Purple and Yellow

      Так вот… как он жил каждый день?       Ослепляющий блеск декораций и льющийся изо всех точек пространства свет казались тяжёлыми, начав давить на плечи едва она вошла. Спутник — непривычно было его видеть в такой роли — даже бровью нарисованной не повёл: просто убрал усталое выражение с лица и с лёгкостью в привычных движениях провел её за собой. Трёхпалая ладонь в перчатке деликатно лежала на талии, придерживая, будто девушка могла упасть. От этого жеста поддержки — самого прикосновения — становилось проще держать себя, игнорировать всё незначительное да и… становилось спокойнее на душе. Лавировать с изящностью гондолы в этом мутном море взглядов, устремившихся на неё. Маленькая и беззащитная гондола среди тяжёлых, цельнометаллических пароходов со свежей краской — взгляды многочисленных ёкаев пронзали и изучали её с неприкрытым любопытством, как… диковинную зверюшку.       Мужчины в дорогих костюмах, цилиндрах и моноклях, с выправкой как стальной каркас, который вот-вот лопнет от гордости и самомнения, их спутницы не лучше — в тугих и жёстких корсетах, выставляя все прелести напоказ. Эйприл тактично отвела взгляд в сторону, не то желая захохотать, не то сбежать скорее: не светское общество, а бордель нижнего города какой-то. Только вот между этими женщинами в цветных и нелепых париках, дорогих платьях и шестерёнчатых каблуках и проститутками трущоб было одно разительное отличие: в городе Прогресса то называлось модой и «красотой, распаляющей воображение скромностью деталей», а внизу, откуда Эйприл была родом, это назвали бы просто: срам.       И О’Нил ничем не отличалась от этих напыщенных женщин с грудью навыкат и обнаженными ногами, скрытых под тонами пудры, масками и париками.       — О, они не стоят твоего внимания, — донеслось успокаивающее у уха, а пальцы теснее сжали талию — Дон едва наклонился к ней, притягивая ближе, так будто пытался загородить девушку собой. Нетипично для него, но Эйприл была благодарна: присутствие друга сильно спасало. — Эти напыщенные индюки привыкли думать, что выше тех, кто живут в трущобах… Да вот незадача: под дорогим парфюмом душок всё тот же.       Эйприл усмехнулась, отчаянно пытаясь отвлечься от того, насколько некомфортно ей было. Корсет, слава паровым двигателям, не сжимал рёбра до трухи, не впивался косточками в кожу и не желал выпить из девушки все соки — наоборот, был комфортен и хорошо поддерживал грудь, подчёркивая небольшой размер, как сказали ей ранее. Словами не описать, как девушка была рада, что корсет не вываливал грудь наружу, иначе бы О’Нил окончательно сошла с ума: на неё пялились. Сквозь маски, фальшивые улыбки и статную манерность: пялились. Взгляды беспардонно облепляли те участки тела, что ей пришлось обнажить — иначе она бы выставила друга в ужасном свете. Впрочем, для Эйприл до сих пор оставалось загадкой, зачем Донателло выбрал её для сопровождения на столь значимое для него мероприятие.       Друга детства должны были наградить за весомый вклад в науку — включение в конгресс ученых Академии ждать себя не заставило, как и почетный титул. Самый молодой ученый подобного уровня, он мог потягаться с любым профессором, его имя разлеталась по всему городу, в каждой газете, и он — он выбрал её сопровождать его.       — Тебе к лицу золото, дорогая, — бойко продолжала щебетать портная, что затягивала ей корсет платья. — Господин Донателло определенно обладает тонким вкусом. Высшему обществу нужно больше таких благовоспитанных джентльменов, а то гляди, совсем утопнет в своей чепухе. — …наверное, — неопределенно кивнула Эйприл, поправляя юбку в сборках, обнажавшую её ноги в — господи прости — ч у л к а х. — Да и фигурка у тебя ладная, — продолжала хвалить лисица-ёкай с поседевшей шерстью, меняя линзу на своих гогглах. Сквозь цветные стекла просматривался сосредоточенный взгляд, присматривающийся к складкам, будто ища там изъян. — Грех такую в рабочую одежду прятать, право, грех. Ну, поглянь-ка какая ты красавица, — расправив складки, лисица обхватила пальцами Эйприл за талию, хихикнув. — Корсет я тебе выбрала мягкий, пришлось повозиться с подкладкой и качеством кожи. Самую лучшую брала, чтобы облегала лучше и запаха не было. В итоге, глянь — ну какова красота! — оторвав руки от корсета продолжила портная. — И удобство. Удобно же? Дай угадаю: корсет в первый раз надеваешь, да?       Эйприл медленно кивнула, прислушиваясь к собственным ощущениям. Корсет мягко облегал, но давал какую-то собранность и уверенность, совсем как родная портупея, которую девушка крепила поверх мешковатой рубахи. И удобно, и симпатично, а что до корсетов — денег не было. Да и неудобные они, за такой мусор состояние отваливать — зачем? Эйприл была поклонницей комфорта и вольного стиля жизни. Ограничивать себя не хотелось.       — А жёсткие пусть эти куклы расфуфыренные носят, коли мозгов нет, — подмигнула портная. — А эти веянья моды? Истинная мода, дорогуша, никогда не умирает. Это называется стилем… У Донателло он есть — этим он мне и нравится — между нами. В нём есть эта манящая солидность, стержень… Эх, будь я моложе, — хмыкнула лисица с видом матери. — Так что ты не переживай больно: пеньюар этот срамный я на тебя не надену — я себя уважаю, а вкусы клиента — тем более. Уж я-то Донателло знаю — сколько лет на него работаю. Обернись, моя хорошая, — попросила портная, что-то осматривая сзади. — И вообще, за таким великим мужчиной всегда должна быть не менее великая женщина, — ёкай подмигнула. — Ш и к а р н а я, если ты понимаешь, о чём я. Ты подходишь ну просто безупречно: такие девушки приличные как ты — самое то для него.       — Спасибо? — отозвалась О’Нил, пытаясь не краснеть со стыда. С каких пор лёгкая беседа, что скрашивала пребывание Эйприл у портной, вдруг стала впихиваться за рамки сватовства?!       Мягкий стук о косяк костяшками пальцев заставил девушку вскинуть голову и тут же — инстинктивно сжаться. Закрыть себя, бить, не думать. Инстинкты улиц.       — Расслабься, — мягко засмеялась лиса, кивнув Донателло. — Ну же проходите, любуйтесь~       Нора — женщина, что сшила это дорогущее платье, хитро улыбнулась и развернула Эйприл, будто та была ребенком. Нелепым, стоящем прямо в свете софитов со всей своей непропорциональной и неуклюжей фигурой. Лиса мягко опустила смуглые руки, отведя их прочь от платья: «стой спокойно, не дергайся».       Эйприл была бы рада, на самом деле. Но это смущение! Девушка не могла категорично заявить, что на неё напялили безвкусные дорогие тряпки.       — Ну же, покрутись, посмотри сама, — подсказал ей голос портной. По-матерински строгий и тёплый в то же время.       Ох.       Эйприл с трудом узнавала девушку, что отражалась на поверхности зеркала. И отражение… Ей нравилось. Такое чудесное и полное жизни — невероятный баланс между чувственностью оттенков, их яркостью и возвышенной сдержанностью. Кто-то прочистил горло — Эйприл робко дернулась, будто пташка на ветке: отражение изменилось. Будто поблекло и стало вновь несуразным, стоило ему достичь глаз единственного зрителя.       Платье было комфортным и приятным на ощупь. Не стесняло движений, да и в чулках, на удивление, было… удобно. О’Нил нахмурились: Нора же заверила её, что это последние веянья моды, но стоило это всё явно состояние. Ей никогда в таком не ходить, никогда не позволить, и слава богу: Эйприл плевать было на моду, на эти корсеты и бесполезные шестерёнчатые каблуки. Даже если это конкретное платье ей нравилось — что может быть лучше удобных ботинок да просторного кроя черной мужской рубашки? Она ведь жила в нижней городе, одна из той горстки людей, что вообще проживала там, а удирать от преследователей в платье со шлейфом и каблуках было верхом кретинизма.       Из мыслей вывел задумчивый взгляд Дона. Ощущение складывалось, что не она работала тут манекеном, а он: молчаливый, неподвижный, прикрывающий губы рукой — видимо о чём-то думая. Угрюмый, невыспавшийся — с характерными затемнениями под нижним веком, да ещё и в упрощенной версии домашнего костюма. Эйприл закусила губу, пытаясь понять из этих фактов, что происходит в его голове.       Не нравится?       — Мы договаривались насчёт длины, кажется, — устало донеслось из-под зелёной ладони: Дон устало тёр лицо.       Ну конечно.       — Дресс-код, сэр. Высшее общество не склонно любить прекрасных девушек, что нарушают правила. Я сделала припуск и добавила немного газовой вуали. Это не утяжеляет образ, но даёт нам хоть немного длины. Так девочке в обществе будет безопаснее.       — Вертел я это общество… — простонал мягкотелый. — Ладно. Времени почти не осталось как ни крути. Признателен за старания, миссис Цейрив.       — Всегда пожалуйста, дорогой, обращайся. Ты — лучший из моих постоянных клиентов, я не могу тебя подвести.       Донателло отвлёкся на технонаруч с тотальным унынием на лице.       — Дамы… не горю желанием покидать столь приятнейшую компанию, но вынужден откланяться. И так на всех парах сюда мчался. Пропускать заседание мне нельзя.        — Не беспокойтесь, — заверила лисица, приобнимая Эйприл. — Всё упакуем, девочку я подготовлю. Не переживайте по мелочам.       — Премного благодарен, — кивнул Донателло, отлипая от косяка и махнув рукой. — Я ещё заеду, после заседания кафедры. До скорой встречи, Эйприл.       Он ушёл, оставив за собой шлейф из сандаловых духов и мягкой улыбки, оставляя О’Нил в растерянных чувствах.       