       — Да? Это они тебе сказали?       — Я знаю это! — гордо ответил малыш, устраиваясь у меня на руках. — И они сказяли, что будут шдать.       — Уже завтра ты пойдёшь в садик и встретишься с друзьями, — обрадовал я сына. Тимофей заулыбался во все свои зубики и поцеловал меня в щёку.       — А ты со мной?       — И я пойду с тобой.       — Я показю их тебе. Они холошие. Дина иглает с куклами, Шон с машинками, а Уля смотлит калтинки и лисует.       — А ты что делаешь? — поинтересовался я. Вера Николаевна молча наблюдала за нами, кушая торт. Она тепло улыбалась, умиляясь нашему диалогу.       — Помогаю! — важно ответил альфочка. — И в куклы иглаю, и с машинками, и лисую. Всё делаю!       — Какой ты у меня молодец.       — Тимофей такой активный и разносторонний, да? — скорее утвердительно нежели вопросительно сказала мама Ника.       — Это точно.       — Никита что-то задерживается. Сходи, посмотри, уложил он Лёля спать или нет. Вдруг ему нужна помощь. А Тимофея мне давай.       — Вы правы, схожу проверю, а то что-то Ника действительно долго нет.       Я передал Тимофея Вере Николаевне, а сам вышел из кухни и отправился в детскую. Может, Ник поёт песенку Лёлю? Всё же омежка не всегда может заснуть, а с песенкой засыпает буквально за секунду. И я и Ник знаем об этом, поэтому либо поём либо иногда рассказываем сказки.       — Ник, ты здесь? — тихо спросил я, зайдя в детскую, и увидел просто умилительную картину. Мой омега уснул прямо на ковре, а сверху на нём устроился Лёль, тоже посапывая. Картина была настолько трогательной и милой, что я незамедлительно сбегал в нашу с Ником комнату за фотоаппаратом и сфотографировал моих любимых мальчишек, после чего положил Лёля спать в кроватку, а омегу, мягко подняв на руки, отнёс в нашу комнату и положил на кровать, накрывая одеялом.       Видимо, из-за стресса и переживаний за маму так сильно устал, что вырубился прямо на полу. Бедный мой малыш. Ему сейчас нельзя нервничать, иначе стресс плохо скажется на его беременности.       — Не волнуйся, любимый, спи спокойно, — нежно проговорил я и поцеловал своего омегу в щёку. Ник легко улыбнулся во сне, заворачиваясь в одеяло. — Мы с твоей мамой всё разрешим.       После этого я вернулся на кухню и ещё немного поговорил с Верой, после чего проводил её, а сам пошёл в детскую, где оставил Тимофея, чтобы поиграть с гиперактивным сыном.       — Папа! Папа! Давай в машинки поиглаем, — Тимофей побежал искать машинки, а я сел на ковёр, с улыбкой рассматривая любимого сына. Уже сейчас я мог сказать, что у него отбоя от омег и альф не будет.       Светлые волосы с лёгким синеватым отливом, как у Ника, возможно, они будут, как у омеги, серебристыми, а, возможно, останутся светлыми с лёгким отливом; светлые карие глаза с немного медовым оттенком, похожие на мои; что удивительно, аккуратный носик, сразу видно, что от Ника достался, а вот уши в меня, будет немного лопоухим.       — Смотли, — вырвал меня из мыслей сын, усаживаясь рядом. — Эта твоя, — сказал он и передал мне синюю машинку. — А эта моя, — себе он оставил красную. — Я буду бегать, а ты за мной.       — Хорошо, — улыбнулся я. — Только давай в гостиной, а то Лёль спит.       Малыш кивнул, и мы, выйдя из комнаты и закрыв дверь, отправились в гостиную играть. Тимофей, издавая характерные для машин звуки, принялся катать свою машинку по всей комнате, а я, стараясь правдоподобно изображать рёв автомобиля, догонял его, при этом стараясь не толкнуть, аккуратно обходя и не задевая предметы мебели. Мы играли, пока Тимофею не надоело.       Потом он попросил взять его на руки и покружить. И я принялся исполнять. Поднял малыша на руки и аккуратно закружил по всей комнате, слыша радостный смех. Я просто не мог не улыбаться, когда видел своих малышей такими счастливыми. Самого переполняло счастье в такие моменты.       