— Ну чего встали колом?! Двигаем, пока сигнал тревоги работает!
— Стойте! Моя сумка! — что-что, а пропуска во все комплексы предприятия я не могла потерять. Щебетарь тоже канул внутрь сумки.
Из штаба «Аргентума» мы выбрались быстро. Оказалось, что у Зинаиды Петровны, как мне любезно сообщил Сергей имя нашей спасительницы, были коды.
— Мать, ты прям во время! Даже не представляешь, как я рад! — Сергей хотел было ее обнять, но вместо этого спросил: — А как ты узнала, что мы тут?
Вместо ответа старушка отвесила ему, как нашкодившему пацану, подзатыльник.
— Столько времени меня знаешь, а все равно такие глупости спрашиваешь! Ладно-ладно, потом целоваться будем. Сначала надо выбраться отсюда. Эй, красавица, — женщина потянула меня за рукав, — не тормози!
Выбравшись на улицу, мы, точнее они, осмотрелись. Противный лязгающий вопль сирены все никак не умолкал, бил по ушам и в виски. Невыносимо!
Однако, уйти незамеченными не вышло: по нам открыли огонь. Агенты быстро сообразили, что это была диверсия.
— Ебучие пироги! Придется обороняться. Без ответки — мы легкая мишень! — крикнул Нечаев, укрывая меня и старуху за каким-то военным тягачом на гусеницах вместо колес. — Баб Зина, у тебя есть пистолет?
— Держи, сынок, — та тут же сунула Нечаеву свой ствол. — План такой: изба моя вон там, в лесу припаркована, — она указала на темное пятно правее от штаба. — Где-то тут, в шагах пятидесяти в проволоке дырку оставила, но пролезать надо аккуратнее, а то током ебанет.
— Понял! — Сергей проверил наличие патронов. — Идите вперед, гуськом и пригнувшись. Я прикрою.
Честно, в тот момент я совсем не понимала, что происходило вокруг, хоть и шла, куда было нужно. Было так плохо, тошно… Будто просыпаешься после тяжелой болезни. Разум был не здесь, а все еще там, в прошлом. Я смаковала, переваривала то, что случилось тогда в театре, но кажется, до мозга только сейчас дошло, что Ласточкин…
— Пригнись! — орала бабка, даже пару раз хлопнула меня по щекам. Они должны были гореть, но я этого не чувствовала.
Со всех сторон раздавались выстрелы, крики людей, слов невозможно было разобрать, гул сирены… Все это слилось в невыносимую какофонию. Глаза смотрели перед собой, но ничего не видели. Когда пробиралась через дырку в сетке, коснулась металла правой рукой. Удар током прошелся по ней всей.
— Ира, твою мать! — завопил Нечаев, услышав мой крик боли. — Говорили же, не трогай сетку!.. Пиздец!..
— Быстрее тащи ее сюда, Сережа! Валить надо!
Как мешок картошки Нечаев закинул меня на плечо. Надо же, у него руки горячие… И несмотря на такой мощный, грозный вид, вел себя со мной этот мужчина довольно аккуратно.
Потом темнота сменилась очертаниями комнаты в избушке. Сергей также аккуратно поставил меня на ноги, но поняв, что не могу стоять, тут же помог сесть на диван.
— Ира? Алло, Захарова, ты меня слышишь?
Не смогла ни одного слова из себя выдавить. А потом словно разом все кости из тела вынули, и я начала куда-то накреняться.
— Ира? Ира, ты куда?
Темнота заливала глаза, уши. Будто похотливые руки Ласточкина затащили меня таки в тот черный полимер…
— Эй, красавица! Не смей отключаться! — колбасило и трясло во все стороны. Может, я уже тоже стала желе, как папа, только не заметила этого?
— Да не тряси ты ее так! Сдурел что ли? Девка и так хрупкая и бледная, душа еле в теле держится!
— А чего я-то? В чувства просто ее привести хотел.
Этот голос… Интонация… Я его узнала. Тот раненный в голову солдат, который восхищался моими волосами, обещал жениться, когда я подрасту… Выходит, это был Сергей!
— А чего ты хотел, Сережа? Ее же чуть не изнасиловали, — продолжала баба Зина. — Кузнецов, скотина похотливая, мать его! Весь в отца! Не понимала я, как вы с Катей терпели его грубость? Ходил мрачнее тучи, скалился на всех, лаял, как бешеная собака с пеной у рта. Вот и допсиховался — на учебной мине подорвался. Да так, что все… хозяйство на куски.
Я скривилась.
