Рыжий волчонок

Они пережили зиму лишь чудом, сумев не вступить в открытую конфронтацию и отделавшись лишь небольшими травмами, физическими и нет. Джером — парой пачек отборных тумаков, к которым за столько лет успел привыкнуть. Эли — еще неделькой взаперти, от которой ей уже не было ни холодно, ни жарко — в сердце девочки вновь зажглось пламя, освещавшее ей путь. Тем более, на этот раз ей разрешили взять с собой «в заключение» хотя бы книги. Конечно же в произошедшем были замешаны чертовы близняшки, так удачно подстроившие «маленькое происшествие» с собственным боссом, когда ребята были рядом, швырнув в него гальку. Доказывать что-либо было бессмысленно. Воевать — тоже. Мартина надежно закрепила за собой роль «жемчужины цирка», и спорить с ней девочка не собиралась, потому что знала, что задерживаться в «Хейли» им с другом не придется. Несколько мартовских дней рядом с отцом вернут ей силу, а в конце лета, когда цирк вернется в город вновь, его будет суждено покинуть как Великому Рудольфо, так и его ассистентке, успевшим показаться на сцене лишь несколько раз, но несомненно затмившим всех. Приехать они должны были глубокой ночью, а ставить шатры было решено лишь утром, чтобы не издавать лишнего шума и дать артистам возможность отдохнуть. Мост скрипел под колесами фургончиков и тяжелых прицепов, отдельно ехала пара клеток с животными — по дороге в Готэм удалось выцепить еще и старого дрессировщика, присоединившегося к турне, чтобы вместе с циркачами добраться до Канзаса, попутно заработав себе на жизнь. И если Эли ожидала наступления дня рождения Джерома, которое должно было прийтись на этот штат, с предвкушением, изредка присматриваясь к вещицам на витринах магазинов, то сам парень относился к подобному с неприкрытым сарказмом и тенью страха — один из любовников его матушки вернулся из местной тюрьмы, в которую загремел еще в прошлом году. Говорить о нем рыжий не хотел, но руки его задрожали, когда он, как-то сидя на краю деревянного ящика, поделился: — Каждый чертов год в мой день рождения — одно и то же. Они напиваются и играют в «Напейся-трахнись-вмажь-Джерому-по-лицу». — Тогда на губах его не было улыбки, и что-то темное показалось в глубинах бледно-голубых глаз, но тут же скрылось, будто в водах Марианской впадины. — Обожаю, блять, дни рождения. Этот короткий монолог не выходил у Эли из головы даже когда она наконец выбралась на Готэмскую улицу, надев поверх платья в полоску легкую кофту из кучи разноцветных лоскутков, приобретенную на остатки средств, припрятанных в «Алису в Стране Чудес», в маленьком секонде. Пол Сисеро спал, словно убитый, Макс тоже, остальные артисты же распалили небольшой костер в центре неразбитого толком лагеря, у ворот которого, сделанных пока что из двух фургончиков, уже успела показаться знакомая фигура в черном фраке, похоже, не нуждавшаяся в билетах или сладкой вате. В руках Освальда был небольшой букет льна, и маленькие желтые цветочки показались циркачке издали россыпью звезд. Они обнялись, не говоря ни слова, когда послышалось веселое насвистывание Джерома, уже успевшего направиться к ним, выклюнувшись из жилища матери. — О… Эли, я так скучал! — шепнул проникновенно Пингвин, вложив пахнущий полевой жизнью подарок в ладони дочери, и та сжала тонкие стебли, опустив взгляд. — Ну что? Хочешь пройтись и перекусить вместе со мной? Можешь и друга прихватить, вижу, он тоже мне рад. — Улыбка растягивала уголки губ мужчины, он был бледен, но определенно счастлив, хотя левую ладонь его украшал бинт, а слабый запах марганцовки опьянял. — …что случилось, отец? — спросила циркачка, когда рыжий еще не успел подойти к ним, но уже мог слышать, о чем идёт речь. — Обжегся чаем. Знаешь ли, я не самый ловкий человек. — Слукавил Освальд, протянув уже целую руку ехидно скалящемуся Джерому, что к тому моменту успел одарить его ехидным поклоном, резким и быстрым, словно выстрел. — Вижу, тебя