Четыре года назад.
Ледяной ветер трепет длинные белокурые кудри, образовывая нечёсаные пряди в крупные спутанные узлы. Девчонка-подросток, не взирая на ужасный холод и колючий зной, бежит со всех ног по тёмной ночной улице, спотыкаясь о тяжёлые камни и мелкие сосновые ветви. Сердце колотится со скоростью, сравнимой скоростью бега молодого гепарда. Лёгкие жжёт и царапает изнутри. Ещё немного, и, кажется, она повалится лицом прямо в промёрзлую землю, что, собственно, и происходит буквально через считанные мгновения после того, как она в очередной раз запинается об обломленную старую ветку. — Чёрт! Ты даже в беге неудачница, Пак Чеён! Она обхватывает руками ушибленную коленку. Слёзы настигают сами собой, как только девчонка замечает кровавь на голой коже. Лицо становится мокрым от слёз и холодного пота. А ещё грязным от земли и кровавых царапин на мягких румяных щеках. — Какая же ты неудачница! — разъярённо бьёт кулаками твёрдую землю, — какая же ты неудачница, Чеён! Девичьи рыдания перемешиваются с глухим пением сверчков, танцующих на тусклом свете единственного на всей улице фонаря. Она отчаянно пытается оттряхнуть ноги от пыли, а рукава тонкой кожаной куртки от кусков прилипшей грязи. Сидит всё-также, на земле, трясясь от окутавшей тело истерики. — Плохой день? — вдруг разрушает тишину грубый мужской голос, взявшийся буквально из неоткуда. — Да! — кричит, как не в себе. — Да, чёрт возьми! Да! Какие ещё будут вопросы!? — она не может остановить рыдания. Из-за пелены перед глазами даже не замечает, как из густых тёмных зарослей появляется здоровенная фигура. — Не стоит унывать, Ангел! — широко улыбаясь, как обычно не улыбаются обыкновенные люди, из кустов вышел высокий молодой мужчина в куртке из дорогой коричневой кожи, — я не причиню тебе зла. Я пришёл помочь! — Как же? — шмыгая носом, интересуется она, наконец удосужившись поднять замученный взгляд на незнакомца. — Таблетки, — озорно хмыкает мужчина, тряся перед своим лицом небольшой баночкой. — Они вкусные... — смакует каждое слово, — ох, какие же они вкусные... они помогут забыться! Всё также, сидя на промёрзлой твёрдой земле, Чеён неодобрительно окидывает взглядом баночку в руке великана. — Ты обижена на весь Мир, я вижу это. — Присаживаясь на корточки напротив, здоровяк было хотел дотронуться своей огромной рукой до чужого плеча, но не успел, так как девочка успела увернуться. — Я смогу помочь тебе, если ты мне доверишься. — Я никому не доверяю... — прижимая колени ближе к груди, шепчет она. — А мне вот стоит довериться, — всё та же широченная дьявольская улыбка трогает мужские губы. — Я знаю, через что ты проходишь. Я спасу тебя, подарив вот эту баночку, — вертит упаковкой от лекарств прямо перед лицом блондинки, — она спасёт, поверь мне. Спасёт от грусти, как и эта шоколадка! — подобно умелому фокуснику, здоровяк в коричневой куртке достаёт плитку молочного шоколада из заднего кармана брюк. — За шоколадку спасибо, — Чеён выхватывает из мужских рук плитку, — а вот таблетки я не приму... — Что ж... — хоть здоровяк и продолжает улыбаться, но Пак точно замечает проблеснувший огонёк ярости в его чёрных глазах, — тогда, вероятно, тебе следует просто хотя бы попить. — Он поднимается с корточек и на какое-то время вновь уходит в тёмные кусты. Возвращается с бутылкой минеральной воды и ещё одной шоколадной плиткой. — Могу помочь только этим, — протягивает в девичьи руки уже открытую бутылку, на что Чеён кивает и не задумываясь принимает её, делая пару жадных глотков. — Спасибо... за воду, правда, спасибо, — опустошённо и крайне вымученно шепчет она, ставя недопитую бутылку рядом с собой. — Поверь, ты никогда не забудешь своего спасителя... — довольно произносит мужчина, прежде чем раствориться в темноте тихой безлюдной улицы, подобно восставшему демону...***
