Облепиховый чай

      Пока Сохель раздумывал на тему того, как, не вызывая лишних подозрений, расспросить генерала Севира об обстоятельствах становления Киана помощником Перта, они незаметно для него дошли до конечной точки их короткого «путешествия». Удивительно, но не успели они остановиться у входных дверей и распрощаться, как те широко распахнулись и в коридор размеренным, но всё же самую малость тяжёлым шагом вышел Владыка Целительства. Увидев того, Сохель не удержался и обернулся, ясное дело, никого в коридоре не увидев. На лице Князя Хвори промелькнуло лёгкое недоумение. Неужели они с Севиром плелись по дворцу так долго, что двое Владык успели не только переговорить меж собой, так ещё и Иасон первым добрался до отведённых им покоев?       Самую малость прищурив глаза, Милосерднейший из Владык коснулся холодным взглядом вмиг подсобравшегося Севира, который сразу же выпрямил спину и замолк, опустив свой взгляд. Иасон еле заметно кивнул тому, велев возвращаться к своему Владыке, и тот, резко развернувшись, поспешным шагом устремился прочь от них, совсем позабыв о том, чтобы попрощаться с Сохелем, проводившим его удивлённым взглядом. Князь Хвори слабо покачал головой. Подумать только, этот, не сказать, чтобы сильный физически целитель до дрожи в коленях испугал грозного широкоплечего генерала. Конечно, упоминать о том, что этот целитель являлся Владыкой, тот не собирался.       Взгляд Сохеля перешёл со стремительно удаляющейся спины генерала на Владыку Целительства. Заметив некоторое недовольство на его лице, Князь поспешно одарил его своей самой очаровательной полуулыбкой. Кажется, за короткое мгновение их разлуки у одного маленького цыплёнка отчего-то резко ухудшилось настроение. - А я, между прочим, зря времени не терял. Мне удалось вызнать у Севира кое-что интересное, - многозначительно протянул Сохель, проходя мимо Иасона и наконец-то входя в покои Владыки Целительства.       Просторные и светлые, с большим количеством обильно цветущей зелени. Они полностью соответствовали духу обители Милосерднейшего. Мысленно отметив этот факт, Сохель быстрым шагом подошёл к мягкому дивану и со вздохом опустился на него, вытянув ноги. Иасон приоткрыл было рот, собираясь ему что-то сообщить, однако Князь в тот же миг поднял руку и слабо покачал головой. Вперив задумчивый взгляд перед собой, в течение некоторого времени Князь Хвори молчал, при этом совершенно не двигаясь. Когда хмурость на лице Владыки Целительства стала особенно чётко видна, тот неожиданно громко вздохнул и расслабленно откинулся на спинку дивана, устало прикрыв глаза. - Так, я всё трижды проверил. Стен мы с тобой можем точно не бояться, - махнул тот рукой, - точнее, можем не бояться того, что у них «неожиданно» отрастут уши, а, может, даже не одна пара, - Иасон, поняв, к чему тот вёл, сдержанно кивнул. – Позволь мне взять слово первым и сначала расспросить тебя о личности помощника Величайшего, некоего Киана. Ты, случаем, не знаешь, кому он приходится отпрыском и чем он так сильно полюбился Величайшему, что тот решил взять его под своё крылышко? - Это… Это не тот вопрос, на который я готов так сразу ответить, - сделав небольшую заминку, со вздохом ответил тот. Сохель, слегка склонив голову к плечу, приподнял правую бровь. - Не можешь ответить сразу, тогда я, добрая душа, задам тебе наводящие вопросы. Может, на них тебе удастся ответить «сразу». Начнём с того, Иасон, что ты ничего не знаешь об этом или знаешь, но не хочешь мне рассказывать? – поинтересовался тот. В его глазах промелькнул хитрый огонёк. – Может, - понизив голос, тот слегка подался вперёд, внимательно глядя прямо в глаза Милосерднейшего, - Владыка, неужели Киан твой сын?! – наигранно удивившись, он округлил глаза и прикрыл рот рукой, спустя мгновение не сдержавшись и громко рассмеявшись. Иасон в ответ молча одарил его многозначительным взглядом, отчего тот сразу замахал руками. – Ладно-ладно, признаю, это я зря сказал. Так что там с Кианом? Не стесняйся, дальше этой комнаты сведения об этом не уйдут. Клянусь, - положив руку на сердце, торжественно пообещал Князь Хвори. - Что же, начнём с того, что среди Владык не поощряются… Определённого рода связи с людьми.       Начав своё объяснение, Иасон опустился в кресло, что стояло неподалёку от дивана, облюбованного Князем Хвори. Сохель тут же придвинулся ближе к нему и, прижавшись бедром к подлокотнику, подпёр голову рукой, с донельзя внимательным видом принявшись его выслушивать. Владыка при взгляде на него лишь слабо покачал головой, хотя Князю Хвори всё же удалось заметить, как вопреки холодным движениям потеплел его взгляд. - Если подобная связь всё же… Образуется, то в наших рядах не найдётся ни одного Владыки, который поспешил бы немедленно сообщить об этом факте первому встречному. Конечно, произошедшее держится в строжайшей тайне. Особенно это касается тех случаев, когда в результате подобной «связи» на свет проявляется «младший Владыка». Так, если мне не изменяет память, принято называть таких детей у смертных. На самом же деле… - он вновь покачал головой. Невооружённым глазом было видно, как ему затруднительно подбирать верные слова. - Можешь так не стараться. Обещаю, я не буду придираться к словам. Говори, как есть, - постарался поддержать того Князь Хвори.       