Она помнила совершенно другой взгляд тёмных глаз: наполненный мечтательностью, энтузиазмом и такой уверенностью, что им можно было горы крушить. Донателло так желал быть принятым научным обществом, что работал не покладая рук сутками. И вот теперь, когда его талант был замечен, он выглядел таким отчуждённым, вымученным и уставшим. Эйприл мотнула головой, сбивая прядки с обзора; Дон в парограммах жаловался на то, что наука, в которой он барахтался — уже не наука давно, а продажа угля для парокотлов — удел мелких спекулянтов и болтологов. Никто из учёного совета, — разве что, помимо его патрона и наставника Драксума, — не занимался наукой по-настоящему, лишь симулируя активную деятельность якобы на благо прогресса.        Эйприл разделяла негодование друга: ей на сменах оно было яснее ясного. Но каждый металлический цилиндр, доставленный из до боли породнившегося адреса, освещал маленькую комнату не хуже керосиновой лампы. Каждая парограмма вызывала искреннюю радость и желание танцевать: девушка была до теплоты в груди рада тому, что друга детства наконец заметили, что его гений признали по достоинству! То, что он пробился, смог, мог что-то изменить. Банально то, что ей приходили от него послания в капсулах было свидетельством: Дон упрощал жизнь работяг, как она, давал возможность общаться за несколько пенсов, а не отваливать фунты лишь за одну несчастную телеграмму.       В детстве у Дона порой были крайне сомнительные идеи, но не то в силу возраста, не то под влиянием наставника, Донателло… возмужал в мыслях, поражал дальностью своего видения и практичностью изобретений. Его имя печаталось в утренних газетах, а по вечерам — раз или два в неделю он писал письма. Иногда присылал посылки — небольшие сувениры. Порой — те заварные с кремом или песочные пирожные, на которые Эйприл могла раскошелиться разве что с премии. Купить пару штук и растягивать их, Дон присылал как благодарность за работу.       Эйприл не могла взять с него денег, если она не заработала их сама; поэтому порой она писала ему описание к патентам по образцу. У Дона были проблемы с секретарями, Эйприл — что ж, могла подработать пару раз. И ей нравилось взахлёб читать новые письма. То, как Дон боролся с бюрократами и дельцами, чтобы выдвинуть науку для обычных людей. Пришлось хитрить и ковать себе имя, шутил друг. И же Дон был известен в городе — молодой и талантливый, перспективный ученый, которого так не хватало обществу.        Лисица любовалась на проделанную работу.        — Ох, совсем забыла! — она засуетилась — её тяжелое, с оборками, бардовое платье лихо закрутилось. Женщина-ёкай начала осматривать полки, что-то упорно бормоча себе под нос. — Куда ж я его задевала, паровые дирижабли… Ага!.. вот, моя хорошая. С этим ты будешь не-от-ра-зи-ма.       В бархатистой шкатулке лежала пара перчаток и карнавальная маска. Лёгкая, с золотистым окаймлением по Венецианской моде — Эйприл лишь слышала о таких, в нижнем городе ни у кого не было средств, чтобы купить такую роскошь. Лёгкая, выкованная вручную — Эйприл знала разницу между работой кузнеца и бездушными прессами по металлу.        — Я — Я не могу это принять, — с трудом произнесла Эйприл, захлопнув шкатулку.       Дон и так притащил её к самой именитой и своенравной портной города Прогресса, так ещё и эта маска! Она стоила состояние! О’Нил уже оценивала, во сколько смен ей это всё обойдётся — быть в долгу, пусть и у друга, девушка не рассчитывала.       Красота красотой, но пахать всю жизнь за одну ночь О’Нил желанием не горела.       — Не нравится?       — Н-нет, что вы! Это очень дорого. Правда, я —       — Глупенькая, — лисица взяла руки Эйприл в свои лапы, а затем искусственная портняжья конечность вложила шкатулочку прямо в руки девушки. Нора, улыбнувшись, покрыла ларец ладонями О’Нил. — Разве Донателло тебе не сказал? Всё оплачено, золотко. От и до, какой бы каприз ты не выкинула — всё уже давно оплачено. Ты ведь не думала, что он тебя в тряпки разоденет, а потом оберёт до нитки? — заговорческий взгляд сбил Эйприл с мыслей. — А ты мне нравишься, солнышко. Всегда держишь ухо востро, — голосу лисицы было невозможно сопротивляться. Эйприл заслушивалась, как Нора цепко выхватила маску и деликатно примерила на лицо О’Нил. — Ты посмотри, какая ты чудесная. Немного подправить твою причёску, подчеркнуть губки — самую малость глазки, — разве что — и ты с о в е р ш е н н а. Посмотри, — настаивала портная, жестом показывая обернуться. — ЦЕРЕ! — Крикнула Нора. — Слышала? — донёсся утвердительный ответ. — Ты к нему присмотрись, — как ни в чём ни бывало, отозвалась портная. — Такие как он — золото. Вы как два слитка, говорю тебе.       — Нет-нет, вы не поняли, — мягко возразила Эйприл, помахивая рукой перед лицом. Благо, в маске не было видно, как горят щёки и мечутся глаза. — Мы друзья детства. Мы с самого детства друг за друга держимся! — упорно продолжала Эйприл убеждать не то лисицу, не то себя.       — Просто друзья, значит, — женщина оказалась сзади, ослабляя ремешки и шнуровку. — Невероятно щедрый жест для друга, не находишь? Дорогая, просто так мужчина не будет сыпать деньгами налево и направо. Но в твоём случае… Купить тебя точно не пытаются. Но ты подумай о возможности —       Эйприл искренне рассмеялась.       — Донни всегда наука интересовала больше отношений, нет здесь ничего, — снимая маску, отозвалась Эйприл, выдыхая. — Как и меня, впрочем.       — Ну, друзья так друзья, — покладисто ответила ёкай.        — Ты прекрасно держишься, — прервал ход мыслей мягкотелый. — Будто всегда была в высшем обществе, — Дон галантно вёл Эйприл сквозь залу.       Их наряды сочетались и материалами, и цветовой палитрой. Даже маски и те — были близнецовыми. Странно, но тот факт, что Дон таким образом отметил их двоих, как совокупность, давала Эйприл какое-то странное ощущение спокойствия. Впрочем, могло быть, что это солидное тепло было оттого, что она соскучилась, и могла насладиться компанией друга воочию. Единственное знакомое и родное лицо, которому Эйприл доверяла.       — Получается… это твой дебют?       — Похоже на то.       — Ты ведь мечтала однажды оказаться здесь, — ностальгически произнёс Донателло. — На месте тех ребят, — трионикс кратко указал в направлении журналистов. — Так теперь у нас берут интервью, но ты всё же чем-то озабочена. В чём причина?       — Думаю о многом. Завтра мне возвращаться в свой привычный мир. Я не часть этого мира, Ди. Если и быть здесь, так собственными силами… Впрочем, это наш с тобой вечер, да? — улыбнулась девушка широко. — Так давай веселиться, пока мы не превратились тыкву. А то кислый такой, будто парокотел после десяти смен облизнул. Всё в порядке?       — Не заморачивайся, — небрежно бросил он, отводя взгляд. Так не похоже на него, жаждущего внимания и блеска, театрального до глубины своей души. Что с ним произошло за эти четыре года?        — Ты же знаешь, что это невозможно, — возразила Эйприл, хмыкнув. — За тобой не уследишь, так ты запутаешься в пакете из булочной, — Дон хмыкнул в ответ, наконец-то толком отреагировав. Его глаза блеснули — Эйприл прижалась ближе, чтобы увидеть наверняка этот маленький всполох его настоящего в тёмных глазах.       …Они всегда казались тёмными. Девушка помнила их карими, всегда думала, что они карие. Но здесь, в ярком и богатом освещении бальной залы, можно было увидеть их цвет без всякого искажения. Не было больше этого блеклого, почти химозного освещения, в котором не разобрать ничего толком. Была утопающая в свете зала искра его звёздного взгляда и был глубокий индиго глаз, несколько уставших, но оживленно за девушкой наблюдавших.       Этот факт — что осечка револьвера — сбил Эйприл с толку. Даже дыхание куда-то скралось, а все слова выпали из головы, будто стеклянные шарики из новомодных автоматов.       — Это же… — девушка прочистила горло, немного отстраняясь, — твоё награждение… разве ты не рад?       — Не особо, — Донателло застыл, сразу же отведя глаза. Всё в его голосе было давно знакомо: в нём не было интонаций, которых бы Эйприл не слышала, так почему сейчас его голос звучал так непривычно, и так… по-новому, оставаясь тем же привычным голосом? — Признаться честно… тот факт, что ты согласилась прийти, — он замялся. — Меня радует в разы больше. Для меня, — друг прочистил горло, — это имеет огромное значение, что ты была сегодня в первом ряду.       — Как я могла оставить тебя одного в такой блистательный момент, глупый? — Эйприл улыбнулась, подняв голову — залу начали наполнять звуки оркестра. — Твоя мечта исполнилась, я была обязана присутствовать. Я же обещала.       Донни отвёл глаза, будто избегал смотреть на неё.       — И ты прекрасно выглядишь сегодня, — отозвался он тихо, едва слышно. Эйприл коротнуло — она аж глаза распахнула, не понимая, послышалось ей или нет. — Пусть я и — заставил тебя одеть эти… _вещи_.       — Я должна быть одета соответствующе, — неунывающе улыбнулась девушка, игнорируя взгляды ёкай вокруг. — К тому же, — О’Нил хмыкнула, драматично прислоняя ладонь в перчатке к маске. — Я легко обхожусь самым лучшим. О да, это я, Донателло —       Друг прыснул от смеха, беззвучно улыбнувшись.       — Сорю везде деньгами, — отозвалась Эйприл, оборачиваясь к Дону, чтобы мелко продемонстрировать кончик языка. В индиговом взгляде читалось «И как тебе не стыдно так мелко поступать». — Да и потом, без меня тебе было бы стопудово одиноко.       