— Молю, Ханна, открой эту чёртову дверь, иначе я её выломаю! Тэхён разъярённо колотился в обшарпанный кусок дерева, шатаясь из стороны в сторону, но изо всех последних сил пытаясь устоять на месте. Он явно выпил лишнего. Много лишнего... наверное, именно его движения становились все более неуклюжими, а глаза наполнились яростью и безумием. Тэхён был полностью потерян и неспособен осознать последствия своего поведения. Парень отшатнулся в сторону и чуть не повалился на пожухлую сухую траву, как только дверь наконец-то раскрылась и в ней показалась заспанная девичья голова. Ханна непонимающе оглядела помятый вид своего соседа и бутылку дешёвого вина на скрипучем крыльце. — Тэ..? Что происходит? — Я... — он виновато потупил взгляд на свои ботинки, — я н-надеюсь, — не сдержав негромкого ика, он перевёл взгляд на девичье лицо, — надеюсь, мистера Ли нет дома..? — Он чувствовал себя несколько неуверенно и опасался негативной реакции хозяина. В его голосе звучала лёгкая тревога. — Он на подработке... — промямлила девушка, потирая лицо ладонью. — А что ты тут делаешь? Тебя в школе несколько дней не было... ты где шлялся? Смятение и неуверенность на тэхёновом лице были слишком хорошо заметны. Он переступал с ноги на ногу, стыдливо бегая глазами по всему, за что цеплялся. По всей видимости, осознание всего абсурда этой ситуации настигало его медленно, но очень верно. — Что ты хочешь от меня услышать..? — Хана несдержанно задала вопрос прямо в лоб. — От тебя — ничего, — чётко отрезал он, отодвинув рукой девушку от прохода и буквально вваливаясь внутрь дома, — послушай ты меня. Я долго над этим думал. Боже... безумно долго... — под пристальный взгляд усталых чёрных глаз, Тэхён уселся на широкий старый диван в гостиной. — Даже печенье испёк, — усмехнулся он, зарываясь длинными пальцами в отросшие мятные волосы, — с помощью Юнги, если быть честным, но это неважно! Я уже ничего не понимаю, что важно для меня, а что нет... это так глупо... — он грустно засмеялся, прочищая горло, — это глупо, знаю. Но я хочу услышать вердикт от тебя... — не взирая на затуманенность взгляда от выпитого алкоголя, он вполне серьёзно посмотрел в тёмные девичьи радужки. Биение сердца смешалось с глухим тиканьем настенных часов... — это глупо, что я влюблён в тебя, Ханна? — он пробежался взглядом по её холодному, безжизненному лицу. От этого становилось только хуже... Её лицо не выражало абсолютно ничего... — Мне жаль, Тэхён... — опустила она глаза на пол, проходясь языком по нижней губе, — возможно, буть мы в другой вселенной, всё бы сложилось... в нашей реале нам не по пути, я не вижу нас, как что-то большее, чем просто друзья. Растерянность и отчаяние на лице парня медленно сменяла агрессия, хорошо обозреваемая в комнате, укутанной темнотой ночи. Ханна успокаивала себя тем, что это не эмоции привычного Тэхёна, а бушующие в нём напитки с высоким градусом. Она осознавала, что у Кима к ней есть чувства, но даже не догадывалась, что он додумается придти к ней ночью в пьяном виде и поговорить об этом напрямую. — Ничего не понимаю... — прошептал в темноту юноша, хватаясь за голову. — Мы целовались! — Это было один раз... — напомнила Ханна, — и не по нашей воле... — Я же... чёрт! — Тэхён слишком резко вскочил с дивана, но тут же упал обратно, забыв про свою неспособность держать координацию. — А как же... как же наше проведённое время вместе..? Я думал... — Нет... — отрицательно замотала головой девушка. — Ты неправильно думал, Тэ... Одновременно стало душно и холодно... в моменты, раздирающие сердце, Тэхён, как правило, чувствовал удушье. Резкое, горячее чувство удушья, отзывающееся жжением и болью по всей области шеи, ключиц и подбородка. К глазам подступили непрошенные слёзы... Без единого лишнего слова, мятноволосый поднялся с дивана и на ватных невесомых ногах добрался до двери. Ханна не стала его останавливать. Парень буквально выполз из чужого дома и, не забыв забрать бутылку вина со старого крыльца, поплёлся вдоль ночной пустой улицы. Отойдя приличное расстояние от дома девушки, закричал во всё горло, разбивая бутылку о неровный асфальт. Крик отчаяния эхом разнёсся по переулку...***
