Дата: 24 июня 1955 года
Кто: Ира
Кому: Ире
Мы с Сергеем наконец-то пришли в себя в кабинете Сеченова. День уже был в разгаре, значит, прошло всего несколько часов. Майор шарил перед собой руками, а я с трудом откашливалась, потирая горло.
— Ну и хватка у тебя, Сергей. Точно чуть не задушил. Следы останутся.
— Вот поэтому я и вывел его из спящего состояния, — снова раздался этот голос с хлюпаньем! Значит, не привиделось! — Не мог допустить, чтобы он навредил тебе, моя…
— Ты! — процедил Нечаев, обернувшись на источник голоса. Майор молниеносно встал на ноги, закрыв меня собой от пока еще невидимой для меня угрозы. — Зря решил показаться, мразь! Я тебя…
— Хватит пыхтеть, как бык, майор. Вы меня не убьете. Во-первых, нечем, а во-вторых, не сможете. Были тут агенты покрепче вас, но все канули, стали частью массива. Вместе с вами.
— Черт! Ира, отойди от меня! Быстро! А то он опять запустит «Восход» и…!
— Зачем мне это, майор? «Восход» — дело прошлое, как и «Мысль». Настала пора запустить истинное дело всей моей жизни. Мою «Вечность»…
Я вышла из-за спины Нечаева, хотя тот и пытался меня удержать, и увидела наконец источник голоса. Да, это было то самое черное человекообразное существо, состоящее из полимера, которое я видела сначала на кладбище, а потом здесь, внизу. И при дневном свете я смогла разглядеть, что у него знакомые человеческие очертания: лицо, нос…
— Ну здравствуй, Ириша.
Меня окатила холодная волна, глаза защипало. Только папа называл меня так. Но… как же это возможно? Дядя Дима же сказал…
— Папа?
Существо, которое, как я запомнила из детства, когда-то было всего лишь бесформенной массой, шагнуло мне навстречу, раскрыв объятия. На лице появились еще более человеческие черты: бритая голова, очки на глазах… Те же руки, не щедрые на объятия, но в этом и была их ценность. Да, передо мной точно папа — Харитон Радионович Захаров. Только тело выглядело более накаченным, мощным.
— Как же ты выросла, дочь. Такая красавица… Все такие же длинные волосы, — полимер сделал ко мне еще пару шагов, но я резко отошла, нахмуренно вглядываясь в полимерный образ а-ля папы, при этом загнав чувства и эмоции поглубже внутрь. — Не надо бояться. Я — твой отец, я все еще здесь. Только… несколько в другой форме.
— Знаешь, папа, при других обстоятельствах я бы действительно подошла и обняла тебя, — только бы голос не выдал! Держи себя в руках! — Но сейчас, знаешь, так руки чешутся. Хочется тебе врезать!
Полимер поморщился, если это можно было так описать, и сказал:
— Не уподобляйся манере Нечаева, Ира. Ты выше этого.
— Эй, сопля полимерная! Я щас тебя, сука!.. — снова взорвался Сергей, но папа моментально пригвоздил его к стене своей длинной полимерной рукой. — Харитон, мать твою, отпусти!
— Папа, пожалуйста, не надо! Не трогай его!
На удивление он послушал, убрал руку, но оставил Сергея в ловушке из полимера.
— Ты все такая же… Добрая, наивная девочка. Но… — папа стал так внимательно всматриваться в меня… Хотя нет, скорее сквозь меня. От этого мне стало не по себе.
«Выходит, это и есть тот самый массив информации, который разрабатывал дядя Дима… И папа стал его частью, потому что упал в его экспериментальную версию? Но тогда почему он черный, а не красный?»
«Потому что теперь я, мое сознание во главе всего! Во мне память и навыки всех, кто прошел полимеризацию», — раздался в голове незамедлительный ответ.
От неожиданности я мотнула головой, прогоняя прочь и голос и чувство, будто кто-то или что-то пыталось повлиять на мое тело и мысли.
— Чудо! — похлопал в ладоши папа. Хоть в его голосе и слышались эмоции, но какие-то нечеловеческие. А можно ли вообще реакции разума назвать эмоциями? — Мои догадки оказались верны. Вот только… все могло решиться намного раньше, если бы не Дима.
— Где дядя Дима? Что опять между вами произошло?
От этого вопроса папа весь задрожал от ярости.