— Фу! Откуда вы такие мерзкие подробности знаете, Зинаида Петровна?
— О, очухалась! Захарова, ну ты даешь…
Ощущение тепла рук Нечаева начало тухнуть, я часто заморгала. Смогла наконец получше рассмотреть комнату, куда Сергей меня принес. Уютная, с деревянным полом и мягким ковром. Такие обычно вешают и на стену, у которой ставят кровать. У ног Сергея, что сел на стул, бегала чипированная курица. Та самая, из «Павлова». Кажется, единственная из проекта «Из сказки». Папа тогда очень орал на молодых лаборантов, что они почти весь выводок полимеризированных цыплят профукали. Интересно, а как эта курочка оказалась у Зинаиды Петровны?
— Вот, девочка, выпей, — у лица оказалась кружка с крепким чаем. — Ромашка. Успокоит.
В четыре больших глотка я осушила кружку, тепло разлилось по телу.
— Фух… Кажется, отпустило. Спасибо.
— Да? Хорошо, — и с этими словами хозяйка дома как заехала половником мне по голове!
— Ай! За что?
— А в следующий раз не будешь такой доверчивой! Сидит она, своими речами мужика провоцирует! А если бы я вовремя не подоспела? Чё бы ты делала, а?
— Ну ладно, мать, чего ты так грубо-то? — ни с того ни с сего вступился Сергей, за что бабка и ему отвесила половником. И как только кухонная утвать не треснула? Или Сеченов не заменил майору мозги на искусственные?
— А ты, громила, где шатался? — рычала на Нечаева Зинаида, все еще грозя половником. — Знаешь же, что от КГБшников чего угодно ожидать можно! Оставил ее, наивную дуреху…
— Не понимаю, — я встала с дивана и принялась расхаживать по комнате, рассуждая вслух. — Не понимаю, почему папа так отчаянно лезет в мои воспоминания? Зачем меняет их? Да, тогда в театре Ласточкин и правда потянул ко мне руки, но Виктор Васильевич спас положение. Папа вообще об этом случае не знает. Как и то, что я вообще была в театре в то время. И почему после них мне так плохо, словно…
Сергей нервно закашлял.
— Ты чего? — посмотрела я на него.
— Ты… ты знала этого ублюдка озабоченного? И психа инженера тоже?
— Про Ласточкина соглашусь, но не смей так говорить про Виктора Васильевича! Он самый добрый и внимательный человек, мужчина, которого я знала. Роботы в его руках словно обретали не только движения и речь, а еще разум, душу. А как он за Ларисой Андреевной ухаживал! Так красиво! К тому же, он оказался талантливым режиссером. Я должна была выступать на премьере спектакля в честь открытия театра, но за три дня до этого сильно заболела, а потом умерла мама и…
— Сочувствую.
— Кстати, — опомнилась я, глядя на хозяйку дома. — Забыла совсем: спасибо, что вытащили нас из «Аргентума», Зинаида Петровна. Но кто вы и как узнали, где нас искать?
Старуха лишь ухмыльнулась, уже взявшись за веник, чтобы навести чистоту.
— Во дает! Сначала залезла, потом спрашивает! Вся в отца! Тот тоже лез, куда не надо, как дитё. И вот, пожалуйста. Ну и молодежь пошла, Господи! Так бы и отходила этой метлой!..
— Не боись, это теща моя, Катина мать, — представил старушку Нечаев.
— Кстати о ней. Сергей, что с Катей-то случилось, когда мы вышли из «Лимбо»?
— Чего? — Зинаида Петровна тут же вцепилась в руку Нечаева. — Так моя девочка жива? Скажи, Сережа!..
Сергей вкратце рассказал теще, что случилось в кабинете Сеченова: что главным интриганом и манипулятором оказался ХРАЗ, то есть то, что осталось от папиного сознания, как этот полимерный кусочек слился со всеобщим Массивом, а затем поглотил тело Сеченова…
— Слишком поздно до шефа, да и до меня дошло, что именно Харитон отправлял меня в «Лимбо». Моими руками убил и Молотова и Ларису…
— Что?! — уставилась я на майора. — Как?.. Лариса… Андреевна… мертва? Ты… то есть папа?..
Нечаев на это ничего не ответил, лишь сухо кивнул и продолжил рассказывать:
— В общем, выяснилось, что в матрице одной из близняшек Сеченова сохранились остатки памяти и навыков Кати. Когда меня снова утащило в «Лимбо»… В общем, она как-то смогла найти путь туда. Как раньше это делала, только теперь была во плоти. Почти. Мы даже поговорили. Она по вас очень скучает и любит.
