Облепиховый чай

- Можно сказать, что это сила, дарованная тебе небесами.       Для Лукаса было особенно странно услышать эти слова из уст своего Наставника. Вопреки тому, что седобородый Владыка почитался смертными как «милосердное бессмертное создание, великодушно снизошедшее к ним с небес и обосновавшееся на озере Венета», сам Иасон обычно с равнодушием относился к подобным, обращённым в его сторону «чересчур уж громким словам». Хмурый Владыка Целительства предпочитал считать себя, в первую очередь, опытным лекарем, основная цель которого – помочь как можно большему количеству людей. К сожалению, эта цель была для него недостижима, поскольку способности Иасона были ограничены умением излечить только лишь тело, физическую оболочку, тогда как его недавно обретённый личный ученик не ведал этого рокового ограничения. Во многом именно это способствовало тому, что Лукас оказался избран Владыкой Целительства. - Вы перехваливаете меня, Наставник, - склонив голову, поблагодарил его Лукас.       Взгляд леденисто-серых глаз седобородого Владыки Целительства устремился в его сторону. Будь на месте Лукаса любой другой из целого множества учеников Иасона, этот взгляд, по своему обыкновению, был бы гневным или же по какой-то неизвестной причине недовольным. Именно таким Владыка представал в присутствии посторонних. Лишь оставаясь наедине со своими личными учениками, он, словно ослабив контроль над собственными чувствами, позволял им отразиться на своём лице и в глазах. Лукас, к слову, заметил, что в последнее время его взгляд всё чаще и чаще становился печальным или и того хуже, совершенно пустым. - Знаешь, для всего мира это большой секрет, но отчего-то меня не отпускает мысль, что я обязан рассказать тебе об этом, - однажды обратился к Лукасу Иасон.       С этими словами Наставник отложил в сторону книгу, на написание которой он последние пару недель тратил всё своё свободное от приёма больных время, и внимательно посмотрел на своего личного ученика. Обычно строгий и скупой на похвалу Владыка Целительства, впрочем, мог честно признать, что тот был невероятно талантлив. Порой Иасон, глядя на того, позволял себе немного побурчать на тему того, что он, не иначе как по причине незаметно подкравшейся к нему старческой близорукости, не смог увидеть прямо у себя под носом этот талант раньше. Впрочем, даже относительно позднее начало обучения лекарскому ремеслу не помешало юноше стать не просто замечательным, а лучшим после своего Наставника целителем. Лукаса действительно можно было считать несравненной гордостью Владыки Целительства. - …Несколько дней тому назад Пертом, Владыкой Порядка, была предложена одна… Скажем так, «удивительная» церемония. Как же он её там обозвал… Точно. «Церемония передачи титула». Есть ли у тебя догадки о том, в чём заключается её суть? – в мыслях у Лукаса промелькнуло одно весьма смелое предположение, о котором тот, впрочем, предпочёл умолчать, вместо этого слегка покачав светловолосой головой. – И вот ты снова проявляешь излишнюю скромность. Я ведь по глазам твоим вижу, что догадки какие-никакие, но всё же имеются. И, насколько мне показалось, они совершенно верны. Эта так называемая «церемония» позволяет осуществить смену поколений тех, кого средь обычных людей принято называть не иначе, как «бессмертными». - …Но как? – в голосе Лукаса прозвучало любопытство.       «Бессмертные» не без причины назывались «бессмертными». Их окончательная и безвозвратная смерть, насколько Лукасу было известно со слов Владыки Иасона, могла быть достигнута лишь путём воздействия на них «легендарного оружия». Но что в таком случае подразумевалось под «сменой поколений»? Может, речь шла о «младших Владыках», их детях? Но, как показало время, все они были на порядок слабее «старших Владык» по причине смешения крови бессмертных и обыкновенных людей. Они просто не смогли бы занять место своего могущественного родителя. Из-за этого Лукас и подозревал, что всё было гораздо сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Кроме того, если судить по мрачному выражению лица Владыки Целительства, с точки зрения морали, «церемония» являлась делом весьма «спорным». - Всё до безобразия просто и оттого особенно пугающе. По порядку: убиение, поимка отделившейся души, её расчленение, после которого происходит процесс её объединения с душой «преемника». Оканчивается всё внедрением этого «лоскутного одеяльца» в заранее подготовленное тело. Так это выглядит, если опустить все те красивые слова, которые тот использовал во время своего «блистательного выступления», - нахмурившись, пустился в объяснения Владыка. – Я честно высказался на эту тему во время собрания, обозвав это «премерзким исполнением премерзкой идеи», которую тот ещё и попытался «обелить», подкрепив какими-то «благими намерениями». Но, только представь себе, в наших рядах всё-таки отыскались идиоты, которые оказались не против пройти через эту «церемонию». - Хорошо известно, что какое-либо воздействие на чужую душу и уж тем более попытка её «расчленения» может окончиться для той далеко не самым лучшим образом, - Лукас с трудом смог перевести свои мечущиеся мысли в более-менее приемлемую форму и произнести эти слова.       Владыка Целительства, прищурившись, посмотрел на своего личного ученика. На покрытом глубокими морщинами, старческом лице появилась совсем несвойственная тому кривоватая улыбка, выглядевшая из-за своей неестественности как-то по-особенному пугающе. Впрочем, неприятная правда заключалась в том, что последовавшие за этим слова оказались куда более пугающими, чем эта улыбка. - Согласившиеся наверняка решат избрать для участия в церемонии кого-нибудь из своих приближённых последователей. Лукас, как ты сам думаешь, насколько заманчиво прозвучит для тех предложение стать не просто «подобным», а «одним из Владык»? Думаю, мало кто из них найдёт в себе силы прослушать все те предупреждения, которые обязательно последуют за этим предложением. К тому же, что-то мне подсказывает, что ни одна из сторон даже и не представляет себе, чем именно это всё может для них обернуться, - Владыка слегка покачал головой. - Благодаря Ведающему нам доподлинно известно, что всякая душа состоит из трёх основных частей. Данное состояние является для неё наиболее стабильным, поэтому именно к нему душа всегда будет стремиться. При «подселении» к целой или даже «частично разделённой» душе какой-либо «посторонней» части непременно окажется нарушено её изначально стабильное состояние, после чего запустятся процессы «восстановления». Не нужно быть пяти пядей во лбу, чтобы понять, что это не приведёт ни к чему хорошему, - седовласый старик тяжело вздохнул, после чего перевёл взгляд в сторону окна. Следующие слова прозвучали почти неразличимо, но в тоже время необычайно твёрдо, – Должен, нет, просто обязан существовать иной путь. Я уверен в этом.       