***
В отличие от всех остальных в компании, Чеён «счастливилось» попадать в наркодиспансер, по совместительству психиатрическое отделение, намного чаще и намного больше. Со всех сторон она успела изучить эти старые грязные стены, которые, кажется, были для неё ближе чем стены собственного дома. Изнемождающая усталость приковала ослабленное тело к старой цветастой коляски. Чеён оставалось лишь тихо похихиковать себе под нос, глядя на то, как медицинская сестра спешно сбрасывала её вещи в дорожную сумку, что-то активно пошёптывая самой себе. — Я не колека... не думаете, что вот эта ваша... — Пак на секунду задумалась, напрягая свои последние мозговые извилины, — забота... она ни к чему? Вы и так уже достаточно сделали.(Под словом «достаточно» подразумевалось 0% помощи и 100% передозировки совершенно ненужными и недействующими препаратами.)
— Просто замолчи, маленькая дрянь, и не сбивай меня! — рявкнула полная женщина, вызывая даже у в коматозном состоянии девушки сильное удивление. — Именно из-за таких как вы, я вынуждена копаться в этом дерьме! Всё из-за вас, уродцы! — швыряя девичье бельё в раскрытый карман сумки, бубнила она раздражённо. — Ненавижу! Чеён устало поджала губы, округляя красные глаза. Дотянувшись пальцами до больничной сорочки, она расправила на ней небольшую складку, а после отъехала на коляске чуть дальше от полу-сломанной грязной кровати. — Мне только кажется, или я серьёзно не похожа на причину вашей неудавшейся жизни? — выгнув брови, посмотрела она на медсестру, ожидая ответа. — Как, собственно, и любой другой человек, оказавшийся в этой больнице. Не кажется ли вам, что не стоит попусту выливать свой яд на меня? — Говорю же тебе, просто заткнись! — затряслась женщина, стряхивая со стола шприцы и таблетки. — Я ненавижу каждого, кого привозят в эту больницу! Вы жалкие, слышишь!? Я ненавижу вас! Тебя, больная из палаты пятьсот одиннадцать, никто не любит! Тебя все ненавидят только за твоё существование! Не сдержавшись, Чеён звонко расхохоталась на всю палату, стискивая пальцами подол больничной сорочки. Нет, и всё-таки таблетки и уколы сделали своё дело! Так бы девушка давно уже поднялась с коляски и вцепилась в выкрашенные рыжие волосы работницы, а ногтями бы расцарапала всё её пухлое мясистое лицо. — Нет, ну что за день то такой? — не переставая смеяться, задала девушка вопрос в пустоту, отворачиваясь к окну, где виднелись лишь одни высокие тёмно-зелёные сосны на фоне пасмурного серого неба, — мало того, что погода как всегда мерзкая; я опять возвращаюсь в клоповник; так ещё и всякие швали смеют твердить мне то, что я ненужная, выброшенная на помойку вещь. — Она вновь повернулась в сторону медсестры, теперь уже с опаской оглядывающей хохочущую пациентку. — Что, неужто ты испугалась? — сощурилась блондинка, не скрывая злобного оскала. — Поверь, если бы я получала каждый раз хотя бы доллар за то, что слышу, какая я ужасная сука, рождённая только потому, что маме не хватило денег на аборт, то я бы давно уже жила в шикарной квартире в центре Нью-Йорка. Мне говорили это с рождения, так что, возможно, у меня бы было уже целых две квартиры... — широченно улыбнувшись, Чеён вновь расхохоталась во весь хриплый голос, медленно поднимаясь с коляски. Заметив это, женщина испугано отшатнулась в сторону, прижимая к гуди шприц и смятую девичью футболку. — Видать, жизнь в психбольнице тебя действительно потрепала, раз ты так реагируешь на обычные действия — рассмеялась девушка, сбрасывая свои же вещи с кровати, чтобы прилечь отдохнуть. — Моя выписка, насколько мне известно, ближе к вечеру. Сейчас я постараюсь поспать, а ты принеси мне рагу из столовой. Хоть готовят у вас и отвратительно, но я всё-равно не прочь поесть. Утомилась. Чеён показательно закрыла свои глаза и отвернулась к пошарпанной стенке, тем самым поставив точку в этом бессмысленном диалоге. Постояв молча с какое-то время на одном месте, медсестра выбежала из палаты, слишком громко захлопнув за собой дверь. Услышав это, девушка обхватила своё тело худыми руками, стараясь успокоить непонятно откуда взявшуюся дрожь. Стало слишком холодно и неуютно. Горло будто сдавили злостные холодные руки смерти... «Живёшь только потому, что не можешь сдохнуть...» — мысль, уже давно вшившаяся стальными нитками в черепную коробку. — «Чёртов лабиринт... однажды всё-равно выкарабкаешься...»***