— То есть… Катюша… ее сознание теперь у тебя в голове?
— Нет. Как она объяснила, ее остаточная память так и осталась в матрице одной из балерин. Оба андроида сейчас в «Аргентуме», но восстановить их невозможно. Я… расстрелял их обеих, когда Волшебник…
И тут товарищ Муравьева как с цепи сорвалась. Принялась носиться за Нечаевым с веником по комнате, материла, на чем свет стоит. Мне показалось, что у женщины даже слезы выступили. Конечно, она же мать. Она потеряла дочь. Выходит, что дважды. Для родителя нет ничего страшнее этого…
— Так! — я, улучив момент, юркнула в лазейку между мужчиной и разъяренной бабкой. — Все, хватит. Прекратите, пожалуйста. Зинаида Петровна, я понимаю, вам больно, но это не вернет Катю. Она бы не хотела, чтобы самые близкие для нее люди ругались.
— Мала ты еще для таких заявлений! Жизни не знаешь, а лезешь с советами! — не успокаивалась баба Зина.
— Зачем вы так? Я просто хочу поддержать… Понимаю, какого…
— Нихера ты не понимаешь, соплячка! — взревела Зинаида и упала на стул, закрыла лицо руками и зарыдала в голос.
Я покорно отошла. Сейчас утешать было бесполезно, женщина слишком убита горем. Уже однажды потеряв самого дорого человека, узнать, что есть надежда на то, что он жив, но потом снова потерять — равносильно тому, что тупым ножом ковыряешь старую рану. Примерно такая же буря таилась у меня в груди. Стало душно от большого напряжения в воздухе.
Выйдя за дверь, я заметила, что изба уже стояла на платформе парящего в воздухе Кондора, какие висели всюду от «Икара». Даже не слышно, как лопасти работают. И не холодно, несмотря на высоту и ранее утро. Утро… Новый рабочий день для простых людей и ученых. Такси «Ариэль» уже начали летать во все стороны. На соседних Кондорах копошились люди: кто-то кормил животных, кто-то открывал маленькие парники с овощами. Жизнь идет своим чередом, и никому нет дела, что творится в «Челомее» или еще где-то на Предприятии… Никто и не вспомнит наверное, что… Я с грустью посмотрела на себя и заметила, что правый рукав платья-таки немного оторвался, а левый был в грязи и изодран в лоскуты. Кожа на правой ладони потемнела, вздулась. Ожог на ней расцвел будто диковинный цветок. Что теперь уж? Я нашла на плетеном столике садовые ножницы и наконец-то избавилась от мешающей ткани на руках. Снова стал виден шрам от лазера. Кстати, в двух местах по его появились какие-то странные черные пятнышки. Видимо удар электричества пошел от ладони дальше. Ну и что? Одним шрамом меньше или больше. Все равно ни один мужчина…
— Ладно, — проговорила я вслух, отгоняя мрачные мысли, зажмурившись и помотав головой. Ножницы положила на место. — Погостила, пора и честь знать. С такими задержками я никогда до Предприятия 3826 не доберусь.
Вернувшись в избушку, я заметила, что Зинаида Петровна немного успокоилась, а Сергей мрачнее тучи сел на диван, уставившись в одну точку.
— Я… это… Пойду я… — хотела пройти вглубь комнаты, чтобы забрать сумочку, но не тут-то было. Квантовый компьютер под потолком, который я только сейчас заметила, внезапно ожил и пустил луч зеленого цвета. Он начал бегать по всей комнате, мигать в определенные моменты.
— Мать, это чего такое? — не понял Нечаев.
— Не знаю, сыночек. Такого с моей техникой еще не бывало. Луч словно… — Зинаида замерла, приподняв руки, когда зеленая стрела остановилась на ее голове, но потом быстро сменила направление. — Словно ищет чего-то…
Точно так же луч остановился на руках, а потом голове Сергея и наконец дошел до меня. Словно змея заскользила зеленая точка по правой руке и запищала, уловив что-то под кожей. Почему там? Да потому что мне моментально в том месте больновато стало, словно кто-то тычет иголкой. Кстати, прошлась точка точно по линии шрама, и вот на экране компьютера, или точнее из него появилась голограмма Сеченова!
— Дядя Дима? Дмитрий Сергеевич, вы?..