Этот путь и правда существовал, однако ведомо то было лишь двум людям: первому Владыке Целительства, седобородому Иасону, и его личному ученику Лукасу, который в дальнейшем и предстал перед остальными Владыками в качестве второго Владыки Целительства, молодого светловолосого мужчины. Путь этот, возможно, оказался куда более опасен и тернист, а также подходил только лишь для них двоих, но именно благодаря этому Лукас, перенявший не только титул, но и имя предыдущего Владыки, даже по прошествии многих лет смог остаться всё тем же Лукасом, бережно сохранившим воспоминания не только о своём детстве и юношестве, но также и о человеке, благодаря которому он смог открыть и развить свой врождённый дар. Он всегда помнил о своей встрече с Ведающим, могущественнейшем из всех Владык и Князей.       …Прошло не так уж и много времени с разговора между учеником и Наставником, как на очередном весеннем собрании произошло то, что никто из них никогда не смог бы предвидеть: прежде, по своему обыкновению, спокойный и рассудительный Ведающий без объяснений напал на своего самого верного друга и сподвижника, Владыку Порядка Перта. И всё бы ничего, если бы их спор окончился «небольшой», по их меркам, дракой, однако, к всеобщей беде, этому конфликту было суждено стать роковым, как для верховьев реки Руадх, так и для всего мира смертных.       В один момент все земли оказались втянуты в сильнейшую по своей силе иллюзию, которая на девять дней обратила день в непрекращающуюся ночь. По исходу последних, девятых, суток густые еловые леса, коими некогда так славились земли Князя Жадности, оказались охвачены огнём, который не гас на протяжении ста долгих лет. Прежде почитаемый всеми Ведающий внезапно стал «Отвергнутым», грехи которого оказались столь тяжелы, что Владыкой Порядка было решено «одарить» его медленной и мучительной смертью. Кроме того, опасаясь, что тот в поисках мести вернётся с того света, Перт запер Отвергнутого за гранью между жизнью и смертью, обеспечив тем самым «мир и спокойствие».       В период охватившей небо и землю смуты никто попросту не обратил внимание на то, что один Владыка Целительства сменился другим. В то нелёгкое время многие из бессмертных приняли решение добровольно отправиться на покой, приняв участие в «церемонии передачи титула». По крайней мере, так об этом во всеуслышание объявил новоявленный «Величайший».       Как жаль, что настоящего покоя никто из них так и не смог достичь. ***       Как бы люди, находившиеся за чуть приоткрытой дверью, ни старались говорить как можно тише, однако звуки их голосов всё равно проникали сквозь щель в маленькую душную комнатку. Лукас с величайшим трудом, но всё же смог слегка приподнять отяжелевшие веки, которые, впрочем, вскоре вновь опустились. Перед его глазами будто всё ещё стоял образ седобородого хмурого старика, его Наставника. Тот, кого некогда было принято величать «Владыкой Целительства». Однако длилось это всего лишь несколько мгновений, после чего этот образ начал стремительно размываться. Одновременно с этим боль по всему телу юноши наоборот принялась стремительно нарастать, вскоре став практически невыносимой.       Юноша сдавленно простонал, будучи больше не в силах продолжать и дальше её терпеть. В тот же миг голоса за дверью стихли, после чего та тут же с шумом распахнулась, ударившись ручкой о стену. До юноши донеслись звуки поспешных шагов и скрип старых половиц. В следующее мгновение Лукаса окружил хорошо знакомый ему запах облепихи, благодаря которому тот невольно расслабился. - Тише… Тише. Сейчас тебе станет немного легче, - раздался рядом с ним смутно знакомый голос мужчины, который явно пытался его утешить. Нельзя было не поразиться тому, насколько сильно отличался его тон при обращении к Лукасу и другому, третьему, человеку, который вошёл в комнату несколько позже его, – Вот объясни мне, придурочный, как только в твою не самую пустую голову пришла идея напоить его? Посмотри на него! Он же ещё совсем-совсем ребёнок!       Вместе с тем пребывавший на грани сна и бодорствования юноша ощутил, как к его волосам с осторожностью прикоснулись прохладные пальцы. Мужчина еле ощутимо погладил его по голове, и мучавшая юношу головная боль тут же, будто испугавшись того, отступила, однако, не исчезнув вовсе. - Вот только не надо снова так делать! Не смотри на меня так, у меня мурашки по спине забег устроили! Давай, прекращай! – второй, нервно просмеивающийся голос явно принадлежал уже знакомому Лукасу Князю Празднества и Распутства. Было немного странно слышать испуганные нотки в голосе прежде целенаправленно спаивавшего его «Господина». Кем же был человек, заставивший его испугаться? – Говорю тебе, лучше сразу меня ударь, чем и дальше продолжать так смотреть. Руками-ногами – не важно, я готов. - Ну и зачем мне тебя бить? Поверь, у меня в запасе есть куда более действенный метод, который я не побоюсь пустить в ход, - с нескрываемой угрозой в голосе хмыкнул тот. На несколько мгновений комната погрузилась в тревожную тишину. Казалось, мужчины поняли друг друга, а вот волей-неволей прислушавшийся к их разговору Лукас, к своему собственному сожалению, ничего понять не смог. - Ты… Ты! Даже не смей думать о том, чтобы пойти ему на меня жаловаться! - по первой могло показаться, что в голосе Князя Празднества и Распутства прозвучало предупреждение, однако на деле то оказалась самая что ни на есть жалобная мольба. Кажется, до этого Лукас уже сталкивался с отдалённо схожей интонацией Амэнтиуса во время их разговора, но он не мог вспомнить, с чем именно это было связано. - Пожалуюсь? Пф, - усмехнулся другой мужчина, - мы что, по-твоему, дети малые? Тэу, мы с тобой столько лет знаем друг друга, но ты всё ещё позволяешь себе меня недооценивать. Я не просто пойду и «пожалуюсь» ему, я ещё и все твои грехи за последние пару лет по пунктам распишу и неоспоримые доказательства к ним предоставлю, - заверил его тот. – Посмотрим, что ты тогда сделаешь.       Продолжая слушать их «обмен любезностями», Лукас с большим трудом, но всё-таки смог снова приоткрыть глаза. И первым, кого он увидел перед собой, был очередной «персонаж», который прежде «навещал» его во снах. Возрастом мужчина был немногим старше самого Лукаса. У него были тёмные волосы, собранные в короткий неряшливый хвост. Взгляд винного цвета глаз, прищуренных из-за усмешки, не покидавшей его лицо, был направлен в сторону стоявшего в дверях, слегка побледневшего от страха Амэнтиуса. Именно по этой причине мужчина не сразу заметил, что юноша, которого он продолжал с осторожностью поглаживать по голове, окончательно проснулся. Его рука так и продолжала бесцельно гладить того по отяжелевшей голове, порой пропуская пальцы сквозь его растрёпанные светлые волосы в полном заботе и нежности жесте.       