* * *
Руби смотрела на то, как Ребекка достает вещи из своего маленького чемодана, и не знала, с чего начать. В голове у женщины было столько вопросов. Она понимала, что не уснет сегодня, если не задаст их, но при этом ей не хотелось сделать неприятно Ребекке своим любопытством. – Ты знаешь, кто отец ребенка? – вполголоса спросила тетя. – Знаю, – кивнула Ребекка, – зря дядя сказал про ружье. Он хороший молодой человек. Из-за него я поехала в Лондон. Ответ племянницы немного успокоил Руби, она боялась, что ребенок мог быть от того, кто нечестно обошелся с Ребеккой. – Какой срок? – продолжала задавать вопросы женщина. – Пять недель, – ответила девушка. Она понимала, какой вопрос тетя задаст следующим и чтобы ей не пришло озвучивать его вслух, добавила, – я решила его оставить. Руби кивнула, и подошла к Ребекке, которая снова начала плакать. – Я надеялась, что начну новую жизнь, и сразу после Лондона я поехала в Нью-Йорк к друзьям, думала, устроюсь в какой-нибудь бар, чтобы там выступать, – Ребекка обреченно пожала плечами, – а неделю назад я узнала, что уже нигде и никогда я выступать не буду. – Да кто тебе сказал? – спросила тетя. – А кому я буду нужна с ребенком? – задала встречный вопрос девушка. В ее голосе было столько боли, что Руби едва сама не расплакалась вместе с ней. – Теперь о мечтах можно забыть. Музыка в прошлом, придется пойти на ту работу, которая сможет прокормить и меня, и ребенка. – Милая, мы всегда рядом и обязательно поможем, – Руби аккуратно подняла лицо Ребекки на себя, – а Билл так отреагировал потому, что переживает за тебя. Но уверена, что он со временем смягчится. Ребекка кивнула и вытерла слезы. – Ты уже сказала отцу ребенка? – задала следующий вопрос тетя, увидев, что Ребекка отрицательно мотает головой, она решила высказать свое мнение. – Надо сказать, он имеет право знать. – Я решила, что больше никогда его не побеспокою, – просто ответила Сойер. – Он что же, такая важная птица, – рассмеялась женщина, – что его нельзя беспокоить. – Он музыкант в известной группе. Если он узнает, что у него будет ребенок, он может все бросить и приехать сюда. А я не хочу, чтобы он оставил карьеру ради меня, без группы он совсем зачахнет, – девушка сделал небольшую паузу, – а возвращаться в Лондон мне нельзя. – Ах, Ребекка, – покачала головой Руби, – он, должно быть, достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения и отвечать за них. Скажи ему, и кто знает, вдруг у вас еще все может быть хорошо. Слова тети будто вселили в душу Ребекки надежду, она уже успела пожалеть, что порвала номер Роджера, но зато у нее был его адрес, на который она могла прислать письмо. – Я ему напишу, – приободрившись, сказала девушка. – Вот и славно, Билл отвезет, – улыбнулась Руби, – а то до ближайшего почтового ящика несколько миль. Да, такая у нас глушь, но скажи спасибо, что хоть электричество есть. Женщина уже хотела оставить племянницу и выйти из комнаты, как остановилась у самой двери. – Родителям скажешь? – Нет, – грустно ответила Ребекка, – когда в восемнадцать я ушла из дома, они предупреждали меня, что мое увлечение музыкой приведет меня либо к передозу, либо к беременности. Не хочу, чтобы они поняли, что оказались правы. Пожелав племяннице доброй ночи и еще раз сказав, что все будет хорошо, Руби закрыла за собой дверь и спустилась на первый этаж. Билл все так же сидел за столом, закрыв голову руками. Он не думал, что все это закончится так, было видно, как мужчина переживает за племянницу. Он не очень хорошо умел выражать свои эмоции, и часто от этого страдали другие люди, но Руби как никто понимала его тогда, когда остальные могли обидеться. – Как она? – спросил Уильям, когда услышал шаги позади себя. – Вроде держится, – женщина пожала плечами, – Ей сложно, это понятно. Но она сильная, ты же знаешь, справится. – Она сказала, кто отец? – сухо спросил Билл. – Она решила, что будет делать? – Решила. У нас есть время подготовить детскую, – на лице женщины промелькнула улыбка. Где-то глубоко внутри она даже была рада, что Ребекка приняла именно такое решение. – Сказала, что напишет письмо отцу ребенка, так что завтра съезди