Завывающий ветер за окнами старательно пробивался сквозь множественные мелкие щели. Ханна никак не могла не нарадоваться своему смелому решению плюнуть на всё и просто остаться дома, а позвать Юнги к себе и завалиться с ним на одну кровать, вместе прячась от холода под колючим пледом — вообще было высшей точкой безумства её ранее неизвестной храбрости. — Боже... а что будет, когда наступит зима? Ваш дом просто не предназначен для морозов... Юнги, спрятав свой холодный кончик красного носа в клетчатой ткани, притянул Ханну ближе к себе, укутывая своими ледяными руками её тело. — Попрошу отца купить обогреватель, — кивнула своим мыслям девушка, чувствуя, как длинные пальцы Мина скользнули по её плечам, — может и поможет. Только от одной мысли, что они сейчас лежат вместе, на одной кровати, укрываясь одним пледом, а ещё и обнимаясь, пытаясь дать друг другу необходимое чувство тепла и уюта — заставляло разум полностью отключиться. Юнги прибежал к ней по первому зову, отбрасывая свои дела и заботы на второй план, лишь бы провести побольше времени вместе. Это... заставляло сердце дребезжать, прямо как ненавистный будильник по ранним тёмным утрам... — Слушай, вопрос странный, но действительно меня волнующий, — Юнги разрушил образовавшуюся тишину, утыкаясь холодным носом в изгиб девичьей шеи, — ты когда-нибудь думала о детях? За окнами грянул гром, а в следующую секунду по серой комнате разнёсся тихий смех Ханны, прекрасно смешавшийся со звуком слабого дождя. — Юн, мне девятнадцати нет, — добро напомнила Ли, прикрывая глаза, чувствуя, как миновы пальцы уже дотянулись до её загривка, наглаживая и игриво пощипывая кожу. — Знаю. Просто мне интересно, — промурлыкал он, целуя венку на её тонкой шее, — я вот, по правде говоря, думаю об этом постоянно. Я понимаю, что в моей реальности, это, скорее всего, просто невозможно и несбыточно, но... — Юнги отстранился, заглядывая в чёрные глаза напротив, — как минимум мне просто интересно, каким бы характером обладал мой ребёнок и что любил бы и ненавидел. Я бы не дал ему классное богатое детство, но, возможно, я бы смог стать мудрым и честным по отношению к нему. Хотелось бы воплотить себя в роли родителя лучше, чем мои предки. — А ты бы и воплотил, — устало улыбнулась девушка, прежде чем дотянуться до сухих губ парня и нежно поцеловать их. — Мне нравится твоя доброта, — она дотронулась руками до лица Юнги, наглаживая его точенные скулы и кровавые ранки, — не был бы ты ещё таким дураком... Юнги широко заулыбался, притягивая Ханну к себе ещё ближе. Осторожно, совсем медленно, спрятал ладони под домашней кофтой девушки, проходясь подушечками пальцев по её выпирающим позвонкам. Чувствовал собственной кожей, как её тело начинает постепенно воспламеняться после его касаний... Взгляды обоих стали насыщенными энергией, а сердца забились сильнее, точно в такт. Они знали, что этот момент станет незабываемым для них обоих. Они целовались мокро и медленно, не торопясь куда-то опоздать из-за своей неторопливости. Юнги обнимал своими мозолистыми пальцами девичью талию, в то время как Ханна цеплялась своими не длинными ногтями за миновы плечи, оставляя красные отметины даже через ткань неплотной толстовки. Не до конца являясь хозяйкой над собственным телом и мыслями, девушка пересела на бёдра Юнги и скинула мешающий плед на пол, впиваясь чёрными глазами в лицо напротив. — Если мы сейчас продолжим, то я должна сказать сразу, это будет моей первый раз... Юнги пришлось пододвинуться ближе к изголовью, принимая полу-сидячее положение. Он положил ладони на девичьи ноги, спрятанные тканью пижамных мягких штанов. Улыбнулся как-то ну уж слишком лукаво, обнажая верхние дёсны и маленькие зубы. — В таком случае, будем напарниками для друг друга. Не успев произнести и слова, губы Ханны накрыли губы Юнги, впиваясь требовательным напористым поцелуем. Их сердца не переставали биться в унисон, одинаково с бешенной скоростью. Блондин неторопливо потянулся пальцами к кофте девушки, желая стянуть её и отбросить в сторону, как тот самый плед, но тут он встретился с препятствием в виде руки Ханны и её затуманенного взгляда: — Только не пугайся моего тела и ничего не спрашивай... прошу... — попросила она полу-шёпотом, в полу-бреду, жалостливо глядя на мягкие черты лица Юнги. Он просто не мог не подчиниться. Когда ему удалось полностью раздеть её и уложить на кровать вместо себя, нависая сверху, не заданное множество вопросов закрутилось в голове, при виде страшных ожогов на худом девичьем теле. Они были разные: багровые, глубокие, ещё совсем свежие или же напротив, уже старые и затянутые плотной сероватой коркой. Сердце невольно сжалось от этой картины, а к глазам подступили бусины горячих слёз... что-то перевернулось внутри с ног на голову.... захотелось пройтись по каждому неторопливым нежным поцелуем, что Юнги, собственно, и сделал, целуя поочерёдно каждую её рану, видимую снаружи, но определённо имеющую своё начало глубоко изнутри... ...