***
Саске прятался в комнате брата в углу широкой кровати за горой подушек, нагромождённых у стены. Итачи был большим любителем комфорта, и в его комнате было много мягких предметов. Саске знал одну сокровенную тайну своего брата, которой очень гордился: Итачи спал в обнимку с подушкой. Он цеплялся за мягкую ткань и прижимал её к груди, поджимая под себя колени и сворачиваясь в очень плотный клубок. Об этой особенности Итачи не знали даже родители. А Саске знал. И сейчас он скрывался в ворохе подушек, прижимая к груди своего любимого плюшевого динозаврика. Вдруг до чуткого слуха мальчика донесся слабый скрип окна, а следом за ним по комнате разнёсся грохот. Сказать, что Саске испугался, значит не сказать ничего. Он замер под одеялом и стал вслушиваться в наступившую тишину. Раздался звук медленных шагов, словно бы один человек тащил другого, поддерживая его под руки. Люди шли в направлении кровати. Вот матрац прогнулся и по комнате прокатился слабый выдох. Саске осторожно выглянул из-под одеяла и увидел сидящего на кровати старшего брата. Рядом с ним, поддерживая Итачи за плечи, стоял мужчина лет двадцати, и внимательно всматривался в лицо Учихи. Лицо юноши было острым и в лунном свете словно мраморным, а волосы рассыпались по плечам мягкой волной. Ярко алый цвет можно было различить даже тёмной ночью. Вздёрнутые к уголкам глаза светились беспокойством и немного виной. Лица Итачи нельзя было рассмотреть, он сидел к Саске спиной, но можно было заметить, что старший Учиха млел от каждого прикосновения старшего шиноби. Он весь был расслабленный и мягкий, словно кошка, пригревшаяся на солнышке, только опирался тяжело на руки, будто сидеть было неудобно или больно. - Мэдока, - прошептал Итачи, наклоняясь к груди мужчины и прислоняясь лбом к острым ключицам, - спасибо тебе. Я не помню, когда в последний раз был настолько расслаблен. - Тебе не нужно меня благодарить. - Нет, я буду благодарить тебя за это. Я безумно рад, что ты показал мне, каково может быть это чувство. Если бы я пошёл к нему сразу, боюсь, я бы сломался… - голос Итачи становился всё тише и неразборчивее, а тело всё больше прижималось к широкой груди рыжего шиноби — Учиха засыпал. - Знаешь, - вдруг совершенно бодрым голосом произнёс брюнет, - когда он будет мёртв, я был бы не против повторить. - Для этого нам обоим нужно выжить и остаться в здравом уме, - улыбка на алых губах слабая, нежная, безумно грустная, а глаза светятся неизвестным для Саске чувством. - И выживем, и останемся, - Итачи был полностью уверен в своих словах, - ты, главное, не забывай меня. Пожалуйста. И не исчезай. Ты единственный, кто видел меня таким. Я не смогу доверять кому-то больше, чем тебе. По субъективному мнению Саске брат был пьян. Но в воздухе не витал запах алкоголя, а на щеках Итачи не было противного хмельного румянца, который обычно появлялся на щеках отца, когда тот выпивал. - Спасибо, - ещё раз исступлённо прошептал Итачи, сжимая подрагивающей рукой запястье Мэдоки, - скажи, будет сильно хуже, чем сейчас? Мужчина молчал. Брови сошлись домиком, в глазах мелькнула боль и отвращение (к кому-то постороннему или к самому себе, было непонятно): - Да. Будет плохо. Очень плохо, - тихо и резко отозвался он. - Но ты будешь рядом, да? - вымолвил Итачи. - Буду. Приходи ко мне сразу после. - Хорошо... - Учиха облегчённо выдохнул, устало прикрывая глаза. Саске наблюдал за взаимодействием Итачи с этим незнакомцем, смотрел, как Мэдока мягко поглаживает спину юноши, мнёт плечи, зарывается пальцами в волосы. Движения нежные и осторожные, Итачи под ними успокаивался и расслаблялся. Саске никогда не видел брата таким. Обычно он был напряжён и никому не позволял прикасаться к себе, а тут сам прижимается к чужим рукам. Такое поведение было совершенно незнакомо даже Саске, единственному, кому Итачи