— А ну тише, блять! — недовольно шипел Гук, тряся пальцем у лица, — если вы разбудите предков, я откушу ваши бошки! Юнги понимающе кивнул, а Чеён подняла большой палец в вверх. Недо-родственники, выкурив четыре пачки сигарет на двоих, решили направиться в дом к Чонгуку, так как только у него был обустроенный подвал с двумя раскладушками, где можно было переночевать и всё ещё раз хорошенько осмыслять. — Мать купила чай какой-то успокаивающий, — вертясь на тёмной кухне, как самая настоящая хозяюшка, парень пытался вглядеться в надпись на упаковке, — но сейчас я вам его предлагать не буду! Не дай Бог они проснутся от звука чайника! Чеён выглядела слишком уставшей и замученной. Её глаза ещё не просохли от слёз. Сухие потрескавшиеся губы девушки дрожали от переизбытка эмоций, полученных за день. Сидеть на тихой спокойной кухне друга — лучший подарок за всё это время... — Может, стоит позвать Тэ, Ханну и Лису? — предложил Чонгук, наконец присаживаясь за стол рядом с друзьями. — Прогулялись бы и подумали, что делать. — Завтра. — Уверенно заявил Юнги, глядя на состояние сестры. — Всё завтра... а сегодня тёплая постель и радужные сны... — Скорее, радужные кошмары, — не смогла не добавить девушка, пряча трясущиеся руки в карманы толстовки.***
Утром мистер и миссис Чон уехали на роботу, даже не имея представления, что в эту ночь у них ночевала пара подростков в обустроенном под жилую комнату подвале. Тэхён сослался на важный тест по физике, поэтому не пришёл на общий сбор. Все остальные, откровенно забив на и так ненавистную учёбу, собрались в гостиной в доме Чонгука. Лиса играла в переглядки с хозяином дома, что-то активно и недовольно комментируя, в то время как Ханна скиталась взглядом: задерживаясь то на Юнги, то на Чеён, которая казалась слишком спокойной для подобной ситуации... — Мне кажется, — разрушила образовавшуюся тишину Лиса, переводя взгляд на блондинку, — тебе стоит поведать Ханне предысторию. Она должна разбираться во всеём чуточку лучше. — Хм... — протянула Чеён, задерживаясь глазами на лице подруги. — Что ж, ладно. Давайте все ещё раз послушаем занимательный рассказ о существование девчушки Пак. Если ты думаешь, — она перевела взгляд на Ханну, проходясь мельком по её лицу, — что Пак Чеён всегда была неадекватной сучкой с жёсткой зависимостью от наркотиков, то ты сильно ошибаешься, — девушка подпёрла рукой подбородок, ставя руку на деревянную столешницу. — Я была нормальной. Честно. Ну... — она серьёзно задумалась, отводя сомкнутые губы в сторону, — или мне так казалось... действительно казалось, что и я, и вся моя семья: мы нормальные, понимаешь? Нормальные. Отец работал на стройке, а мать — учительницей американской литературы в нашей школе. Первое моё воспоминание из детства — это когда отец впервые купил мне клубничное мороженое и отвёл в цирк на колёсах, который приезжал к нам с трёхдневными гастролями. Папа, по-правде говоря, был для меня всем... даже больше, чем просто "кумиром"... — Чеён закатила глаза, по всей видимости, пытаясь подавить желание разреветься. — Ужасно осознавать, что твой кумир и самый любимый мужчина на свете оказался совсем ни тем, за кого выдавал себя... Как понимаешь, правда была перед глазами у абсолютно всех. У абсолютно, блять, всех! Все знали правду, но не я. До шести лет я была в абсолютном неведении... Ханна осторожно дотронулась рукой до сжатого кулака девушки, на котором выступили тонкие голубые венки. Внешне блондинка оставалась абсолютно непоколебимой. Приходилось только догадываться, что же творилось у неё внутри... — Как я могла любить эту сволочь больше, чем маму? Как я могла!? — сквозь сомкнутые зубы процедила она, — как я могла..? — повторила чуть тише, прикрывая веки. — Что произошло, Чеён..? — Произошло то, что называется взрослением и принятием суровой реальности, — она горько усмехнулась, вытирая ладонью пот со своего лба. — "Счастливая семья Паков" — жалкое сборище дешёвых актёров и дочери дуры! В шесть лет я застала картину, которую не пожелаю застать никому на свете! Насилие, Ханна! И далеко не моральное и обыкновенное физическое! — Чеён сорвалась на крик. В уголках её глаз можно было увидеть слёзы. — Чёртовы мужики! Я ненавижу их также, как свой поганый язык, который иногда несёт дикие бредни! Мой отец, — герой без плаща, которым я восхищалась — трахал её на нашем диване, крепко держа за шею! Он душил