жизнь потрепала не меньше, чем меня. — Их рукопожатие было цепким, но искренним. — Ну так что, пройдемся? Или у вас уже образовались неотложные дела? — Пройдемся, папаша, как раз и делишки обсудим, только не обессудьте — я за эти деньки насмотрелся на слоновье дерьмо настолько, прямо как в старые-добрые, что для начала не отказался бы где-нибудь сполоснуться. — Рыжий был привычно нагл, но в то же время было в словах его зерно истины — каждый фургончик цирка успел пропитаться противным запахом. — Мы свободны до утра, а после я буду продавать билеты от рассвета до заката, — лучезарно улыбнулась Эли, все еще прижимая букетик к груди. — Я сниму для вас номер на… сколько дней нужно? — и бровью не повел Пингвин, похоже, потратив все свои нервные клетки на то, чтобы не омрачить оскалом Джерома радость от встречи с дочерью. — Как раз успею разобраться с местными беспорядками. Квартирку пока не подыскал, извините. — Добавил он, словно извиняясь. — Через четыре дня цирк отправится дальше, — девочка прищурилась, искоса глянув на друга, а тот коротко кивнул, подтверждая ее догадки, — тогда нам лучше и правда сначала привести себя в порядок, а после уже пойти перекусить. Слон… хоть я и не работаю с этим чудесным животным, но пахнет его навоз и правда не очень. — Я сейчас будто в зоопарке стою, Эли! Тогда решено — проведу вас до номера, а через час заберу, и мы прокатимся по городу. По поводу одежды не беспокойтесь — найдете у порога через полчаса, как раз обжиться успеете. — Освальд был в меру щедр, но взгляд его не сулил рыжему ничего хорошего — вкусы их пересекались во многом, однако внешний вид явно не был чем-то из «многого». — Помолюсь, чтобы Вы мне фрак из своего шкафа не притащили, папаша. — Обижаешь! Но могу подарить тебе тапочки с помпончиками, — завершил обмен колкостями Пингвин, а после троица двинулась пешком по улицам, нырнув в тьму так же легко, как и нож входил в масло. Небольшой отель неподалеку от цирка принял ребят с распростертыми объятиями, и впервые за последние полгода они смогли познать радость нормальной ванной комнаты, а не душевой кабины и уличных туалетов, когда родитель девочки наконец ушел, пообещав скоро заглянуть. Пока Эли умывала лицо, словно пытаясь ногтями соскрести с него кожу, Джером лениво смотрел в окно, покуривая сигарету. Двуспальная кровать, скудный, но аккуратный интерьер из шкафа для одежды и маленькой тумбы, какое-то растение в горшке на подоконнике, обои в маленький желтый цветок, будто в высушенный лён. Спокойно и со вкусом. Мистер Кобблпот выполнил свое обещание в точности — пара пакетов с вещами оказалась за дверью минута-в-минуту, как раз когда девочка выбралась из ванной комнаты в найденном там же белом халате, что теперь тащился за ней по полу — старую одежду ее, стираную на руках сотни раз, лучше было сдать в прачечную или химчистку, хотя выражение лица отца прямо говорило о том, что он лучше бы все это сжег. — Я подожду внизу, — буркнул он, явно смутившись, завидев не особо стесняющуюся дочь, привыкшую уже к тому, что хоть слепой провидец и ни зги не видит, но вот его маленький помощник иногда забывает отворачиваться, в конце концов личного пространства у нее никогда и не было. — И бога ради, не ходи перед своим другом в этом махровом пеньюаре! — …меня не возбуждают мохнатые призраки, извините, — не забыл прыснуть Джером очередной шуткой, нырнув в ванную до того, как в дверь следом прилетел стакан, схваченный Пингвином с полки у двери. Они не ругались, нет, это их взаимодействие больше напоминало тычки кончиком палки, испытанием на стойкость. Кто сорвётся первым? У кого не найдется ответа? Освальд ушел вниз, а Эли наконец сумела рассмотреть, что он ей принес — это конечно же было платье с витиеватым кружевом, маленькой брошкой в виде зайчика и небольшим воротником. А ещё кофта на пуговицах в робкий белый цветок. В отличие от халата эта одежда девочке была хотя бы под