позволял себе улыбаться и трогать. В маленьком Учихе взбурлила ревность, всё же, несмотря на то, что взгляд брата иногда до дрожи пугал, но Итачи Саске любил и дорожил им. Старший брат был главным соперником и самым близким человеком для младшего сына Учиха, он был для него всем. Наблюдая за всей нежностью, которая буквально витала в воздухе между Итачи и этим Мэдокой, Саске брезгливо дёрнулся под одеялом. И это стало его ошибкой. Ярко-золотые глаза из расплавленного мёда тут же окрасились холодным дёгтем и устремились взглядом к вороху подушек. Саске ощутил, как по телу прошлась волна горячей чакры, а потом сильная рука выдернула его из мягкого убежища. Красноволосый мужчина удивлённо уставился на мальчишку, держа его за ворот футболки над полом: - Итачи, это ведь твой брат?.. - неуверенно протянул Мэдока. Лицо Итачи надо было видеть в этот момент: глаза расширились в немом шоке, а рот открывался и закрывался, словно старший Учиха решил стать рыбой. Потом щёки Итачи стала стремительно заливать краска, и в конце концов он повалился на кровать, закрывая руками лицо и издавая непонятный крик задушенной крысы. Саске, всё ещё висящий в руках старшего шиноби, недовольно фыркнул: - Да не буду я ничего маме с папой говорить. Делать мне больше нечего, как рассказывать им, что ты до утра с кем-то шляешься. - Полагаю, мне нужно уйти? - с сомнением спросил рыжий у Итачи. - Да, пожалуйста... - раздался в ответ приглушённый шёпот. - Хорошо. Береги себя, Итачи, - сказал напоследок Мэдока и, опустив аккуратно Саске на кровать рядом с братом, растворился в предутренней дымке тумана за окном. - Аники... - начал было Саске, но был прерван старшим, который все ещё закрывал лицо ладонями: - Без вопросов, Саске, без вопросов... Некоторое время они сидели в тишине, слушая тихую трель утренних птиц. Итачи всё так же лежал на боку, скрывая глаза за плотно сомкнутыми пальцами, а Саске сидел рядом, не зная, стоит ему что-то говорить в принципе, или лучше уйти по-тихому в свою комнату: всё равно спать осталось недолго, а брат может и уснул уже. Но хотелось поговорить с Итачи, понять, что он не сердится на младшего, искупить вину за подслушенный разговор и увиденную сцену. - Мне ночью страшно стало, и я к тебе пришёл, - неуверенно начал Саске, - прости, я не хотел подслушать тебя. Я никому ничего не скажу, обещаю! Итачи тяжело вздохнул, наконец отнимая руки от лица и поворачиваясь лицом к брату: - Я не сержусь. Просто это было неожиданно,- щёки юноши всё ещё были окрашены нежным румянцем, ресницы слегка подрагивали, а губы немного покраснели. Но больше всего Саске поразило даже не это. Он больше не чувствовал той опустошённости, которая одолевала мальчика каждый раз, когда он смотрел брату в глаза. Обычно взгляд Итачи был тёмным, тяжёлым и безжизненным, словно отчаявшимся. Но сейчас его глаза сияли, горели воодушевлением, смущением и чем-то ещё, чего Саске не знал. Много позже уже не мальчик поймёт, что это была чистая влюблённость и преданность, ведь увидит все эти чувства в глазах Сакуры и Наруто. Но сейчас он смотрит в блестящие глаза брата и понимает, что впервые видит Итачи действительно счастливым.***
Вскоре после того, как Саске застукал брата с красивым незнакомцем, Итачи в один вечер пропал. И не вернулся ни утром, ни на следующий день, ни спустя сутки. Обычно, когда Итачи давали миссию, даже самую внезапную, Учиха отправлял семье письмо личным вороном, где сообщал доступную информацию о своём задании и местоположении, значит в этот раз дело было не в важной миссии, а в чём-то другом. Первую ночь Саске был спокоен, он списал всё на то, что брат снова застрял где-то со своим красавцем-другом. Однако, когда брат не вернулся ни утром, ни под вечер, мальчик запаниковал. Микото тоже волновалась, места себе не находила, металась по дому, хватаясь