её, издеваясь, а я не могла сделать абсолютно ничего! Увидев это, я разревелась, не до конца осознавая, что чёрт возьми происходит... ох, и если бы я застала только один раз эту картину, то, возможно, всё было бы куда лучше... — она постаралась успокоить дыхание и унять дрожь в колотящемся теле, — я наблюдала это чаще, чем следовало бы... я даже не пыталась заговорить с мамой, так как боялась, что отец может навредить и мне. Я больше не видела в нём прежнего папу, которого обожала всем сердцем... он стал другим для меня, хотя оставался всем тем же... он говорил, как сильно любит меня, предлагал сходить в кино и объесться карамельным попкорном за просмотром какого-нибудь мультфильма... чёрт, я просто не могла это слышать! Было противно и мерзко, что вот этот вот самый "герой", вредит своей же женщине, которая, как выяснится, и не любила то его никогда. Ей приходилось играть в счастливую обыкновенную семью, лишь бы выжить под крышей с тираном-психопатом. Пак Чеён — дочь монстра! Когда мне говорили, что я похожа на своего отца, мне хотелось вырвать языки каждому за эти слова... Я — не он. Я осознаю ценность человека: его души и тела. А он... он видел толко привлекательные оболочки... — Что было дальше? — тихо задала интересующий вопрос Ханна, — твой отец... он..? — Убил мою мать, — утвердительно кивнула блондинка. — Однажды, в очередной раз, как он собирался трахнуть её без её воли, он... перестарался? Наверное так. Он не просто душил её ради своего удовольствия, а действительно, мать его, душил! Я пришла после школы и застала её голое синие тело на всё том же диване... холодное, с фиолетовыми отметинами на шее и груди... что интересно, отец сидел на полу, рядом, схватившись за голову. Он... не пойми меня неправильно, — вдруг начала спешно оправдываться девушка, — я уважаю веру других людей! Просто... блять, молиться после того, как ты только что убил свою собственную жену? Серьёзно? Ты, блять, действительно будешь ещё на что-то надеяться!? Наверное, прекрасно понимая, что экспертиза доказала бы насильственную смерть, он... он хранил ружьё дома... — объяснила девушка, прежде чем смахнуть с щёк ненужные слёзы, — в начале активно молясь за своё и моё здоровье и прося прощение за всё содеянное, он... он застрелился на моих глазах. Я... я до сих пор виню себя за то, что заплакала. Он просто не стоил моих слёз... Чеён впилась тонкими пальцами в руку Ханны, начав часто моргать. Она не плакала и не истерила, а просто вцепилась в чужую руку и пыталась унять внутреннюю дрожь, граничащую со вселенской болью и рьяным отчаянием. — Как, наверное, догадываешься, в возрасте восьми лет я попала в детский дом. —Девушка постаралась улыбнуться, но легко читаемая фальшь испортила впечатление от этой улыбки. — Ужасное место... серьёзно... там я пережила свой второй ад, но это, пожалуй, лишь ромашки, на старой, вселяющей ужас могиле... — Эй! — подал голос Юнги, недовольно ударяя Чеён в бок, — ты только что назвала меня старой могилой!? — Ты, мой милый, дополнение к личному аду, — слишком сладко протянула девушка, строя Мину наиграно ангельскую рожицу, — но да, речь хочу затронуть именно про нашу "счастливую" семью. Семью рьяных католиков, успевающих за день выдуть по меньшей степени одну бутылку водки и бутылок пять крепкого пива. Там то, в этой помойке, нам и удалось познакомиться со Стариком... — Старик..? Кто это? — Старик — сын друга наших приёмных... — пояснил Юнги, запуская пятерню в свои волосы. — Если совсем быть точным, то имя Старика — Ким Намджун. Это молодой здоровяк лет тридцати пяти, у которого стиль одежды, как у какого-то гангстера из прошлого. Сначала у нас засиживался отец Старика, а после и сам он частенько приходил... именно он подсадил Че на наркоту. — А разве... — Ханна нахмурилась, — разве, заранее прости, это был не ты? Я думала, что она просто последовала твоему примеру и... ну... подсела... — Наивная, — усмехнулся парень, — это не простая зависимость от шоколадных батончиков. Ты не можешь просто однажды купить один от скуки или по акции и теперь всё, подсесть. Это работает по другому. — Ты даже не