Юноша сделал неглубокий вдох, убеждаясь в том, что и этот человек также пах облепихой. Третий? Все трое, кто прежде появлялся в его снах, буквально по очереди предстали перед ним. Насколько это можно было и дальше продолжать считать обыкновенным совпадением? Право слово, его можно было считать кем угодно, но не дураком.       Остановившись на последней мысли, Лукас, глядя на того, нахмурился, отчего меж его бровей пролегла глубокая морщинка. Лишь по случайности прикоснувшись к ней, темноволосый мужчина наконец-то заметил, что тот проснулся. Встретившись с его потемневшим, донельзя серьёзным взглядом, он, виновато улыбнувшись, убрал свою руку, однако, всё также продолжив сидеть на краю кровати, не отводя от него взволнованного взгляда. - Ты наконец-то проснулся, как я посмотрю, - протянул темноволосый мужчина. – Голова, небось, невыносимо болит, да? Это, мой милый друг, взрослыми именуется не иначе как «похмелье», - наставническим тоном принялся объяснять тот, после чего бросил короткий взгляд в сторону Князя Празднества и Распутства. – Благодаря этому, необыкновенному во всех смыслах этого слова созданию, ты накануне вечером явно перебрал вина. Ты ведь не пил никогда прежде, я правильно угадал? В первый раз, так ещё и на пустой живот… Неудивительно, что ты так скоро повалился спать… - Кто ты? – прервал его, несомненно, полную искреннего волнения, но всё же совершенно пустую по смысловой нагрузке речь Лукас, одновременно с тем попытавшись приподняться, однако сил на это ему не хватило, отчего он тут же со вздохом повалился обратно на кровать.       Со стороны Амэнтиуса в тот же миг послышался короткий сдавленный смешок, который тот явно всеми силами попытался сдержать, но тот всё-таки смог прорваться наружу. Второй же мужчина, заметив тщетные попытки юноши подняться, тут же ринулся ему на помощь, вместе с тем бросив в сторону Тэу один-единственный, но столь многообещающий взгляд, что раскрасневшийся от напряжения Князь Празднества вновь побледнел и зашёлся в мучительном кашле, словно попытавшись своими действиями доказать тому, что это был вовсе не смешок, он просто так не вовремя подавился. - Сохель, - ответил на вопрос юноши мужчина с полувопросительной интонацией в голосе.       С помощью «Сохеля» приняв сидячее положение, Лукас вцепился в руку мужчины и опустил голову, медленно сделав на этот раз более глубокий вдох и выдох. Нет, собственные ощущения действительно не обманули его, от этого появившегося буквально из неоткуда человека исходил точно такой же запах, как от Сирина и встреченной им накануне «сестрицы Хель». Головная боль, что была запугана мягкими прикосновениями мужчины, выбралась из своего укрытия и вновь ударила по юноше. Лукас, с трудом сдерживая очередной стон, слабо нахмурил светлые брови.       Запах… Нет, на самом деле это ощущение вовсе не было запахом в прямом смысле этого слова. Дело в том, что ему самому при описании этого ощущения было куда проще и доступнее провести аналогию именно что с «запахами». Что это было такое в действительности, Лукас, казалось, когда-то прежде хорошо знал и понимал, но в настоящий момент времени никак не мог вспомнить. Впрочем, в одном он точно был твёрдо уверен: один «запах» обязательно соответствует лишь одному конкретному человеку. На свете не могут существовать несколько разных людей, от которых у него могло возникнуть одно и то же «ощущение». Оно индивидуально. Именно благодаря этому, он и смог узнать его раньше. Гораздо раньше. До встречи в Бадархане, до встречи в Акте… Акта? - Сохель? – борясь с подступавшим к горлу комом, переспросил у того Лукас, слабо покачав головой. В голове юноши творился полнейший кавардак. Они говорили ему что-то о похмелье? Может, это в какой-то мере оно и было, но только проходило оно как-то совершенно неправильно. - Да, именно так меня и зовут. У тебя всё ещё болит голова? Сильно, небось, тошнит? Сейчас должно стать немного легче, - к его лбу вновь прикоснулась всё та же холодная рука, и мысли Лукаса тут же будто бы немного поуспокоились. Впрочем, разобрать целую кучу перемешанных мыслей по «отдельным полкам» всё ещё вызывало у него определённые затруднения. – Слушай, может, тебе стоит ещё немного отдохнуть? Я, как переберу вина, люблю поваляться полдня на кровати, - с улыбкой на лице поделился тот своим секретом.       Однако, его забота и лёгкий шутливый тон голоса, казалось, ни капли не тронули хмурого юношу, который, вцепившись мёртвой хваткой в его руку, со странным видом продолжил смотреть на неё. Чувствуя определённый дискомфорт из-за этого, мужчина мысленно вздохнул, глядя на его светловолосый затылок.       Собственно говоря, предыдущий вечер выдался для Сирина далеко не из простых. За всеми этими событиями, произошедшими с ними в Бадархане, он и сам совсем позабыл о том, что именно на текущий год выпало столь лелеемое Тэу празднование фестиваля Празднества и Распутства. Конечно, эта неожиданно предоставленная ему возможность повидаться с Амэнтиусом обрадовала его, однако эта радость, к его искреннему сожалению, оказалась мимолётной.       Только они успели ступить на территорию празднования фестиваля, как Лукас внезапно потерялся. Сирин, слишком хорошо понимая, где именно они в этот момент находились и что с совсем ещё невинным светловолосым юношей могут сделать «демоны-обольстители», которые в процессе «обольщения» не гнушались применять как пряник, так и кнут, тут же бросился на его поиски. Думая только лишь о Иасоне, тот решил даже не утруждать себя тем, чтобы придумать какое-то оправдание для воина Владыки Войны. Он просто слился с толпой, отправившись на поиски невинного ребёнка, что некогда был Владыкой Целительства. Да только тот словно сквозь землю провалился. Даже хозяин фестиваля, Тэу, с которым они чисто случайно столкнулись, не смог ему ничем толком помочь – слишком уж «загрязнена» была окружающая местность из-за большого скопления нечисти в одном месте.       Впрочем, неожиданные встречи на этом не окончились. К своему большому удивлению, в этот же вечер Сирин столкнулся с одной весьма примечательной парочкой: извечно меланхоличным Князем Лени и Владыкой Труда, который как-то слишком уж подозрительно затрясся, стоило их взглядам встретиться. Конечно же, Ведающий первым же делом нацелился на последнего. По итогу, у него ушло не так уж и много времени, чтобы расколоть того и разузнать, что те не так давно «чисто случайно» повстречали потерявшегося юношу. Казалось, что во время их встречи произошло что-то ещё, о чём Владыка Труда предпочёл «тактично умолчать», однако, опасаясь того, что пока он будет по крупицам вытягивать из тех сведения, Лукас вновь куда-то уйдёт, Сирин предпочёл оставить этот разговор до более подходящего времени.       