за всевозможные дела и бросая их на полпути. А когда она подавала ужин, тарелки, которые она несла, с грохотом упали на пол. Следом за несчастной посудой женщина сползла по стене вниз, захлёбываясь в рыданиях. Один только Фугаку был спокоен и даже светился каким-то иррациональным самодовольством. Саске, испугавшись состояния матери и спокойствия отца, убежал голодный в свою комнату, закрывшись там и спрятавшись под одеялом в обнимку со своей плюшевой игрушкой. Игрушку эту Учиха нашёл на своём окне после того самого дня, когда застукал брата непонятно с кем. Это был крупный чёрный кот, с лупоглазыми золотыми глазами и большим розовым носом. Он был немного кривоват, лапы торчали на разном уровне, а хвост был слишком коротким для представителя семейства кошачьих. Но, когда эту игрушку увидел Итачи, он только заливисто рассмеялся, немного нервно, но счастливо, и сказал, что этот кот будет всегда-всегда наблюдать за Саске и оберегать его от опасностей. С тех пор мальчик никогда не расставался с игрушкой, надеясь, что она будет делать брата хоть капельку счастливее, когда будет попадаться Итачи на глаза. И сейчас эта игрушка была единственным успокаивающим фактором для Саске. Прячась в своей комнате мальчик прислушивался к тому, что происходило на первом этаже дома. Всхлипы Микото долетали даже до верхних комнат, а Фугаку говорил что-то вдохновенное, в его интонациях сквозил восторг и гордость, но было не ясно, за кого или за что. Слов Саске разобрать не мог, но предчувствие говорило, что это касается брата. Младший Учиха давным давно понял, что Итачи с отцом был не в лучших отношениях и это ещё мягко говоря. Фугаку часто говорил, что старший сын будет чрезвычайно успешен, что он даст Итачи что-то очень важное. Итачи только недовольно хмурил брови и опускал взгляд, не желая говорить на эту тему с отцом. А за несколько дней до исчезновения гения Саске видел, как старший брат в расстроенных чувствах выходил из кабинета Фугаку: по всей видимости, они яростно ругались. О чём был спор было невозможно судить, глава семейства умел ставить хорошие звукоизолирующие барьеры. Саске потом боялся подходить к брату, вновь видя тот самый опустошённый взгляд ожидания неизбежного, пугающий до дрожи в коленях. А теперь Итачи ещё и пропал, и что думать в этой ситуации, мальчик даже не знал. Винить отца в пропаже брата? Совесть и детская любовь к родителю не позволяла обвинять Фугаку. А никаких других мыслей о поводе ухода старшего не приходило Саске в голову. Так и сидел мальчик под одеялом, пытаясь абстрагироваться от тонкого скулежа матери и ярких слов отца. Из-за всех противоречивых эмоций, захлёстывающих Саске огромной волной, перегруженный мозг не придумал ничего лучше, кроме как отключиться. Так младший Учиха и уснул, скрутившись в позу эмбриона и прижавшись спиной к стене. Именно поэтому он пропустил тот момент, когда в его комнату вошёл (точнее, влез через окно) Итачи. Вид его напоминал скорее тень прежнего сильного и уверенного шиноби: тонкие, мальчишеские ещё ноги подрагивали, руки тряслись, а губы распухли и потрескались. При всём достаточно плачевном состоянии юноши его одежда была чисто выглажена, а волосы отмыты и заплетены в лёгкую косу. К слову, Итачи никогда не ухаживал за своими волосами особо тщательно, довольствуясь их природной прямотой и лоском. Он завязывал их в низкий небрежный хвост, никогда не придавая значения их внешнему виду. Косы он и вовсе не умел плести. Но всё таки весь опрятный вид аннулировался потухшим, абсолютно мёртвым взглядом обсидиановых глаз, в которых беспокойным океаном плескалась боль. Итачи, слегка шатаясь, медленно подошёл к кровати Саске и, словно подкошенный, рухнул на колени перед ним. Подрагивающими руками он вцепился в край матраца, придвигаясь ближе и укладывая голову на предплечья. Слова