Purple and Yellow

      В полумраке почти ничего не было видно. Эйприл знала лишь то, что неистовый скрежет — это, с одной стороны, хорошо: она знала, где Дон находится, и что он на месте. Но с другой стороны, скрежет прозрачно вколачивал факт, простой и от того — ужасающий: он пытался выбраться. Даже в состоянии животного, друг пытался выбраться, но дело даже было не в этом: Донни явно вредил себе в процессе. Его плечевые суставы вращались под такими углами, словно он был одержим.       Эйприл безнадежно смотрела в телефон без намека на сеть. Ещё пару часов, и он разрядится, так и не заработав: под землёй связь не ловила абы как, а у пацанов — чисто из вредности; источник же связи был мёртв из-за самой О’Нил. Обесточивание лаборатории… В прочем, если бы Дон был в полном параде своей техники, это был бы натуральный ужас. Девушка молилась, чтобы в таком состоянии он не додумался до того, чтобы примкнуть к системам, работавших автономно, на генераторе.       Эйприл поёжилась.       Может, мальчишки поймут, что происходит неладное. Братское чутьё там, выключенный вай-фай — что угодно! — неужели они просто сидят и пьют спокойно чай, пока их брат страдает и сражается с самим собой?       Эйприл держала в руках сложенный бо и молилась. Молилась на то, чтобы Донни стало лучше: он поскуливал и шипел, клацал зубами — будто там, в плохо освещённом углу, сражались двое.       В лаборатории было довольно прохладно. Без движения на ледяном полу Эйприл мёрзла, и если бы не бо, она бы закоченела: посох мягко отдавал приятным теплом в руках.              Эйприл была благодарна себе из прошлого за то, что предложила Дону на этапе создания вставить обогрев в рукоять, чтобы его руки были в тепле.       Она улыбнулась, припоминая его лицо тогда. Ему, кажется, не исполнилось двенадцати. Донателло с треском выбыл из «Подземных игр», сидел в своей мастерской и делал уже третью генеральную уборку по кругу. Друг был настолько взбешён и погружен в себя, что не заметил, как она пришла, чтобы поддержать и утешить его хоть немного.       Для гордости Донни это всегда было ударом. Ему трудно давалось принятие того, что он мягкотелый, в отличие от братьев (его не смущало, что, технически, они были разными видами черепах). Мягкотелость для Донни было одновременно преимуществом, проклятьем и поводом для стыда.       Он слишком сильно отличался от братьев.       — Что делаешь? — Эйприл заглянула за его плечо.       — Гха! — выкрикнул он, будто подавился, сразу же сгребая всё то, что было под ним. Как дикий кот, что скрывает вкусную рыбу от других — он даже выглядел диковато.       — Расслабься, я принесла тебе твои любимые пончики, — подсаживаясь на его стол, улыбнулась девушка. — Ну же, — она пододвинула ему коробку, терпеливо выжидая, пока он не расслабится. — Ты злишься потому, что не пришел первым?       В делах с Доном нужно было быть очень аккуратной в плане слов.       — Я не беспокоюсь по каким-то мелочам, как Л е о, — Лицо мягкотелого говорило, насколько он был ранен своим поражением, пусть друг и пытался выглядеть незаинтересованным. В глубине фиалковых глаз не было самоуверенных звёзд. Был лишь холодный космический мусор. — Меня не заботят подобные глупости и игры, ты же знаешь. Для меня это слишком мелочно.       — Уверена, так и есть, — улыбнулась Эйприл со всей теплотой. — Просто если хочешь высказаться — я прямо здесь.       — …знаешь, — неуверенно начал он спустя паузу. — Я… — легко отследить, когда Донни смущён и застенчив. Волнуется даже — теребит свои пальцы, гладит их, как родители делают с детьми, чтобы убедить, что всё в порядке. Разрядка от эмоций. — Только не говори пока никому… Я работаю над кое-чем…       Девушка приблизилась к его лицу ближе, чтобы секрет остался лишь между ними, в маленьком сокровенном пространстве.       