В ответ на его поддержку Иасон посмотрел на него с явным сомнением во взгляде. Оно было столь неприкрытым, что Сохель даже вслух возмутиться было собрался, однако его столь сильно интересовал ответ на этот вопрос, что он решил лишний раз не отвлекать Владыку. Вдруг Князь Хвори наговорит ему лишнего, и тот совсем передумает отвечать? Хотя он, если честно, очень сильно сомневался в том, что это возможно. - Устоявшаяся практика такова, что появившихся в результате связи Владык со смертными детей признают своими лишь в исключительных случаях. Например, если ребёнок становится великолепным ремесленником, мастерство которого способно потрясти небеса, или же великим героем… Но даже в этом случае репутация Владыки оказывается в определённой степени подпорчена. Причина этого в том, что, хоть это и не так распространено в нынешние времена, однако в далёком прошлом очень ценилась… Если можно так сказать, «чистота», «возвышенность» или же «недосягаемость» Владык для смертных, - Сохель с пониманием слабо кивнул, исполнив своё обещание и промолчав. Один только он сам знал, сколько сил у него ушло на то, чтобы на его словах не рассмеяться в голос. – Некоторые и по сей день продолжают считать, что связь с человеком портит «чистоту» Владыки, одним своим наличием приближая его к смертным, буквально ставя его в один ряд с людьми, а это ни в коем случае не должно произойти. Да, потомок Владыки обязан обладать поистине выдающимися талантами, чтобы тот мог без оглядки на это признать его. Такие случаи невероятно редки, пожалуй, их можно спокойно пересчитать на пальцах обеих рук… Большинство же появившихся на свет детей так и остаются непризнанными. Нередки случаи, когда даже после смерти такого ребёнка и обнаружения факта «нетленности» его тела, никто не берёт на себя ответственность признаться в том, что тот являлся его ребёнком. - У вас это называется «поддержанием чистоты», а по отношению к нам отчего-то любят использовать фразы по типу «княжья бессовестность», «плод грязного блуда» и «нежелание брать ответственность за свои похождения». К примеру, лично я достоверно знаю о наличии полутора десятка отпрысков Амэнтиуса от всевозможных смертных женщин, однако, по итогу, им оказались признаны только трое: его старший сын, Ратнам, величайший герой своего времени, - Сохель слегка приподнял руку, намереваясь коснуться своего лица, но практически сразу остановился и опустил её. – Потом идёт его дочь Авина… Помнишь, я вас с ней тогда в борделе познакомил? Так вот, она оказалась достаточно бойкой и смелой девицей, чтобы суметь пробиться к Тэу и занять своё место подле него. Насчёт последнего, того отвратительного ребёнка, Рокхана… Знаешь, хочу тебе пожаловаться, что его мать была точно такой же, как и он. Думаю, нужно обладать особенным складом характера, чтобы в любой ситуации не чувствовать и тени смущения и являть собой само воплощение слова «наглость». Думаю, именно по этой причине тот в дальнейшем и смог закрепиться в Саду Алых Азалий, - давая тому немного времени для того, чтобы собраться с мыслями и продолжить свой рассказ, намеренно принялся рассуждать на отвлечённые темы Князь Хвори. – С другой стороны, если кто-то из вас всё-таки официально признает своё дитя, то последнему обеспечена жизнь в любви и почитании, если не со стороны самого родителя, то уж точно со стороны верных последователей Владык. У нас же… Иногда даже и не знаешь, что лучше: жить в безвестности или оказаться в руках у своего… Думающего отлично от того, как принято думать у смертных, родителя. Я ведь тебе никогда об этом раньше не рассказывал, - понизил Сохель голос, словно собираясь поделиться с тем страшной тайной, - но одного такого своего ребёнка Бадре однажды использовал для изучения того, как принятие плоти потомков Князей может повлиять на тело и разум смертных. Он убил его, дождался того момента, когда тот обратится в камень, после чего… После чего произошла та история, которую я уже не раз рассказывал тебе. Я говорю тебе об Акте, - он вздохнул. – Ладно, что-то я и правда заболтался, а ведь и не собирался так много и так долго говорить. Ну так что? Что с Кианом? - …Киан был признан Величайшим в качестве «младшего Владыки», а также принят в качестве его личного помощника. Однако, что удивительно, то, кем является его отец или мать, так обнародовано и не было. Как ты можешь понять, эти сведения, также так и не ушли в народ, к смертным, хотя, по обыкновению, рано или поздно, но это всё-таки происходит. Среди остальных Владык Киана просто принято считать «чьим-то» сыном, - внимательно слушая его, Сохель опустил взгляд, серьёзно задумавшись над словами Иасона. - Может, среди вас ходили какие-нибудь сплетни, касаемо его происхождения? Возможно, слухи? – продолжил задавать тот наводящие вопросы. – Я никогда не поверю в то, что никто из Владык так и не поинтересовался обстоятельствами этой истории. Пусть и не в открытую, но вопросы об этом должны были прозвучать вслух. Как известно, вопросы, в свою очередь, порождают ответы. Конечно, они могут оказаться глупыми, не имеющими совершенно ничего общего с истиной, но хотя бы что-то должно быть. - Возможно, так оно и было, но я, собственно говоря, не так уж и часто встречаюсь с другими Владыками, да и… Будем честны, я явно не принадлежу к числу тех, с кем начали бы обсуждать подобное.       