тихим, неразборчивым бредом полились из истерзанного рта, а по щекам потекли тоненькие ручейки слёз. В таком положении Итачи просидел почти до рассвета. В конце у него уже не осталось ни слёз, ни слов, и он просто сидел, невидящим взглядом блуждая по лицу Саске. Хотел ли он просто насладиться мгновением редкой близости, или запомнить каждую черту младшего брата, будто в последний раз. Кто знает. Но, как только первые лучи восходящего солнца пробились через окно, Итачи неуклюже поднялся и поплёлся в сторону выхода из комнаты. Ему ещё предстояло привести свои чувства в порядок, перед тем как показываться перед отцом.***
Саске узнал о том, что Итачи вернулся, тем же утром, за завтраком. Младший Учиха был безумно рад возвращению брата, и, как только заметил его, спускавшегося со второго этажа, бросился на него с объятиями. Но Итачи вдруг резко дёрнулся, отпрянув назад и врезавшись ногами в острую ступеньку, оступаясь и падая спиной на лестницу. Когда Саске поднял взгляд на чужое лицо, то увидел там застывший ужас и страх. Чёрные глаза были пусты и словно затуманены воспоминаниями. Тут послышались лёгкие шаги по коридору и к дверному косяку привалился Фугаку, сверху вниз смотря на своего старшего сына: - Ну что? - почти проурчал отец, довольно жмуря глаза, - Как тебе подобный способ увеличения собственного резерва чакры? Итачи поднял невидящий взгляд на мужчину. Долгое время он молчал, видимо, приходя в себя. А в следующее мгновение он сорвался с места, сбросив с себя младшего брата и прижав отца за шею к стене: - Я тебя ненавижу! - прошипел Итачи, - Я. Тебя. Ненавижу! - высокий голос сорвался на крик, из глаз брызнули слёзы. С кухни выбежала испуганная Микото, в ужасе зажимая руками рот и отступая на шаг назад. Саске вжался в стену, боясь, что брат может перекинуть свой гнев на него. Итачи никогда не был таким и уж тем более никогда не позволял себе проявлять такое неуважение по отношению к родному отцу. А тут бросился его душить. Фугаку раздражённо рыкнул и, ловко перехватив ослабевшие руки старшего сына, прижал его к стене, шипя на ухо: - Ты должен быть благодарен. Данзо не каждого одаривает своей милостью. Его сила велика, то, что ты получил возможность увеличить свои способности с его помощью - большая честь! И ты прекрасно знаешь, что это обязательный ритуал для всех шиноби! - Да, вот только адекватные люди не бросают собственных детей в постель сумасшедшим старикам в грёбаные четырнадцать лет! И я ни за что не поверю, что ты сделал это по законам семьи! Ни в одном уставе клана Учиха не прописано, в каком возрасте шиноби должен впервые заняться сексом, это чисто бред сумасшедшего! - выплюнул Итачи. Его глаза светились трёхтомойным шаринганом, а зубы сжались до тонкого скрежета. - Ты должен быть благодарен мне, что тебя выбрал не абы кто, а уважаемый человек! - Статус не играет роли в этом деле! И тебе легко говорить, тебя же никогда не ебали, ты совершенствовался вместе с матерью, а не с ненасытным пахабным мужиком! - Итачи крупно дрожал, слёзы текли по щекам непереставая, лицо застыло отвратительной гримасой боли и унижения, - Я ненавижу тебя, ненавижу-ненавижу-ненавижу! - Если бы тебе действительно было настолько противно, ты бы отказался, тебе никто не запрещал пойти на попятную, - в голосе Фугаку звучало раздражение и небрежность, истерика сына его совершенно не впечатлила. - Естесственно, только вот почему-то я забочусь о благе существования собственной семьи больше, чем кто-либо из вас всех заботится обо мне! - отчаяние сорвало голос Итачи на пронзительный визг, а потом он сорвался тыжёлым лающим кашлем. - Поясни? - угрожающе прошептал Фугаку. - Если бы я отказался, клан Учиха уже был бы подчистую уничтожен! Но вам естественно на это плевать, вы всё равно будете уважать Данзо и Третьего и смотреть им в