представляешь... — прошептала Чеён, заметно краснея от злости, — насколько же я жалею, что тогда взяла и согласилась на глоток этой дурацкой воды! Моя жизнь могла бы сложиться по другому... а сейчас... — девушка поднялась с места и подошла к небольшому телевизору. Провела по нему пальцем, стирая слой пыли, — сейчас я в лабиринте зависимости и своего поганого языка. Мой отец постарался над этим! Моя мать постаралась! Отец Старика и сам Старик, когда они приходили к нам в гости и трогали меня за голые плечи и ноги! — блондинка с грохотом опрокинула цветастую вазу. Чонгук сморщился на это, но промолчал. — Я ненавижу свою жизнь! Я ненавижу людей, яростно стремящихся искупить свои грехи в церкви! Как они смеют думать, что за это им есть прощение!? — её голос был пропитан вселенским ядом. — Я ненавижу себя и то, что иногда не имею связи с головой и просто отключаюсь! Я себя презираю! Я терпеть себя не могу! Боже... как же это отвратительно! Она схватила с дивана куртку и кинулась на улицу. Никто не стал останавливать её, так как все понимали, что Чеён нужно просто дать время остыть и повести себя в норму. Сама пару минут назад сказала, что её голова иногда просто отключается... — Я тоже пойду прогуляюсь... — поднялся с места Юнги, расправляя свою толстовку. — Пойти с тобой? — осторожно поинтересовалась Ханна, глядя на парня снизу вверх. — Не стоит, — отрезал Юнги, накидывая на голову капюшон. — Вернусь быстро.*
Ветер обдувал лицо, трепал отросшие светлые волосы. Юнги не сводил глаз со здания старого белого храма. Давно не приходил сюда, за что сам на себя ужасно злился. Клялся отцу не забывать это место, а с крохотным просветом в своей тёмной жизни сам и не заметил, как позабыл... тем более это здание единственное, что могло успокоить чертей в его прогнившей душе... нужно было развеяться. Просто необходимо было освежить голову и дурные в ней мысли... Скрип ступенек разрушил гробовую тишину. Кажется, внутри никого не было. Юнги глубоко выдохнул, прежде чем перекреститься и пройти вглубь, к старым лавочкам. Запах свечного воска и сырости уверенно осаждался на дне лёгких. Присев на облезлую скамейку, юноша выудил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Поглядел с минуту на деревянный крест на стене, а следом уже зажёг палочку и поднёс ко рту. Горький привкус растёкся по языку, будоража рецепторы. Он ощутил, как напряжение покидает его тело, и вместе с дымом уносится в воздух. Парень посидел с какое-то время молча и совсем неподвижно, а следом вновь втянул горьковатый дым из тлеющей сигареты. — Вот-то мы и встретились, Юнги, — тишину разрушил до боли знакомый голос. Развернувшись, Мин заметил, что в углу здания стоял улыбающийся Ким Намджун, облокачиваясь о белую стену и точно также затягиваясь сигаретой. — Привычку курить здесь, ты взял от меня? — взглянул на него исподлобья, расплываясь в улыбке ещё шире. — Что ж, мне приятно. Юнги показательно затушил окурок о свою толстовку, не сводя глаз с лица давнего знакомого. Прошли годы, а Намджун нисколько не изменился: всё тот же старик в давно устаревшей коричневой куртке и старых мокасинах. Его противные кровавые шрамы, кажется, никогда не заживали на холодном, не устававшим улыбаться лице. Он вселял ужас, но не на Юнги. Он не стал бы его бояться ни при каких обстоятельствах. — И тебе привет, — процедил Мин сквозь зубы, отворачиваясь в другую сторону. — Давно не виделись. Как сам? По храму разнёсся приглушённый басистый хохот. Намджун с искреннем интересом разглядывал внезрачную фигуру парня. Он точно также пришёл к выводу, что и Юнги нисколько не изменился: всё тот же забитый жизнью мальчишка, которого хочется либо пригреть и спасти, либо свернуть шею, как больному скворчонку, чтобы тот перестал мучиться. — У меня всё отлично! Как там поживает мой Ангел? — поинтересовался мужчина, преодолевая расстояние и оказываясь на одной скамье, вплотную к блондину. — Обрадовалась, когда узнала, что я вернулся в город? Юнги с силой сжал кулаки, пряча их в карман прожжённой толстовки. Хотелось харкнуть в изуродованное шрамами лицо и добавить к кровавым царапинам ещё пару