—
Здравствуй, Ира. Если ты видишь и слушаешь это обращение, значит, план спасения пошел не так, как я рассчитывал. В идеале ты никогда и не должна была узнать, что произошло на самом деле с тобой и твоей матерью. Я записываю это обращение буквально после похорон Ольги. Все произошло так быстро и внезапно… Мы даже понять ничего не успели. Боюсь, как бы Харитон из-за скорби не пошел вабанк и… — раздался сигнал тревоги из-за чего запись внезапно зависла, пару раз дернулась, будто от помех, но потом снова пришла в норму. Правда теперь Сеченов на экране выглядел более уставшим и растрепанным. Его руки в перчатках были все в крови. —
Прости меня, Ира. Я не смог предотвратить. Нужно было сразу после смерти твоей мамы взять тебя под защиту, а теперь… Ситуация серьезная: в том пожаре в лаборатории отца ты получила сильные ожоги правой стороны до пояса, плюс рука. Я мог бы вместе с бригадой хирургов и сам прооперировать тебя, даже восстановить кожный покров с помощью полимера, но боюсь, твой отец не успокоится и продолжит эксперименты по поиску его «идеального» полимера для проекта «Вечность». Его разум совсем помутился после смерти Ольги. Дошло до того, что на следующий день после похорон он попытался раскопать могилу, чтобы достать ее тело… Благо, нам удалось его остановить. Никто не узнал. Не волнуйся, мама твоя надежно укрыта в непробиваемом и нерушимом контейнере, замаскированном под обычный гроб. По сути это стало ее гробницей… Боюсь, что я слишком поздно понял, что из себя представлял его проект «Вечность» на самом деле, что «идеальный» полимер играет в его реализации главную роль и где… где он находился все это время. Выходит, что ученый может выпустить из внимания очевидные факты, которые сам же когда-то открыл… А твоя мама знала, Ира. Она предвидела, что… — вновь на записи появились помехи, последних слов невозможно было разобрать. Я была готова уже рвать и метать! Ну почему все происходит как будто специально?!
—
Есть только один способ прикрыть безумный проект Харитона, и обезопасить тебя — убедить его, что ты погибла в том пожаре, — снова заговорил Дмитрий Сергеевич на записи. —
Мы подкинули в лабораторию труп, обгоревший так сильно, что никакая экспертиза не сможет его идентифицировать. Но Харитону хватит и того, что тело будет совершенно точно похоже на тебя. Также я вызвал из «Аргентума» агентов «Плутония» и «Блесну», чтобы они вывезли тебя из страны. Я уже связался с лучшими хирургами Китая, они ждут тебя. Все необходимые данные обо всей этой истории с проектом «Вечность», несколько роботов лаборантов ВОВ также полетят с тобой. Я записал коллегам пошаговый инструктаж по вживлению мини-накопителей информации со всеми данными под кожу в твоей руке. А после того, как операция завершится, ВОВ, перейдя в боевой режим, подчистят всю информацию об этой операции, в том числе ликвидируют хирургов и ассистентов. Жаль, что приходится все это делать, но так будет надежней. Мы не можем допустить ни малейшей утечки информации, хотя бы намека на то, что ты осталась жива. Но если все же такое случится, и правда вскроется, информация о «Вечности» останется недоступной. Даже если кто-то найдет мини-накопители, то без должного оборудования, вроде квантовых компьютеров, кодов и секретных вопросов, не сможет получить информацию, записанную на них. Я здесь все тоже как следует вычищу, — академик перевел камеру с себя на кислородную капсулу, в которой лежала я, вся перебинтованная. —
Надеюсь, что в той новой стране твоя жизнь пойдет лучше… — изображение снова зависло, а потом запись откатилась на начало, словно ожидая чего-то.
Новый поток информации обрушился на меня как вал. Ноги подкосились, я села на пол, схватившись за голову. Сергей и Зинаида Петровна тоже молчали.
— У меня голова сейчас взорвется! Папа пытался раскопать мамину могилу… чтобы что? Найти этот… «идеальный» полимер? Что это вообще такое? Никогда не слышала такого термина, хотя много раз видела, как папа работал с этим веществом.
— Они с Сеченовым много работали над полимерами, их воздействием на живые организмы, — согласилась Муравьева. — А сам Дима в свое время получил свой первый полимер из органов китов и прочих морских млекопитающих. Быть может Харитон хотел…
— ХВАТИТ! — взорвалась я.
— Ты что такое несешь, мать? — Сергей посмотрел на тещу, как на умалишенную. — Нет, Захаров и правда с катушек слетел, но чтобы настолько… Это надо совсем не человеком быть.
— А кем он стал, Сережа?