Достигнув указанного ими места, ему, однако, отыскать юношу там так и не удалось. Благо, услышав звуки музыки, Сирин решил на всякий случай проверить площадь, где как раз в это время проходили танцы. Там он и заметил, казалось бы, весело танцевавшего Иасона, на голове которого красовался слишком уж примечательный венок. Прекрасно знавший фестивальные традиции Сирин не смог сдержать рвущиеся из груди ругательства. Знал ли о смысле процесса дарения и принятия венка Лукас? Даже если и нет, то это не то, что не помешает, а даже поспособствует подарившему венок человеку воспользоваться наивностью юноши.       Конечно же, Сирин из чисто благих намерений бросился тому на помощь, однако, он соврал, если бы сказал, что в тот момент не заревновал Владыку Целительства к «неизвестному дарителю». Возможно, он заревновал даже больше, чем предполагал, потому что мысль о том, чтобы предстать перед тем в образе «сестрицы Хель» показалась ему донельзя удачной. И вот уже во время следующей смены партнёра девушка в красном платье оказалась в объятиях изрядно удивившегося из-за её столь неожиданного появления юноши.       Откуда Сирин мог знать, что венок тому подарила маленькая девчушка? Весть об этом одинаково смутила и успокоила Ведающего, но не успел тот с облегчением вздохнуть, как ещё большую сумятицу в его мысли внесло предложение юноши передарить ему венок. И правда, как он изначально и предполагал, Владыка Целительства не имел никакого понятия о том, что означал сей «щедрый жест». Но, как любят повторять последователи Владыки Справедливости, незнание закона не освобождает от ответственности, правильно? Правда, в данном случае дело касалось традиций, но нередки были ситуации, когда следование традициям отслеживалось куда строже, чем следование законам. Да-да, он сам лично когда-нибудь в будущем напомнит Владыке об этом венке и о «задолженной совместной ночи». Одна только мысль об этом так сильно развеселила его, что Сирин не выдержал и рассмеялся.       Впрочем, радовался тот недолго. Стоило танцу подойти к своему концу, как порадовавший его сердце мальчишка вновь как будто сквозь землю провалился. Сбиваясь с ног, Сирин снова обежал всю деревню вдоль и поперёк, пока, к своему большому удивлению, не обнаружил бессознательное тельце Владыки Целительства в занятом Амэнтиусом домике. Не нужно было особо стараться, чтобы понять, что юноша был вусмерть пьян. В первое мгновение при виде его Сирина охватило сильное раздражение, которое он был готов направить на притихшего хозяина фестиваля, однако, увидев, как юноша беспокойно заметался во сне, он тут же позабыл обо всём и бросился ему на помощь.       Потратив некоторое время на то, чтобы успокоить его, Сирин, выйдя из комнаты, в которой спал Иасон, с чувством высказал Тэу всё то, что он о нём думал. Правда, и в этот раз его недовольство длилось недолго. После нескольких сотен слов всевозможных порицаний и обещаний «скорой расправы», благодаря множеству тренировок произнесённых им без единой запинки, тот немного успокоился. Ещё раз убедившись в том, что Владыка Целительства крепко спал, они, переглянувшись, решили выпить в честь их первой за многие года встречи. Довольно быстро «уговорив» первую бутылку вина, Сирин, вспомнив о произошедшем, снова слово в слово повторил свой «воспитательный монолог» слегка захмелевшему Тэу, когда юноша внезапно показал признаки пробуждения.       Ясное дело, после фееричного выступления Князя Празднества и Распутства в постановке под названием «Встреча будущих шурина и зятя без ведома ничего не подозревавшей ни о своём новом статусе, ни об их разговоре невесты», Сирин просто не мог позволить себе предстать перед тем в обличии «сестрицы Хель». Он прекрасно понимал, что после того спектакля им обоим стыд не позволил бы смотреть друг другу в глаза. Да, юный Владыка смутился бы, вспомнив слова Тэу, а Ведающий устыдился бы того, что сие безобразие, носящее гордый титул «Князя Празднества и Распутства», было некогда воспитано именно им. Потому, вспомнив об уже подзабытом им облике многострадального Князя Хвори, он обратился в него, в таком виде и зайдя в комнату к юноше. - Неужели… - невнятно пробормотал себе под нос Лукас, напряжённым взглядом вперившись в руку Сирина.       Тот, в свою очередь, не понимая причину столь пристального внимания с его стороны, также перевёл взгляд на собственную руку, но сколько бы он в неё ни вглядывался, так ничего хотя бы сколько-нибудь примечательного в ней так и не обнаружил. Однако, спустя мгновение, когда Сирин уже хотел было обратиться с вопросом к юноше, он отчётливо ощутил, как по его руке вверх, сначала по предплечью, а затем и по плечу, словно пробежала неописуемо приятная тёплая волна. Впрочем, какой бы приятной она ни была, Ведающий всё же попытался было сразу вырвать руку, однако хват мальчишки оказался на удивление крепким, и волна без особых проблем прошла по всему его телу, после чего вернулась обратно к ладони. - Тише, тише. Я же сказал, что сейчас станет немного легче, - успокаивающим и до невозможности мягким тоном заговорил с ним Сирин, бросив предупреждающий взгляд в сторону Амэнтиуса. В его глазах без труда читалось предложение «как можно скорее оставить их наедине». Князь Празднества и Распутства тут же поднял руки и поспешно скрылся за дверью, вскоре, как ощутил Ведающий, покинув и дом. Сирин, убедившись в том, что свидетелей его чересчур уж «нежного» поведения не осталось, вздохнул, после чего в успокаивающем движении коснулся головы юноши. – …Знаете, молодой человек, вам не стоило проворачивать нечто подобное в своём нынешнем состоянии. Отдохни, восстанови силы. - Нечто подобное? – подняв на него взгляд, с легко читающимся искренним непониманием в глазах посмотрел на него юноша. Сирин, встретившись с ним взглядом, слегка приподнял брови. Значит, он даже не понял, что только что сделал? – Всё… Хорошо, с тобой наконец-то всё хорошо, - прикрыв глаза, слабо улыбнулся тот. - А почему со мной что-то должно быть «нехорошо»? – осторожно поинтересовался тот.       Сирин видел, что с юношей было что-то не так. Уголок его глаза нервно дёрнулся. Но не могло же произойти такое, что «целительное вино Амэнтиуса», помогло вернуть тому память? Нет, быть такого не может. В ином случае в будущем Ведающему придётся поблагодарить Тэу за то, что он споил юного Владыку Целительства. - Раньше… Раньше это выглядело совсем иначе. Понимаешь, как рваный кусок. Рваный, постоянно кровоточащий кусок. Больно, очень больно было это видеть, - еле слышно произнёс юноша и тут же закрыл сам себе обеими ладонями рот, в испуге посмотрев прямо перед собой. Казалось, собственные слова, сказанные будто и не им вовсе, порядком испугали юношу.       