Рыжий волчонок

Представление должно было начаться уже вечером, а потому Синтия подменила Элишу на раздаче билетов, позволив той ещё немного порепетировать, кружась на высоких каблуках да примеряя различные маски, выбирая подходящую. Стать частью цирка. Этого… лоскутного и перьевого балагана. Раньше подобная идея казалась сказкой, а теперь стала реальностью окончательно и бесповоротно. Была ли девочка рада? Кажется — да. — Ну что? Готова? — Джером заглянул в гримёрку, тихо присвистнув: — Норма-ально. — Не совсем. Я волнуюсь, — ответила Элиша, поправив манжету перчатки и вскинув руку вверх, растопырив пальцы. — Вот так, да? — Почти. — Рыжий взял ее за запястье, вздернув ладонь подруги ещё выше. — Вот так. И — вниз. Она коснулась большим пальцем своей талии, тут же вскинув голову гордо и посмотрев Джерому прямо в лихие голубые глаза, вздернув брови. Он глядел на нее в ответ так же лихо, как и обычно, улыбаясь не губами, а взглядом. — Я справлюсь. — Девочка чуть согнула колени, сойдя в мягкий реверанс, покачнувшись на носочках. — Твое первое выступление затмит их всех. Особенно — Мартину, — стиснула губы циркачка, припомнив недавний разговор. — Наше первое выступление. Начнем с этого. А закончим тем, что Мартина и рядом не валялась, ясно? Эли, неужели она тебя задела? — ехидно спросил рыжий и, получив утвердительный кивок, прыснул в кулак, потрепав подругу по волосам. — Ты же сама рассудительность! И вдруг ведешься на нытье этой стервы. Он был прав, и Элиша это прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать — зерно сомнения давно уже проросло в ней цветущим побегом, пока еще не затмевающим лучи надежды, но только пока. — Я ведь тоже могу иногда сглупить, Джером. — Конечно! В этом-то и суть. — Легко согласился рыжий, развернув за плечи девочку к зеркалу и задумчиво глянув через ее голову на собственное отражение. Циркачка даже на каблуках была чуть-чуть ниже него, будто маленькая, хрупкая фея. — Посмотри на нас. Видишь? Эта парочка еще всем покажет. Еще всем покажет… и никто больше не посмеет сомневаться в том, что Элиша не зря занимает свое место, в том, что она — цирковая. Может, хотя бы это выступление сделает ее не «приживалкой», а настоящей жемчужиной? — …пошли репетировать, — просто сказала девочка наконец, прикрыв глаза, представляя себя плывущей по волнам судьбы. — И если увидишь на трибуне хоть кого-то, похожего на меня, не смей об этом говорить. — О, Эли! Ни за что. — Заверил ее Джером. Они вновь измерили шагами арену, расставили реквизит, повторили каждый поклон и каждое движение под взглядами изредка заходивших и выходивших цирковых, которым были нужны то их одноколесные велосипеды, то кегли для жонглирования, то еще какая-нибудь атрибутика. Каждый был при деле, каждый был на своей волне. Оставалось только надеяться на то, что полный зрительский зал не испугает ребят, а чужие взгляды не прибьют их к земле, когда Великий Рудольфо наконец-то явит себя, легко скалясь и щерясь хищным зверем, готовым ластиться лишь к одной руке. Элиша не приручила его, об этом не стоило даже думать, но каким-то чудом сделала фокусника своим. Как она говорила и считала — другом. Как считало ее сердце — семьей. За полчаса до начала представления, когда шатер наполнился до отказа, и каждая скамья, каждое кресло чуть ли не трещало, циркачка засела в гримерке вновь, дорабатывая собственный образ, словно пытаясь сделать его маской, скрывающей истинное «я». Выходило плохо. Она все еще боялась. Но чего?.. Жуткий лысый мужчина, покупающий билеты. Не тот ли мужчина, которого девочка видела темной ночью тогда? Многим ранее? Глупость. В этом мире достаточно жутких людей и не из воспоминаний. Печальная улыбка из опущенных уголков рта сменилась аккуратными черными линиями, чуть подведенными вверх — грустным клоуном может быть только тот, кому не нужно блистать и зажигать звезды восторга в чужих глазах. Но слезу Элиша стирать не стала, лишь подчеркнув ее маленькой точкой под глазом, чтобы после надеть на лицо маску, скрывшую переносицу. Белоснежные кудри, платье с вкраплениями черных перьев, словно траурный наряд, и в то же время ослепительная светлость узора на грудной клетке и юбке до колен, граничащая с полупрозрачной невинностью. Словно карта туз-«треф», чудная королева из сказки, не красящая губ, но нанесшая на кожу меловой грим. — Ты похожа на арлекина. — Джером усмехнулся, дымя прямо в фургончике, зажимая сигарету