Князь Хвори с понимающим видом закивал. Иасон и правда не являл собой образ человека, с которым в свободное время можно было бы вдоволь посплетничать. Тот, конечно, походил на «благодарного слушателя», однако поделиться с ним хотелось чем-то важным, местами даже сокровенным, а не вывалить на него свои мысли на тему того, «кто кому ребёнком приходится». - И всё же что-то во всей этой истории мне совершенно не нравится, хотя я этого мальчишку ни разу в живую и не видел. Ладно, попробую позже расспросить о нём у Асклепайоса, тот точно что-то, но должен знать. К слову об этом бедокуре, Щедрейшем из Владык. Идвиг ведь с тобой хотел обсудить именно его ситуацию? Известно что о том, как там поживает этот тупица? С ним всё хорошо? – хотя эти слова и были сказаны им с лёгким оттенком пренебрежения в голосе, однако в их глубине сквозило искреннее волнение. Если бы Сохель ни капельки не волновался о его судьбе, он никогда бы и не подумал о том, чтобы отправиться в это «прекрасное» место, дворец Величайшего. - На днях Мат связывался не только со мной, но и с Идвигом, - кивком подтвердил предположение Князя Иасон. – Как тот мне объяснил, нынешняя ситуация вырисовывается донельзя сложная. Владыки с Князьями уже в течение многих сотен лет существуют порознь, всячески стараясь особо не пересекаться друг с другом. Никто и подумать не мог, что Владыка по какой-либо причине когда-нибудь решит лишить жизни Князя, - «вероятно, обратная ситуация вызвала бы куда меньшее удивление», читалось у него между слов. – С какой стороны ни посмотри, но эта ситуация из ряда вон выходящая, её расследование было поручено Величайшим храму Владыки Справедливости. Как можешь понять, оно выдалось для Мата не из простых. Сам факт того, что произошло убийство Князя, порождает несчётное количество вопросов, ведь сделать это… Довольно-таки трудно, - на этих словах взгляд Владыки Целительства встретился с его взглядом. Сохель, улыбнувшись, пожал плечами. - Далеко не всегда и далеко не для всех, - усмехнулся тот в ответ. – Так какова во всём этом роль Идвига? С какой целью его к этому делу приобщить решили? - Напомню, что он всё же является владельцем легендарного оружия, способного лишить бессмертного его жизни. Мат расспросил его о том, не пропадал ли его меч, всегда ли он находился в поле его зрения и всё в таком духе, - Сохель с понимающим видом кивнул.       Каждому из них было хорошо известно, что убить Князя ли Владыку возможно лишь с помощью одного из четырёх «легендарных оружий». Другим, куда менее известным способом являлся тот, при помощи которого Князь Хвори некогда и умертвил Нейрина. Однако не только из-за своей неизвестности, но и недоступности никто о нём даже и не посмел подумать, поэтому Мат первым делом устремил свой взгляд в сторону владельцев «легендарного оружия».       Сохель вздохнул, искренне посочувствовав верховному судье. След, признаться честно, был избран им не самый перспективный. Всего владельцев так называемого «легендарного оружия» было четверо: Величайший, Владыка Войны Идвиг, Отвергнутый и Князь Познания Неемия. Ни сам Величайший, ни его знаменитый лук, ясное дело, не могли иметь с этим запутанным делом совершенно ничего общего. Отвергнутый вместе со своим копьём был уже не одну сотню лет как запечатан за гранью жизни и смерти, а местоположение Князя Познания уже много лет, как не было известно ни одному из Владык ли Князей. Ходили слухи, что он уже давным-давно мёртв, а на месте его гибели образовалась небольшая горная гряда на западе. Из тех, к кому мог обратиться верховный судья, оставался лишь Владыка Войны, который и выдал Мату все имеющиеся у него немногочисленные сведения. По итогу, Владыке Справедливости так ничего дельного узнать и не удалось. В этом, собственно говоря, ничего удивительного не было. - Не появилось ли каких новых сведений о том, когда тебя пригласят, чтобы осмотреть… Пострадавшего? – немного поразмышляв на тему оружия, поинтересовался Сохель. - После получения его письма я так ни разу с Матом и не разговаривал. Может, нам удастся обсудить это позже. Он обычно прибывает в день собрания, - объяснил тот. Князь Хвори вздохнул и откинулся на мягкую спинку дивана, вспомнив непутёвого Владыку, у которого условия жизни в тот момент явно были куда хуже. - А никаких вестей о самом Асклепайосе не было? Мальчишку ещё не успели замучить до смерти? – услышав его вопрос, Иасон чуть приподнял брови в знак удивления. Увидев его озадаченное выражение лица, Сохель прыснул, после чего покачал головой. – Мои сомнения относятся не к самому Мату. Этот-то, я и сам знаю, и мухи не обидит. Но вот за ним может стоять кто-то, кто не посчитает нужным обременять себя заботами о физическом и душевном благополучии Щедрейшего. Меня это больше беспокоит. - Понимаю. Увы, о самом Асклепайосе Идвиг ничего мне не сказал, - ответил тот.       