Донни опасливо подался назад, приоткрывая чертежную бумагу с наметками на ней. А затем так же робко пододвинул чертежи к бедру Эйприл.       — Воу — это ты сам придумал? — хвалить Дона было легко. Потому что его мозг выдавал невероятное.       — Кх! Ну разумеется, милая Эйприл, — робкий Донателло исчез. — Я хочу сделать себе полноценную броню. Я устал набивать синяки на панцирь… — он поёжился, неосознанно прикрывая кожистый карапакс руками с выражением тотального сожаления. Он жался и прикрывал самую уязвимую свою часть как самое ужасное, что было на его теле, самое постыдное.       Эйприл не сдержалась и аккуратно положила руку поверх его руки, не рискуя прикасаться к панцирю. Негласное правило: трогать панцирь Донни нельзя, как бы девушке не хотелось. В детстве её и вовсе куснули за такое — не сильно, но…       — Я думаю, это чудесная идея, — слукавила она самую малость. — Ты ведь можешь там хранить вещи! Или инструменты!       — Я ещё хочу сделать манипуляторы! — зажёгся он, подрываясь и размахивая руками. — Чтобы быстрее работать! И мне не придется просить помощи, чтобы кто-то мне придерживал -       — …тебе не нравится, когда тебе помогают? — интонация вышла какой-то раненной. Эйприл помогала Дону. Любила это делать. И она думала, что это в з а и м н о.       — В-вовсе нет! — он озабоченно замахал руками в протесте. — Просто мои братья… Ну… Ты знаешь их.       — Ох, прости, — О’Нил улыбнулась в ответ. — Точно. А я уж думала, ты решил от меня избавиться!       — Вздох! — нарисованные брови сошлись на переносице.       — Хотя тебе и не удастся, — улыбка из обнадёживающей становилась дьявольской. — Иначе ты бы давно повесил замок на мастерскую.       — Я и не…планировал от тебя избавляться, — как-то тихо отозвался Дон, опуская голову и робко утыкаясь указательными пальцами друг в друга. — Мне… приятно с тобой работать. И — и — не так скучно.       — О — а это…?       — Мой бо! — тут же оживился он. — Деревянный слишком топорный, ходить с ним неудобно. Вот бы он складывался, подумал я. И ведь я могу так сделать!       — …техно-бо, — отозвалась Эйприл, закивав. — А что он будет уметь?       — Да много чего! Я примерно представляю, как сделать его а-ля трансформер. Помнишь у тебя платье было такое?              — Ахахах, точно! А я думала, ты про мультики.       — Ну там интересная идея, но требует доработки на мой вкус.       — А из чего сделаешь?       — Из титана! — фиолетовые глаза мерцали решительностью.       — …титана? Донни, откуда у тебя титан?       — …это конфиденциальная информация, — хитро усмехнулся друг, открываясь с видом злодея на свое кресло. — Зато он не сломается, как какая-то сталь.       Ох, он был таким милым, когда продолжал гонку вооружений между ним и Лео.       — А что насчёт зимы? — уточнила Эйприл, глядя на чертёж. На схеме был лишь идеально гладкий шест, но никакой рукояти не было. — Там же голый металл…       — Я ещё… работаю над деталями, — неловко признался Дон, почёсывая предплечье.       — Обязательно сделай обогрев! Так у тебя руки всегда будут в тепле! Ты же черепаха, нельзя, чтобы ты переохладился!       — Тогда точно нужно будут батареи… Но они тоже умирают на морозе…       — КСТАТИ! — Ахнула Эйприл. — Мне родители привезли штуку одну с их работы. — Химическая грелка. Может, сделать что-то вроде?       — Покажешь? — глаза Дона мерцали.       — Но проблемо, ми амиго.       Воспоминания грели так же, как грел бо, но на языке оставался привкус какой-то коррозийной горечи. Девушка обнялась с жезлом, прижимая его к груди, с сожалением смотря в сторону, где её лучший друг был намертво, собственноручно прикован к стене. Дон жертвовал, по сути, собой ради неё. Потому он чуть ли не выламывал себе запястья в кандалах, что сдерживали его от неё, поэтому он практически приказал глушить его, едва он подберется к ней.       …будто он был зверем.       Девушка тихо шмыгнула, как в респираторе что-то запищало, заставив тихо пробормотать чертыханья.       Смена фильтра, видимо, удручённо выдохнула О’Нил. Несмотря на то, что Эйприл должна была быть якобы иммунной к заболеванию, как её убеждали до этого, у неё не было права подвести своего друга сейчас.       Нужно было двигаться тихо, бесшумно, не провоцировать его и не пугать. Двигаться приходилось частично на ощупь, под звуки сопротивления металлу. Шаря по полкам, девушка с трудом нашла сменный фильтр; у неё было несколько секунд, чтобы сменить его. Глубокий вдох, чтобы задержать дыхание: быстро двигая пальцами, Эйприл заставила респиратор выплюнуть фильтр, тут же заменяя на новый, практически с первого раза вставив его плотно в слот.       Выдох был раем.       Связь всё ещё не работала, и в обозримом будущем — работать не будет. Все рабочие помещения Донни звукоизолированы. Девушка сидела так уже несколько часов, и время тянулось бесконечно медленно. Если лихорадку они перебарывали вместе отчасти, и Донателло мог разговаривать и как-то поддерживать ее моральный дух, то сейчас он был не здесь.       Эйприл замерла от парализующего удара током меж позвонками.       з в у к о в н е б ы л о.        Инстинктивное движение: в свете фонарика зияла пустота, пятно фиолетового на полу и два пустых кольца на стене.       Это… его гетры?       О нет.       В лаборатории была идеальная, замогильная тишина, лишь её сердце тарабанило о ребра, угрожая их пробить.       Руки сами собой сжали сложенный посох, кожа липла к металлу, во рту стало сухо и глотать стало тяжело.       Лёгкие шаги весили тонну, и как бы Эйприл не пыталась угомонить свой страх и бьющееся сердце, ничего не получалось. Была ощутимая разница между беготней по огромному супермаркету ночью от Гумбуса, которого, очевидно, никогда не существовало, и тем, что её друг, мягкотелая черепаха, исчез с её радаров.       Тысяча и один фильм: экипаж космического корабля один за другим пропадают, и никто в невесомости не услышит их крики. Фонарик скользил по стенам лаборатории. Эйприл была единственным членом экипажа. А Донателло был засадным хищником. Нужно было двигаться аккуратно. Без лишних и резких движений —       Бумп.       Б л я т ь.       Ледяной водопад разорвал её желудок холодом, не нужно было оборачиваться, чтобы знать, к т о там. У мягкотелых мгновенная, смертоносная реакция.       Всё в ней напряглось, ожидая укуса, и на попытку захвата плеч Эйприл ответила, не думая, перебросив опасность через себя.       Какой-то глухой удар, более громкий стук; шипение и небольшое… айканье. Дон лежал на полу, потирая голову с самым расстроенным лицом на земле.       Ловушка. Это могла быть ловушка, мысль, что сколопендра, выгрызала мозг острыми лапками и мощными жвалами.       — Эйприл?.. — мягко спросил он, изменяя позу. Аккуратно встал на колени, будто собирался молиться, заставив О’Нил шарахнуться назад, прочь, выставляя бо в блок. — Эйприл, — улыбнулся он, протянув руки ей навстречу.       Ловушка. Э-это точно ловушка.       Донни — засадный хищник, так? Весьма умный. Может, вместо того, чтобы ждать свою жертву, он решил использовать другую стратегию? Обман, например. Усыпить бдительность. Донни ведь гений. Ниндзя. Тренированный.       Секунда на обработку. Стадия третья.       «Телячьи нежности».       От переизбытка напряжения, что тут же рухнуло в никуда, руки задрожали и бо вывалился к чертям. Донателло замер, как-то испугавшись. Разве… Разве он не должен неистово лезть к ней, как делал Сплинтер? Почему он… напуган?       — Я тебе… что-то сделал? — фиалковый взгляд пронзал.       Будто удар наотмашь.       Донни трясло, и он обнял себя, хотя было видно: сдерживается. Будто боится и потому сдерживается. Девушка нервно сглотнула насухую.       «Ни в коем случае не контактируй со мной».       «Изолируй меня, как выдастся возможность».       Голова пухла, мысли болезненно пульсировало в голове. Такой… Уютный, уязвимый Донни, без своего привычной непроницаемой ледяной стены, без предвзятости, сидел перед ней на коленях на традиционный манер и практически скулил, сдерживая себя в объятьях.       Его запястья припухли. Содрана кожа, он всё же… Выдрал их из наручников? Потёртости и кровоподтек — мягкотелый ведь сопротивлялся. Гематомы. От трионикса пышало жаром. Эйприл моргнула, переводя взгляд: Донателло замер, опуская глаза к…       Её рукам, поглаживающих его запястья. Вздутые, выпуклые линии вен. Шероховатость гладкой кожи. Рубцы старых шрамов…       Сам тот факт, что она могла касаться его, поглаживать абсолютно безнаказанно, бил её спинной мозг электричеством.       Так, нет! Это ловушка. Ло-вуш-ка.       Тихий звук. Молебный, жалостливый, извиняющийся даже — Эйприл ничего не успела понять, как её повалили на пол, тут же покрывая её тело своим. Тяжёлым. Горячим. Живым. Охочим до объятий — сильные руки так аккуратно и нежно сжали ее, будто самую большую ценность, отчего сердце почти лопнуло.       Надо выбираться. Дон сказал, что нужно выбираться. Для их же двоих блага — Его клюв елозил где-то у шеи, заставляя замереть; сам трионикс ёрзал, пытаясь найти позу, будто… она была его подушкой-обнимашкой?       О Господи боже святый на небесах, ежеси на небеси…       НЕТ! НЕЕ-ХЕЕ-ХЕЕЕЕТ! ТАКОГО ПРОСТО НЕ МОГЛО БЫТЬ!       НЕТ!       ПЛОХАЯ ЭЙПРИЛ! ДОЛЖНА СОПРОТИВЛЯТЬСЯ!       Попытка вырваться была пресечена тут же с недовольным низким фырканьем. Едва девушка смогла хоть как-то обхватить тело друга, чтобы его с себя аккуратно и незаметно спихнуть, как её осадили тут же. Донни, сияя странным взглядом, нависал над ней. Полумрак лаборатории, отдаленные блеклые огоньки приборов, отблески пурпурной подсветки, её лицо отражались в его бездонных глазах, плотно зафиксировавшихся на её лице, как его пальцы — на её запястьях.       Донни нахмурился, демонстративно впечатав её руки в пол и сжав её бедра между ног. Он мог бы надавить всем весом, пришла абсурдная идея, но во всём том, что Дон делал, не было и намека на насилие над Эйприл. Мысль даже не сформировалась толком в ее голове, как друг просто улёгся на неё сверху, будто кот, чтобы потом резко перевернуть Эйприл, заключив в замок рёброкрушительных объятий.       Лишь оказавшись вплотную впечатанной к его мускусной коже, до девушки начал доходить смысл. Тысячи мыслей с яростью демонов ворвались в голову.       ДА КАК?! КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО?! КАК У НЕГО ВООБЩЕ ПОЛУЧИЛОСЬ ТАК БЫСТРО УЛОЖИТЬ ЕЕ НА ЛОПАТКИ?! ЕЁ, ЭЙПРИЛ, БЛЯТЬ, О’НИЛ?!       И ВООБЩЕ — КАКОГО ЧЁРТА! ОНА БУДТО В КАКОМ-ТО ПОДРОСТКОВОМ, КРИНЖОВОМ СОПЛИВОМ ФАНФИКЕ! ТАКОГО ПРОСТО НЕ МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ В РЕАЛЬНО —       Колено Дона оказалось между её ног, заткнув весь гнев на корню. Юноша прижался к ней всем телом, подминая к себе поближе.       — ХАМАТО Д-ДОНАТЕЛЛО!.. ТЫ ОТП-ПУСТИШЬ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ!       Эйприл пыталась сбросить его с себя, пыталась сделать всё возможное, о чём Донателло, будучи в себе, просил её. Он ведь не соображает, воспоминания об этом просто уничтожат его, ведь речь шла, Господи, о Донни! Для него тактильный контакт был чем-то из разряда высшей математики для Эйприл. Мандаринским. Санскритом.       