Blood Rush (Прилив Крови)

Далила Валеска ненавидела свое имя. Конечно, многие подумали бы, что она ненавидела тот факт, что ее имя относилось к искусительнице, которая обманом заставила Самсона рассказать ей о его слабости и его грозной силе. О, это потому, что это библейское имя, вот почему она его ненавидит. Нет. Это не так. Это не было причиной. Вся «Еврейская Иезавель», казалось, идеально подошла ей в Цирке Хейли в роли провокационной 18-летней танцовщицы с огнем. Без сомнения, её наряды привлекали любопытные взгляды мужчин постарше и юношей, только достигших половой зрелости. Казалось уместным, что её имя было незаконно соблазнительным, поскольку она привлекла большую часть толпы в своей увертюре, чтобы вызвать у ничего не подозревающей толпы трепет и волнение. Одно из многих действий, приносящих прибыль, которая позволяла Цирковой семье продолжать шоу, а выступления повышали доход. Итак, Далила ценила свое имя только в том, что касалось работы. Может быть, она ненавидела свое имя из-за песни «Hey There, Delilah»? Нет. Она ненавидела свое имя не из-за песни, посвященной сбежавшей красавице. Несмотря на то, что пьяницы и качки отвратительно пели хором, Далила сочла эту песню довольно живучей и удостоила чести услышать ее в невинной рифме. Пол Цицерон назвал их дочь Далилой в надежде, что если бы он назвал её в честь её матери, это сблизило бы Лайлу с ним из-за неудачных отношений. Он подумал, что Лайла была бы удостоена чести, как человек…не так ли? Он думал, что Лайла полюбит его больше, и, в случае чего, она полюбит Далилу. Не повезло. Их любовь так и не пришла, даже когда её братья-близнецы Джером и Джеремайя родились годом позже. «Блудница, шлюха, Иезавель, бродяга и проститутка» были любимыми прозвищами Лайлы, которые она использовала для своей не совершеннолетней дочери. Ещё до того, как Далила начала истекать кровью, Лайла называла девушку не чем иным, как дразнящей шлюхой. «По крайней мере, я их не обманываю», — говорила она Далиле после удачного танца с огнём. Как восьмилетняя девочка могла возбудить людей? Далила предположила, что свирепые обзывания Лайлы были вызваны ревностью… но это не сделало их менее обидными. В то время как Джеремайю лелеяли как математика и архитектора, к которому Лайла относилась с искренней теплотой, Джером и Далила отошли на второй план в привязанности своей матери. Джеремайя даже никогда не предавал большого значения цирку. Джером участвовал в качестве рабочего на сцене, а Далиле было суждено взять на себя роль танцовщицы с огнём, как только она научилась ходить. Можно было бы подумать, что мать была бы в восторге, что её дочка научилась крутить огненные ленты вместо того, чтобы считать до пяти или учить алфавит. Но нет, это старая карга. Произошло несколько несчастных случаев. А затем, посреди ночи, Джеремайю отослали для его безопасности, а Джером и Далила заняли места в первом ряду под волной эмоционального и физического насилия. Посыпались обвинения: «Джером пытается убить меня, он пытался поджечь меня. Далила знает, она знает. Но она ничего не скажет. Я знаю, что она в этом замешана.» Из-за жалоб Джеремайи его отослали, и это, казалось, дало разрешение Лайле и всем остальным, кого она впускала в трейлер, выбивать дерьмо из Джерома и орать на Далилу… Цирк, хотя и поклялся, что позаботится о своих, проигнорировал горькие крики и сердитые вопли из дома-трейлера Валесок. Можно было слышать, как Далила и Лайла в ярости кричали друг на друга, как разбивалось на осколки стекло, как вещи кидались и ударялись о стену. Всё это время другой набор голосов — нынешний любовник Лайлы и Джером — эхом раздавался из-за избиений и ругательств, происходивших на противоположной стороне трейлера. Когда избиения становились все хуже, Далила пыталась встать между любым из парней Лайлы и Джеромом. Когда он становился настолько окровавленным, что не мог стоять. И худшее случилось, когда Лайла вытащила Джерома из трейлера, оставив свою дочь с незнакомым мужчиной. Никто не стал говорить об этом, но Джером знал, что произошло, когда Далила в ту ночь почти ничего не сказала. Но, увы, Цирк попытался сделать всё «правильно». Либо они вышвырнут этого незнакомца с территории на который они находились, либо они снова переедут. Полицию не приветствовали, из-за того, что большинство карнавалов не были приняты обществом — даже бородатая леди проявила больше неприязни, чем можно было ожидать. Почему Далила ненавидела свое имя…? Посторонние люди бы не поняли. 18-летняя Далила Валеска. Рыжие волосы. Зеленые глаза… рецессивная черта от дорогого старого папы. Красивая. Но внутри она гниет из-за детства, полного пренебрежения и унижения. Чувствуя себя меньше, чем есть, но темный разум убаюкивает фантазией о том, что однажды недостаток любви Лайлы десятикратно увеличится. Высокая и красивая, она с уверенностью носила еврейское имя Далила. Несмотря на свое прошлое и настоящее, она высоко держала голову, зная, что все, что её не убило, сделало её намного сильнее…и, возможно, более опасной. Нельзя сказать, что у неё не было шрамов. Её тесный контакт с огнём и летящими искрами был опасностью для танцовщицы с огнём. Иногда на неё падало всего несколько маленьких искорок. Иногда она зацеплялась босой ногой за одну из зажженных лент и была близка к смерти. Однако много практики и высокая переносимость боли сделали большинство шрамов лишь напоминанием о дилетантских ошибках. Каждый должен с чего-то начинать. Попытки Далилы воззвать к материнской привязанности давно прекратились. Когда кто-то назвал её «Лайла» в качестве прозвища, она съежилась и встретречала эту дерзость презрительным «Диди». 0 И так цирковая семья начала называть её Диди. Диди «Далила» Валеска. Джером стал таким же мертвым внутри, как и его сестра. Пусть Лайла бегает и будет шлюхой, которой она была. Эта сучка сильно увлеклась своими желаниями плоти и выпивки — отлично, оставайся пьяной и трахайся. Лайла, мелкая шлюха, предоставила только одну кровать, в их единственной комнате, для Джерома и Далилы. Когда они стали подростками, она сказала: «Нет смысла скрывать вас двоих. Ты и твой брат так же хороши, как те кого вы когда-либо найдете. Вы жалкая и пустая трата времени, моего времени.» Постоянное напоминание о том, что брат и сестра никогда не найдут никого, кого они могли бы быть достойны. Они искали компании друг в друге после ночей, которые оставляли их в синяках и избиениях. И они оба жаждали смерти Лайлы. Такие постельные разговоры были длинными, гипотетическими разговорами о том, что делать с матерью. Могут ли они сжечь ее? «Простая моя оплошность», — как-то вечером небрежно упомянула Диди Джерому. Вероятно, они могли задушить её, её собственной подушкой во время одной из её отключек. Любой бы поверил в это, я бы поверил. Подумал Джером, когда храп Лайлы затмил все другие мысли о том, чтобы быть хорошим сыном. Но Цирк позаботиться о своих. Убить значит быть убитым. И изгнанным. Но однажды что-то изменилось между братом и сестрой. Одиночество встретило утешение. Отсутствие любви со стороны родителей было заменено любовью другого рода.