Сохель недовольно цокнул и поднял взгляд к потолку. Он продолжал надеяться на то, что с Асклепайосом всё будет в порядке. Как Князь Хвори в будущем сможет посмотреть в глаза малыша Фотиса, если с тем что-нибудь произойдёт? Тем более, выйдет крайне неприятно, если юноша узнает правду о всей этой истории не из уст самого негодяя Асклепайоса. Сохелю, если честно, было тяжело представить реакцию Князя Голода. Если того всё же придётся, по итогу, успокаивать самому Сохелю, то мужчина искренне опасался того, что попадёт с этим впросак. Что-что, а успокаивать взрослых людей, как показала практика, он умел плохо. Таким образом, для избежание подобных ситуаций ему необходимо было как следует постараться, всеми правдами и неправдами вытащив Щедрейшего из заключения.       С этой целью, первым делом, ему необходимо было отыскать дедушку Ициара. Увы, но этот вредный старик, упрямо отказывающийся выходить с ним на связь, решил стать отдельным поводом для его волнений. Всё ли с тем в порядке? Почему он не отвечает на его письма, не приходит в обозначенное для встреч место? Не могло же произойти такое, что и он умудрился попасть в цепкие лапы Перта?       Князь Хвори перевёл задумчивый взгляд в сторону окна, за которым трепетали на ветру ветви цветущих деревьев. В этот самый момент Перт находился в том же дворце, что и он сам, возможно, любовался точно такими же или даже, возможно, теми же цветущими деревьями. Его душа, наверняка, радовалась представшей пред его глазами красоте, в то время как разум старательно трудился над тем, чтобы придумать, как ещё больше усложнить и без того непростую жизнь Сохеля. Именно так, как Князь Хвори всерьёз полагал, дни Перта и проходили. Голова думала, а руки делали. Удивительно, но при всём этом всё у него протекало настолько гладко и без его непосредственного участия, что тому отвлекаться от других насущных дел не приходилось. Что ни скажи, благодать. Князю Хвори даже завидно немного стало. - Что-то не так? – раздался голос Иасона. Сохель пару раз рассеянно моргнул, после чего посмотрел на Владыку. - Что такое? – ответил вопросом на вопрос тот. - Выражение твоего лица… - брови Князя Хвори приподнялись немного выше. Подумав о худшем, он поднял руки и пару раз хлопнул по щекам. - С моим лицом что-то не так? С маскировкой что-то произошло? – спросил тот, вместе с тем лично осуществляя проверку. – Нет, вроде, всё на месте. Так что не так? - Может, тебе показать внутреннее убранство дворца? Будет нелишним осмотреться, – вместо ответа на его вопрос, предложил тот. – В будущем у меня могут возникнуть неотложные дела, в таком случае у меня не будет возможность ходить вместе с тобой. Сопровождающий же, с подозрительным видом слоняющийся без своего Владыки, может вызвать лишние подозрения, - для большей убедительности добавил Иасон.       Сохель всё ещё был слегка озабочен их предыдущим разговором, потому лишь слегка пожал плечами, после кивком дал тому своё согласие. Его слова были абсолютно верны. Если Князь собирается осуществить свой тайный план по поиску и, что гораздо важнее, беседе с дедушкой Ициаром, то он должен лучше ознакомиться с окружающей его обстановкой.       Обитель Владыки Целительства на озере Венета была просторной и очень светлой, но она всё же не отличалась излишней изящностью. Можно было сказать, что она была прекрасна в своей простоте. Дворец Величайшего также можно было назвать «просторным и очень светлым», однако эти определения не имели ничего общего с теми, которые Сохель использовал по отношению к обители Иасона. Дворец действительно выглядел так, как и должен был выглядеть дворец самого Величайшего. От его внешнего вида захватывало дух, но в то же время в его облике не было ничего «лишнего». Не было «излишней» роскоши, не было «излишне» нагромождённой мебели, не было «излишне» много картин, чем так славились дворец того же Князя Жадности или храмы Щедрейшего. Поистине, Перт обладал тем, что даже по прошествии многих лет так и не сформировалось у Сохеля. Умение обставлять свой дом.       При одной только мысли об этом Князь Хвори тяжело вздохнул, отрывая взгляд от небольшой картины, на которой был изображён прекрасный цветущий сад. Её автором как раз являлся находившийся под стражей Асклепайос. Оглядевшись по сторонам, Сохель искренне удивился тому, что картина, вышедшая из-под руки Владыки Искусств, была всего одна.       В прошлом нередки были случаи, когда Владыку Благосостояния и Искусств охватывало столь сильное вдохновение, что тот по нескольку месяцев не покидал свою мастерскую. В результате, по истечению этого времени перед своим создателем выстраивались ровные ряды готовых полотен, которые тому совершенно некуда было девать. Как бы ни почитали своего Щедрейшего Владыку последователи Асклепайоса, однако и без того всё свободное место в его многочисленных храмах уже было занято произведениями искусств, дарованных им самим Владыкой до этого. По этой причине Щедрейшему из Владык оставалось лишь тяжело вздыхать и отправляться с «подарками» в гости к своим многочисленным друзьям и знакомым, где его «подарок» со скрипом, но всё-таки вынужденно принимали. Сохель с улыбкой на лице вспомнил, как после очередного такого визита, ему с трудом удалось впихнуть подарок Асклепайоса в отведённую для них «пространственную кладовую», размеров которой уже явно было недостаточно. - Идём дальше?       