— Конечно! Как же ты не вспомнишь про своего драгоценного дядю Диму?! А вот нет его теперь! И все его знания во мне! Вот так я и узнал, что ты не погибла в том пожаре, и что твоя мама…
— А, ты о ней вспомнил?! — теперь уже взорвалась я. — Где ты был, когда ей стало плохо? Почему на похороны не пришел? Да потому что твоя… долбанная наука была тебе дороже нас! Всегда! — меня буквально прорвало, левая рука сама потянулась к правому рукаву, я пару раз потянула ткань, желая оторвать. Потом бросила это дело и просто закатала рукав, открывая шрам от лазера. — Полюбуйся! Нравится? Твоя работа! Вся моя правая сторона так выглядит. Я после похорон пришла к тебе за утешением, ты как никогда был мне нужен, а ты… ты… — слезы уже градом стекали по щекам. — Ты бросил меня в огне! Сам же его устроил… Зачем, папа? Зачем?
— Так было нужно. Я должен был убедиться… Ты вскоре все поймешь. Задавай вопросы, ищи ответы в местах из прошлого. Помнишь же эту нашу игру? Я не просто так ее для тебя придумал. Ты умная девочка, Ира, дочь ученого. Ты…
— Нужно? Для чего?! — половине слов я не придала значения. Все внутри жгло от боли и обиды. — Для чего это нужно было, папа? Все во имя твоей гребаной науки?! Я думала… — голос совсем не слушался от всхлипов. — Когда дядя Дима сообщил, что твой эксперимент плохо закончился, и ты погиб, я три дня рыдала…
— Так ты скорбела?
— К… конечно… Ты же мой папа… Я… А ты на самом деле… — повисла пауза, было слышно, как слова эхом разносились по залу.
— Закончила истерику? К чему сейчас все эти слезы, Ира? — вновь безэмоционально поинтересовался полимер.
— Что? Что значит «к чему»? Я же… мы же… Папа, — весь макияж точно остался у меня на щеках черными дорожками, но меня это мало волновало, — неужели ты никогда в своей жизни не любил нас? Ни маму, ни меня?
— НЕ СМЕЙ ТАК ГОВОРИТЬ! — только в этой одной фразе я услышала больше человечности, чем за все время нашего странного разговора. Папе, видимо, от этого стало плохо, он даже отозвал ту часть полимера, что держала Нечаева.
В этот момент в кабинет Сеченова ворвались агенты отряда «Аргентум». Без предупреждения скрутили меня, Сергея, открыли огонь по полимеру черного цвета, но тот лишь слегка дергался, когда пули попадали в черную плоть.
— Ищи ответы на Предприятии… — снова раздался в голове папин голос, больше похожий на тихое эхо. —
В прошлом… Вспомни… Человечество не желает развития, только комфорта и удовольствий… Оно не достойно столь ценного дара, как жизнь.
— Нет! Хватит! Не говори так! У нас же все было хорошо: мама, ты, я… Твои друзья, коллеги, Предприятие…
— Вспомни, Ира. И ты поймешь, что я прав. И вот тогда ты вновь придешь ко мне… И настанет «Вечность»!.. — и с этими словами черный полимер потерял человеческую форму и огромным шаром выпрыгнул наружу через панорамную стену, разбив стекло.
Дата: в ночь с 24 июня на 25 июня 1955 года
Кто: Ира
Кому: Ире
— Уже три часа длится допрос у капитана Кузнецова. Это знакомство затягивается, общение начинает утомлять.
— Товарищ Захарова, я попросил бы вас прекратить вести запись.
— Вы сами не забрали у меня щебетарь, когда привезли сюда, капитан. Так что… К тому же, наше общение и правда начинает меня утомлять. Сколько мы с Сергеем тут еще пробудем?
— Столько, сколько я сочту нужным. Ну, или до тех пор, пока вы не расскажете, что на самом деле произошло в кабинете академика Сеченова.
— Я уже все сказала. Добавить нечего. Поверьте, капитан, я знаю не больше вашего. Я только два дня как вернулась в СССР и…
Капитан, кстати, молодой мужчина, немного старше меня, но с весьма отталкивающей внешностью, тут же оживился, выпрямился на стуле. Его мелкие поросячьи глазки заблестели.
— Так-так… А вот с этого места поподробнее. Каким образом вы выехали за пределы страны, обойдя КГБ и прочие инстанции? Как долго пребывали в чужой стране? В какой именно?
