Рыжий волчонок

Недели ползли одна за одной, незаметные и неотвратимые, сменяя одни города на другие, поля на леса, реки на озера. Становилось холоднее, и скоро дремать на улице уже не представлялось возможным даже под десятью джинсовками. Теперь Джером вновь обитал в фургончике своей матери, становясь похожим на того волчонка, которого Элиша впервые повстречала около клетки Шивы, а именно так звали змею, в то время как сама она так и осталась подселенкой к Полу Сисеро, что относился к ней ровным счетом никак, но в то же время чуть мягче, чем остальные. Почему-то девочке казалось, что это напрямую связано с ее рыжим, как иронично цедила сквозь зубы Мартина, «кавалером». Но даже будь это связано с самим Господом Богом — Элиши это совершенно не касалось, ведь дневали они с Джеромом вместе, и он даже изредка научился показывать ей несложные фокусы, как-то смеха ради вытянув из кармана белого голубя. — Как ты это сделал?.. — она тогда погладила птицу по пернатой голове, восхищенно глядя на своего рыжего знакомого. — Ма-ги-я! — загадочно ответил ей он, посмеиваясь. Парнишка безусловно стал улыбаться чуть чаще, но его возвращение в фургон принесло проблему, которая казалась давно забытой — темные синяки, пьяные крики, разносящееся по всей округе имя «Джеро-о-ом», иногда повторяемое еще и злыми мужскими голосами. Не помыл посуду, не вытер пыль, не погладил одежду, не приготовил поесть, куча маленьких «не» шла цепочкой, отравляя жизнь рыжего, и Элиша ничего не могла с этим сделать, ведь никто не дал бы им личный маленький фургон. Да и разве стоило о таком вообще думать? Они же были детьми. В мыслях девочки не было ничего пошлого или даже романтического, скорее даже наоборот — глупое желание помочь. О чем думал Джером? Она не знала. Но, наверное, он был немного счастлив, показывая ей свои любимые места, бесконечно все демонстрируя и рассказывая, покупая в круглосуточных кондитерских на вырученные с представлений деньги сладости. — Мне страшно подумать о том, что скоро зима, — Элиша, кутаясь в милостиво отданную другом джинсовку, болтала ногами, посиживая на скамейке, пока он легко жонглировал найденной здесь же галькой. Легкий, радостный, с отбитым боком, и немного растрепанный — Джером был именно таким. — А чего это? Страшно… зимой можно на каток ходить, знаешь? Там уж точно не страшно! — он поймал очередной камень, крутанувшись на одной ноге и поклонившись ей, нарвавшись на аплодисменты. — Никогда не была на катке, — честно призналась Элиша. Теперь она не избегала его вопросов, пускай и не задавала своих. Как оказалось, рыжему было все равно, что она никогда не ела вафельных трубочек, не каталась на велосипеде, не ловила рыбу и не покупала новой одежды. А ей, соответственно, было все равно на то, что про него говорили в цирке, и девочка никогда не поднимала этой темы. Слухи жглись, будто угли, наполняя ее карманы. Кто-то уже успел посчитать девочку шалавой, а кто-то и вовсе решил, что у них что-то вроде подростковой влюбленности. Соответственно, Джером, по словам окружающих, резал и душил птиц, а еще он что-то сделал с собственным братом. Быть может, даже и убил. Элишу не волновали его скелеты в шкафу. — Значит, сходим, в следующем городишке как раз открывают его в начале зимы, — легко предложил рыжий, вскочив на скамью рядом с ней и выдернув из рукава ромашку, вновь кланяясь. Из него вышел бы великолепный фокусник. — Да как ты это делаешь?.. — она приняла «подарок», заулыбавшись, и почувствовала, что щеки подергиваются краснотой. Иногда неожиданные моменты вгоняли ее в стеснение, и Элиша совсем терялась. Прямо как сейчас, заводя цветок себе за ухо. — Легко и просто! Всегда хотел стать фокусником. Каким-нибудь… не знаю… великим Рудольфо! — Джером фыркнул, довольный своей идеей. — А то свое имя использовать как-то тупо, не находишь? — он присел рядом на корточки, оказавшись выше собеседницы на пару голов и приоперевшись ей рукой о макушку. — У тебя забавное имя. — И чем же оно забавное? — наклонил он голову, чтобы заглянуть Элише в лицо. — Ну… веселое. Оно тебе подходит как никому. Но Рудольфо звучит неплохо, ты ведь такой волчонок, — девочка легко поймала его за воротник, после потрепав по волосам, — обязательно будешь Великим. Я уверена. — Рад стар-раться! — его довольный голос перелился водой из руки в