Услышав чужой голос, Сохель, моргнув, резко обернулся на его звук. Иасон стоял в нескольких шагах от него и терпеливо дожидался, когда тот всё же соизволит последовать за ним. Сам же Князь Хвори и не заметил, как остановился напротив картины и принялся бездумно смотреть на неё.       И всё-таки столько всевозможных вещей во дворце Величайшего побуждали в нём воспоминания о минувших днях, но, увы, то были лишь небольшие обрывки, жалкие клочки от огромных размеров панно. Стоило ему попытаться зайти самую малость дальше, как он тут же натыкался на обрыв, за которым находилась одна только лишь вязкая тьма. Это порождало вопросы, но тот, кто знал на них ответы, не хотел делиться ими с Сохелем. - Извините, Наставник, засмотрелся на картину, - негромко пробормотал Сохель, с виноватым видом опустив голову. Иасон, посмотрев на него, слегка приподнял брови. Он явно собирался спросить у него о чём-то, однако уже в следующее мгновение его прервал шум.       С грохотом ударившись о каменную стену, неподалёку от них неожиданно распахнулась дверь. Из комнаты в просторный коридор широким шагом вышел мужчина в длинных тяжёлых чёрных одеждах. Его короткие тёмные волосы были аккуратно зачёсаны. Очки в тонкой серебряной оправе то и дело пытались соскользнуть с переносицы на кончик носа из-за чересчур активных действий своего обладателя. Владыка Справедливости, а это был именно он, буквально пыхтел от охватившего его негодования. По своей природе нынешний носитель титула верховного судьи обладал бледным цветом кожи, однако теперь его лицо покрывало множество красных пятен. Сохелю показалось, что ещё совсем чуть-чуть и из его ушей повалит пар. - Я чувствую себя рыбаком, леску которого какой-то негодяй посмел обрезать! Вот удочка в моих руках, вот проклятый пруд, в котором плещется идиотская рыба, но соединить их я никак не могу! Хоть ты тресни! Так и с этим делом, мертвец есть, подозреваемый тоже есть, но нам просто не достаёт доказательств, чтобы их правильно объединить!       Выговорившись, Мат резко остановился посреди коридора и сделал глубокий вдох и выдох. Вероятно, верховный судья вышел из своих покоев именно для того, чтобы подышать свежим воздухом. Либо, возможно, ему уже опостылел вид разбросанных по гостиной документов с докладами по сие поистине запутанному делу. В любом случае, немного успокоившись, тот собирался было вернуться обратно в свои покои, однако, разворачиваясь, мужчина неожиданно столкнулся взглядом с Владыкой Целительства. Мат при виде его самую малость смутился, ведь он обычно старался демонстрировать свою более холодную и уверенную сторону, а теперь вспылил прямо на глазах у другого, более старшего Владыки. Впрочем, по его внезапно изменившемуся взгляду стало ясно, что эта неожиданная встреча хоть и немного подпортила его репутацию, однако всё же оказалась ему на руку. - Ох, Владыка Иасон, - первым поздоровался тот, скорым шагом приблизившись к ним. Не одарив безмолвно стоявшего ученика Милосерднейшего и единым взглядом, тот обратился к его Наставнику. – Не ожидал увидеть вас во дворце так рано, мне казалось, что обычно вы прибываете на собрание немного позже. - Владыка, - слегка кивнул ему в ответ Иасон, слегка прищурившись.       Холодный взгляд Владыки Целительства вперился в фигуру верховного судьи, который всё ещё пытался вежливо ему улыбаться, вынужденно задирая при этом голову. Милосерднейший оказался заметно выше Мата, на которого и сам Сохель мог уверенно взирать с высоты своего роста. Князь Хвори лишь на мгновение поднял на стоявших рядом с ним Владык любопытный взгляд, коим и должны были обладать молодые люди его возраста, после чего смущённо опустил его, словно вспомнил, что те, кто сопровождает Владык, должны вести себя куда более прилично. На самом же деле тот просто ещё раз убедился в том, что его маленький целитель высокий и тонкий как жердь. Пожалуй, только Идвиг был выше и шире того в плечах, но Владыка Войны сам по себе отличался необычайно высокой и широкоплечей фигурой. - Я чем-то могу вам помочь, судья? – тем временем продолжилась вялая беседа Иасона и Мата. Верховный судья, услышав его вежливый вопрос, живо закивал, однако, довольно быстро взяв себя в руки и успокоившись. - Да. Если в настоящее время вы свободны, то я хотел бы обсудить с вами сотрудничество по одному весьма… Непростому делу, в котором мне в будущем непременно понадобится ваша помощь, - Сохель мысленно хмыкнул. Его Владыка Целительства и правда был буквально нарасхват. Однако, куда важнее было то, что беспокоили его явно по тому делу, которое на данный момент весьма и весьма волновало самого Князя Хвори. – Только…       Лишь после этих слов верховный судья в первый раз одарил мимолётным взглядом личного ученика Иасона, однако при этом ни единого сколько бы внятного чувства в его глазах не отразилось. Будто он посмотрел на домашнюю кошку или собаку, что неотступно следовала за своим хозяином. Единственная разница между учеником и теми заключалась только лишь в том, что это «домашнее животное» могло понять, о чём они говорят, после чего распустить слухи, которые на данном этапе расследования могли доставить им лишние проблемы. - Ты можешь вернуться в покои первым. Я присоединюсь к тебе позже, - обернувшись к Сохелю, произнёс Иасон.       