От всего этого фарса в перемешку с допросом меня буквально начало тошнить. На языке завертелось столько язвительных колкостей и замечаний… А может, все это были последствия встречи с папой? Да, я очень сильно злилась, старая обида вспыхнула с новой силой, и в тоже время было радостно от того, что папа все-таки оказался жив…
— Товарищ Захарова! Вы слышали мои вопросы? Отвечайте немедленно! — для пущей острастки капитан «Аргентума» стукнул по столу.
— Я все прекрасно слышу, капитан. Просто… просто думаю, на какой вопрос отвечать первым.
— Шутите? — Кузнецов явно начал терять терпение.
— Да какие уж тут шутки, товарищ капитан! Что вы! Начну, пожалуй, с последнего. Вы записываете? Последние семь лет я прожила в союзном Китае. И я не обходила КГБ или какие-то другие инстанции, меня там просто не было. Академик Сеченов лично распорядился, чтобы вы, то есть «Аргентум», вывезли меня из страны. А вот причина мне неизвестна. Потому что я находилась в кислородной капсуле. В Китае мне провели операцию по пересадке кожи.
— Ох, какая трогательная история, товарищ Захарова. Ирина, — что-то мне не понравилось, как он поправил себя, обращаясь ко мне. — Но кое-что не вяжется: Дмитрий Сергеевич — сам прекрасный нейрохирург, вам это хорошо известно, к тому же у него имеется целая команда врачей, роботов-ассистентов. Что же, он сам не смог бы провести операцию? Зачем ему отправлять вас в чужую страну, пусть и союзную? Кроме того, он — наш непосредственный начальник, поэтому обязательно бы сообщил нашему капитану, что нужны агенты для такой миссии.
— Вы задаете правильные вопросы, капитан. Я с этой целью и приехала, чтобы сама их задать Дмитрию Сергеевичу. Но, увы…
— Кто из агентов вас перевозил?
— Боюсь, — вздохнула я, — этих агентов уже нет. Ну, то есть физически они есть… Почти. А вот морально и умственно…
— Имена! Или позывные! — боже, голос Кузнецова точно напоминал визг свиньи в моменты приступов гнева. Такой, как будто ее режут.
— «Плутоний» и «Блесна». Сергей и Екатерина Нечаевы. Довольны? И прошу, прекратите повышать на меня голос, вы все-таки с девушкой разговариваете.
Ох, кажется, зря я об этом напомнила, потому что Кузнецов на меня посмотрел, как зверь, готовый… Вот почему назвал по имени! Глаза мои расширились от ужаса. А капитан тем временем встал из-за стола, медленно обошел его, не сводя с меня глаз, даже как-то недвусмысленно провел по столу пальцами, будто проверяя на наличие пыли.
— Иначе… — голос предательски дрогнул, но я тут же взяла себя в руки, вся напряглась, как струна, готовая защищаться. — Иначе, я больше ни слова вам не скажу. И хоть запытайте до смерти, голодом морите, ничего не скажу!
— А ты, оказывается, кроме того, что красивая, еще и смелая. Или скорее дерзкая, непокорная. Совсем как ваш покойный отец. Работать бы ему и работать, но нет, захотел большего, возомнил себя выше настоящих гениев…
— Не смейте!.. — я было вскочила со стула, но тут же тяжелая и мощная рука капитана схватила меня сзади за голову, пальцы буквально впились в волосы, запутывались в них. И с чего я взяла, что что-то смогу противопоставить человеку с военной подготовкой? Да он меня как соломинку может переломить! — Что вы делаете? Не трогайте меня! Эй, кто-нибудь! Сергей!
Кузнецов второй рукой прикрыл мне рот, прижал пальцы до боли.
— Не кричи. Тут кроме нас никого нет. Остальные слишком заняты новым экспонатом. Сначала роботы-близняшки академика, и теперь вот Нечаев, — капитан громко хохотнул, как будто хрюкнул. — Батя мой-покойничек рассказывал, как этот оптимист его раздражал, как ему все в отряде в рот смотрели, его, простого солдата слушались охотнее! Но жёнушку профукал, сам из Болгарии по кускам вернулся… А что щас с этим медведем стало? Смурной ходит, смотрит на всех, будто инопланетян увидел.
— Хорошо, вы про Сергея вспомнили. Только троньте меня, он вашу свинячью голову голыми руками оторвет!