меж средним и указательным пальцем, опираясь о дверной косяк. — Забавного арлекина. Который вот-вот выдернет из-за пазухи нож и вонзит его мне в глотку. — Очень… милое сравнение. Элиша чуть наклонилась вперед, вальсом на цыпочках пройдясь до друга и коснувшись его плеча самыми кончиками пальцев, опасливо глядя через окошко на улицу — люди все еще прибывали, но среди них не было знакомых ей фигур. — Не бойся. — Шепнул рыжий, притушив кончик сигареты о свое запястье. — Видишь? Я не боюсь. — Шрам же останется, — вздернула брови девочка, опасливо глянув на покрасневшее пятнышко кожи. — Или?.. — Я бы хотел, чтобы у меня оставались только такие шрамы. Которые я сделал бы себе сам, — улыбка тронула губы Джерома, и он повязал на свое лицо черную маску, плавно перевоплощаясь в человека другого, куда более темного по своей натуре, а потому — притягательного. Костюм, ботинки, шляпа-цилиндр, ни капли грима, лишь легкая белизна пудры, чтобы перекрыть пятнышки веснушек — Великий Рудольфо с зачесанными назад волосами, сбрызнутыми лаком, был истинным джентльменом. Добраться до шатра не составило труда, а уж оказаться за кулисами, пройдя через черный ход — тем более. Грейсоны уже были здесь, как и Лойды, и тишина, повисшая меж ними, была невыносимо тяжела. Синтия, надевшая ярко-розовый парик и разноцветное платье, заулыбалась, помахав Элише, и та неловко кивнула ей в ответ, присев на край деревянного ящика. Фокусник же замер рядом с ассистенткой, будто изваяние, пристально следя за Лайлой, что-то шептавшей на ухо своему брату — сегодня Нортон запретил ей и Заккари хоть как-то касаться Джерома, и это, кажется, злило женщину, похожую на змею даже больше, чем Шива. Грянули аплодисменты, смешиваясь со светом прожекторов и звучным голосом Нортона, царственно ударившего кончиком трости по центру арены. — Только сегодня! Впервые в Готэме и мире! Цирк Хэйли с новой, великолепной программой — специально для вас, — слова его были громом и молниями, пробирающими до дрожи созвучиями, — дорогие зрители. Маленький автомобиль выехал из-за кулис, неся с собой радость, смех, конфетти и шарики с водой, и Элиша смогла насладиться представлением словно впервые, затаив дыхание. Она видела почти всех зрителей, и лица их казались ей чужими, восковыми, ненастоящими. Страх царапал сердце изнутри. Что будет, если им не понравится представление? Что будет, если ребята не смогут впечатлить этих людей? Неужели мечте их суждено растаять, даже не успев зажечься?.. — Эли, скоро и мы идем. Давай… — Джером под маской Великого Рудольфа чуть сжал ее запястье, после опустив ладонь ниже и сцепив их мизинцы, будто в знак примирения. — Пожелай мне удачи. А тебе я уже пожелал. — Удачи. — Одними губами произнесла девочка, глядя на свои дрожащие ноги, на ходящие ходуном локти. На лбу выступила испарина, страшно хотелось пить. — Что же, дорогие дамы и господа… я знаю, вы все ждали этого! — голос Нортона прозвучал набатом, когда последний акробат зашел за кулисы, тут же стягивая со своего лица улыбку. — Сегодня на сцене: неповторимый, прибывший к вам из дальних северных краев, великолепный и загадочный Великий Рудольфо! А также его прекрасная ассистентка! Встретьте же их так, как принято в Готэме! Аплодисментами! Пулями. Элиша двинулась вперед, стремясь за фокусником, будто собачка на поводке, окинув взглядом многогранную толпу, оказавшись в центре ее внимания. — Добр-рый вечер, дамы и… господа, — поклонился Великий Рудольфо, сделав несколько шагов вперед после и мягко крутанувшись вокруг своей оси, раскидывая руки в стороны — из-под пиджака его ввысь тут же взмыли белоснежные голуби, восхитив публику. — Я обещаю, что это вы запомните надолго. Он был зловещ изящно и остро, и каждым движением своим приковывал взгляды, вызывал эмоции. Элиша мягко развернулась, оглядывая собравшихся, и на мгновение улыбка ее дрогнула — уже знакомое по дурным воспоминаниям лицо с глубоко посаженными ледяными глазами на мгновение заворожило. Вот о каком жутком мужчине говорил Джером… но он не сидел на скамье или в кресле, вместо этого стоя у самого входа, словно телохранитель. Чей? — Эли, пригласи же к нам того, кто придется тебе сегодня по душе! — Великий Рудольфо усмехнулся, показывая зубы, совсем не зная, что ассистентка его едва стоит на ногах, прожигаемая взглядом того, кто заметил ее многим раньше — почему-то ощущалось именно так. — Он. — Девочка вдруг провела рукой вдоль скамеек, остановив