до почтового ящика. Это какой-то музыкант, известный. – Пф, известный музыкант, – выражение лица мужчины вмиг изменилось. – Как будто Ребекка ему нужна. Уверен, что он просто воспользовался ее доверчивостью. Видимо, тот еще мерзавец. Руби всегда предпочитала видеть в людях только лучшее, конечно, часто это выходило ей боком, но она не переставала верить в то, что хороших людей гораздо больше, чем плохих. Так и в этом случае она надеялась, что парень действительно хороший, раз ее племянница переехала на другой материк ради него. – Ты же его не знаешь! А Ребекка говорит, что он хороший парень, я ей верю, – Руби не хотела думать о том, что кто-то мог поступить с ее племянницей таким образом. – Сама посуди, а чего она тогда приехала, а не осталась в Лондоне, если все так замечательно, – начал рассуждать мужчина. – Она говорит, ей нельзя было там оставаться, – протянула задумчиво женщина, Руби только сейчас поняла, как странно все это звучит. – Видимо, у Ребекки там были какие-то проблемы, с которыми этот хороший парень помочь не захотел, – Билл был в шаге от того, чтобы самостоятельно не поехать и не начать искать этого таинственного известного музыканта. Руби же почувствовала, что ее муж может быть прав. Что если, и правда, не стоит доверять этому парню, а они со всем разберутся и сами, Ребекка всегда справлялась с трудностями, а с их с Биллом помощью у племянницы точно все будет хорошо. – Ты как знаешь, но я не хочу, чтобы моя племянница унижалась перед такими парнями и просила их о чем-то, – Уильям резко встал из-за стола. – Но ты же понимаешь, что ребенку нужен отец, – Руби посмотрела в глаза мужу. – Да, но не такой, – дядя повысил голос, но вовремя осекся, подумав, что Ребекка может его услышать, поэтому продолжил почти шепотом, – Мы сможем позаботиться о Бэкс и помочь ей с ребенком, мы справимся сами. Лучше пусть она сейчас поймет, что с этим музыкантишкой ей не по пути, чем потом ей будет еще в тысячу раз больнее. Руби понимала, что в этом споре ей не выиграть, да и доводы мужа были довольно вескими. Если Ребекка будет всю жизнь ждать чуда и надеяться, то ей будет в сто крат больнее, так пусть лучше она разочаруется в парне сейчас и быстрее обретет свое счастье без него. – Ладно, завтра Ребекка отдаст письмо, делай с ним, что хочешь, но только чтобы я этого не знала.* * *
Ребекка спустилась к завтраку в очень хорошем настроении в сравнении с тем, что было прошлым вечером. Первым делом она поцеловала дядю с тетей и отдала письмо, которое написала накануне. – Вот письмо, Руби сказала, ты можешь его отправить, – Сойер обратилась к дяде. – Да, отвезу сразу после завтрака, – Билл с улыбкой ответил племяннице и сразу перевел взгляд на жену, которая все еще не была полностью уверена, что то, что они делают, правильно. – Садись за стол, – Руби налила девушке чай и поставила перед ней тарелку со свежеприготовленной яичницей. По щеке девушки стекла слеза, когда она увидела перед собой яичницу, она сразу вспомнила ту попытку Роджера приготовить ей завтрак. Ребекка быстро вытерла слезы, пока никто не заметил, что она плачет. Ей уже было не так тяжело, а осознание того, что Роджер обо всем узнает хотя бы из письма, заставляло ее верить в лучшее. – Не забудь конверт, – Руби обратилась к мужу, когда увидела, что тот встает из-за стола. Билл взял письмо и, попрощавшись со всеми, вышел из дома. Сев в машину, он на секунду задумался, что не знает, как лучше поступить. Мужчина терпеть не мог врать родным, но и позволить племяннице снова пострадать от этого Роджера Тейлора, имя которого было указано на конверте, он тоже не мог. Подумав о том, что он разберется по дороге, Уильям завел мотор машины и поехал в сторону почтового ящика. Всю дорогу его терзали сомнения, но в конце концов, проехав без малого три мили, он остановился на обочине, достал зажигалку из бардачка и вышел из машины. Билл еще раз посмотрел на письмо и, представив, как его получатель может сделать больно любимой племяннице Бэкс, он поджег конверт.* * *
