Рыжий волчонок

Конечно, за ними пришли уже на утро, этого и следовало ожидать от людей, способных отыскать должника даже под землей. И естественно ни одна живая душа во всем цирке не знала ничего ни о рыжем пареньке, ни о его бледной подружке на низком каблуке. Вещи были убраны, спрятаны, а ребята, словно мышата, притаились в одном из фургонов для лошадей. Страшные люди в шляпах и пиджаках опросили каждого, но, вот незадача, ни одного актера, даже смутно схожего ни с Джеромом, ни с Элишей не нашлось. Досадным упущением генетики оказалось и то, что Лайла была брюнеткой, жгучей, словно ночь, а еще большим упущением стало то, что один из приходивших остался с ней в фургоне. Об этом стало известно только на следующий день, когда цирк быстро свернул свои разноцветные купола, снял со столбов флажки, и процессия тронулась, стремительно покидая город, что вместе с окрестностями теперь попал в список мест, которые будут лишены нового турне. Элиша не сомневалась, что ее видели с лошадью не раз и не два, но все же верила в то, что если информация о несчастном убитом нигде не всплывет — ничто не будет им угрожать. Отчасти она была права. Руки марать за просто так мало кто стал бы даже в Готэме, что уж было говорить о соседних с ним городах. — …ненавижу, — хмурый Джером, решивший ехать вместе с Элишей и лошадьми, ведь из фургона она слишком боялась выбраться, будучи развалившимся на сене, был похож на рыжее пугало в своей уже синей рубашке в неаккуратную полоску, — их всех. — Ненависть опаляет, — лежащая рядом с ним девочка лишь тихо зевнула, устало отворачиваясь — ехать было еще долго, может, день, а может и два, главное, что все обошлось, и теперь они были в безопасности. — Может, только благодаря твоей матери нам дали вольную, понимаешь? Это… правда жизни, она… — Да знаю я эту правду, — стиснул парнишка зубы, — теперь слушать ее визги сутки напролет, что «ну я же так старалась Джеро-о-ом!» — Прости. Я плохо бегаю, еще и то чертово платье, — Элиша вздохнула, покачав головой, а какая-то лошадь тихо фыркнула, нетерпеливо топнув копытом. — Не стоит извиняться, ясно? Не надо этих постоянных извинений. Твои «хорошо» и «прости» у меня уже здесь, ага? — он приподнялся на локтях и чиркнул себя по горлу кончиками пальцев, зная, что девочке даже не нужно смотреть, чтобы понять этот жест. — И никаких «поняла». — …тогда я буду молчать, — ответила она, сонно жмурясь, — мы ведь выбрались. Твой цирк прикрыл нас, и… — «И все могло бы быть хуже», да-да-да, — Джером тряхнул собеседницу за плечо в бессилии, чтобы после вновь упасть рядом с ней, принявшись перебирать ее светлые волосы, будто они были частью этого странного сеновала, — просто не двигайся. — Не двигаюсь. Их взаимодействия были по-особенному милы, пускай и непонятны привыкшим к однозначным проявлениям чувств цирковым. Кажется, все они были сторонниками плотских наслаждений, особенно — Лайла. Говорить о ней было смерти подобно, словно шептать о дьяволе. Элиша жмурилась, тихо посапывая, пока колеса стучали, и они ехали вперед, гонимые ветром, страхом и ожиданием тяжелого разговора, а ему точно было суждено произойти. В конце концов, директор не был бы директором, если бы не мог держать всю свою стаю в ежовых рукавицах. На привал остановились затемно, когда только наступил вечер, и Джером растормошил девочку далеко не сразу, предпочитая поваляться рядом в заунывной тишине. Ему явно было жаль, что пришлось столь позорно бежать, что он не смог сделать ничего для того, чтобы отвести беду от своей «семьи», чтобы отвести беду от Элиши, которую он самонадеянно повел за собой в еловый лес. — Вставай, засоня. Жрать пора, — усмехнулся рыжий, когда спящая искоса глянула на него мутным взглядом. — Нас позвали?.. — Нет, но я думаю, что скоро позовут. Давай, приводись в порядок, у нас привал. — Джером расселся на сене, глядя перед собой. Лошадей рядом уже не было — их выводили на прогулку первыми, чтобы не тратить сено. — Я уже в порядке, — Элиша зачесала пальцами назад светлые волосы, кое-как поднявшись, а после двинулась мимо него на выход, чуть пошатываясь — ее знобило, — как думаешь, сегодня нас выпустят из фургона? — Пустят, пустят, куда денутся. Я все одно к мамаше не пойду. — Тогда нужно взять у Пола плед, — протянула девочка, спрыгнув вниз, а Джером проследовал за ней, чуть потягиваясь. Он покружился на земле, раскинув руки в стороны, будто дивный фокусник, и остановился как раз вовремя — к ним уже направлялся директор, которому рыжий и поклонился, пронаблюдав исподлобья. — Постарайтесь больше не попадать в такие неприятности, — просто сказал мужчина, замерев напротив них, — хотя бы не искать их. Мы все могли пострадать. — Мы просто гуляли, сэр, — ответил ему Джером. — …это правда, — согласилась с ним Элиша, все же вперив взгляд в землю, — мы просто решили пройтись по городу. — Лучше бы вам было ограничиться улицами. Не ищите проблем, особенно это касается именно тебя, Элиша. Твоя матушка слезно упросила меня взять тебя в труппу, но я не хочу, чтобы ты ее похоронила, — директор вздохнул, покачав головой, — или похоронила себя. — Все будет в порядке. Я обещаю, — пространно отозвалась девочка, сглотнув. Вот оно что… Нет, она конечно же знала, что все было именно так, но разве стоило это озвучивать? Кажется, подобные слова только породят еще