Сирин, прекрасно видя, в каком беспорядке пребывали мысли Иасона, не выдержал и крепко обнял его, обхватив того за плечи и прижав к себе. «Рваный, постоянно кровоточащий кусок». Значит, вот каким образом в то время выглядела в глазах Владыки Целительства его душа. Что же, спорить тут было не с чем, и правда не самый приятный глазу вид. На лице Князя Хвори внезапно появилась слабая, столь неподходящая данному моменту улыбка, но он просто не мог не обрадоваться. Память и правда неумолимо возвращалась к своему хозяину.       Только что, вероятно, нечто в этом молодом послушнике было готово увидеть во время этой своеобразной «проверки» то же самое, что и тогда, в прошлом, однако этого не произошло. Прошли года, и рваный кусочек благополучно вернулся к своей основной части, взаимно восполнив и даже немного «переполнив» друг друга своими чувствами и воспоминаниями.       Пока Сирин думал об этом, Лукас, отняв руки от лица, столь же крепко обнял его в ответ, уткнувшись носом в его плечо. Зажмурившись, юноша медленно сделал глубокий вдох, а затем столь же медленно выдохнул, из-за чего Ведающему стало немного щекотно. Не сдержавшись, Сирин еле слышно усмехнулся, устроив свой подбородок на его голове. Объятия Владыки Целительства стали ещё немного крепче. Лукас словно цеплялся за него в поисках спасения от чего-то, а Сирин, прежде не видевший Милосерднейшего в столь уязвимом состоянии, не смог сдержать невольного умиления, в ответ слегка похлопав того по спине.       Будучи совсем ещё «зелёным», Иасон был невероятно очарователен, однако, повзрослев и взяв на себя обязанности Владыки Целительства, стал куда более сдержанно проявлять свои чувства. Это, конечно же, касалось лишь дневных часов, в ночные же, как показала практика, – тот совершенно не стеснялся бессовестно воровать у него поцелуи. Глядя перед собой, Ведающий всерьёз призадумался. Интересно, после столь грубо проведённого перерождения Иасон сохранит эту несколько спорную привычку или наконец-то наберётся смелости и начнёт действовать в открытую? Впрочем, Сирин был не против и варианта «компромисса». - Сирин? – неожиданно раздался тихий голос близ его уха. - М-м-м? – будучи погруженным в неописуемо «серьёзные» мысли, не подумав, сразу отозвался тот. Спустя мгновение поняв, что именно только что произошло, он замер, после чего осторожно скосил взгляд на вновь притаившегося юношу. – … Вот же. Я так бездарно раскрыл себя, да? Если не секрет, то что привело тебя к такой мысли? – немного нервно посмеявшись, поинтересовался тот. - Что привело? Твой запах, - честно и до безобразия прямо ответил тот.       Сирин теперь уже без всякой осторожности прямо посмотрел на того с удивлением в широко распахнутых глазах. Запах? От него пахнет чем-то странным? Конечно, он не всегда мог позволить себе ополаскиваться каждые утро и вечер, но от него в любом случае не должно было вонять чем-то «особенным». - Облепиха, - в тот момент, когда Сирин уже смирился с тем, что пот у него, вероятно, действительно пах не «луговыми цветами», а чем-то куда более узнаваемым, внезапно уточнил юноша. Его голос звучал еле слышно, он явно был сильно смущён из-за собственных же слов. – Дело в том, что… Какой бы облик ты ни принял, как бы сильно ни пытался замаскироваться, этот запах всё равно будет окружать тебя, - услышав его слова, мужчина, ещё больше удивившись, не сдержался и нагнулся к своему свободному плечу, после чего сделал несколько глубоких вдохов. Странно, но сколько бы он ни пытался, ничего похожего на запах облепихи от себя ощутить не смог. – Нет-нет, это не «запах» в прямом смысле этого слова. Так я… Таким образом я способен ощущать чужие души. Просто, называя это ощущение «запахом» и подыскивая нечто похожее из числа настоящих запахов, я могу различать их, - принялся сбивчиво объяснять тот.       Голос его звучал не очень уверенно, но Лукас всё равно продолжал говорить, постоянно сбиваясь, но не останавливаясь вовсе. Казалось, будто, произнеся одно слово, в его голове невольно всплывало второе, и так, слово за словом, в его мыслях постепенно формировались сначала целые предложения, а затем – и полная история. Было заметно, что предложения, покидавшие его собственный рот, явно удивляли самого Владыку, но со временем удивление отступило, и тот сосредоточился на воспоминаниях, что одно за другим всплывали в его голове. Он всеми силами пытался собрать из них целостную картину. К искреннему стыду юноши, лучше всего ему удавалось это сделать, уткнувшись в пахнувшее облепихой плечо Сирина. - …Поразительно, - глядя на того во все глаза, тихо пробормотал Сирин.       Он изначально подозревал, что способности «второго» Владыки Целительства значительно превышали возможности «первого», но чтобы так сильно… Сохранённые воспоминания и необыкновенная способность, которой не было у старика Иасона, - после слов юноши Сирин лишь уверился в своём подозрении о том, что седобородый Владыка смог каким-то образом оставить свой титул в обход церемонии, придуманной Пертом. Глядя на юношу, Ведающий подумал о том, что после окончания всей этой истории ему обязательно нужно будет наведаться в обитель на озере Венета и «немного прошерстить» записи первого Владыки Целительства. Правда, он сильно сомневался в том, что если они изначально и существовали, то за столько лет смогли сохраниться. - В таком случае можно не тратить силы и время на бесполезную смену обличий, тебя ведь, оказывается, так легко не обманешь, - усмехнулся Сирин. – Знаешь, тебя с твоими-то способностями с распростёртыми объятиями приняли бы у нашего Владыки Справедливости. Ты мог бы без труда отыскивать маскирующихся преступников… - Ты… - пока тот тихо посмеивался, юноша, казалось, стал ещё более хмурым. – Ответь, почему ты в тот раз даже не попрощался? Почему просто ушёл, не сказав и единого слова? - Когда именно «в тот раз»? – слегка смутившись, переспросил тот. Ему не понравилась собственная формулировка вопроса. Почему это прозвучало так, будто он несколько раз в год проворачивал нечто подобное? - Когда восстанавливался в «полуночных покоях», - пояснил юноша и вновь замолк.       