Дни в доме Сойеров тянулись очень медленно. Ребекка чувствовала себя плохо, все ее мысли были только о Роджере и том, что будет, когда он получит письмо. Через пару недель после того, как Билл забрал конверт, Ребекка, за неимением других развлечений, дежурила у входной двери, чтобы, как только придет ответ из Лондона, первой открыть дверь почтальону. Но прошла неделя, после нее еще одна, и Ребекка заподозрила неладное. Она написала еще одно письмо на случай, если первое затерялось по дороге и не дошло до адресата. Через месяц еще несколько. Дядя беспрекословно брал все письма, что Ребекка ему передавала. Сойер жила только мечтами о том, как однажды утром, когда она меньше всего будет ожидать, на пороге возникнет Роджер, чтобы забрать ее с собой, и больше никогда не оставит ее одну. Он прижмет ее к себе и сотрет слезы с ее лица, потому что Ребекка не сможет не расплакаться, когда увидит Тейлора. Девушка верила, что музыкант будет рад ребенку и у них получится прожить вместе долгую, счастливую жизнь. Просто сейчас нужно дождаться Роджера, он не может не приехать. Он обещал, что не оставит ее. Глядя на то, как с каждым днем Ребекка становится все более бледной и измученной переживаниями, Руби успела пожалеть, что сначала сама предложила девушке написать отцу будущего ребенка, а потом поняла, что не доверяет мужчине, который отпустил Ребекку обратно домой. Если бы он действительно ей дорожил, то отыскал бы способ быть рядом с девушкой. Зимой Ребекке стало еще хуже, она почти ничего не ела и редко выходила из дома. Днем она ждала любых вестей от Роджера, ночью ворочалась и не могла уснуть, прислушиваясь к шуму за окном. Ей казалась, что вот сейчас она услышит шаги на крыльце и стук в дверь. Но этого не случалось, и она просто забывалась сном, в котором ей уже ничего не снилось. За зимой пришла весна. В один из первых дней марта девушка поняла, что больше она не может жить в постоянном ожидании. Проведя рукой по уже достаточно округлившемуся животу, она подумала о том, что теперь ей нельзя позволять себе растворяться в своем горе без остатка. И когда малыш появится на свет, она хочет дать ему столько любви, чтобы хватило за двоих – за нее и за Роджера, которого нет и уже не будет рядом. Сойер перестала задаваться вопросом, почему она стала не нужна Тейлору. После мучительных месяцев она поняла, что едва ли найдется тот ответ, получив который, она почувствует себя лучше. Девушка вспомнила о том письме для Роджера, в котором она просила отпустить ее. Вспомнила и горько усмехнулась. – Отпусти и ты, Ребекка, – сказала она самой себе и, стерев слезы, бросила в камин последнее письмо для Роджера.* * *
1990 г. Нью-Йорк. Когда дверь распахнулась и в кабинет быстрым шагом вернулась Ребекка, Роджер рассматривал фотографии с выступлений и грамоты, которые были развешаны на одной из стен. Звук открывшейся двери в полной тишине заставил его вздрогнуть. Ребекка Джонсон была красная после состоявшегося разговора, отголоски которого Тейлор слышал, но смысла отдельных фраз разобрать не мог. – Сколько лет твоему сыну? – тут же спросил Роджер, серьезно посмотрев в глаза Джонсон. Его мучили чудовищные сомнения, он был уверен, что сам прекрасно знает ответ на свой вопрос, но ему нужно было удостовериться, что он все правильно понял. Вглядываясь в лицо Ребекки, он заметил на нем ухмылку. – Моему? – с насмешкой уточнила женщина, а потом рассмеялась. – Ах, ну хорошо… Моему сыну четырнадцать. Роджер почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. – Это мой ребенок? – прямо спросил музыкант. Ребекка прищурилась, она была уверена, что Тейлор в курсе всего и просто в свойственной ему манере задает глупые вопросы. Но серьезное выражение лица Роджера смутило женщину, она вглядывалась в лицо барабанщика, надеясь, что сейчас он улыбнется и скажет, что забыл или просто так шутит над ней. Но он продолжал сверлить ее взглядом, напряженно ожидая ответа. – Ты получал мои письма? – спросила Ребекка упавшим голосом. Ей в голову пришла мысль, о которой она раньше не задумывалась. – Только то, что ты оставила для меня в Уилмингтоне, – Роджер нахмурился и помотал головой. – И больше ни одного за все время. Ребекка закрыла ладонью рот и, опершись о рядом стоящую парту, бесшумно заплакала.