рот, потому что всё ведь хорошо, да? Верно, всё замечательно! И то, что деревней управляет грёбаный педофил, у которого все подчинённые — мальчики в возрасте от восьми до шестнадцати лет, никого не волнует! Нам хорошо живётся, нашим детям обещается статус, а на самом деле нас ненавидят за события семилетней давности и давным давно ищут способ нас уничтожить, да вот только мы никак не промахиваемся и не совершаем ошибок, поэтому им нужно хоть что-нибудь, чтобы раздуть из этого скандал, и юноша, который отказался от настолько великой чести, оказанной самим Данзо, мог быть объявлен отступником и весь клан обвинили бы в заговоре, а после дело за малым. Поверь, в Корне не я самый сильный, и силу одного меня могут компенсировать любые три старших корневика, как и любого из клана Учиха можно заменить! И мне непонятно, ты действительно ничего не понимаешь, или только притворяешься настолько тупым?! - под конец яростной речи голос Итачи сорвался на хрип, а тело импульсивно дёрнулось, вырываясь из ослабевшей хватки и сползая вниз по стене на пол. Юноша подтянул к себе колени и сомкнул на них руки, скрутившись в маленький клубочек, будто прячась. Фугаку отступил от сына на пару шагов, а после развернулся и ушёл в сторону выхода из дома, бросив напоследок жене: - Успокой Саске. Микото в ответ на это лишь зажала губы ещё крепче, а из глаз её полились крупные слёзы. Саске, словно оглушённый, смотрел в одну точку и совершенно не воспринимал происходящее вокруг. Что произошло только что? Что случилось с братом за эти несколько дней? Что будет дальше? Кто такой Данзо? Что он сделал с Итачи? Множество неподъёмных в своей тяжести вопросов роились в голове мальчика, а ответов на них не предвиделось. Смотря на подавленное (мягко говоря) состояние брата и матери, Саске и сам перенимал это настроение, начиная тихонько плакать. Эмоциональный срыв приходил замедленно, с постепенным осознанием, что ничего уже не будет как прежде и, по всей видимости, придётся попрощаться с привычным теплом, исходящим от Итачи и Фугаку. Наконец Микото отмерла первая, подбегая к старшему сыну и аккуратно прикасаясь в его плечу. Юноша дёрнулся, но не отстранился, всё ещё пряча лицо в коленях. Аккуратными круговыми движениями поглаживая руку Итачи, женщина приподняла вторую его руку, закидывая к себе на спину и поднимая ослабевшее тело. Неуклюже пошатываясь, Микото отвела сына на кухню и осторожно опустила его на стул, а как только удостоверилась, что Итачи не упадёт, бросилась к шкафчику с лекарствами, в надежде найти что-то успокоительное. Наконец отыскав нужные таблетки, она наскоро помогла Итачи запить пилюли и вылетела из кухни в коридор, подбегая уже к младшему сыну и подхватывая его на руки. Гладя подрагивающую спину мальчика, женщина напоила успокоительным сначала его, а потом закинула две таблетки и себе в рот, после чего тяжело опустилась на свободный стул, вперившись взглядом в одну точку. Наконец Саске уснул, убаюканный прикосновениями матери и действием лекарства. Микото со вздохом встала и, напоследок сжав плечо Итачи, пошла на второй этаж, в спальню. А когда она вернулась, старшего сына в доме уже не было. Несчастная женщина вновь опустилась на стул, тяжело опираясь локтями на столешницу и зарываясь пальцами в волосы, массируя кожу головы. Она совершенно не знала, что ей делать со всем, что происходило в её семье.***