Сирин, чувствуя неясный укол вины, тоже некоторое время сохранял молчание, после чего заговорил: - …Потому что я, если быть до конца честным, действительно сомневался в том, что ты сможешь помочь мне справиться с Кистной? Но мне кажется, что я уже как-то извинялся перед тобой за это. Мой маленький Владыка Целительства – самый лучший в мире целитель, в мастерстве которого я никогда более сомневаться не буду, - торжественно поклялся тот, но никакого ответа от юноши так и не услышал, только и без того недовольное сопение стало ещё более недовольным. Кажется, это были не те слова, которые от него ждали. - …Вероятно, ты не совсем о том случае спрашиваешь, да? Понимаешь, тогда… Вот же. Это действительно очень сложно объяснить, а тебе и без того сейчас непросто. Как тебе такое предложение, давай перенесём все сложные разговоры на будущее? Мм?.. Нет? – Сирин вздохнул. – …Раз таково твоё желание, Милосерднейший. Предназначением Князя Хвори, смыслом всего его существования является его бытие «сосудом» для Кистны. После первой трагедии в Сует, когда «сосуд» оказался разбит и Кистна выбралась наружу, я был тем, кто заменил собой «сосуд», успев вобрать в себя болезнь до того, как она расползлась по миру и вызвала массовую гибель всех живущих в нём созданий. Правда заключается в том, что какой бы смертоносной ни была Кистна, она не способна лишить меня жизни, но вот попробовать «немного расшатать» моё душевное спокойствие ей никто помешать не может. Мои слова могут показаться тебе оправданием, но именно болезнью были вызваны все те мои приступы гнева, излишняя обидчивость и даже истеричность, жертвой которых ты пару раз был вынужден стать. Собственно, с целью подавить все эти «не самые приятные» её проявления я и оказался заперт в той сложной иллюзии. Случилось это, к слову, не совсем по моему желанию, но так, наверно, было даже лучше. Тогда в «полуночных покоях» я и повстречался с тобой. Когда мне стало лучше, я немедленно бросил всё и отправился разбираться с последствиями произошедшего в Сует, - Сирин провёл по светлым волосам юноши, замечая, что тот во время его рассказа практически перестал двигаться. – А потом, знаешь, всё так закрутилось, так завертелось… Мы с Пертом немного «поспорили», и случилось то, что случилось, - коротко хохотнув, добавил тот. - …Ответь, тебе доставляет особое удовольствие подпускать к себе человека, а потом неожиданно куда-то пропадать? – голос Лукаса прозвучал немного иначе, чем до «душещипательного рассказа» Сирина. Теперь в нём было заметно куда больше от «Владыки Целительства», чем от «юного послушника храма Владык».       Сирин в удивлении приподнял тёмные брови и, нагнувшись, хотел было заглянуть ему в лицо, чтобы убедиться в том, что воспоминания наконец-то в полной мере вернулись к нему, когда тот неожиданно выпрямился и первым посмотрел ему в глаза. В следующее мгновение слегка растерявшегося Сирина с силой толкнули на кровать, будто бы даже со скрытой угрозой нависнув прямо над ним. - Объясни, что это было после собрания? Зачем ты сделал это со мной? – серьёзно глядя на того, Иасон, однако, в ответ получил лишь короткий нервный смешок.       При взгляде в холодные, даже ледяные глаза юноши Сирин окончательно убедился в том, что несколько кружек пряного вина и последующее за ними первое в этой жизни Милосерднейшего похмелье чудесным образом помогли вернуть Владыке его память. Хорошая ли это новость? Тут уж смотря для кого. Вот для нервно улыбающегося Сирина, к примеру, в связи с этим появилась вполне реальная угроза его жизни. Точнее, тот совсем не удивился бы, получи он от Иасона в тот момент хороший такой удар по лицу. Впрочем, Владыка никогда прежде не поднимал на него руку, так что мысль об этом была самым обыкновенным преувеличением. - …Хочешь знать зачем я это сделал? Я волновался о тебе. Тогда я всерьёз думал, что если ты как-то неправильно отреагируешь во время всего этого действа, то тебя бы… - на этих словах Сирин резко осёкся.       Истина заключалась в том, что как бы он ни старался защитить Владыку Целительства, однако его план, по итогу, с треском провалился. Причём этот «треск» был столь «оглушительным», что душа Иасона пострадала в процессе «церемонии передачи титула», к согласию на которую того явно склонила мягкая улыбка Величайшего. Сирин не желал вспоминать те чувства, которые охватили его в тот момент, когда он узнал о произошедшем. Только опасения повторения предыдущей трагедии не позволили ему ворваться в храм Перта и потребовать от того разъяснения по этому поводу. Впрочем, как показало время, это оказалось правильным решением, ведь, по итогу, он всё-таки смог отыскать своего Владыку Целительства раньше, чем это сделал Перт. - Ладно-ладно, признаю, это была далеко не самая лучшая моя идея, - со вздохом признал это Сирин. – А раз я так сильно виноват перед тобой, то, получается, я теперь обязан любой ценой загладить свою вину, чем немедленно и займусь. Ты вчера ведь не успел поесть толком, правильно? Предлагаю прогуляться по фестивалю и отыскать для тебя что-нибудь съестного…       Его взгляд то и дело метался от лица Владыки Целительства к его же светлым волосам и потолку дома, с головой выдавая охватившее его смятение. Сирин мог сколько ему угодно продолжать дурачиться и всячески подначивать Иасона, однако стоило ему оказаться в подобном положении, как он ощутил некоторое смущение. Вероятно, в первую очередь это было связано с тем, что тот забрал у него «ведущую роль». Да, Сирин явственно ощутил, как контроль над ситуацией плавно перешёл от него в чужие руки. Во вторую же… Ему не так уж и часто доводилось прежде находиться в таком положении. Если быть точнее, то это был его первый раз, и от одной только мысли об этом он засмущался ещё больше. - Пообещай, что больше никогда так со мной не поступишь, - не попросил, потребовал у него Владыка.       Руки его, казалось, ослабли и подогнулись, отчего тот улёгся на него сверху, вновь уткнувшись лицом в его плечо. Сирин невольно резко выдохнул. Иасон хоть и был в его глазах ещё совсем-совсем юношей, однако весил довольно прилично, тут же придавив его к кровати своим телом. Благо, не раздавил. - Обещаю, что не буду, - слегка сдавленным голосом произнёс тот. – Ладно-ладно, уважаемый Владыка Целительства, может, мы с вами всё-таки пойдём и позавтракаем? Нам сегодня предстоит сделать ещё много дел. Например, отыскать нашего общего друга Хату и объяснить ему, куда мы так неожиданно делись. Он хоть и довольно часто каким-то дурным бывает, но по своей сути совсем неплохой парнишка, о нас, например, искренне волнуется…       Сирин замолк, ощутив, как тот молча приподнялся, после чего в резком, даже немного отчаянном движении подался к нему, накрывая его губы своими. Ведающий широко распахнул глаза, немного растерянно посмотрев на того в ответ, а потом слабо улыбнулся, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. Он отвлечённо подумал о том, что прежде каждый их поцелуй обладал чуть горьковатым привкусом лекарственных трав, коими было будто пропитано тело Владыки, а теперь этот привкус сменился на запах перегара, привязавшегося к тому после выпитого накануне вина. Перемены были столь разительными, но они ни капли не испугали Сирина, который спокойно опустил руки на шею будто всё ещё продолжавшего немного сомневаться в своём решении Владыки. Вероятно, этот порыв оказался внезапным и для самого Иасона, однако ответные действия Сирина произвели на него даже ещё больший эффект. Вероятно, поцелуй в тот момент углубился лишь потому, что один из них был слишком сильно удивлён, а второй – как прежде говорил Амэнтиус, решил наконец-то освободиться от «мук воздержания».       