— Да ну? — резким движением Кузнецов повалил меня на стол. — Проверим? — крепко держал руки, чтобы я не могла царапаться. Тяжелое мужское тело буквально вдавило меня в столешницу. Даже через одежду чувствовала его жар! Но от него было также мерзко, как от холодных, мерзких пальцев Ласточкина.
В следующую секунду сознание будто отделилось от тела, словно клетка, и полетело куда-то назад, в прошлое.
***
Зима 1946 года. Театр имени Майи Плисецкой.
— Дима, я решительно не понимаю, зачем мне?..
— Слишком много времени ты проводишь за работой над «Восходом», мой друг. Иногда нужно и отдыхать. К тому же, в новой постановке будут участвовать наши пионеры. Уверен, что и Ира…
— Нет! Я запретил ей.
Сеченов остановился как раз у служебного входа за сцену театра. Вокруг еще слышались стук молотков, туда-сюда сновали люди и роботы.
— Харитон, зачем? У твоей дочери такой талант…
— Пусть так. Но если худруком театра ты утвердишь этого… Ласточкина, — на лбу Захарова появились складки, а глаза за секунды почернели. Такой его взгляд морально уничтожал любого человека, его подчиненные это прекрасно знали.
— А что с ним не так? Степан приехал из культурной столицы, понимает, как нужно делать спектакли. Ну, выглядит слишком пафосно, порой в открытую подлизывается, но и только. Да и кто из наших сотрудников не выслуживается переде начальством?
— А приставать ко всем девушкам в театре — это тоже черта жителя культурной столицы? — у Захарова даже рот скривился. — А насчет подхалимов… Впрочем, тебе виднее, Дима. Но мне он не нравится, и поэтому моя дочь не станет здесь работать. К тому же… Ты же видел, как она засыпает во время показа балета.
Сеченов тихо рассмеялся, вспоминая, как им пришлось будить девочку во время генерального прогона первого спектакля — балета «Короткое замыкание». Да, театр был еще в состоянии ремонта, но репетиции шли, при чем готовили параллельно несколько постановок. И вот после одной такой репетиции Ира и полюбила театральное искусство. И даже скучный, на ее вкус, балет не мешал этой влюбленности. Впервые испытавшая чувство влюбленности юная Захарова не замечала какие-то недостатков у предмета обожания. Не хотела покидать его. И несмотря на все старания отца девочка снова оказалась на сцене, ее мечта стать актрисой могла сбыться.
Но шанс предоставился только спустя год. Для новой постановки решили привлечь и молодое поколение, пионеров, чтобы расширить аудиторию зрителей. К тому же, Виктор Петров, как главный инженер, захотел проверить реакцию молодежи на работу роботов и как вообще они вместе будут смотреться на сцене. Пионеров отбирали путем конкурса: песня, танец и этюд. В жюри сидела сама Фаина Раневская! Ира очень боялась, что ее, как дочь ученого, работающего на «Предприятии 3826», да еще и в одной и главных, пропустят «по блату», но к счастью, этого не произошло. Мало ли Захаровых в Казахстане. Выступила она не лучше всех, но от души. Особенно удался танец: роскошные волосы летали во все стороны. А вот песню из знаменитого мультфильма «Бюро находок» жюри вообще забраковали, так как песня была простой и не соответствовала заданию.
— Где в этой песенке что-то патриотическое, а? Ирина, ты что же, невнимательно прочитала задание?
— Я читала внимательно. Но разве доброта в сердцах, чувство юмора и прочие положительные качества — это не портрет советского человека? Разве не с этой целью и создаются мультфильмы? Чтобы воспитать в нас эти самые качества? Лично я считаю, что да.
— Рановато тебе иметь еще свое мнение, — подытожило жюри, и Иру не пропустили до финала.
Но она не расстроилась, уверенная и радостная, что поступила так, как велело сердце.
— Будут еще конкурсы, еще шансы. Главное — не сдаваться!
— Похвальное рвение, деточка.
— Фаина Георгиевна! Извините, я кажется рассуждала вслух. Опять.
— Ничего, — улыбнулась Раневская и убрала прядь волос Ире за ухо, — творческие люди — они, мы такие… Хочу сказать тебе спасибо. Было приятной неожиданностью послушать песенку из мультфильма, в котором участвовала моя хорошая знакомая — Клара Румянцева. Чувствовать и находить правильные слова, чтобы достучаться до чужих сердец — это большое умение и серьезный труд, — актриса посмотрела по сторонам и вдруг выдала: — Не знаю, что ждет этот театр, но он сегодняшний — торговая точка. Контора спектаклей… Это не театр, а дачный сортир. Так тошно кончать свою жизнь в сортире…
— Боюсь показаться глупой, но… я не совсем вас понимаю.