Дон лишь недавно начал более-менее терпимо относиться к прикосновениям. С горем пополам стал… ну, хотя бы сколько-нибудь тактильным. Но опять: Донателло давалось с трудом что-то простое и обыденное, как объятье. Это могло его смутить, сбить с толку, уронить к чертям весь этот крутой и новороченный комп, коим была его умная, большая голова. И, как любая электроника, он был очень хрупким, ломким: любой ветерок, малейшее прикосновение — и эта стыдливая мимоза вновь пыталась спрятаться, скрыться, уползти в своё логово. Закрыться в своём панцире наглухо.       Дон даже с братьями не был… возможно в комфортных для него состоянии, чтобы без опаски производить тактильный контакт. Об Эйприл не шло и речи. Доверие Донателло было в ином. И последнее, что О’Нил хотелось — видеть, как её друг умирает со стыда. Ведь он будет. Для него все эти нежности, что для парней были естественны и приятны… вероятно, были постыдными. Открытость и экспрессивность были выше его сил, выше его понимания.       Поэтому О’Нил пыталась выбиться. Не сильно агрессивно — ей не было противно, но ради Дона и его большой головы с не менее меньшим количеством загонов — она была обязана.       Девушка не чувствовала рук от сопротивления: Дону было всё равно на её упертые попытки как-то спасти его психику. Ему было плевать на собственные раны, ему было плевать: трионикс нависал над ней без каких-либо усилий. Эйприл словно была куклой, безвольно движущейся в его руках, и даже весь тот жидкий, пульсирующий гнев в щеках и животе не мог позволить ей выбраться из горячих объятий. Ноль реакции на её слова, хотя нет — она всё же была: Донателло лишь крепче прижал её в своему пластрону, зарылся глубже в ее толстовку носом, и лежал, черт возьми, счастливый и довольный!       — Донни, тебе хана после всего этого, я клянусь, — угроза выдалась слабой: от жара тела мягкотелого слипались связки, а сил кричать не было. Не после её попыток сдвинуть эту упертую тушу с себя.       Донателло было плевать на её угрозы и попытки увещевать, воззвать к разуму. Дон не позволял ей выбраться из его объятий, не позволял даже вырваться хотя бы на миллиметр.       «Мягкотелые — территориальные животные…»       — …чёрт тебя дери, Донни, — смахнув яростным пыхтением растрепанную чёлку, что лезла на глаза, отозвалась девушка. Но сдаваться она не намеревалась. — …я пожертвую наше старое радио в гостиной, — пообещала она. Её голос после длительного молчания и абсолютной неподвижности, звучал хриплым, тихим и слабым. Неубедительным. — На благо науки, если отпустишь меня.       Мимо. Дон ёрзал клювом по ней, будто кот, который трётся о ноги, когда ему что-то нужно.       — …коробка пончиков? Из «Паник». Самая большая. С фиолетовой глазурью.       Он лишь начал… издавать з в у к и, Господи боже!       -…и с лавандовым рафом! — взмолилась Эйприл.       Дон… щебетал. Пурчал? Мурчал? КАК ВООБЩЕ ЭТОТ ЗВУК МОЖНО БЫЛО ИДЕНТИФИЦИРОВАТЬ?       ОБ ЭТОМ, ЧЁРТ ПОБЕРИ, ОНА ТОЛЬКО В КАЧЕСТВЕ ЛЕГЕНДЫ СЛЫШАЛА! Она слышала подобные звуки лишь от парней раньше, да, но это было д р у г о е. Преимущественно от Майки — он вообще становился птичкой певчей, стоило просто начать гладить его по голове. Место чуть ниже темени, переход в шею, а ещё небольшое пятнышко под подбородком. Он так самозабвенно этим наслаждался, что буквально мурчал как кошка и вилял хвостом как собака, в то время как старшие братья были более сдержанны. Хотя порой Раф издавал подобный звук, когда они обнимались все вместе или скребли здоровяку панцирь.       Звуки — признак их чистого блаженства, особенно в сочетанием с движениями хвоста.       