руку, и Джером спрыгнул вниз, за запястье потянув Элишу за собой. Парк, улицы, дома, круговорот асфальтированных дорожек и вновь — цирк. Они всегда успевали к самому концу представления, чтобы никто не успел их хватиться, и коротким росчерком кисти можно было нанести марафет. Джером нарисовал ей слезу угольным карандашом сам, а после им обоим пришлось идти на сцену, чтобы коротко поклониться. Директор, которого звали Нортон, все же оказался за то, чтобы Элиша вливалась в цирковую жизнь не только как ухаживающая за лошадьми, но и как полноценный элемент представлений. Быть может, ей и вовсе было суждено стать будущей помощницей в фокусах Джерома — и это было бы лучшим вариантом. Она не боялась сцены, любила внимание, но со своим другом сравниться не могла, тот словно жил чужими улыбками, все время то лихо кланяясь, то покручиваясь, то приподнимая край шляпы, которую непременно надевал для выхода на сцену. И людям он, что было нисколь не парадоксально, нравился! — Опять ты, сученыш, слинял! — лишь Лайла, отвешивающая сыну звонкую пощечину, трезвила Элишу и его самого. — Не лезь ко мне! — Я твоя мать! — она вцепилась ему в волосы, затолкнув в фургон, даже не оглядываясь на замершую неподалеку девочку, держащую в дрожащих ладошках тонкий стебель подаренной ей одним из ребятишек розы. Все было тщетно. Глупо было надеяться на то, что Лайла когда-нибудь одумается, а ввязываться с ней в конфликт было равносильно самоубийству, но почему тогда внутри все скручивалось так противно, словно Шива пробралась Элише в живот? Она на цыпочках скользнула к фургону, слушая крики внутри и понимая, что кажется, уже начала летать посуда. Что-то сделать было нужно, определенно было нужно, и змеиные кольца словно подбрасывали идею, когда девочка всмотрелась в зеленые узоры острой чешуи, коснувшись замка клетки обеими ладошками. Он был расшатан достаточно. — Лайла! Ваша змея!.. — спустя минуту Элиша ударила кулаком о дверь фургона сначала один раз, а потом еще пару, чтобы женщина услышала сквозь собственные крики ее голос. — Она уползла! Это было глупо, до боли нереалистично, но отчего-то показалось лучшей идеей из всех возможных, пускай и пришлось постараться, чтобы немного растормошить ленивую Шиву, которой, конечно же, совсем не хотелось сбегать. Танцовщица показалась в дверях сразу же, окинув девочку стеклянно-яростным взглядом темных глаз. — Где она?! Ты, стерва, это ты ее выпустила? — на новый вопрос Лайлы уже не хватило — и следующая пощечина, которая наверняка предназначалась ее сыну, досталась уже Элише, что тут же схватилась за щеку, едва не упав в траву. — Она уползла! — Это ты сделала! — Это не я! — прошипела девочка, глядя через плечо женщины на Джерома, успевшего занести над ее головой одну из тарелок. — Не надо, — отчетливо тогда шикнула она, после зажмурившись, но удара, к ее удивлению, не произошло. — Да что у вас происходит здесь? — показался тут же сам Нортон, уже лишенный остатков грима, и остальные цирковые тоже начали стягиваться к ним, желая отхватить и себе кусочек веселья, привлеченные шумом. Они были похожи на диких сорок, тянущих клювики ко всему блестящему, а самыми блестящими вещами без сомнения здесь и сейчас были красная щека Элиши, растрепанный Джером с тарелкой в руках и, на сладкое — пустая клетка Шивы. — Мать забыла закрыть змею, — рыкнул рыжий, оттолкнув Лайлу плечом, пробиваясь на воздух из фургона. Сухая попытка ухватить его за руку ничем не увенчалась — он только отбросил тарелку в сторону, даже не глянув на разлетевшиеся осколки, — забыла закрыть чертову змею, а я снова виноват, — слова его стали негласным подтверждением выкриков девочки. — Эта стерва ее выпустила! Мою Шиву! — взмолилась Валеска, занеся руку словно бы для нового удара, но вместо этого сжав ее в кулак и угрожающе тряхнув. — Ну так и ищи свою Шиву, — подала голос Синтия, тут же заглянув тяжело наблюдающей за женщиной Элише в лицо, — пойдем, умоешься. А то будет синяк. — Пойдем, — согласилась с ней та, все еще не отнимая ладони от горящей щеки, пока Джером не подхватил ее за плечи, вынудив выпрямиться. — Прости мою мать, — сказал он ей на ухо, прикрыв глаза. — Это ты прости. Синтия отвела Элишу в свой маленький фургончик, который делила с младшей сестрой, и, усадив на стул, тут же протянула компресс из тряпки, смоченной