— Со временем поймешь, девочка. А может и нет. Во втором случае окажешься умнее многих, умнее меня.
Едва только начались репетиции, одноклассница Иры слегла в больницу с ангиной. Нужно было срочно искать замену даже на такую маленькую роль — танцевальную. Тогда Виктор Петров, он тоже сидел в жюри, и вспомнил про Иру. Пионерка не могла скрыть своей радости — ее мечта сбылась! Начались репетиции. Опять же бегать на них Ире пришлось тайком, особенно от отца. Лариса помогала в этой авантюре маленькой подруге. Позже юная Захарова узнала, что они с Виктором влюблены друг в друга. Так она и стала почтальоном любви между молодым инженером и талантливым нейрохирургом, частенько передавала им записки друг от друга. Виктор был задействован в постановке с пионерами в качестве режиссера. Ласточкина такая мелочь мало интересовала.
— Помни, Ира, не давай своим эмоциям выходить за рамки сцены, в зал. Вот, — Петров наглядно провел рукой по краю сцены, — это предел! Они упираются в невидимую преграду. Пусть зрители сами тянутся к тебе, чтобы прикоснуться к происходящему. Так ты будешь держать их внимание. Понимаешь?
— Ну, более-менее… — на самом деле девочка уже еле на ногах стояла от усталости и эмоционального напряжения и совсем не понимала слов режиссера, но запомнила их на всю жизнь.
Виктору нравилось работать с Ирой, они понимали друг друга буквально с полуслова. Не то, что другие актеры и такие же победители конкурса. Последние вообще не понимали, почему Ира оказалась среди них, из-за чего во время репетиций часто случались и ссоры и издевки.
Как-то в зал вошел Ласточкин. Труппа как раз собиралась на обед, но Ира не пошла со всеми. Быстро перекусив, девочка попросила дежурного Рафика снова включить песню для ее танца и начала танцевать. В этом упорстве и полной отдаче делу она была вся в отца.
— Браво! — захлопал в ладоши Ласточкин и направился к сцене. — Вот, значит, какое юное дарование теперь трудится у нас на подмостках! А я, как художественный руководитель этого заведения, и не знал.
— Спасибо, Степан Ильич, — смутилась Ира. — Я… я просто…
— СтеФан Ильич, милая, — как можно ласковее поправил Ласточкин. — Ах, какие данные! Милые черты лица, руки, глаза с огоньком! А какие волосы!.. — все эти комплименты сопровождались прикосновениями. Ира пыталась от них отстраниться, но худрук театра тут же сокращал расстояние. А потом и вовсе не дал Ире возможности уйти в сторону, вынуждая уходить за кулисы.
— Пожалуйста, дайти мне пройти…
— О, какая вежливая. Прелестно. Уверен, ты произведешь фурор на сцене. Особенно, если доверишься настоящему профессионалу…
Перед глазами у Иры потемнело, мозг бездействовал, тело не слушалось. И тут она увидела, что в зал вошел Захаров!
— Папа! Папа! — звала его Ира, как утопающий цепляясь за эту соломинку-спасение.
Однако профессор просто поднялся на сцену и смотрел, как многочисленные руки Ласточкина обхватили Иру и потащили за собой в темноту, за стену из черного хлюпающего полимера.
«Видишь? Люди не хотят созидать прекрасное. Все красивое они стремятся лишь присвоить…»
***
Прийти в себя помог укол боли. Я закричала, что есть сил! Брыкалась, пытаясь вырваться из рук Кузнецова. Он явно не ожидал такого сопротивления, но и отступать от задуманного не собирался. Мой ор заглушил сигнал тревоги.
— Эй, паскуда развратная!.. Получи, собака!
Кто-то огрел капитана чем-то тяжелым по голове, и тот упал у стола без чувств.
— Ты как, цела? Не успел? — я быстро встала на ноги, поправляя платье. Вроде ничего не случилось. — Идем скорее, я выведу вас с Сережей отсюда.
В коридоре уже стоял Нечаев, вырубая бывших коллег.
— Хватит кулаками махать, зятек! Двигаем отсюда! Изба моя неподалеку припаркована!