После всего этого мы с ним немного порисовали, я разрешил Тимофею нарисовать на обоях свой шедевр — хотя знал, что Ник будет ругаться, когда увидит — после чего малыш наконец-то устал, и я отнёс его в кроватку. Альфочка быстро заснул, а я отправился в нашу с Ником спальню. Омега, завернувшись в одеяло, сладко спал, подложив под щёчку ладонь. Такой нежный и хрупкий, такой красивый, любимый, такой родной. Немного полюбовавшись своим омегой, я прилёг рядом, обнимая его. Спать совсем не хотелось, поэтому я просто лежал, вдыхая любимый аромат и ощущая тепло родного тела. ***       — Алик, это что такое? — недовольно крикнул Ник, когда я, находясь на кухне, мыл посуду после ужина. Я сразу понял чем он недоволен, поэтому, домыв посуду, пошёл объясняться.       — Ник, успокойся, — начал я, видя, как потемнели глаза омеги от недовольства. — Это я разрешил Тимофею.       — Я знаю! — воскликнул тот. — Сомневаюсь, что он бы закончил свой шедевр, если бы ты его остановил. Поэтому и спрашиваю: что это? Ты хоть знаешь, что нам скоро квартиру продавать? Как мы её продадим?       — Не переживай так, — я подошёл к омеге и несмотря на недовольно сложенные руки на груди, обнял, прижимая к себе. Ник не сопротивлялся, но и не спешил обнимать в ответ. Злился. — Рисунок небольшой. Попробуем отмыть или купим точно такие же обои и переклеим этот участок.       — Ох, Алик. Я всё понимаю, всё. Но нельзя во всём потакать своему сыну! Понятно дело, что мы теперь будем решать этот вопрос. Но ты бы хоть головой думал! Ладно бы, если мы тут ещё несколько лет жили. Но мы скоро будем продавать эту квартиру и искать побольше. И ты знаешь об этом. И всё равно позволяешь.       — Прости, — виновато проговорил я и почувствовал, как Ник немного расслабился. — Просто Тимофей так смотрел на меня... А бумага у нас закончилась...       — А сходить и купить нельзя было, да? — продолжал Ник ворчать.       — Прости, я знаю, что не прав. Знал, что ты будешь ругаться, и все равно разрешил. Ну не могу устоять перед глазками Тимки. Он смотрит так умоляюще... И так похож на тебя в такие моменты, что я просто не в силах отказать.       — Ладно, всё равно уже ничего не исправишь... — вздохнул Ник.       — Прости меня, любимый, — нежно проворковал я, и Ник вдруг замер в моих руках, подняв на меня круглые глаза.       — Что ты сказал? — сипло проговорил он.       — Любимый, — так же нежно и тепло повторил я, легонько поцеловав губы своего омеги.       — Скажи ещё раз.       — Любимый, мой любимый омега, самый-самый любимый, — со всей любовью прошептал я, увидев в глазах мужа слёзы. — Тебя это так растрогало?       — Очень, — всхлипнул Ник. — Ты ещё ни разу меня так не называл.       — Знаю. Мы привыкли называть друг друга по именам, но... Это не то. Как будто мы не близкие люди, а просто соседи. А любимый... Звучит очень тепло. Тебе нравится?       — Нравится, мой дорогой и любимый муж, — ответил он и поцеловал меня, обхватывая руками за шею. Я подхватил Ника на руки, углубляя наш поцелуй. Омега застонал и ещё сильнее прижался ко мне, проехавшись своим маленьким достоинством по моему животу.       — Ты больше не злишься? — спросил я, мягко сжав попу омеги.       — Не злюсь, — выдохнул любимый, оставив на моей щеке нежный поцелуй. Вдруг в детской послышались громкие крики.       — Опять шалят, — с улыбкой сказал я.       — Никак не дадут нам побыть вместе, — расстроенно сказал Ник и попросил опустить его. Я опустил своего мужа, ещё раз поцеловав.       — Между прочим, Тима зовёт тебя, разве не слышишь?       — Он и меня и тебя называет папой, так что тут ещё непонятно кого именно он зовёт, — ехидно улыбнулся Ник и отправился в детскую, а я за ним. ***       На следующий день, в понедельник, я отвёл Тимофея в садик утром, после чего поехал на пару часов в офис — хоть я и работал, но неполный рабочий день, — а потом отправился навестить Веру Николаевну. Герман, насколько я знал, должен был приехать домой позже, поэтому я решил дождаться его в приятной компании женщины, а заодно провести время с Эрни и Лени. ***       — Ты, наверное, голодный, — сказала Вера Николаевна и поставила чайник. — Что будешь? У нас тут есть картошка с мясом, шашлык остался со вчерашнего дня, салаты сейчас покажу какие есть, — с этими словами женщина принялась доставать всю имеющуюся еду из холодильника. — Выбирай всё, что захочешь.       — Я не настолько голоден, — рассмеялся я. — Картошки с мясом вполне хватит.       — Точно? Может, салатик какой? У нас тут оливье, греческий, цезарь, который очень любит Эрни, крабовый...       — Нет, спасибо, — вежливо отказал я. — Вам чем-нибудь помочь?       — Уж разогреть еду я смогу, — усмехнулась женщина. — И расставить тарелки тоже. Лучше иди пока со своими братиками посиди. Они соскучились по тебе.       — Как обычно в игровой? — улыбнулся я, уже давно зная, что они всё своё свободное время проводят только там.       — Да. Нил тоже там. Целыми днями сидят и при этом успевают учиться.       — Они такие молодцы.       — В тебя, Алик. Пошли в тебя, — тепло улыбнулась женщина, и я почувствовал, как в груди ёкнуло. В меня. Не в родителей, а в меня. Это были очень важные слова.       — Спасибо вам, — растрогавшись, произнёс я.       — За что? — удивилась женщина.       — За то, что вы есть. Я пойду.       Перед тем, как выйти из кухни, я увидел лёгкий румянец на щеках Веры. Она замечательная женщина. Да, она совершила ошибку в молодости, причём серьезную ошибку, которая за собой повлекла столько всего... Но она была всё это время несчастна. С Германом несчастна. И достаточно настрадалась. Пора и ей стать счастливой.       Игровая находилась на первом этаже чуть дальше кухни и гостиной. Подходя к комнате, я услышал весёлые выкрики Эрни и Нила, а также спокойный голос Лени. Интересно, во что это они там играют?       — Я тебе говорил сбавить скорость здесь, чтобы не врезаться, но ты не послушал, — нравоучительным тоном говорил Лени.       — А я сказал, что сам знаю как лучше! — весело проговорил Эрни.       — Спасибо, Эрни, благодаря тебе я выиграю! — также весело заявил Нил.       — Гонки у вас? — с улыбкой спросил я, зайдя в комнату.       Лени сидел за столом и читал какую-то книгу, в то время как Эрни и Нил расположились на диване, держа в руках приставки. Напротив них был большой плазменный телевизор, на котором сейчас высвечивалась игра. Услышав мой голос, все трое тут же подскочили и бросились ко мне. Я раскрыл руки, обнимая их.       — Алик!       — Алик, ура, ты пришёл!       — Мы так скучали!       — Наконец-то хоть кто-то разбавит обстановку.       — Осторожно, задушите, — улыбнулся я, обнимая любимых детей.       — Я выиграл Эрни! — гордо заявил Нил.       — Я тебе поддавался! — возмутился омежка.       — Ничего подобного! Надо было слушать брата!       — Я и без него могу!       — Алик, ты надолго? — спросил Лени, пока омежки выясняли отношения.       — Пока Герман не вернётся. Нужно поговорить с ним. А до его прихода я в вашем распоряжении, — улыбнулся я, обнимая брата. Лени обнял меня в ответ.       — Мы скучали.       — Я знаю. Обещал приезжать раз в неделю, а сам приезжаю раз в месяц. Я виноват перед всеми вами, но...       — Мы знаем. Знаем, что у тебя сейчас свои проблемы. Поэтому просто ждём.       — Эй! Алик мой! — вдруг воскликнул Эрни и, оттолкнув брата, запрыгнул на меня.       — Ох, Эрни, ты очень тяжёлый, — улыбнулся я, кое-как придерживая сползающего брата.       — И вовсе не тяжёлый!       — Ты Алика раздавишь! — заявил Нил, обнимая меня со спины. — Я тоже хочу на ручки!       — Обойдёшься! — и омежка ещё крепче обнял меня, повиснув на мне обезьянкой.       — Эрни, Нил, перестаньте, — пытался вразумить их Лени, но те не слушали, продолжая перепалку.       — Он мой брат!       — И мой!       — Вы неродные!       — И что! Он меня тоже любит!       — Дети, перестаньте мучить Алика! Он устал. И вообще, стол уже накрыт. Идите все есть, — совсем близко послышался голос Веры Николаевны. Мы все обернулись и увидели женщину, которая стояла в дверях, сложив руки на груди. — Есть, говорю, идите уже.       — Да, мам! — воскликнули все трое и побежали на кухню. Точнее, Эрни и Нил побежали, а Лени пошёл спокойным шагом.       — Они называют вас матерью, — тепло улыбнулся я женщине, заметив в глазах той слёзы.       — Они сказали это первый раз. Всегда Вера, Вера, а тут... Мама.       Я обнял растрогавшуюся Веру Николаевну, почувствовав ответные объятия.       — Вы для них мама. Вы столько всего сделали... Заботились о них, поддерживали, направляли, воспитывали. Вы действительно их мама и они очень вас любят.       — Алик, они не переживут, если мы с Германом разойдемся. Представляешь какой это будет удар? Они уже привыкли к стабильной жизни, а тут... И ведь у нас ничего нет: ни дома, ни работы, ни денег. И на руках дети. Мы просто не справимся. А они сейчас растут. И детство у них такое беззаботное... После всего случившегося они заслужили это.       — Есть ещё вариант: попробовать договориться с Германом. Вы можете развестись, но при этом продолжать жить вместе, заботиться о детях, помогать нам с Ником. Ему скоро рожать и сейчас для него главное это ваша поддержка. Ваша и вашего мужа.       — Но если мы разведемся и будем жить вместе... Это будет так, будто ничего и не поменялось. Будто мы не разводились вовсе.       — Не совсем. Вы будете на свободе. Вас больше не будет связывать брак и вы сможете делать что захотите, быть где хотите, встречаться с тем, с кем вы хотите. Всё сами. Без одобрения Германа, без обсуждения чего-либо. Вы будете свободы и будете вольны сами решать. Не будет больше давления. Даже если Герман продолжит спать со всеми подряд... Будет уже не так больно. Это всё психологически. Сейчас вы понимаете, что вы вместе и от этого вам больно. Вы понимаете, что зависите от Германа эмоционально. Но если вы разведетесь... Не будет того, что будет вас связывать. Станет легче. Пусть не сразу, но станет легче. Он больше не посмеет вам приказывать, требовать выполнения чего-либо. Не будет всего этого. И вы увидите разницу.       — Ты думаешь, у нас получится? — спросила женщина с такой надеждой, что я понял: она действительно устала и хочет свободы.       — Я сделаю для этого всё. ***       — Как у вас дела в школе? — спросил я, когда мы всей семьёй собрались за столом. Было хорошо вот так сидеть, есть и разговаривать на разные темы. Не хватало только Ника и моих сыновей. Но несмотря на это атмосфера всё равно была очень теплой и комфортной, очень семейной. Без Германа.       — У меня всё хорошо! — воскликнул Эрни.       — И у меня! — повторил Нил.       — Я получил пять по математике за контрольную!       — А я по чтению и окружающему миру!       — А я сделал домашку по английскому на пять и помог своим друзьям! И они тоже пять получили.       — А я в принципе всегда делаю домашнее задание!       — Я тоже!       — А ты что расскажешь, Лени? — улыбнулся я, еле сдерживая смех. Это соревнование двух омежек веселило, но и было очень милым. Каждый пытался доказать, что он лучше, думая, что от этого я буду любить кого-то из них сильнее. Но правда была в том, что я всех троих любил одинаково сильно.       — По русскому была контрольная. Я её на четыре написал, — без особого энтузиазма проговорил брат. — По математике работа была. Сложная. На три написал. Придётся переписывать.       — Ты у меня очень умный, — приободрил я брата. — Не важно какие оценки. Хоть три, хоть четыре, хоть пять. Для меня не важно. Учитесь в своё удовольствие и ищите то, что будет вам близко. То, с чем вы бы связали своё будущее. А оценки... Это дело десятое. Они о знаниях ничего не говорят.       — А вот и нет! — возразил Эрни. — Я, например, знаю где находится Канада и кто там живёт. А Нил не знает. А ещё я знаю таблицу умножения.       — Зато я умею читать быстро! Меня даже на конкурс собираются отправить!       — Вы оба молодцы, — похвалил я мальчишек.       — Они всё время так, — фыркнул Лени.       — Это точно, — вздохнула Вера. — Сколько им не говори, они всё равно соревнуются.       — А как у тебя, Лени, с друзьями? — мягко спросил я, надеясь, что брат расскажет и про отношения. Точнее, встречаться с кем-то ещё рано, но хотелось бы узнать заглядывается ли он уже на кого-нибудь или ещё не думает об этом.       — Нормально. У меня есть лучший друг. С ним и тусуюсь. Иногда в гости ходим друг к другу. Домашку вместе делаем.       — Он хороший человек?       — Очень, — почему-то немного смущённо ответил Лени.       — Это самое главное. А на личном как? Заглядываешься уже на кого-то?       — Пока нет, — почему-то хмуро ответил брат.       — Да он спит с книжками! — воскликнул Эрни и рассмеялся. — Какие отношения, когда книжки занимают всё его время.       — А у тебя как отношения складываются с другими детьми? — поинтересовался я у Эрни. Негодник. Сидит брата высмеивает. Пусть тогда про себя тоже рассказывает.       — У меня прекрасно! Я дружу с Лексиком, о котором уже рассказывал, и с Пашей. Он бета. В нашей компании я и Лекс омеги, а Паша бета. Втроём дружим. Иногда за альфами бегаем.       — А ты, Нил, что расскажешь?       Расстроенный было Нил тут же воспрял духом и тоже принялся рассказывать про себя. Потом я немного рассказал про свои будни, про Лёля и Тимку, про Ника. Рассказывал я, конечно, всё слишком радужно. Будто мы беззаботно живём и проблем у нас нет. Хотя это было не так, но расстраивать малышей не хотелось.       — А ещё у вас будет братик, — обрадовал я своих мальчишек.       — Братик? — радостно воскликнул Эрни.       — Ещё один, — фыркнул Лени. — Просто царство детей какое-то.       — А его тоже аист принесёт? — вдруг спросил Нил.       — Нет, — улыбнулся я.       — Откуда же он тогда возьмётся? — растерянно спросил омежка.       — Ты что, не знаешь? — высокомерно спросил Эрни. — Все знают откуда берутся дети.       — Эрни, прекрати, — мягко осадил я брата. — Нил, ты ещё маленький. Подрастешь и я расскажу.       — Правда? — с мольбой в глазах посмотрел на меня.       — Правда-правда. И не слушай Эрни. Вы не должны о таком знать. Думать надо о своём детстве, а не о детях.       — Алик прав, — вступила в разговор Вера. — Что-то вы совсем распаясничались. Особенно ты, Эрни. Алик больше не придёт, если будете себя так вести.       — Нет! — тут же вскрикнули Эрни и Нил.       — Мы будем хорошо себя вести! — сказал Эрни.       — Обещаем! — поддержал Нил.       — Алик ко мне будет приходить, — усмехнулся Лени.       — Я обязательно буду приезжать, — пообещал я. — А теперь пойдёмте играть, пока время ещё есть.       — Пойдём! — тут же радостно воскликнули Эрни и Нил и потащили меня за собой. Лени плёлся позади, а Вера лишь напоследок улыбнулась нам. На часах было пять вечера и что-то мне подсказывает, что Герман в лучшем случае придёт через час-два, так что у меня ещё было немного времени, которое я решил уделить своим малышам.       