синяков. Он держался... держался из последнего... — Решил поиграть со мной в молчанку? — обиженно надул губки мужчина, игриво ударяя большой ладонью по жилистой руке парня. — не люблю игры, когда правила против меня. Ты знаешь это. — Она не обрадовалась... — прохрипел Юнги, облизывая сухие губы. — Что, блять, должно произойти, чтобы она обрадовалась возращению человека, который испоганил ей всю жизнь? Брови мужчины взлетели вверх. Улыбка спала с его лица, сменяя собой зловещую гримасу. Юнги явно удалось его разозлить... — Ты хочешь сказать, что это я испоганил ей жизнь? — Ну а кто же... Намджун стальной хваткой вцепился в руку Юнги и сдавил её до сильного хруста. Юнги сморщился, но вида старался не подавать. Желание врезать в морду Кима разгорелось с новой силой... — Не смей винить меня в чужих грехах! Я виноват лишь в том, что распускал руки! Это единственное, в чём меня стоит винить! — А за наркотики? — парировал Юнги, вскинув брови. — А за мои избиения? Мы должны целовать тебе пятки, за то, что ты уродовал моё тело внешне, а её — внутренне? Первым не выдержал Намджун. Словно тряпочную куклу, он поднял вверх тело Юнги и швырнул к выходу из храма. Оглушительный грохот раздался по помещению. Только юноша собирался подняться, как на него вновь с бешенной, совершенно не присущей хромающему скоростью, налетел мужчина, принимаясь пинать сильными ногами по животу и рукам. Юнги застонал от боли, пытаясь защититься от беспощадных ударов. В его глазах отразился страх и немотивированная ярость. Это приносило резкую боль... Ким потянул Юнги за капюшон его чёрной толстовки и, взглянув в кровавое лицо, ударил кулаком в живот с новой силой, прежде чем отшвырнуть беспомощное тело парня на улицу. На костяшках Намджуна даже практически не виднелось крови... он выходил медленными шагами из церквушки, с наслаждением наблюдая за тем, как белобрысый пытался подняться, но выходило у него это крайне четно. — На что ты, блять, надеешься, Юнги? — спросил Намджун, прежде чем вновь со всей дури пнуть юношу по лицу и худым ногам, — на что ты надеешься? Ты серьёзно всё ещё думаешь, что сможешь зажить нормальной жизнью? Думаешь, что твоё прошлое перестанет преследовать тебя? Ты жалок! Господи, ну как же ты жалок! — на его лице показался злобный оскал и какая-то ненормальная улыбка. Хотя... Намджун никогда не улыбался так, как улыбаются обычные люди... — серьёзно, я бы давно уже убил тебя! Я бы убил тебя, да боюсь, что за этот грех Бог точно не простит меня. Ты и Чеён — два беспризорных ублюдка, которые только пачкают своим существованием землю! Поскорее бы вы сдохли... я бы знатно посмеялся на ваших могилах! В глазах полопались капилляры, заполняя яблоки кровью. Через пелену Юнги еле как смог уловить мутный мужской образ, удаляющийся прочь от старой белой церкви. И от Юнги, беспомощно распластавшемся на земле, не имеющего и грамма силы позвать на помощь... ...в прочем, звать было некого... Оставалось только загинаться от адской боли, скручиваться в клубок и выть себе под нос, не обращая внимания на слёзы. Безусловно, было неописуемо больно физически, но... чего только стоила моральная боль... — Лучше бы уж наконец прикончил... — медленно шевеля разбитыми губами, прошептал юноша, обхватывая руками своё избитое кровавое тело. — Вместе бы гнили в аду... было бы не так скучно... Иронично, но начался ливень. Слёзы перемешались с крупными каплями, мочившими грязную одежду. Юнги впервые за долгое время позволил себе разреветься. Совсем по-ребячьи и от того настолько немощно и чересчур тягостно... — Неужели Ты плачешь вместе со мной? — сквозь рёв, проскулил юноша, поднимая глаза на тёмное серое небо. — Неужели сопереживаешь такому трусу и неудачнику? Неужто Тебе меня жалко? Лицо Юна кривилось от боли и мыслей. Были бы силы, задушил бы себя. Прямо тут, напротив излюбленной церкви, лёжа в грязной кровавой одежде на холодной земле. Были бы силы... Но их не было... Поэтому оставалось только лежать и плакать, как жалкий кусок дерьма, не способный вытерпеть обстоятельства такой обременительный жизни...рано или поздно каждый скинет с себя это бремя...