размер. А вот Джерому явно не понравилось бы то, чем мужчина решил его одарить — классическая одежда смотрелась хорошо только на Великом Рудольфо, так считал сам рыжий, и циркачка с ним никогда не спорила. Только в одном парень не угадал — Пингвин все же дал ему не свой фрак, а купил новый. — Ну что это такое, а? — возмущению его, после ванной комнаты отыскавшего халат и для себя, правда по полу он не волочился, не было предела, когда Эли бросила ему в руки пакет. — Цыпленок, я не буду это надевать! Это не то что нестареющая классика, эта классика уже постарела, сдохла и засохла нахрен, плавает в формалине теперь. Белая рубашка… мы гулять идём или в театр? — У отца хороший вкус, но немного другой. Зато эта одежда не пахнет слонами. — И то верно, — хмыкнул Джером, застегиваясь на ходу. Выбирать не приходилось, да и выбор никто им не предлагал, собственно. Прихватив старые вещи, предварительно разложив их по пакетам, ребята выдвинулись вниз, туда, где их уже ждал Освальд, вызвавший такси. Благо, на стойке администратора было возможным сразу отдать на стирку все, что требовало стирки, и руки их оказались свободны, поход в прачечную отменился сам собой. Тихим ходом машина двинулась в сторону центра, пока молчаливый водитель неотрывно смотрел прямо перед собой — он определенно был не из тех людей, что задаются лишними вопросами. — Что предпочитаете? Азия? Европейская кухня? Фастфуд, чем черт не шутит? Я думаю, долгожданную встречу стоит отметить. — Пингвин приобернулся, сидя на переднем сидении, посмотрев прямо на дочь. — Лично я очень даже люблю морепродукты, если честно. — По Вам видно, кхм, — усмехнулся в кулак Джером, не сдержав колкости, но все же признав: — Я туда же, куда и Эли, очевидно. — …а я туда, куда ты сам хочешь, отец. Мы не привыкли к ресторанам, а в кафе мы с Джеромом ходим только по большим праздникам, потому что иначе у нас не останется средств на жизнь. — Девочка спокойно посмотрела на родителя, и улыбка тронула ее лицо, пройдясь по нему глубокой тенью. — Сейчас Готэм стал похожим на праздник. Но я приезжаю сюда не для того, чтобы ты тратил на меня свои честно заработанные деньги. Купюры — пыль, монеты — мусор. Но только на них можно купить счастье, и глуп тот, кто отрицает это. Прожив в кибитке почти два года, а на улице все десять, циркачка успела понять, что наличие собственного угла и собственных средств куда важнее, чем что-либо ещё. Рыжий тоже это понимал, пускай и не говорил открыто, предпочитая посмеиваться, что все одно не купить кленовую чашу, а значит нет смысла в полном кошельке. — Я зарабатываю их только для того, чтобы моя семья была счастлива. Как видишь, у бабушки уже есть все, что только угодно ее душе. И у тебя будет… а с друзьями можно и поделиться. — Милость Освальда подкупала своей бесхребетной искренностью, но каждый человек в такси понимал, что это — маска. С друзьями можно и поделиться, отец был абсолютно прав в этом суждении, но всегда упускал один маленький подпункт. С друзьями можно и поделиться ровно до момента, пока они не перестанут быть друзьями, тогда же можно будет взять с них сполна и даже больше. — Давайте тогда в центр, до самой площади, — назвав таксисту примерный адрес, Пингвин продолжил смотреть на дорогу сквозь полуприкрытые веки. — …чувствую, тебе вольную дадут, а меня пахать весь день заставят, — проронил Джером, ткнув Эли кончиком пальца в щеку, а после поймав ее за подбородок, повернув лицо девочки к себе. — Может, ну нахрен эти билеты? Посидишь в номере, отоспишься хоть. — Забота его не была чужда подруге, рыжий и правда опекал ее как умел, выдвигая весьма рациональные предложения. — Я не хочу подводить цирк. И не хочу, чтобы ты работал один. Как думаешь, какой из этих пунктов для меня весомее? — Без сомнений — первый. — Оскалился парень, растрепав ее светлые кудряшки и вдруг дёрнув Эли к себе, прижав, когда с такси поравнялся автомобиль черного цвета, чуть