Упёршись одной рукой о поверхность кровати, свободной рукой Владыка Целительства осторожно скользнул под его немного задравшуюся рубашку. Изо рта Сирина вырвался рванный вздох, тут же приглушённый тихим смехом. Сирин опустил одну из рук и перехватил ладонь Иасона, переплетя их пальцы и отведя их руки в сторону. - Позвольте вам сделать замечание, Владыка. Вам следует вести себя немного приличнее, поскольку ваши телодвижения заставляют одного, безусловно, весьма и весьма добропорядочного человека издавать, скажем так, не совсем порядочные звуки, - оторвавшись от того, произнёс Сирин, после чего негромко усмехнулся. Его голос прозвучал немного тяжелее обычного.       Владыка Целительства со странным, неподходящим моменту вниманием посмотрел в глаза Сирина, после чего, словно разглядев в них что-то, внезапно нахмурился и отодвинулся от того. С хмурым, даже в какой-то степени недовольным видом юноша сел на край кровати и посмотрел на собственные руки, будто с ними было что-то не так. Резкие изменения в настроении Владыки не могли не заставить Сирина начать волноваться. В конце концов он своими собственными глазами наблюдал перерождение Владыки, который постепенно возвращал себе свои воспоминания. Этого никогда ранее не происходило, и потому даже Ведающий не мог до конца быть уверенным, что ничего из ряда вон при этом не случится. - …Иасон? – перевернувшись на бок и подперев голову рукой, осторожно позвал тот его. – Что-то не так? С тобой всё в порядке? – он чуть приподнялся. – Может, тебе нужна какая-то помощь? - Знаешь, лучше… Лучше продолжай меня и дальше называть Лукасом, - словно пропустив все его вопросы мимо ушей, ответил тот после нескольких мгновений промедления. - Иасон – это имя, которое я перенял от своего Наставника вместе с титулом Владыки Целительства. При рождении родители назвали меня «Лукас», это моё настоящее имя, - в своей привычной спокойной манере поделился с ним тот.       Сирин приподнял брови и, округлив губы, протянул «оу». А ведь он никогда даже и не думал об этом. Как-то так сложилось, что сколько бы он ни называл того «Иасонам», облик светловолосого мужчины в его голове никогда не связывался с обликом длиннобородого старика. Будто он с самого начала ощущал, что это были два совершенно разных человека. Вероятно, Лукас этого не понимал, поэтому и сделал акцент на своём имени. - Силы Владыки всегда были со мной, но из-за отсутствия воспоминаний я не мог ими правильно воспользоваться. Теперь же я могу начать постепенно возвращать себе над ними контроль. Так что вскоре… Я должен буду начать расти немного быстрее, - еле слышно произнёс тот последнюю свою фразу.       Находившийся рядом с ним Сирин, который просто не мог не услышать его слова, слегка приподнял брови, после чего резко отвернулся от того, старательно пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. Одной только этой фразы оказалось достаточно, чтобы он понял, по какой именно причине их приятное совместное «времяпрепровождение» так резко подошло к концу. - Неужто хочешь быть передо мной «во всём цвету»? Но ты мне и таким тоже очень и очень нравишься, - вновь повернувшись к нему лицом, признался Сирин, слегка понизив голос, после чего придвинулся чуть ближе к нему.       Иасон, который, вероятно, всё ещё размышлял над многочисленными неудобствами, которые он был вынужден испытывать вследствие своего перерождения, услышав его слова, в удивлении приподнял светлые брови и посмотрел на него в ответ. Пусть его лицо в тот момент продолжало являть собой образец непоколебимого спокойствия, однако выглядывающие из-за светлых волос уши слегка порозовели, с головой выдав охватившее его смущение.       Глядя на него, Сирин мысленно вздохнул. Этот печальный момент всё-таки наступил, очаровательный юный послушник, у которого все чувства были на лице написаны, вновь стал сдержанным Владыкой Целительства. Впрочем, почти двадцать лет, проведенные средь смертных, явно пошли тому на пользу, у Лукаса, по крайней мере, стало заметно больше смелости. А это следовало всячески поощрять и, как говорится, закреплять. Именно с этой целью Сирин приподнялся и, схватив того за руку, резким движением притянул его к себе, после чего, подмяв под себя, вновь поцеловал. В таком положении их и застал внезапно вернувшийся в комнату Амэнтиус.       Услышав скрип двери, Сирин, приподняв голову, направил на Князя Празднества и Распутства крайне недовольный взгляд. Впрочем, куда более недовольный взгляд был адресован тому запрокинувшим голову Владыкой Целительства. Тэу, которому они оба явно мысленно грозили немедленной, неотвратимой и очень мучительной смертью, однако, не имел иного выбора, кроме как остаться стоять в дверном проёме, отводя взгляд в сторону и нервно при этом посмеиваясь. - Разреши задать тебе вопрос, Тэу. И почему ты такой весь из себя такой красивый и празднично одетый всё ещё одних только нас своей неописуемой красотой радуешь? Когда же ты наконец-то отправишься радовать и всех своих многочисленных последователей? Уверен, они только спят и видят, чтобы на такого красавца полюбоваться, – приподняв брови, преувеличенно обеспокоенно поинтересовался у того Сирин. - Ведающий, ты же и без моих пояснений прекрасно знаешь, что если я буду слишком часто радовать окружающих своей «неописуемой красотой», то «нарадую» их до того, что Фай мне своими собственными руками голову оторвёт, - покачав лишь каким-то чудом всё ещё находившейся на его плечах головой, вздохнул тот. – Вы, двое голубков, действительно думаете, что я от большого желания за вашим радостным воссоединением понаблюдать решил? Поверьте мне, прежде мне доводилось участвовать в куда более страстных и развратных поцелуях, так что ваши «чмок-чмок» в обе щёки меня не особо-то и прельщают. Я, собственно говоря, к вам сугубо по важному делу явился. Та парочка, которая ко мне уже один раз вместе с вами, Владыка, - обратился тот к Лукасу, - ко мне в Сад заявлялась, вновь решила обрадовать нас своим присутствием. - Парочка? – нахмурившись, переспросил явно не понявший, кого тот имел в виду, Лукас. - Ты о Мате с Идвигом говоришь? – предположил Сирин, как ни в чём не бывало выпустив Лукаса и сев, свесив с постели ноги. - Угадал, о них самых, - кивнув, подтвердил Тэу. – Заявились они, конечно, как обычно это и делается, тайно, замаскировавшись, но ведут себя они при этом так… Нужно быть последним идиотом, чтобы не понять, что это за молодчики такие и с какой целью они в эти края заявились. К слову, - обратился тот уже конкретно к Сирину, - Идвиг выглядит весьма и весьма неплохо. После того, как ты его тогда хорошенько отделал, я думал он дольше на своих двоих стоять толком не сможет. - Скажешь тоже, - отмахнулся от его слов Ведающий, - я же ведь не чудовище какое-то. Признаюсь, немного поколотил его, но ты говоришь так, будто я от его статной фигуры по доброте душевной всего лишь мокрое пятно и оставил, - под осуждающим взглядом Владыки Целительства, тот подпёр голову рукой и отвернулся, остаток фразы пробурчав практически неслышно. - И правда, «по доброте душевной». Если бы не был добрым, то мог и его не оставить, - вместо того, чтобы исправить себя, ещё больше сгустил краски Тэу.       