Мы все вместе играли в гонки. Точнее, Эрни учил меня, Нил соревновался со мной, а Лени сидел рядом и читал книгу, поглядывая на происходящее. Спустя полчаса игры мне позвонил Ник, и я оставил детей, решив поговорить с любимым. Всё же мы с ним виделись только утром, за завтраком, а сейчас был уже вечер и, признаться честно, за это время я уже очень сильно соскучился по нему.       — Как ты там? — спросил я. Сегодня Ник был весь день один. Ну, почти один. С ним остался только Лёль, но так как малыш был не особо активным и разговорчивым, я был уверен, что Нику было одиноко.       — Тебя не хватает, — его голос для меня был воздухом. Только услышал и сразу стало легче дышать. И я в который раз убедился в том, что очень соскучился по нему, будто мы не день не виделись, а неделю минимум.       — Я тоже скучаю, — тепло сказал я.       — Сегодня вот готовил, в доме убрался, с Лёлем немного поиграл, покормил его, гулять ненадолго выходили. И всё равно так пусто, так тихо, так одиноко. Без тебя и Тимофея, — голос у любимого был совсем грустный. — Возвращайся скорее. Я не лягу спать, пока ты не вернёшься.       — Я жду твоего отца. Как приедет, мы тут же поговорим, и я сразу поеду домой. А ты не забудь забрать Тимофея, — улыбнулся я.       — Я помню. Вот Лёля одеваю. Сейчас вместе пойдём встречать нашего альфу. Да, Лёль?       — Угу.       — И всё равно я без тебя не усну, так и знай.       Я улыбнулся, разглядывая деревья за окном.       — Я знаю. Постараюсь сильно не задерживаться. Надеюсь, что часа через два-три уже буду дома.       — Буду ждать. Мы будем ждать.       — Люблю тебя, — прошептал я.       — И я тебя люблю, мой дорогой любимый муж, — нежно, но с ноткой ехидства произнёс Ник.       — Я тогда пойду. Увидимся вечером.       — Ага. Мы ждём.       Ник отключился, а я почувствовал, как заболело сердце. И как я раньше жил без него? Как со всем справлялся? Сейчас я уже не мог представить свою жизнь без самого важного человека в ней. До нашего звонка я ещё держался, а сейчас, услышав родной голос, почувствовал точку. Очень сильную тоску. Тут же захотелось плюнуть на всё и поехать домой. Казалось бы, не виделись всего лишь полдня, даже не день, но уже тяжело было, уже я сильно скучал.       Вдруг послышался хлопок двери, который вырвал меня из своих мыслей.       — Я дома! — громогласно оповестил всех присутствующих Герман. Что ж, разговор предстоит трудный. — Вер, погрей мне чё поесть.       — Конечно, я же твоя наложница, — съязвила женщина. — Сам ведь не погреешь.       — Прекрати язвить. Я устал, как собака, есть хочу. Так сложно еду погреть? Не ты же готовила.       — Иди мой руки и на кухню, — холодным тоном ответила Вера.       — У нас кто-то в гостях?       — Да. Здравствуйте, Герман Владимирович, — вышел я к ним, поприветствовав отца Ника.       — А ты что здесь делаешь? — как-то недовольно спросил мужчина. И хотя я знал, что он меня недолюбливает, всё же уже прошло столько времени и давно нужно было привыкнуть к тому, что я сюда приезжаю.       — Тебе-то что? — недовольно спросила женщина. — Мальчик приехал к своей родне. Тебя это никаким боком не касается.       — Я тебя и не спрашивал, — довольно грубо ответил Герман.       — А мне и не нужно разрешение, — сквозь зубы процедила Вера.       — Давайте вы поедите, — решил вмешаться я. — Или уже не так голодны?       — Зубы прорезались? Щенок, — сказал Герман со злостью и сорвал галстук с шеи, кинув его на пол коридора, после чего прошёл на кухню.       — Да нет. Просто вы тут всё кичитесь. Поешьте сначала.       — Я тебе руки где сказала помыть?       — На кухне помою!       — Никаких сил уже на него нет, — сказала Вера мне и покачала головой.       — Не переживайте так. Всё будет хорошо. Я постараюсь убедить Германа, — и я обнял женщину, которая немного успокоилась, хотя и не до конца, тело всё равно было напряжено.       — Ты иди пока к своим мальчишкам. Как этот поест, — кивнула в сторону Германа. — Я тебя позову. А то мешаться будешь. Ещё хуже сделаешь.       — Хорошо. Позовите, когда он закончит.       Я отправился в игровую, где до сих пор зависала малышня. Мы немного поиграли, минут пятнадцать, а потом я их отправил книги читать вместе с Лени, чтобы глаза своими игрушками не испортили. Да и чтение всяк полезнее будет. Меня как раз позвала Вера Николаевна. Она сказала, что Герман поел и ждёт в гостиной разговор, о котором заикнулась женщина. Я собрался с духом и направился за Верой. Что ж, пора всё решить.       — О чём ты хотел поговорить? — довольно холодно спросил Герман, развалившись на диване и строго смотря на меня.       В этот самый момент мужчина нисколько не пугал меня. Да, раньше я его боялся, но сейчас я понял, что сила не в деньгах и статусе, а в твоём внутреннем мире. И я был очень силён, потому что делал это не только ради себя, но и ради близких людей. А близкие люди всегда придают сил и уверенности. И мне было даже плевать, если он меня уволит. Снова бегать за ним, как собачка? Пф. Я и без него смогу с нуля достичь такого уровня, но под началом других людей.       — О вашем разводе, — спокойно начал я.       — Вера, это ты ему рассказала? — с холодной яростью спросил Герман.       — Это моё дело кому и что рассказывать, — так же спокойно, как и я, ответила женщина, хотя руки сцепила в замок. Явно нервничала. Я продолжал стоять напротив Германа, а Вера присела на подлокотник кресла, напряжённо ожидая дальнейший разговор.       — Я сказал, что развода не дам. Разговор окончен, — жёстко проговорил Герман и собирался было встать, но я не дал ему этого сделать.       — Невежливо заканчивать разговор, когда с вами хотят что-то обсудить.       От моих слов Герман дернулся, но вернулся на место, продвигая меня ненавидящим взглядом.       — И что же ты хочешь обсудить? — высокомерно спросил он.       — Давайте поговорим, как взрослые люди: спокойно и без агрессии, — попросил я, заметив, как мужчина сжал руки в кулаки. — Вы и сами должны понимать положение, в котором оказались. То, что Вера Николаевна решила подать на развод не было сделано на эмоциях. Это решение подкреплялось годами. И вот она не выдержала. А кто в этом виноват?       — Ты ничего не знаешь, поэтому не тебе тут что-то говорить!       — Согласен, я не знаю всей ситуации и, если честно, даже не хочу влезать в эти дебри. Но! Вы тоже должны понимать, что удерживаете женщину против её воли. Или вы считаете нормальным насильно оставлять её возле себя? Считаете, что она будет, как верный пёс, всегда рядом? Считаете, что это то, что она заслужила? Неужели вам всё равно на её страдания? Вы настолько её не любите...       — Заткнись! — прокричал Герман и, вскочив с дивана, схватил меня за горло свитера, потянув на себя. В глазах полыхал самый настоящий огонь ярости. — Я всегда её любил и до сих пор люблю!       — Так почему же вы столько лет ей изменяли? — повысил голос я, надеясь, что Герман меня услышит. От моих слов мужчина дернулся, отпустив меня. В глазах была полнейшая растерянность. — Почему не ценили то, что имели? Почему делали эту замечательную женщину такой несчастной? Почему плевали на сына с высокой колокольни? Почему были столько лет таким эгоистом? Вы хоть понимаете, как это всё выглядит? Вы приходите домой поздно или не приходите вовсе, ваша жена, ваша истинная омега, сидит дома и ждёт вас. При этом ей часто звонят ваши любовники и любовницы, прося её отпустить мужа. А в соседней комнате маленький ребёнок, про которого все забыли. И он плачет. Каждый день плачет, потому что думает, что не нужен родителям. Мать начинает гулять, приводить в дом мужиков. Отец на глазах у жены изменяет ей с другими. Оба пытаюсь сделать друг другу побольнее, а маленький мальчик, омежка, ещё совсем хрупкий и нежный, ничего не знающий в этом мире, остался совсем один. Он один сидит в тёмной комнате, сквозь слёзы делает уроки, почти не ест, не спит, переживает за родителей. А родителям плевать! Вы считаете это нормальным? Считаете свою жизнь нормальной?       