В городе Прогресса жили в основном ёкай, людей здесь было мало. И то, что Дон притащил её, человека, из трущоб, сюда, значило для неё так много. Это значило, что он не забыл их дружбу, что он остался прежним Донателло, что она знала, пусть и между ними распростерлась пропасть статуса. За дорогим костюмом, цилиндром и гогглами, это был и оставался Донни.       Донателло, который не просто пишет письма. Настоящий Дон.       — Вынужден согласиться: один я с высокой вероятностью не изволил бы явиться, — признался мягкотелый, предлагая ей руку. Девушка вложила свою ладонь не думая — его руки скользнули на талию, притянув к себе. Золотистые глаза замерли на уровни его груди, заставив замереть от мысли. Отчего-то ей вновь стало жарко, будто рядом с паровым котлом находилась, а не рядом с другом детства. Пресвятой Нью-Касл, она его знала всю жизнь, они с одного шланга отмывались и бегали по одним и тем же крышам, так чего изменилось в нём за всё это время, что они не виделись толком? — Попросил бы ассистентов забрать, сослался бы на болезнь… Нашёл бы повод не явиться, как видишь.       — С каких пор ты избегаешь общества? — спросила Эйприл, плавно следуя за партнёром, вышагивая ему в такт. — Что с тобой здесь сделали за четыре года?       — Не знаю. Просто понял, что шестнадцатилетний я был идиотом, раз не видел главного. Слепым идиотом, к тому же, — хмыкнул он, таинственно улыбнувшись. Его взгляд скользнул на ее плечи, к бархотке. — Может… — взгляд неуловимо изменился, — я просто утомился. Порой всё такое… Обременительное. В с е обременительны, Эйприл. Хочется лишь сбежать подальше. Но… с другой стороны, мне, вероятно, просто скучно, — О’Нил изогнула под маской бровь, слишком поздно об этом вспомнив, как друг пояснил, — может, я просто соскучился.       — …соскучился? — уточнила Эйприл, следуя за его рукой, оборачиваясь вокруг своей оси.       — По старому, — неопределенно ответил он, тут же прижав к себе. — По старым лицам… друзьям.       — Я тоже, — улыбнулась девушка. — Переписка — это здорово, конечно, но живое общение гораздо приятнее. И всё же, — естественные кудри мазнули по шее — прихоть Норы и Цере — две мастерицы отказались подбирать парик, аргументировав комфортом и удобством клиента, а так же редким оттенком, который «грех под парик прятать, ну право, грех». На лице Донателло была такая же маска, что и у неё, от него веяло таинственностью, даже больше, чем обычно. — Мне любопытно, отчего ты пригласил именно меня? У тебя вон сколько поклонниц, — Эйприл кивнула в сторону толпы, что не сводя глаз наблюдала за тем, как они кружат в танце. — Я думала, ты вообще обо мне забыл.       — Забудешь, — хмыкнул он. — Я вообще-то тоже помню обещание, что давал тебе.       — Мы были детьми, — на губах сама собой возникла горьковатая улыбка, когда Эйприл стиснула его ладонь, возвращая его взгляд. — Для многих детские обещания остаются там, где им и место — в детстве. Многие из наших, кто вырвался к свету… Просто про всё забыли. То есть… Ты, конечно, тоже пропадал — но я понимала, Ди. Ты учился, работал с Драксумом… Ты был занят, ты выживал в академии, поэтому я думала, ты пригласишь на свой дебют знакомую оттуда. Кого-то более… уместного.       — А что неуместного в тебе?       — Ну, я человек, Ди, — хмыкнула Эйприл, укладывая ладонь ему на плечо. — Из трущоб, к тому же. А ты — гениальный ученый, я — рабочая из низшей касты. Немного не вяжется. Я уверена, ты мог бы найти варианты получше меня, да и к тому — потратился —       — Это мелочи, — пожал плечами он. — С тех пор, как я начал получать финансирование, патенты и иже с ними, деньги перестали быть проблемой. Так забавно, — хмыкнул мягкотелый, сокращая и без того жалкое расстояние, будто пытался покрыть её собой. — В трущобах нужно было бы всю жизнь в сменах провести, чтобы позволить себе такой костюм. Сейчас же я «мусорю деньгами», — гений хмыкнул, — и счастья — честно — никакого. Они говорят, что деньги правят миром, что на них можно что угодно купить, но… — Фиолетовый взгляд пронзал, а рука придвинула Эйприл чуть ближе, будто Донателло хотел поведать ей самый сокровенный секрет. Расстояния между ними почти не было. — Есть то, что невозможно приобрести за деньги. Оно не исчисляется в таком эквиваленте… Оно не может быть воссоздано искусственно, оно единично и потому — бесценно. Чего они в этих деньгах видят?       — Без понятия, — хмыкнула девушка. — Жить комфортнее, наверное. Ты же знаешь: меня это особо не интересует. Конечно, мне порой на ренту не хватает, но а в целом, очень даже неплохо. Когда нет денег, вкус у жизни иной… И люди другие.       — А ты удивляешься, почему, — хмыкнул Донателло. — А ещё… мне очень стыдно, — отозвался он.       — За что? — Эйприл послушно следовала за мыслью и за его шагами. Дон вёл её больше на автомате.       — … в какой-то момент я — слушай, ты не хочешь немного сбежать отсюда? — его взгляд зацепился за что-то за Эйприл, и резко приобрел живость и блеск. — Пока не поменялись партнёрами.       — Ты что-то задумал, Донни, — снисходительно улыбнувшись, отозвалась девушка.       — Определенно, — прижал — сердце ухнуло — отвёл от себя в ритме танца — серце почти вырвалось. Мягкотелый удерживал её на дистанции, не стремясь приблизить, но улыбался, едва поднимая уголки губ. — Милая Эйприл, вы в деле?       Она хмыкнула, сократив расстояние не думая, чтобы быть пойманной им в полу-объятье.       Это был их вечер, если подумать. А она уже начинала подуставать от местного общества, что не затыкалось о них ни на миг.       — Секунду, — шепнул гений на ухо, чтобы быстро, во время перехода что-то успеть что-то вбить в технонаруч. — А теперь, милая Эйприл, время для маленьких шалостей, — Дон улыбнулся.       Так, как он улыбался очень и очень редко, но так живо и по-настоящему, что это всегда врезалось в память. В следующую секунду она была прижата к пластрону, и не было света, музыки, шептания за спиной — была лишь она в объятьях друга и приглушённый оркестр. Они были на балконе, догадалась Эйприл.       Весенняя ночь доносила с города удивительные запахи. Близость к Губернаторскому парку пахла распускающимися вишнями и яблонями, смешанных со свежестью — здание Научного Храма находилось в лучшем районе города, где не было смога, удушливой пелены, из-за которой не было видно ничего.       — Я вас немного похитил, — выдохнул Дон как-то счастливо. — Вы же не против?       В голове Эйприл с осторожностью складывались детали. Её талия, прижатая так близко и трепетно к пластрону.       — Как коварно с вашей стороны, сэр, — улыбнулась девушка. — Но как мы —       — Небольшая моя разработка. Давно хотел опробовать, — восторженно произнёс Дон так, что Эйприл ощущала этот тесный, но приятный энтузиазм в груди. — Для остальных мы всё ещё там… На какое-то время, — хмыкнул гений.       — Весьма умно, — отозвалась Эйприл. — Вполне в твоём стиле. Ох, тут так… дышится, — сделав вдох, отозвалась девушка.       — Знал, что ты оценишь по достоинству. Поэтому я и хотел с тобой сбежать, — вновь его ладонь была протянута к ней, а взгляд…       Взгляд.       Искристый и будто нежный, напоминал красиво цветущие фиалки, что росли у Эйприл на балконе.       Девушка хихикнула, быстро подкравшись к нему, пока они шли по одному из перекрытых балконов. Было прохладно, но Эйприл была отчего-то слишком счстлива, чтобы думать о подобном — Дон шёл рядом, рассказывая о своём в такт обойкам на туфлях по граниту.       Эйприл не возражала, что коридор был бесконечным. Тут было свежо, Дон был рядом, как гений подошел к балясинам, отделяющих и от падения с высоты, и залез, гордо выпрямившись.       — Идём, — выдохнул он.       — О, у нас в планах убиться? Отличная идея, — хмыкнула Эйприл, прищурившись от накатившего хохота. Зрелище было, что надо: мягкотелый, в дорогом костюме и начищенным до блеска, стоящий на перилах, будто ему было десять, ей-богу. — Донни, прекрати баловаться, — подтрунивала Эйприл. — Упадёшь, — хохотнула она, вызвав скептичное черепашье «фырк».       — Будто ты согласна идти на смену, — хмыкнул он. И ведь был прав: Эйприл подошла, как её тут же подсадили на руки — мир уложился в бешенный пульс и приятный запах парфюма. — Более того, всё предусмотрено в плане безопасности. Готова?       Эйприл с трудом кивнула, забывшись.       Он всегда был таким сильным?       Потому что Эйприл ловила очень не понятных ворон, не сводя взгляда с маски, и не могла, затаив дыхание, выбраться из этого сонного, какого-то русалочьего состояния. Как они оказались на крыше — ускользнуло от внимания, но когда её деликатно выпустили на устойчивую бетонную тропку, отчего-то стало пусто и холодно стоять здесь вот так.       — Вашему вниманию, милая Эйприл, — он указал вперед, разведя рукой, заставив Эйприл забыть все слова.       Весь город лежал, как на ладони, сияющий в огнях. Каждый уголочек, каждую улочку можно было рассмотреть без труда — вид захватывал дух. А ещё невероятно свободно дышалось. Донателло поманил её к себе рукой — девушка шла как в вате, чернильно-пурпурной вате, искрящейся далёкими отблесками. Каждый шаг будто в невесомости — настолько красота родного города лишала чувств и мыслей.       Из дымки её плавно вывели, накинув на плечи пиджак и позволяя в него кутаться от ветра, что играл с кудряшками и давал вдохнуть полной грудью. Эйприл словно была на вершине мира, на самом острие тонкой иглы, что пронзала сознание поистине космической красотой.       — Воу, — загипнотизированно отозвалась девушка, кутаясь поглубже в борты пиджака, в тепло и приятный запах.       — Именно, — улыбнулись ей в ответ, не сводя глаз.       — Мы небо чернильное царапаем шпилями… — получилось лишь выдохнуть, смотря, как город, бескрайний, как море, зеркалит небо густой чернотой и опаловыми, живыми огоньками улиц, что читались практически как созвездия.       — Дабы звёзд в ладонь зачерпнуть, — продолжил Донателло. Эйприл с трудом могла удерживать себя на мысли, что индиго глаз, столь тёплый, лучистый и блестящий, является таковым из-за холода, свежего воздуха и маски. От маски глаза Донни весь вечер были нежны и теплы, что след от них оставался на коже следом защищенности.       — Чудесный месяц, — прошептала Эйприл в ответ, не находясь словами. Которые звучали пошло, избито и двусмысленно, что хотелось лишь молчать, смотреть, и скрыться за сильной фигурой от ветра.       — …Эйприл, я… — пауза повисла в воздухе. Доносилась музыка, тихая, но всё ещё слышимая, лунный свет ниспадал с небес, отчего взгляд Дона был ещё более чувственным — таким, когда он так сильно хотел о чём-то поведать, его взгляд умолял произнести «да», взгляд поставившего всё на один лишь ход. — На самом деле, я тебя пригласил потому что — ну… Я хотел предложить тебе кое-что.       Эйприл проглотила густую слюну, боясь упустить что-то из виду, упустить что-то в образе Дона, подсвечиваемого огнями города.       — Стань моей ассистенткой, — выпалил он с юношеской пылкостью и твердостью. — Я хочу заниматься наукой вместе с тобой, Эйприл.       Смех сам мягко выбирался наружу. Нет, не потому что Донни сказал что-то нелепое, а отчасти потому, что он будто сам не понял, что сказал.       — Ди, — мягко позвала Эйприл, осторожно, чтобы не ранить его чувства. — Я ценю твою заботу. Но у меня нет ни компетенций, ни образования в полной мере, чтобы быть твоей ассистенткой. Этому специально обучаются, к тому же — ты не просто какой-то учёный. Ты учёный, который заслуживает самого лучшего, — девушка улыбнулась, указывая ладонь ю на город. — Я на эту роль не подхожу. Спасибо, конечно, за дружескую заботу, но —       — Ещё как подходишь! — негодуя, воскликнул Дон. — Эйприл, я предлагаю тебе эту должность не потому, что ты моя подруга детства или единственный человек, с которым я общаюсь на протяжении стольких лет, до сих пор, и не хочу прекращать. Не потому, что ты прекрасная девушка, — О’Нил беззвучно хихикнула, — а потому, что ты меня понимаешь. Ты понимаешь меня с полуслова, даже когда я не выслал тебе толком инструкций, ты сделала замечательное патентное описание и исправила мои ошибки.       — Это были мелочи, Ди.              — Это не мелочи, Эйприл. У тебя нет образования, но ты усердная, трудолюбивая и упорная. Ты талантлива, и я правда был бы счастлив работать с тобой вместе, чем с этими аматёрами! В том, что я сейчас так высоко, есть и твоя заслуга, тоже! Но как бы я не пытался отплатить тебе за всё, что ты делала, ты отклоняла всё раз за разом.       — Потому что подарки нужно заслужить, Дон. А я ничего не сделала.       — Сделала! Ты поддерживала меня, когда я был в упадке и не желал не то, что наукой заниматься — в окно смотреть! Твоя поддержка, твоя внимательность, твоя наблюдательность и смекалка стоят гораздо больше, чем институт благородных девиц, Эйприл. Твоя цифирная школа стоит гораздо больше. И это вовсе не связано с тем, что я не хочу, чтобы ты прозябала в этой дыре и дальше. Подумай об этом, Эйприл. Это официальное прошение от члена научного совета.       — Но ведь собеседование и тестирование —       — К черту их, я тебя знаю и так! Мой куратор согласен, он в полной мере осведомлен о твоих выдающихся качествах. Я ведь патент тебе по ошибке прислал. Я не спал пятые сутки, работа поджимала, и — я перепутал адреса, — всплеснул он руками, чтобы потом прижать одну из ладоней к шее. — Ты ни единого вопроса не задала — будто так было нужно. У тебя не было базы, но архивные справки, список референсов, всё было указано по правилам. Мой ассистент справлялся с этим дольше, чем ты. Просто… дай своим талантам пригодиться обществу.       — Ох, — выдохнула лишь девушка, складывая все кусочки в голове. Щёки пылали, и она ничего не могла с собой поделать. — Я, ну право… — его взгляд умолял её согласиться. Эйприл хмыкнула, опустив взгляд. — Порой соглашаюсь на твои авантюры слишком часто, Донни.       — Это… Положительный ответ.       — Ну не могу я сказать тебе нет, раз ты так просишь, — отозвалась девушка, хихикнув. — Впрочем знаешь, да! Я смогу за тобой приглядывать и выдирать тебя из твоей коморки.       — Ты согласна?       — Да!       — ДА! — крик Донателло радостью плескался в воздухе, будто взрыв шанхайских фейерверков, всё вертелось — до Эйприл дошло, что её подняли на руках и крутили в порыве радости.       