В его голосе не прозвучало прямого жёсткого приказа, это скорее походило на вежливое предложение вернуться в покои одному. Князь Хвори же, конечно, самую малость расстроился из-за того, что его второй раз за этот день прогоняют, не давая ничего услышать из первых уст. Впрочем, на Иасона вполне можно было в этом плане положиться, ведь тот точно ему всё позже расскажет, поэтому он, склонив голову ещё ниже, откланялся и скорым шагом покинул их. Мат, к большому сожалению Князя, не был и в половину столь же болтлив, как Идвиг, перед тем, как начать говорить, отведя Владыку Целительства в собственные покои. Сохель, отойдя достаточно далеко от них, выразительно фыркнул. Можно было бы, конечно, попробовать подслушать их разговор, но вероятность его обнаружения во время сие недостойного для ученика Владыки действа была столь высока, что для него лучше было лишний раз не рисковать и в кои-то веки покорно послушаться Иасона.       Спешить ему было особенно-то и некуда, поэтому Сохель одновременно спокойным, но в то же время не совсем прогулочным шагом направился обратно в сторону покоев Владыки Целительства. Казалось, он смотрел только перед собой, однако его взгляд то и дело метался из стороны в сторону, пытаясь обнаружить что-нибудь полезное для исполнения его грядущего плана. Именно благодаря этому он по чистой случайности и заметил невысокую изящную фигуру, укрывшуюся в кроне пышно цветущих деревьев. Невольно замедлив шаг, Князь Хвори ещё внимательнее посмотрел в ту сторону, слегка прищурившись в попытке понять, не обознался ли он. Впрочем, его излишняя внимательность могла показаться странной, заметь его кто посторонний, поэтому он поспешно отвернулся и продолжил свой путь, когда до него неожиданно донёсся с трудом различимый звук прыжка.       Стройная фигура, укутанная в лёгкое светлое платье, неловко спустилась с одной из верхних ветвей дерева на траву, тут же принявшись оттряхивать от своего платья налипшую грязь вперемешку с пылью и бормотать под нос негромкие, но всё же достаточно отчётливо произнесённые проклятья. Сохель, мгновенно узнав обладателя этого голоса, в удивлении приподнял брови. Вот его-то он ожидал, но, не сказать, чтобы особенно хотел в этот момент встречать. Однако, раз судьба практически столкнула их лоб в лоб, значит, что Князю Хвори необходимо было как можно скорее ускориться и покинуть это место, чтобы «практически» чудесным образом не превратилось в «точно».       Пока Князь Хвори всячески пытался избежать этой незапланированной встречи, прекрасное, но в то же время проклинающее небо и землю создание отряхнуло своё платье и принялось с крайне недовольным видом вынимать из собранных в высокую причёску золотистых волос молодые зелёные листочки. Случайно подняв при этом взгляд небесно-голубых глаз, создание в удивлении охнуло, после чего его лицо осветила широкая радостная улыбка. Увы, не успел Сохель и нескольких шагов сделать с того места, как оказался в крепких объятиях. - Дядя! – радостно прошептало прекрасное создание высоким женским голосом. - Фай, - с улыбкой на лице ответил ему Сохель, опустив на голову юноши свою ладонь.       Перед Князем стоял Фай, или как тот был более известен во всём мире «прекрасная дева Файон, единственная дочь Владычицы Семейного счастья и Величайшего», который на самом деле являлся единственным сыном Феты, жестокой женщины, что даже по прошествии стольких лет не смогла смириться тем, что из её чрева вышла не «очаровательная малышка», а «омерзительный малыш».       То была отвратительная во всех смыслах история, о которой Сохель узнал слишком поздно, чтобы хоть как-то серьёзно помочь этому несчастному ребёнку. Всячески стараяясь поддерживать его, Князь Хвори, к сожалению, не знал, смог ли он хотя бы немного облегчить тяжесть, возложенную на плечи юноши с момента его появления на свет.       Пожалуй, следовало начать с того, что мать Файя, Фета, в течение многих и многих лет была беззаветно, но в тоже время безответно влюблена в Перта, который намеренно не замечал все её многочисленные намёки и «всевозможные хитрые женские уловки». Наблюдавшие за этой комичной ситуацией со стороны не могли не оставить своего едкого комментария, чем очень злили женщину, которая, впрочем, вопреки всему категорически отказывалась отступать от своей «цели». Признаться честно, даже сам Сохель, видя совершенно непроницаемое выражение Перта в тот момент, когда Фета всеми силами так и этак пыталась прижаться к нему с намерением продемонстрировать ему глубокий вырез своего нового платья, не удержался и пару раз подшутил над тем, хотя это было и несвойственно Ведающему. Нужно было видеть натянутую улыбку на лице Перта, поучавшего его, что «созданию столь высокого ранга не стоит заниматься обсуждением недостойных его бескрайнего могущества вещей».       