Следующие несколько месяцев после эмоционального срыва Итачи и конфликта последнего с отцом, Саске ходил как в воду опущенный. Микото почти всегда молчала, не вставая ни на сторону Фугаку, ни на защиту сына. Сам глава семейства постоянно был в напряжении, тоже молчал, презрительно фыркал и пропадал на собраниях клана. Итачи же дома практически не появлялся, и чёрт его знает, где он был, на миссиях ли, а может где ещё. Только вот, когда Саске брата замечал, взгляду его он поражался. Глаза - зеркало души, правду говорят. Глаза у Итачи пустые, безэмоциональные, потухшие. Иногда вспыхивали они мгновенной нежностью, когда смотрел юноша на чёрного плюшевого кота Саске, а в остальном они оставались безжизненными. Саске не покидало предчувствие чего-то плохого, неизбежного, тёмного и непоправимого. Он находился в томящем ожидании вплоть до своего дня рождения. В тот день Микото испекла торт и в кои-то веки вся семья собралась в доме вместе. Единственная женщина в доме порхала по кухне, напевая что-то себе под нос, а Итачи помогал ей, но не произнося ни слова. Саске заглянул в кухню, чтобы поздороваться с мамой и братом, а после убежать в свою комнату переодеваться в домашнее после академии, но тут случилось непредвиденное: домой вернулся Фугаку. Это был первый раз почти за полгода после крупнейшего скандала в семье, когда отец и старший сын встретились лицом к лицу. Когда они друг друга заметили, оба застыли, словно громом пораженные. Фугаку стоял с непроницаемым лицом, а эмоции Итачи с трудом, но можно было прочитать. В гамме чувств основным было напряжение и недоверие. Накалившийся от недосказанности воздух, казалось, можно было потрогать. Наконец Саске решил, что больше эти гляделки продолжать нельзя, иначе всё выльется в новый скандал: - Привет, мам, пап, здравствуй, брат, - воскликнул мальчик, - Итачи, а можешь мне пожалуйста помочь найти одежду, я хочу одеться по-праздничному. И ещё, мне в академии подарки подарили, поможешь распаковать? - оленьим взглядом Саске взглянул в лицо старшего брата, вцепляясь маленькими пальчиками в край футболки Итачи. - Да-да, конечно… - наконец оторвался от строгого взгляда отца Учиха, - пойдём. Когда братья проходили мимо Фугаку, его тяжёлую ауру можно было почти пощупать, настолько плотной она была. Оставив наконец родителей разбираться со своим настроением самих, Саске потянул Итачи в свою комнату, приговаривая, как хорошо у него прошёл день и как он рад, что Итачи наконец смог оказаться дома рядом с братом. Продолжая весело щебетать, Саске сначала переоделся, а потом развалил все полученные за день подарки на кровати, раскладывая их по двум кучкам: раскрывать себе и раскрывать брату. - Саске, - неожиданно тихий голос прервал яркий монолог мальчика, обращая его внимание на Итачи, - как ты думаешь, что важнее, семья или любимый человек? Вопрос поставил Саске в тупик. Он не знал, что ответить на это. - Ну, ам... Я не знаю, - робко протянул он, - я очень люблю тебя... - Я не считаюсь любимым человеком, я часть твоей семьи, - угрюмо прервал речь мальчика старший, - так что бы ты выбрал, спасти семью или спасти человека, который любит тебя всем своим сердцем сильнее, чем кто-либо ещё в этой жизни? В глазах Итачи светилась неуверенность, смятение, будто он стоял перед невероятно тяжёлым выбором. - Я... - Саске замялся, не зная, что ответить брату, - я бы не стал выбирать! - в отчаянии воскликнул мальчик. Итачи лишь горько и хрипло рассмеялся, запрокинув голову. Это был первый раз за несколько месяцев, когда старший Учиха смеялся, и, если бы этот смех не был пронизан отчаянием, это был бы самый драгоценный для Саске миг. Старший брат, будто бы в бреду, смеялся болезненно, надрывно, словно в последний раз. Наконец отдышавшись, он подрагивающими руками обнял остолбеневшего младшего за плечи и прошептал: — Если бы я тоже мог не выбирать, я бы не спрашивал тебя об этом… — Брат… - дрожащим голосом проговорил Саске, - что случилось?.. — Ничего… абсолютно ничего… На этом их странный разговор завершился и весь остальной вечер прошёл спокойно. Лишь отец нечитаемым взглядом просканировал старшего сына, а после опустил голову и всё оставшееся время не обращал на Итачи внимания. От родителей Саске достался набор кунаев, а брат отдал ему тонкой работы короткий меч, с узорной резьбой по лезвию и деревянной ручкой. Изящное, невероятно острое смертельное оружие легло в руку Саске как влитое, подстраиваясь под все изгибы миниатюрной руки. Конечно, меч был немного большеват для семилетнего мальчика, но особой роли это не играло. Итачи сказал, что когда в жизни Саске произойдет переломный момент, и этот меч окрасится кровью, младший Учиха должен будет дать этому оружию имя. К сожалению, Саске не воспринял всерьез слова брата о том, что имя нужно выбрать поскорее. А зря.***