Не каждый день ей удавалось увидеть Донателло таким счастливым, что он кружил её без задней мысли. Вернее, впервые в жизни. Его глаза гипнотизировали, как Эйприл вздрогнула, оказавшись вновь на крыше.       — Ты не пожалеешь, что согласилась, — горячо заверил гений, сжав её руки и прижав к своей груди. — Эйприл, ты не пожалеешь, — прошептал он, мерцая звездным взглядом, останавливающим время. — И сегодня… и впрямь луна в самом расцвете.       — Внизу её называют танцующей… Впрочем, ты задолжал мне танец, — хмыкнула девушка криво. — Потому что то, что было внизу, танцем назвать нельзя. Я тебя знаю лучше.       — Ох, — хмыкнул он в ответ. — Вижу, дама знает толк в декорациях, — мягкотелый прикрыл глаза. — Меньшего от тебя ждать не пришлось бы.       Пальцы на её талии, её ладони на его плечах — ноги двигались сами собой. Под тихую музыку, которая даже не была важна — они знали мелодию наизусть. Они знали танец слишком хорошо, чтобы забыть даже спустя столько лет — сумасбродный, не похожий на чинный вальс и бальные танцы, но всё ещё изящный и утонченный. Позволявший чувствовать друг друга от прикосновения до чувств, искрящийся как лунная ночь и игристый как шампанское. Потому что Донни выражался в танце, забывая обо всём, потому что в танцах с него слетала шелуха и оставался он сам.       Эйприл могла быть так близко, как могла и хотела, без переживаний и опасений. Это было что-то… безопасное и красивое, чего не описать словами, не почувствовав это на себе.       Так вот зачем нужны каблуки: тонкий и ладный такт из-под обоек сплетался с сердцебиением, дыханием и далёкой музыкой, шумом воздуха и хрустальностью лунного света. Нет оркестра, нет залы, убранной золотом и светом, но в этом нехитром танце было что-то родное и важное. Были мягкие объятья и шорох юбок, был барабанный бой сердца, когда уронив на одну руку, Дон нависал сверху, невзначай коснувшись чулков.       И время застыло. Звонко переливалось пульсом, отбивалось как вата в горле — в глазах Дона отражались звёзды.       Девушка не знала, как дышать, и забыла об этом ещё упорнее, когда пальцы коснулись её щеки. Так тепло и согревающе, столь нежно, что О’Нил просто замерла, схоронившись, боясь даже моргать. Маска, вросшая в кожу на балу и церемонии, теперь легко отслоилась от кожи, чтобы взять владелицу врасплох.       В щёку мягко впечатывались губы — почти невесомо, самоотверженно и робко в то же время. Эйприл моргнула, пытаясь обработать произошедшее.       Дон её поцеловал.       Так легко, будто ничего не было, чтобы тут же отстраниться и поставить Эйприл на ноги — до него дошло, что он натворил — вернув маску на место, гений прикрывал губы ладонью, как маленький ребёнок, пытающийся скрыть свою вину.       И всё?       Его робость и детская вина не изменилась с возрастом, не изменилась порядочность несмотря ни на что. Эйприл просто остановила его за руку, не позволяя сбежать и испугаться — трионикс был слишком ошарашен, чтобы сопротивляться.       Вот для чего на самом деле нужны каблуки.       Его маска была снята, её губы — на его, когда пальцы придерживали скулы. Оторопелость сменилась проблеском — мягкотелый подался вперед, отвечая на поцелуй. Слишком мягко, слишком нежно, слишком робко, но приятно на вкус, как первый поцелуй. Слишком приятно, чтобы оторваться и думать о чём-то другом — Эйприл скользила по губам, пытаясь прочувствовать каждый миллиметр кожи, каждое движение губ, неторопливых и поддатливых.       Разъединяться не хотелось, если бы не воздух — впрочем, Эйприл подозревала, что Дон как-то углубил и увеличил поцелуй, пока звезды были не только в небе, но и искристым водопадом не спускались вниз по позвоночнику.       — Паркинсон банановых блинчиков, — выдохнул он полупьяно. Эйприл хихикнула, смотря на то, как парень чуть ли не разжижился от наплыва эмоций — даже стоял будто с трудом. — Ох — а — ом…       — Вижу, вам по душе радикальность решений рабочего класса, — хохотнула Эйприл, щёлкнув пальчиком по мечтательному клюву.       — Ве…сьма, — выдал он с задержкой. Девушка ухмыльнулась: речь сбоила, а вот руки очень даже отличались самостоятельностью, раз обвились вокруг её талии.       — Осторожно, мистер, — отозвалась О’Нил, беззлобно улыбаясь и протягивая маску партнёру. — Берегите маску до конца бала.       — Не могу отказать даме, — всё же найдясь словами, отозвался гений, приладив маску в лицу, а затем подняв взгляд на луну. — Не согласится ли дама подарить мне ещё один танец? Декорации благоволят, — его ладонь вновь приветливо приглашала Эйприл присоединиться, чтобы вновь закружиться в улыбках и довольством друг друга, в играющем в голове радости от компании друг друга.       — Только потому, что ты крышесносно танцуешь.