больше вопросов — вот и навострили ушки всезнающие клоуны и акробаты, жаждущие новых подробностей. Но они их не дождались — Джером только утянул Элишу в сторону, теперь он свободно придерживал ее за руку, когда это было нужно, и отпускал, когда хотел. До границы разбитого лагеря девочка шла словно через густой туман, не замечая дороги, пока вдруг не наткнулась на чей-то тяжелый бок в яблоко — это была Марта. — А вот и ты… — тут же оказались позабыты все разговоры, и осталось лишь зарыться пальцами в волнистую гриву, зажмурив глаза. — Что случилось с тобой в Готэме? — прозвучал в спину самый ожидаемый вопрос из всех, но она не стала отвечать, вместо этого только перевязав несколько синих ленточек. — Эли? — Ничего, о чем бы стоило говорить. Оно не со мной произошло, понимаешь? Со всем городом, — щебетнула девочка спустя несколько секунд, не оборачиваясь, уж лучше было говорить в мягкую шерсть, — со всеми нами. Эта… чертова паранойя. Паранойя. Самое подходящее слова для описания того, что вдруг нахлынуло на ее матушку. — Знаешь, я тебе немного завидую, — продолжила она, щупая каждое слово языком, словно пробуя на вкус, — ты… у тебя отец — герой! Он плавает в море, он заберет тебя, он особенный. А мой отец даже не знает, что я есть. А если бы знал… я не думаю, что ему бы это понравилось. Как это вообще может понравиться?! — Что, «это»? — рыжий коротко вздохнул, кажется, и вовсе ее не понимая. — Все, «это», — ответ получился еще туманнее, — все! Он — мафия, Джером, совсем как те люди из леса! И я все время теперь думаю о том, что… если бы он был одним из них в этом лесу — он бы так же стрелял. Глупый, нанизанный на ниточку страх, пропущенный через себя, обвивший шею, будто удавка, прижавший к земле. Марта коротко ткнулась мордой Элише в плечо, а потом рядом с ее носом легла теплая ладонь, которая значила ничего и одновременно с этим — многое. — Может, это и к лучшему, а? Чем если бы твоя матушка каждый день наглаживала ему рубашки для очередного «подвига»? Пока твой мафиозный родитель о тебе не знает, вам обоим с ним спится крепче. Вот и пусть дрыхнет, — Джером качнул головой, задумчиво потрепав девочку по волосам, — а мы тут будем в цирк играть. — И выиграем, — невольно прыснула Элиша. — Ага, точно, выиграем, — легко согласился с ней рыжий. Он не особо умел поддерживать кого-либо, в конце концов применять этот навык приходилось лишь в далеком, уже и позабытом детстве, но в то же время слова его подкупали своей искренностью и легкой неловкостью. Опять сосиски, утащенные от общего костра, Пол, сердито сверлящий Элишу взглядом, когда она пришла забирать плед — Джером предпочел остаться снаружи и покурить, отчего-то лишний раз соваться к Сисеро ему не нравилось, только при острой необходимости. Спорить с ним не было никакого смысла — девочка могла спокойно все нужное достать сама. Взяли несколько яблок у лошадей, убрались подальше к полю. Стоянка оказалась рядом с бегущей веревочкой ручейка, и распаленный костер в таком месте смотрелся естественно и, можно сказать, необходимо. Пахло водой, жареными сосисками и дикими травами, когда, нанизав все добытое на шпажки, Джером и Элиша принялись за готовку, словно маленькие дети, впервые выбравшиеся вместе на загородный отдых. Только у них все это было по-настоящему. — Если и через это поле кто-то решит труп протащить — я точно за себя не ручаюсь, — посмеялся рыжий, явно все еще уязвленный, — надеюсь, что эти твои… «Готэмские духи» не будут преследовать нас настолько буквально! — Не будут, — улыбнулась ему девочка, то и дело прислушиваясь к мерному журчанию воды, — куда им до нас. Страх пускай и не ушел до конца, но — притаился, свившись на дне желудка змеей с зеленящейся чешуей, и теперь оставалось лишь не подкармливать его — и тогда все будет по-старому, если можно считать за «по-старому» десять или чуть больше дней. Элиша могла позволить себе такую роскошь, а потому лениво слушала истории Джерома, которые тот начал травить, пересказывая сюжеты многочисленных прочитанных им книг, и пила чай — сосуд под него они тоже умыкнули, искренне понадеявшись, что никто не хватится старого железного чайника. Не прогадали. Никому он в эту ночь не был нужен. После долгих разговоров ни о чем их ждал сон под звездами, уже привычно — рядом, но при этом на расстоянии вытянутой руки, которого хватило ровно для того, чтобы на девочку накинули прихваченную из фургончика Лайлы джинсовку. Нет, ребят все еще нельзя было назвать друзьями, и отыскалось новое, емкое слово, которое могло бы описать их взаимоотношения. Союзники. Словно объединившись против целого мира, они теперь дремали рядом, прислушиваясь как друг к другу, так и к далекому смеху из лагеря, журчанию воды, легким напевам птиц — под истории легко было засидеться до самого утра. И Элише во сне вновь чудились его рыжие волосы, которые она никогда не трогала, а еще — аккуратные, но крепкие прикосновения ладоней к своим рукам и плечам, ведь это стало единственным, что действительно ее волновало. Этот слабый, устанавливающийся контакт. Потому, дождавшись, пока Джером заснет, привычно нечутко — он всегда спал как убитый, похоже, чтобы не слышать гостей матери, девочка повернулась к нему, накинув часть джинсовки, чтобы парнишка не замерз. В конце концов, он и правда что-то значил для нее теперь.