водой из бутылки. Уголки губ ее дрожали, будто клоунесса вот-вот расплачется. — Не имей ты с ними дел. Разве не видишь? Лайла постоянно говорит про тебя гадости, потому что ты украла ее сына, она тебя со свету сживет! — …он мой друг, — призналась девочка, прижимая к щеке спасительную прохладу, — я его не крала. — Она ревнует, Лиша, ведь она — его мать! — гротескно-громкий голос Синтии наверняка было слышно снаружи, и кто-то точно уже навострил свои уши, но Элишу это совсем не волновало. — Ты же должна понимать! Да и он! Ты же знаешь, что он… — Он — это он. Я не могу послушать тебя, прости! Ты же понимаешь, что не скажешь ничего хорошего, тогда зачем говорить? — коротко всхлипнула девочка, внезапно почувствовав горькую обиду за Джерома, отношение к нему. — Он может быть кем угодно, но сейчас мы — друзья! И я сделаю для него все. — А он для тебя? — дрогнул голос Синтии. А он? Этот вопрос загнал Элишу в тупик, и она замолчала, глупо глядя на свою собеседницу. Какой та ожидала услышать ответ? Каких слов было бы достаточно для того, чтобы описать, что он сделал для нее? Нет, ценность Джерома нельзя было измерить такими простыми определениями. И она не будет даже пытаться это сделать. — А он сам решит. Я ничего не прошу, — отрезала девочка, горестно шмыгнув носом и тихо хныкнув после, покачав головой, — ясно?.. мне все равно, Синтия, мне правда все равно! — Да ты же влюбилась… — протянула та, кажется, совсем ничего не поняв, иначе как у нее вообще мог повернуться язык? Как можно было вообще подумать о таком? О любви. Нет, в этом женщина, несмотря на весь свой опыт, права не была. Элиша не чувствовала любви как таковой, и чувства не пылали в ее груди так, как это описывали в книгах, ей просто нравились рыжие волосы Джерома, его голос, запах, исходивший от него и его одежды. Он нравился ей весь и по чуть-чуть, но разве можно было назвать все это таким громким словом? В ее глазах лишь озвученная, а не доказанная делом любовь не стоила и ломаного гроша. — …он мой друг, — упрямо выдохнула девочка, отняв от щеки компресс. Кожа все еще была красной, но отека не случилось, а значит, синяку вряд ли было суждено появиться. Синтия больше ничего ей не сказала, лишь горестно повздыхала рядом и разрешила остаться в эту ночь у себя, разве что выйдя после на улицу, чтобы переговорить с Полом и взять из его кибитки немного вещей Элиши — обычную одежду ее да теплое одеяло. Все одно сестра женщины ушла к какому-то своему любовнику из городских, а потому одна из двух кроватей пустовала. Шиву нашли лишь под утро, притаившуюся в кустах и мирно спящую, свившуюся в несколько искрящихся на рассветном солнце колец. Ее сразу же поместили в клетку, не забыв пожурить. Джером впервые в жизни не принимал решительно никакого участия в поисках, отсыпаясь в лошадином фургоне, но девочка узнала об этом лишь на следующий день, когда, позевывая, выбралась из жилища Синтии, чтобы встать за стойку продажи билетов, привычно натянув на чуть подкрашенное в белый лицо радостную улыбку. Рыжий тогда уже что-то нес в сторону раскрытого циркового купола, а завидев ее — на мгновение замер, чтобы после подмигнуть и двинуться дальше. Поговорить им удалось только вечером. — Я рада, что ты в порядке, — встретила его короткой фразой Элиша, когда представление началось, и грянули первые фанфары. Они просто сидели на деревянном ящике у самого входа, не глядя друг на друга, но прекрасно понимая, что у каждого из них нестерпимо болит сердце. Девочке было стыдно, что она так глупо попыталась спасти его, а Джерому… что думал он, ей было неведомо, но, похоже, все его мысли были сосредоточены на той пощечине, единственной и ужасной. — Я бы убил ее на месте, — бросил он вдруг, словно выплюнул, и стиснул зубы, честно признавшись: — Я хотел ее убить, Эли. В тот момент. — Но ты ведь ее не убил. — Она чертова шлюха, понимаешь? Распускающая руки шлюха, — голос Джерома дрогнул, и он пнул пяткой ящик под ними, — если бы она просто… — Не надо, — вдруг поймала Элиша его за щеки, не дав договорить и вынудив посмотреть на себя. В голубых глазах ее друга отражалась боль, сияло звездное небо. В них не было зла, но слепая ярость застилала его взор кислотным туманом, — не думай так. Прошу тебя. Прошу. Тебя. Больше она не сказала ни слова, ткнувшись лбом ему в лоб и закрыв глаза.