Сирин, нахмурившись, бросил в его сторону предупреждающий взгляд, но тот в ответ лишь усмехнулся. Присмотревшись к нему, Ведающий сразу понял, отчего тот был таким чересчур уж «разговорчивым». То была его месть за то, что Сирин грозился рассказать много всего интересного Файю, который из-за дел не смог присутствовать на фестивале.       К слову, о поразительной истории воссоединения этой странной пары. Конечно, новость о том, что Владыка Целительства за время его отсутствия прошёл через «церемонию передачи титула», так ещё и «неудачно», сильно подкосила Сирина, и он тут же отправился разбираться с этим, в своих поисках сотрясая миры по обе стороны грани между жизнью и смертью. Лишь убедившись в том, что тому всё же удалось благополучно переродиться, он начал обращать внимание и на другие изменения, которые произошли в мире за время его отсутствия. И некоторые из них оказались действительно поразительными.       Так, за это время Файю каким-то образом удалось сбежать из-под опеки матери, после чего он без каких-либо особых трудностей перебрался в Сад Алых Азалий, с тех пор начав понемногу наводить порядок в незнакомом с этим понятием с самого первого дня своего основания городе. Конечно, Сирин изначально подозревал, что тот рано или поздно не выдержит характер Феты и покинет мать, но точно не ожидал того, что судьба приведёт его прямиком в Сад.       Пожалуй, эта пара была самым необъяснимым для него союзом двух людей. Фай, вопреки мягкому образу «нежной девы», который сначала создала, а затем в течение многих лет поддерживала для него мать, по своей природе был тем ещё ревнивым собственником, в то время как Тэу был самым что ни на есть обыкновенным бабником, который не пропускал ни одной мимо проходящей мимо него юбки. Как им удавалось относительно мирно друг с другом сосуществовать? Когда Сирин, не сдержавшись, напрямую поинтересовался об этом у Амэнтиуса, тот посмотрел на него, как на безнадёжно глупого человека, после чего, вздохнув, как само по себе разумеющееся произнёс: - Понимаешь, жизнь, она такая… Иногда и такое происходит. Казалось бы, мы с ним так не похожи. Кто-то даже может сказать, что мы несовместимы, а историю нашего с ним знакомства по меньшей мере можно назвать «неоднозначной», но стоит нам с ним остаться наедине… Пойми, Ведающий, свои самые лучше дни и ночи я провёл вместе с ним.       Сирин, который явно оказался куда большим романтиком, чем он сам это предполагал, поначалу принял эти слова со смыслом «только после встречи с ним я понял, насколько одиноки были мои ночи». Но Тэу всё-таки был Тэу, и его последняя фраза раскрылась несколько иначе, когда Ведающий не по своему желанию узнал, что именно Фай являлся тем, кто во время их ночных «игрищ» был «сверху».       Такие подробности их личной жизни Сирин знать никогда не желал, однако они неожиданно заставили его всерьёз задуматься над своей собственной личной жизнью. Если их с Владыкой Целительства отношения перестанут быть в столь неопределённом состоянии и наконец станут более однозначными, то кто из них будет «кем»? Задумавшись над этим в тот момент, Сохель пришёл к не радующему его самого выводу, что ему всё же придётся в будущем попросить несколько дельных советов у более опытного в таких делах Тэу. Придётся ли ему после этого выслушать целую гору насмешек? Конечно же да, но чем-то ему всё же придётся пожертвовать, и пусть уж лучше этим «чем-то» окажется его репутация, чем его… Кхм. - Ставлю на то, что они пришли искать тебя, чтобы ты «немедленно вернул домой прекрасную деву Файон», - выдвинул наиболее вероятное предположение Сирин. - Тоже так думаю. Знаете, я ведь в последнее время не особо горю желанием отправляться куда-то за пределы Сада Алых Азалий, но этот, прости меня небо, фестиваль… Ну не мог же я его отменить, в самом деле? Он и так только раз в сотню лет проходит. Вот и пришлось его всё-таки провести, но, что называется, в обстановке строжайшей секретности. И, как мне удалось узнать, я так хорошо постарался, что даже в храме Владыки Войны не смогли понять, что именно тут происходит, решив, что это нападение какого-то там «демона-обольстителя», - после этих слов в комнате раздался бархатный смех мужчины. - Видимо, то, что считают «внизу», не совпадает с мнением «верхушки», - сделал следующее предположение Сирин. В этот момент он неожиданно вспомнил ситуацию, произошедшую с их троицей перед тем, как они прибыли на фестиваль. Так вот за что Тэу ещё не получил выговор. – Ох, и без того день ото дня обстановка в мире становится всё менее и менее спокойной, так ещё и та глупая ситуация со статуей… Ну вот скажи мне, Амэнтиус, на кой ты решил так пошутить над теми несчастными деревенскими? – с укором в голосе обратился тот к Тэу. - В своё оправдание могу только сказать, что тогда я был вусмерть пьян, так что в моменте мне это показалось очень смешной затеей, - признался Князь Празднества и Распутства, на что Ведающему оставалось только лишь тяжело вздохнуть. – Ладно-ладно, не будем вспоминать то глупое недоразумение. Давайте лучше решим, как поступим с нашими замечательными, но, увы, нежданными гостями. - Начнём с того, что тебе явно не следует конкретно перед ними хвастаться своей «неописуемой красотой», это уж точно, - как само по себе разумеющее, сказал Сирин, на что лишь Амэнтиус согласно закивал. – Так что остаёмся только мы с тобой, - обратился тот к Владыке Целительства, его голос прозвучал немного тише. – Тебе ведь… - Нужно возвращаться в обитель и, как следствие, сообщить о себе в «верховье», - закончил за него Лукас. – Столько лет без какого-либо управления с моей стороны – это слишком тяжело даже для такого отлаженного механизма, как моя обитель. Мои ученики, безусловно, обучены действовать без моего постоянного надзора, так что они способны самостоятельно принимать решения в сложных обстоятельствах и без меня, но всё же тяжело, когда Наставник, совета которого ты можешь в любой момент попросить и который осуществляет руководство всей обителью, неожиданно исчезает на столь длительный промежуток времени. - Знай, что тебя наверняка будет ждать до неприличия много работы, - глядя на него, протянул Сирин, после чего поднялся на ноги и развернулся к нему лицом. – Пойдёмте, Владыка, нам с вами необходимо найти нашего общего друга, Хату. Что-то мне подсказывает, что лучше всего будет сыграть карту «чудесного возвращения» именно через него.