В любом случае, вся эта история бегавшей за Пертом Феты казалась Сохелю довольно безобидной и местами даже забавной ровно до того момента, пока тогда ещё далекий от звания Величайшего Перт не предложил Фете один весьма неожиданный выход из ситуации, в которую они оба попали. Тот честно рассказал ей о том, что никогда не сможет ни оценить, ни уж тем более ответить взаимностью на её чувства, однако «кое-кто другой», не являющийся Пертом, но имеющий к нему прямое отношение, всё это сможет сделать. Перт сообщил ей, что согласен провести с ней одну только ночь, в результате которой она понесёт от него дитя. Это будет кровь от его крови, которой женщина и сможет подарить всю свою не находящую у него отклика любовь.       Сохель был уверен, что сделай кто подобное предложение той же влюблённой по уши Пэвэти, то тому идиоту оставалось бы только искренне посочувствовать, однако Владычица Плодородия сильно отличалась от Княжны Бурь. Она дала ему своё согласие. Никто не знал, да и, наверно, никогда уже и не узнает, о чём именно в тот момент думала Фета. Возможно, её в тот же самый миг охватили сладостные грёзы о той самой будущей «ночи», возможно, она представила, как выносит и родит очаровательную малышку от мужчины, которого всем сердцем в течение стольких лет любила. Или, что казалось наиболее вероятным, в те мгновения она всерьёз размышляла о том, как можно будет в дальнейшем использовать этого ребёнка. Перт же не сможет оставить своего ребёнка без внимания, правильно? Он обязательно будет навещать свою милейшую дочку. Это-то как раз и станет дополнительным поводом для их будущих встреч, в ходе которых они обязательно смогут сблизиться. Женщина надеялась и верила в это, однако неожиданно для неё всё пошло совершенно не так, как она уже успела себе это представить.       Владычица Плодородия не то, чтобы совершенно не любила мужчин. Будет вернее сказать, что она их всей своей душой ненавидела. Причин этого, однако, не знал даже Сохель. Впрочем, ему было доподлинно известно, что день, когда на свет явился малыш Фай, стал для неё одновременно самым лучшим и самым худшим днём во всей её жизни. Даже по прошествии времени Фета так и не смогла полюбить своего единственного сына, однако смогла всем своим сердцем привязаться к «единственной дочери», тайну которой она принялась хранить с невиданной никем прежде одержимостью.       Впрочем, не только рождение сморщенного, не радующего её взгляд Файя, вместо очаровательной «малышки Файон» пошло не по её плану. Перт, отец разочаровавшего её ребёнка, не проявил ни капли отцовских чувств по отношению к их общему дитя. Даже больше, узнав о рождении своего первого и единственного ребёнка, мужчина не бросился к ней, как та на то понадеялась, чтобы посмотреть на своё дитя, вместо этого лишь отправив короткое письмо с сухим поздравлением для неё и игрушки для ребёнка. По итогу, насколько Сохель это знал, за всю свою жизнь Фай встречался с отцом едва ли пару раз. Во время этих коротких встреч юноша успел сказать тому едва ли больше нескольких фраз, после чего вынужденно долго молчал, пока его мать, которая, ясное дело, не могла не отправиться на встречу вместе со «своей любимой дочерью», без устали делилась с Пертом новостями обо всём подряд, всё ещё не теряя надежды привязать к себе этого непокорного Владыку.       Так получилось, что Сохель узнал обо всей этой отвратительной ситуации гораздо позже, да и произошло это по чистой случайности. В любом случае, он первым же делом направился во дворец к Перту, чтобы вызнать и по возможности понять, как такая несустветная глупость в принципе могла прийти в его голову. Стоит ли упоминать то, что в тот день между ними возникла довольно крупная ссора? Не собираясь выслушивать его глупые детские оправдания, Сохель в тот же день отправился в храм Феты, желая увидеть ребёнка. Владычица Плодородия с явным нежеланием вынесла ему ребёнка, плотно укутанного в светлую ткань, однако на руки взять так и не позволила. - Это наша с Пертом дочь, наша драгоценная малышка, «прекраснейшая дева Файон», - с улыбкой на лице произнесла женщина, после чего мягко поцеловала ребёнка в светлый лобик. Сохеля, впрочем, невозможно было так легко обмануть. Ему не нужно было брать ребёнка на руки, чтобы понять, что «драгоценная малышка», мирно спавшая на руках у Владычицы, на самом деле являлась «малышом».       В дальнейшем Ведающий не раз предпринимал попытки поговорить об этом с Фетой, объяснить, что её решение неправильно, что оно навредит в первую очередь её ребёнку, однако та, даже, казалось, и не собираясь вникать в смысл его слов, с покрасневшими от гнева глазами начинала кричать на него, требуя «не сметь называть её милую дочь мальчиком». Последовавшие за этим разговоры с Пертом уж тем более не принесли никакой пользы. Одаривая Ведающего мягкой полуулыбкой, тот, тяжело вздыхая, говорил, что «это её ребёнок и она в своём праве делать с ним всё, что угодно». Словно это был не ребёнок, «кровь от его крови», а игрушка. Его слова буквально выводили из себя Ведающего, который никогда прежде не позволял себе так сильно поднимать на кого-либо голос.       