направление кончика указательного пальца на первом же, кого коснулся ее взор — мальчике, восторженно наблюдавшем за представлением. — Он сегодня мне по душе, — ладонь ее раскрылась, став протянутой рукой, и Элиша скользнула вперед, двигаясь на каблуках будто чудная цапля, нежно неловкая, но завораживающая — и взялась за край ограждения. — Пойдем? Представление затягивалось, но Великий Рудольфо не снижал градус действа ни на мгновение, позволяя ассистентке выбирать людей, чтобы после демонстрировать им легкие фокусы вроде подмены карт, пока девочка должна была отвлекать на себя внимание остальной публики, вытягивая вверх руки, вставая на цыпочки, купаясь во внимании. Матери ее здесь не было. Она не пришла. Это не было больно, это было никак, и волнение вдруг отступило, когда свет прожекторов сошелся на кругло мишени, в центр которой девочка легко встала, лицом ко всем и — ни к кому, прикрыв глаза под маской. — Эли любит играть с огнем! — первое лезвие вонзилось у левого бока. Броски должны были идти симметрично снизу-вверх. — Быть может, кто-то хочет оказаться на ее месте? — нож вошел в дерево справа. Следующее стальное перо коснулось перьев над плечом. — Никто? О… — когда новое острие тоже попало в цель, Великий Рудольфо картинно обернулся к публике, вскинув руки к куполу цирка: — Какая жалость! Он бросил последнее орудие во время разворота и — не промахнулся. Четко над макушкой. И ни единым миллиметром ниже. Это была победа. Это были овации. Элиша поклонилась, не глядя выдернув из мишени пару ножей — и они взметнулись в воздух, легко пойманные фокусником за рукояти, а после он переложил их в одну ладонь, прожонглировав на ходу. — На этом — все. — Цилиндр оказался снят — и Великий Рудольфо поклонился, слушая аплодисменты и купаясь в них, пока замершая позади него девочка привычно вскинула руки вверх, запрокинув голову. Не смотреть. Не слушать. Не видеть… — Браво! Жители Готэма, вы оказались достойными зрителями! — вдруг вышел на арену Нортон, коснувшись плеча Элиши, придержав ее, словно птичку, а фокусник обернулся, вскидывая голову гордо, глядя только на свою ассистентку. — Надеюсь, вас порадовал дебют новых артистов цирка Хэйли. — Голос его стал тише, но от того лишь звучнее, и каждый зритель теперь прислушивался к словам директора. — Но я вышел на сцену сейчас не для того, чтобы объявить об окончании номера. — Эли, улыбнись, — вдруг шепнул Джером, не снимая маски, но взгляд его пел тысячами соловьев, и девочка поняла, что он вновь вернулся, вынырнул из омута своей вынужденной хищности, поправив бабочку-бантик на груди. — А для того, чтобы сказать вам, что наш цирк — это настоящая семья! А семья никогда не забывает о том, что у детей ее случаются дни рождения. Сегодня прекрасная ассистентка Великого Рудольфо, дочерь нашего цирка, Эли Лойд, празднует вместе с вами не только свой дебют — но и свое пятнадцатилетие. И мне кажется, что она заслужила все аплодисменты этого города! На секунду Элише показалось, что она ослышалась, и взгляд ее метнулся с одного лица на другое, со зрителей — на Джерома, с Джерома — на землю, с земли — на потолок. Град хлопков ладоней оглушил, ободряющее похлопывание по плечу Нортона показалось твердокаменным, а внутри что-то взорвалось фейерверком. — …спасибо, — шепнула она, поклонившись коротко и стыдливо, зажмурившись, когда рыжий отошел в сторону, являя ее целому миру — и тут же подняла голову, вдруг поняв, что черная маска осталась на земле. Развязалась. — Освальд! — среди аплодисментов послышался голос столь громкий, что даже овации не смогли его заглушить. — Эта девочка та-а-ак на тебя похожа! — слова пожилой женщины утонули в рукоплесканиях, но Элиша уже нашла ее взглядом, прекрасно зная, кто будет рядом с ней, и кому она это говорит. — Ты посмотри!.. И правда, похожа. Неуловимо, но для материнского взгляда нет преград, и Гертруда касается плеча сына, округляя на девочку глаза. А тот вдруг хмурится, будто взъерошенный вороненок, потом расслабляет лицо, поворачиваясь к ней и что-то неслышно говоря, явно пытаясь улыбнуться — но его глаза впервые приковывают свой взор к юной ассистентке фокусника, словно разбирая ее по частям. — …ты, кажется, ошибаешься, мама, — читает Элиша по его губам очевидную ложь — и Джером поднимает с земли маску, придерживая ее кончиками пальцев у лица девочки, пока остальные актеры не выходят на свет, окончательно скрывая их от чужих взглядов.