Лео обожал массаж плеч и почесушки по голове. Если у него было настроение, он даже не скрывался — махал своим хвостом, как миленький, издавая тихое пурчание. Пару раз Эйприл слышала от каждого из братьев Хамато — но не от мистера Науки, торговая марка.       Хотя, Сплинтс как-то рассказывал, что в детстве Донни очень часто издавал какой-то птичий звук, переливчатый, но тихий. Особенно когда играл с фигуркой Атомной детки. Ну, как играл: вертел её в руках, потирал пальцами по материалу одежды (в отличие от стандартных фигурок, у копии Донателло была полноценный настоящий комбинезон, сделанный Сплинтсом, а не пластиковое недаразумение) или когда расставлял вещи в порядке, лишь ему удобном. По возрастанию, по цвету — он так сильно радовался, когда сидел один и сортировал игрушки. А ещё — когда Сплинтер укачивал его на коленях, прижимая к себе.       Донни успокаивали ритмичные движения и определенное давление. Сейчас этого не скажешь, но в детстве Донателло был совсем иным, более открытым и привязанным. Эйприл не знала многого о детстве лучшего друга, но она прекрасно помнила очень застенчивого мальчика, с опаской и некоторой боязнью взирающий на неё своими прекрасными фиалковыми глазами.       В них всё ещё были звёзды. А ещё какой-то странный звездопад происходил на поверхности кожи, там, где Донни касался клювом. Это было елозенье, это не были поцелуи, это не было даже толковое качение губами, но —       Эйприл плавилась. Было жарко, дышать было нечем: Донателло нещадно перекрывал ей весь кислород. А ещё, черт побери, весь запал сопротивляться смягчался от приятной волны низкой вибрации, исходящей из его груди, проникающей в её грудь и спускающейся ниже.       — …Ди… Пожалуйста… — в ход шла тяжёлая артиллерия. Девушка пыталась говорить чётко, строго, не умирать от этого нежного воркования, что сбивало её с мысли. — Я буду проигрывать в каждой игре. Честно. Я сложу свои чемпионские полномочия —       Стук его сердца был ускорен, но был неожиданно приятным. Ритмичным, чётким, но приглушённым, будто шерстяным, переплетающимся с черепашьими звуками. Сам мягкотелый пылал от температуры. Донателло будто пытался покрыть её тело своим, в этакой странной попытке остудиться; от сенсорного переизбытка мысли путались. Прошла вечность по ощущениям, но вероятно, не прошли и пяти минут. Эйприл погибала.       И очень хорошо понимала Дона теперь.       …штош, мир: Эйприл О’Нил. Первый курс университета, журфак. Журналистка. Умрёт на полу пыльной — не пыльной вовсе, тут генуборки чаще, чем она дышала, проводились — лаборатории. В объятьях своего лучшего друга, больного странной мутантской горячкой.       Она натурально умрёт в качестве подушки-обнимашки, вот какой будет её постыдная кончина. И кое-кто явно напишет на её надгробии «до сведанья, мисс лох» или «Ты пыталась, 0/100», или «Шла к успеху, свалилась в объятья моего брату, л о ш а р а». Наверное, стоило искать способы превращения в ревенанта или злобного одержимого духа…       Но ведь призраки привязаны к местам своей смерти. То есть, Эйприл навсегда будет обитательницей лаборатории Донателло, если он, конечно, не скончается от стыда. Технически, они оба станут призраками. И навсегда будут тусить вместе.       …что, в перспективе, не плохо. Не нужно будет ходить на унылые пары к тому душному профессору, да и компания благоволила. И в целом, тут было неплохое место для её смерти. Было тепло: спасибо Донни. Мягко: благодаря ему, опять же. Приятно пахло. Дон раскатисто, низко мурлыкал на ее груди, в области шеи.       …она уже проиграла ему, не так ли.       Эйприл сделала выдох. Обычно, это была фраза Дона, но теперь она крутилась в голове: «Для тебя — всё что угодно».       Для тебя, Донни — что угодно.       Главное — пережить оставшиеся стадии.