— Тоже верно… Зашибись… И этого психа я носил в своей руке! Думал, что большего пиздеца, чем его предательство, не случится со мной. А тут вон что узнаешь…
Каждое слово этих двоих врезалось в меня как острый нож. Хотелось кричать, заставить память не прокручивать снова и снова все слова Сеченова, которые я только что услышала. Пальцы сами нырнули в волосы, сильно сжали их.
— Тихо ты, дурень! Ира… — о, вспомнила о моем присутствии? Вовремя, блин!
— Все нормально, — кое-как собравшись, я поднялась на ноги, готовая слушать дальше. Наконец-то сформировались вопросы. — Дядя Дима?
—
Здравствуй, Ира. Если ты видишь и слушаешь это обращение, значит, план спасения пошел не так, как я рассчитывал…
— Кажется, запись пошла по кругу, — предположил Сергей. — Может, нужно сказать тот самый код?
— Я не знаю его. Даже не представляла, что мне под кожу накопители вживили, — и тут в голове сверкнула догадка: — Дядя Дима, что такое проект «Вечность»?
—
Кодовый вопрос принят. Запускаю записи 1932 года, — голограмма академика исчезла, и запустилась старая с помехами запись.
***
Процедурный кабинет в наземной части комплекса «Павлов». Всюду висели плакаты и схемы с изображениями внутренних строений животных и человека, памятки с полезными советами для здоровья. В углу стояла ширма, а за ней кушетка. За столом врача сидел молодой Дмитрий Сеченов, примерно тридцати лет, и в нервном ожидании чего-то или кого-то то брал в руки бумаги, то откладывал, а потом проводил рукой по коротким, состриженным почти под ноль темным волосам. Его будто лихорадило, но не от зимней стужи, что хозяйничала снаружи, а от предвкушения.
В кабинет постучали.
— Да, войдите.
В кабинет вошла Ольга Захарова. На записи эта молодая женщина двадцати пяти лет выглядела такой же красивой, какой ее помнила дочь. Вот только одежда на Ольге была с иголочки и очень дорогая: меховая белая шуба чуть ниже колен, расшитая цветочным орнаментом на рукавах, воротники, по всей длине изделия и на подоле, атласные перчатки темно-красного цвета, в тон сапоги на толстом каблуке, на голове маленькая белая шапка. Темные волосы коротко подстрижены, обрамляли шею. Выразительные зеленые глаза, тонкие губы. В общем, внешне эта женщина выглядела как настоящая мажорка.
— Привет, — даже не обратив внимания на Сеченова, Ольга быстро начала снимать шубу, шапку и шарф. Кажется, ей было очень жарко. — Слушай, еле как добралась. Такой снежина на улице. Ваши роботы что, совсем не… — поняв, что за столом сидит Дмитрий, Ольга замолкла на секунду, будто испугавшись чего-то, но потом тут же смягчилась, улыбнулась академику, — совсем не занимаются уборкой территории… Здравствуй, Дима.
— А вот и наша любимая пациентка! — Сеченов быстро вышел из-за стола, принимая у женщины шубу. — Привет, Оля. Как самочувствие? Хотя… учитывая, что ты уже находишь силы замечать главные несовершенства конструкций наших роботов…
— А почему ты здесь? Где Харитон? Он же не забыл, что я приду?
— Нет, он здесь, просто коллеги срочно вызвали на нижние сектора проверить работу. А ты на прием к нему что ли? — женщина кивнула и как-то резко побледнела. — Ну, так я могу тебя проверить. Я же тоже врач. Оля? Оля! — Дмитрий едва успел поймать подругу, чтобы та не упала и не ударилась головой. — Ты чего? Ты… — как человек, разбирающийся во многих областях медицины и в строении тела человека, он моментально приметил бледность на лице женщины, упадочное состояние. — Оля?
— Дай, пожалуйста, воды, — с трудом выдавила из себя жена Захарова. — Судя по твоей реакции заключение врачей было правдивым. А я до последнего не могла поверить. До сих пор не могу, — она сделала пару глотков, потом сказала со всей нежностью на которую была способна: — Дима, я беременна.
— Это же… Это же просто прекрасно! Оля, ты!.. — он крепко обнял подругу.
***
Запись оборвалась на этом моменте. В руке неприятно покалывало, чуть запахло горелой плотью.
— Почему дядя Дима так обрадовался маминой беременности? Выглядел таким счастливым, будто эта новость касалась именно его… Нет…
В памяти всплыли предположения Кати, когда они с Сережей перевозили меня в Китай:
«Волшебник редко кого-то выделял. А что если… Вдруг Ира — его дочь? В смысле… внебрачная?..»