Тот день Саске помнит смутно, память будто заволокло густым молочным туманом, оставив лишь реки крови, разрывающую боль в сердце и яркие, кроваво-красные глаза Итачи с причудливым чёрным узором на радужке. Саске помнит, как попытался напасть на брата, целясь ему в глаза тем самым красивым резным кинжалом, помнит, как тонкое лезвие вошло в плечо старшего брата словно в масло, помнит, как Итачи в немом шоке распахнул рот и как из его горла вырвался удивлённый вдох. Саске не знает, почему и как он смог достать брата оружием: либо тот просто поддался, либо отец действительно недооценил младшего сына. Итачи сбежал тогда, рассыпавшись в ночи стаей чёрных как смоль воронов, сверкнув лишь на прощание алыми глазами. Саске старался забыть, не хотел объяснений, не хотел вспоминать, не хотел мести и не искал встреч. Он выплеснул всю свою мгновенную ненависть тогда, в ту ночь, когда всадил в тело родного брата меч. Удивление, окрасившее тогда алый шаринган Итачи, остудило пыл Саске и вернуло ему здравомыслие. Однако окончательно в себя мальчишку привело удовлетворение болью, которое отразилось на лице старшего брата, когда младший Учиха выворачивал ручку ножа, вкручивая его глубже в тело Итачи. Это мёртвое удовольствие не могло овладеть человеком, который убил собственную семью по своему личному желанию. Саске как-то очень быстро понял это и принял, на подсознательном уровне признавая Итачи невиновным. Старшего из двух оставшихся Учих очень быстро окрестили предателем и возненавидели. На младшего смотрели с жалостью, но подходить и как-то контактировать боялись, лишь перешёптывались за его спиной, раздражая мальчика и взращивая в нём бунтарское недовольство. Саске чувствовал, что медленно приближается к той грани, после которой или подаются бега и становятся сумасшедшими убийцами, или бросаются со скалы на острые камни головой вниз. И какого же было удивление Учихи, что его спасением станет невыносимый гиперактивный парень с золотым гнездом на голове. Удивительно, но он единственный, кто совершенно не поменял своего мнения о Саске, хотя Наруто наверняка всё знал. "Не мог не знать",- подумал Саске, смотря в ярко-голубые глаза и находя там не жалость, но понимание. Их дуэт был странным, пропитанным доверием к такому же неполноценному, как и ты сам, к такому же поломанному и одинокому среди толпы. Постепенно Саске начал возвращаться в привычное русло жизни, наконец находя в себе силы воспроизводить в памяти моменты той отвратительной ночи и рассказывать свои воспоминания Наруто, который, на удивление, слушал очень внимательно. Пошагово разбирая свои ощущения и чувства, Саске пришёл к выводу, что хотел бы узнать, почему брат поступил так на самом деле, однако сейчас младший Учиха не имел достаточно сил и терпения, чтобы при встрече достойно ответить непредсказуемому брату, который мог учинить всё, что его больному мозгу придёт на ум. Наруто в свою очередь поделился своим желанием стать Хокаге и разобраться в управлении деревней, с которым явно что-то не так. В тот день откровений они пообещали друг другу помочь достичь поставленные цели и ни за что не предавать чужого доверия. Наблюдающий за ними из тени деревьев Феникс лишь прошептал в пустоту: "Вдвоём против всего мира навсегда, правда?" Но ему никто не ответил.