приспустив стекло на задней двери, явив миру проникновенно-белое лицо, знакомое ребятам из тысячи других лиц. Это был тот самый безволосый киллер по имени Виктор, которого девочка так боялась. Пингвин тоже заметил неладное, может и раньше прочих, глянув через водителя влево и сглотнув. — Не желаете ли притормозить? — вкрадчиво-громкий голос человеческого чудовища резанул по ушам. — У меня есть послание для вас! — Тормози. — Освальд приобернулся на ребят, шепнув сквозь зубы: — Если что-то пойдет не так — задняя дверь с твоей стороны, Джером, открыта. Вынужденная остановка состоялась почти у нужной парковой улицы. Хлопнув дверью, Пингвин выбрался на свежий воздух, дерганым от волнения шагом направившись в сторону автомобиля киллера, что вышел ему навстречу, лукаво улыбаясь. Он не выглядел как надежный собеседник, и Эли настороженно смотрела в его сторону, прижимаясь спиной к своему другу. Стоило, однако, помнить, что Виктор — лишь пешка Дона Фальконе, и какой бы устрашающей его фигура на шахматной доске города ни была, она была ведома вовсе не собственными руками. — Дон Фальконе выражает радость, что семья Кобблпот вновь воссоединилась. — Показал улыбку из белоснежных зубов мужчина, глядя вовсе не на Освальда. — А тебя, Пингвин, он просит явиться к нему немедленно. Простите, что прерываю ваши дела, — конечно же это не было извинением с его стороны, лишь злой насмешкой. — Надеюсь, вы не в обиде? — Ох, что Вы, сэр! Нисколь не в обиде. У меня есть пара минут, чтобы переброситься словами с дочерью? — Тридцать секунд. — Акулой проследил за разворотом на пятках Виктор. Родитель пару раз стукнул костяшками пальцев в окно перед Эли, а после открыл дверь, наклонившись к ней, тяжело вдохнув и выдохнув шепотом: — Такси я оплачу, держи, — несколько купюр среднего номинала оказалось у циркачки в руках, и рыжий накрыл их ладонью сверху, а затем Освальд сглотнул. — Если после сегодняшнего дня я пропаду — просто приходи к бабушке, ты знаешь, где она живет. И помни: что бы ни случилось, я всегда вернусь. Сказать в ответ девочка ничего не успела, Пингвин переключился на водителя, быстро повторив для него точный адрес и сразу же рассчитавшись. — Все будет хорошо, слышишь? — Джером тиранулся носом о затылок подруги, когда автомобиль такси тронулся прочь, увозя их от длани мафии как можно дальше — туда, где было сейчас безопасно. Подальше от нерадивого родителя. Как можно… дальше. — …он может умереть. — А может и не умереть. Эли! Ты же не думаешь, что твой папаша — совсем дурак, верно? О, он выглядит тем, у кого всегда найдется запасной план. — Поддержка со стороны рыжего была уверенной и непоколебимой. — Понимаю, что звучит хреново, но давай дождемся утра. Обрести — и потерять. Увидеть часом ранее и уже разбежаться. Даже бургер с маринованными огурчиками не принес циркачке покоя, и она жевала его, с трудом понимая, что делает, пока друг ее молча сидел рядом, перебирая пальцами картошку фри. На душе было погано. — …Эли. Приди в себя. — Внезапная тряска ладонью за плечо вырвала девочку из объятий мыслей, и она вздрогнула, глянув на Джерома. — Я в себе. — На мгновение ей показалось, что она спит — все вокруг плыло и размывалось, будто туманом подернутое. Тогда Эли моргнула несколько раз, прикрыв глаза тыльной стороной ладони, и вдобавок мотнула головой. — Я в себе. Все в порядке, правда. — Эли, сосредоточься на мне. — Почти взмолился рыжий, он был действительно напуган столь резкой переменой ее… пускай она была далеко не первой. — Просто смотри на меня. Эли! Что, если отец больше никогда не вернется? Что, если жизнь когда-нибудь отберет у нее и Джерома? Что, если все, кого она знала, в конце концов умрут на ее глазах? Как Синтия? Что, если этого нельзя избежать? Что, если именно она приносит им всем неприятности и… смерть? Циркачка опустила взгляд, и руки ее задрожали. Нет, этого не может быть. Но в то же время… Мир потускнел.