Под конец своего монолога я почувствовал, как по моей щеке скатилась слеза. Мне было больно. Очень больно за Ника. За то, как к нему относились родные люди столько лет, с самого детства. И он был совсем один. Никто ему не помог. Он всё это терпел, не понимал, наверняка думал, что в чем-то провинился, а родителям просто было плевать. А ведь он не заслужил этого. Посмотрев на Веру, я увидел, что женщина тихо плачет, явно осознавая как всё это время поступала с собственным ребёнком и по чьей вине он стал таким. Потом я посмотрел на Германа и увидел в его глазах слёзы. Он не плакал, нет, но в глазах стояли самые настоящие слёзы. Неужели до него только что дошло что же он натворил?       — Вы оба сделали Ника несчастным. Но больше всего виноваты вы, Герман. Откупались от него деньгами, подарками, но не дали самое главное: свою любовь. Вы правы, я не знаю по какой причине вы изменяли своей жене, но то, как вы поступили с малышом, который всего лишь хотел быть любимым, хотел, чтобы у него были родители... Это мерзко. Вы ужасный отец, который думал столько лет только о себе. Вы наплевали на свою жену, заставляя её страдать, вы наплевали на сына, который страдал не меньше. И ради чего? Ради сомнительного удовольствия на стороне? Оно того стоило?       — Нет, — тихо произнёс Герман, отвернувшись от меня.       — Рад, что хотя бы сейчас вы это понимаете. Так не делайте ещё хуже. Не заставляйте страдать жену и сына ещё больше. Ник сейчас на пятом месяце. Пятом. Вы хоть представляете какой стресс он сейчас испытывает? Он переживает за мать, а вас ненавидит. Считаете, что это нормально? Герман промолчал.       — Задумайтесь над этим. Отпустите Веру и начните наконец хоть как-то налаживать отношения с сыном. У вас скоро будет третий внук. А вы и с первыми двумя почти не видитесь. Разве такого дедушку они хотели? Дедушку, которому на всех плевать? Я думаю, что нет. И вы подумайте об этом. Ради чего вы вообще живёте? Ради кого? Что вы вообще сделали за свою жизнь? И кого сделали несчастным? Есть ли смысл и дальше всё усугублять? Хотите, чтобы ваш сын ещё больше возненавидел вас? Хотите, чтобы Вера страдала ещё много лет? Хотите, чтобы ваши внуки вас в лицо не знали? Это действительно то, чего вы хотите?       Я подошёл к Герману, который просто замер на месте статуей и не двигался, и, положив руку на плечо в поддерживающем жесте, договорил:       — Ещё есть шанс всё исправить, если вам это действительно нужно. Задумайтесь, наконец, над этим, расставьте приоритеты и сделайте свой выбор. И я очень надеюсь, что, когда вы это сделаете, ваш выбор хотя бы сейчас не будет эгоистичным. Вы всегда, всю свою жизнь думали только о себе. Подумайте уже и о других, подумайте о своих близких. Не причиняйте им ещё больше боли.       — Я, пожалуй, пойду, — обратился я к Вере, и женщина пошла меня провожать. Честно говоря, я думал, что Герман будет зверствовать после моих слов и всё это растянется надолго, но... Кажется, он действительно задумался над моими словами.       — Попрощайтесь вместо меня с моими мальчишками, — попросил я Веру и обнял её. — Меня уже ждёт Ник, так что я поеду. Да и сил нет после всего этого. Морально было очень тяжело, но я надеюсь, что Герман услышит меня.       — Спасибо тебе, Алик, — тепло поблагодарила женщина. — Ты и мне открыл глаза на всё. Хоть я и знала, но... Даже не думала, что со стороны это выглядит так. Мне есть над чем подумать. Спасибо тебе.       — Берегите себя, — сказал я ей и отправился домой к моему любимому человеку.