Этот несчастный ребёнок явно не был нужен ни своей матери, ни уж тем более своему отцу, поэтому в голове у Ведающего в какой-то момент появилась неожиданная мысль. Может, забрать его у Феты и воспитать Файя самому? Пусть у него и не было опыта в обращении с настолько маленькими детьми, однако он всегда мог научиться или же попросить у кого-нибудь помощи. Неемия же Князь Познания, правильно? Назвался таковым, пусть тогда и помогает. Или же хотя бы знаниями делится. К сожалению, первая трагедия, постигшая Сует, нарушила его планы.       В следующий раз встретился с «прекрасной девой Файон» Сохель тогда, когда уже носил гордый титул Князя Хвори. Их встреча произошла по чистой случайности. В тот раз Сохель попытался незаметно вынести пару вёдер земли из сада Феты для пересадки своего любимого деревца, когда оказался пойман с поличным прогуливавшемся в тех местах Файем, который и сам не был «чист», прячась от неустанного надзора послушниц храма его матери. Удивительно, но возникшая вследствие этого курьёзного случая связь между ними оказалась необычайно крепка.       Фай никогда не называл со столь же искренней радостью Фету своей «матерью», как радовался каждому приходу своего «дяди». Будучи запертым в стенах храма Владычицы Семейного счастья, Фай действительно был очень одинок. Фета ревностно охраняла тайну своей «дочери», не позволяя кому-либо постороннему слишком близко приближаться к «ней». Вдруг случайно всплывёт правда и по всему миру об этом пойдут всевозможные перетолки? Вдруг все узнают, что «прекрасная дева Файон» на самом деле никому не нужный мальчишка?! С каждым днём страх Владычицы Феты рос всё больше и больше, а стены, за которыми скрывали растущего Файя, становились день ото дня всё выше и выше, толще и толще.       Сохель мог честно признаться в том, что не все решения в его жизни были правильными и логически обоснованными. Например, он совершенно не понимал, что на него нашло, когда он в качестве наказания за проигрыш в очередном споре отправил Тэу в храм Феты, чтобы тот послужил там в течение некоторого времени в качестве юной наивной послушницы. Просто накануне в очередной раз увидев тяжело вздыхавшего от одиночества Файя, он подумал, что тому срочно необходим друг. Себя же он, конечно, в этой роли не рассматривал. Амэнтиус же от природы был даже чересчур дружелюбным, способным с любым человеком найти общий язык. Что ему стоило подружиться и с Фаем? Как Сохель в тот момент подумал, ничего.       Самая главная загвоздка этого решения обнаружилась многим позже. Сохель, знавший тайну юноши с момента его рождения, никогда не рассматривал Файя в качестве «прекрасной девы». Он всегда видел приятного лицом юношу, который не по своей воле был вынужден носить длинные платья да высокие причёски, тщательно скрывая свой низкий голос с помощью особых заклинаний и зелий. Однако для всего остального света Фай продолжать являться необыкновенно прекрасной девушкой, о неописуемой красоте которой смертные слагали легенды на протяжении многих и многих столетий.       Мог ли Тэу, посмотрев на Файя, в кои-то веки подумать головой, а не нижней половиной своего туловища? Как показало дальнейшее развитие событий, головой тот в принципе думать не умел или же не желал, раз решил так поступить. Впрочем, Сохель был согласен с тем, что и он сам в этой истории повёл себя не самым лучшим образом, заранее не подумав о возможности подобного развития событий. На протяжении скольких лет он знал Тэу? Такие числа вслух неприлично было называть. Так что же ему помешало немного подумать и понять, что Амэнтиус явно не тот, на кого в подобной ситуации можно было спокойно положиться?       На данном этапе история пребывала в той точке, когда Тэу прокляли, из-за чего тот оказался обречён на муки воздержания, Файя же заперли за десятью замками, окружив десятком доверенных лиц Владычицы, неотступно следующих за ним, а Фета, страшась открытия своей самой главной тайны, изо дня в день писала несчётное число писем то Владыке Справедливости, то Величайшему. Да, Сохель искренне считал, что женщину волновало не только и даже не столько то, что произошло между Файем и Амэнтиусом, а то, что тщательно скрываемая ею тайна из-за этого может неожиданно открыться целому свету. Её совершенно не волновало состояние Файя. Впрочем, правда заключалась в том, что и тот сам не был столь чист и невинен, каким мог показаться на первый взгляд.       Сохель, тихо вздохнув, поднял свой взгляд и посмотрел в лучистые небесно-голубые глаза юноши. Если верить тому, что ему удалось узнать в библиотеке Неемии, то проклятие, наложенное на Тэу, дело рук именно что Файя, а не Феты, на которую они на протяжении всего этого времени продолжали грешить. - Что же вы тут забыли, дядя? – спросив его, Фай огляделся по сторонам. – Думаю, нам с вами не стоит разговаривать здесь. Будет неприятно, если у нашего разговора появятся лишние уши, сами понимаете. Идёмте за мной.