наслаждение, граничущее на уровни боли... — Моя, — шептал он, задыхаясь от переизбытка чувств и эмоций, целуя каждую частичку её тела, — моя и ничья больше... Вздох застрял где-то глубоко в горле Ханны. Юнги целовал худые колени девушки, впалый живот, небольшую вздымающую грудь и крепкие бёдра. Первый приглушённый стон разнёсся по мрачной комнате, укутанной темнотой облачной улицы. Стянув и с себя одежду, полностью обнажаясь, Юнги вновь припал к девушки, целуя её горячие губы. Когда холодные пальцы Ханны коснулись оголённых миновых плеч, несильно царапая, парень не смог не промычать и не прикрыть глаза в бешенном экстазе, окончательно затуманившим всё сознание... — Боже... больше не могу! Он нетерпеливо потянулся до сброшенных на пол джинс и выудил из кармана квадратную упаковку с презервативом. — Так ты готовился, негодник... — прошептала девушка, прикусывая нижнюю губу. Слова её были мало разборчивы. Юнги на это лишь улыбнулся и ничего не сказал. Самого окутала волна страха и сильного волнения. Заметив это, Ханна потянулась к нему за очередным поцелуем, поглаживая сухими ладонями жилистое тело. Вновь подтолкнув её и вынуждая лечь в мягкие подушки, Юнги рывком раскрыл презерватив и растянул его по всей длине. Дыхание девушки стало намного чаще и шумнее, сливаясь с биением капиль дождя об оконное стекло. Заложило уши... — Всё будет хорошо, — проговорил Юнги хрипло, обхватывая своей широкой ладонью ладонь Ханны, переплетая их пальцы. Миг... и с губ девушки сорвался крик, который сразу же заглушили мягкие миновы губы. Он двигался плавно и, кажется, чересчур медленно, заполняя её всю собой... Полностью. Без остатка и какой-либо возможности убежать...(...впрочем, этого и не требовалась...)
Медленно и плавно, словно таяние сладкого шоколада в микроволновке, Ханна растеклась по постели и с каждым новым толчком Юнги растворялась в нём всё больше и больше, отвечая его поцелуям – поцелуями. Она ни понимала многого, но, кажется, абсолютно точно понимала одно — Юнги делал всё правильно... Слишком правильно... слишком хорошо... — Только моя... — шептал он сквозь тихие хрипы, задыхаясь, матерясь и проклиная всё на этом...только его...
***
Прохладный ночной воздух кружил голову, основательно засаживаясь на самом дне давно прокуренных лёгких. Юнги впервые направлялся в сторону дома настолько счастливым и неозадаченным привычными дурными мыслями. Хотелось радостно смеяться на всю тихую безлюдную улицу, демонстрируя всем, что Мин Юнги — всем известный в городе наркоман, желающий похоронить себя заживо, — впервые просто по-человечески счастлив! — И чего это мы лыбимся до усрачки? — насмешливый голос Чеён, с долей яда и водочной горечи, заставил остановиться. — Я что, дошёл что-ли уже? — улыбнулся своим мыслям Юнги, пробегаясь глазами по грязному дому, около ворот которого и сидела девушка, поджав колени к своей груди, — а ты чего тут уселась? Чеён истерически хмыкнула, дотягиваясь тонкими пальцами до практически пустой бутылки водки. Под её глазами виднелись чёрные потёкшие круги от подводки и туши. Юнги забыл тот момент, когда последний раз видел у Пак Чеён слёзы... Парню пришлось присесть на землю рядом, выуживая из кармана растянутой толстовки сигарету и старую зажигалку. Засунув одну палочку за ухо девушки, а другую преподнеся к своему приоткрытому рту, поинтересовался: — Чего опять стряслось? — Я в больнице лежала, если ты не заметил, — устало усмехаясь, протянула девушка, вынимая из рук друга зажигалку. — Где ты вообще был? Ты хоть раз появлялся дома? — Нет, — пожимая плечами, ответил Юнги, — до меня дошли слухи, что они опять бухают. — А другие слухи до тебя не дошли? — выгибая брови, спросила она, выжидающе глядя в лицо напротив. Дождавшись отрицательного ответа, Чеён сильнее сжалась, ломая к чертям тонкую длинную сигарету, словно последнюю надежду на своё дальнейшее спасение. — Старик в городе. — Глаза Юнги вмиг округлились, а зрачки расширились до возможного предела. — Как понимаешь, мне нельзя попасться ему на глаза, иначе, видит Бог, я сяду за убийство!