Рыжий волчонок

Прийти в себя у Эли едва ли получилось только к утру, ночью же Джером довел ее опустевшее тело до отеля и даже сумел уложить на кровать, словно куклу, вцепляющуюся в его плечи холодными пальцами. Девочка не реагировала на окружение и, похоже, не могла продышаться — короткие вдохи ее чередовались с такими же частыми, судорожными выдохами. Парню было на это все равно — он прижал подругу к себе, зная, что ее паника отступит лишь с течением времени, и честно пробыл рядом с ней всю ночь, прижимаясь щекой к белоснежному виску. Недоеденный бургер вместе с картошкой лежали на тумбе, ожидая, пока циркачке станет лучше. — …где я? — первый же вопрос ее прозвучал путано и слабо, когда едва ли показалось рассветное солнце. — Ты? Дома. — У меня кружится голова. — Эли проморгалась, собираясь с мыслями, но это не сильно ей помогло — все плыло и ехало, словно ее вновь накачали чертовым успокоительным. — Нам же в цирк надо. Нам… — Какой тебе цирк? Сегодня я побуду твоим личным клоуном, и мы останемся здесь. Пускай ищут где хотят, мне пох-рен, — по слогам выточил Джером, не прекращая обнимать подругу, спал ли он вообще? Или дежурил рядом с ней, словно у кровати больной, не сомкнув глаз? — Ты себя в зеркало видела вообще? А, ну да, точно. Но все же — нет. — Они будут сердиться на нас. Мистер Симменс и мистер Нортон. Нам осталось продержаться всего пару месяцев, — девочка вновь зажмурилась, чувствуя, что ее сердце наконец отпускает ледяная хватка страха, душившего ее всю ночь. Все, кого она знает, умрут. Но если можно защитить хотя бы одного человека — она сделает все, что в ее силах, для этого. — Цыпленок, мне все равно, будут они сердиться или нет, ты больна, эти идиоты сделают все, что угодно, лишь бы сбросить тебя со счетов. Ты знаешь, что в Готэме есть психушка? Так вот, я даже не сомневаюсь — они с радостью отправят туда нас обоих, и тебя — в первую очередь. Даже не меня. Тебя. Твою голову кудлатую. — Едкая боль в словах Джерома зазвенела колокольчиками, и он тоже, кажется, закрыл глаза. — И ни один пингвиний папашка не поможет. — Я приду в себя, все в порядке будет, Джером, ты же знаешь. — Стоять на своем Эли умела даже когда больше напоминала собой битое стекло. — Разве ты… сомневаешься во мне? — Нет. Не сомневаюсь. Уговаривать его она не стала, позволив просто полежать рядом с собой еще немного, прислушиваясь к биению сердца в собственной груди. Кажется, оно совсем сошло с ума — частые удары его парализовывали, нагоняли плохие мысли вновь, словно отрезая пути к отступлению, пока кровь разливалась по сосудам, венам и артериям. Об Освальде девочка не стала говорить ни сейчас, ни во время скудного завтрака бургером, а деньги, которые он ей дал, без пересчета перекочевали в карман платья. Тратить их было равно святотатству. — Нам все же нужно в цирк. — Наконец, решилась Эли, стойко выдержав короткий взгляд исподлобья. — Для нашего же блага. — О да! Скорее для блага этого гребаного слона, — выругался Джером, но все же спорить не стал, пускай циркачка и знала, что он страшно боится за ее здоровье — каждый приступ «выпадания из реальности» оставлял на их взаимоотношениях неизгладимый след, превращая рыжего не только в друга, но и надсмотрщика. — Но если я пойму, что тебе вновь становится плохо — мы вернемся сюда. — …хорошо. На самом деле девочка справедливо посчитала, что отец ее обязательно заглянет в лагерь, когда вернется — гадкое слово «если» не удалось выбросить из головы до конца, и оно так и осталось лежать полупридушенным где-то в уголке сознания. Пингвин обязательно заявится поговорить с артистами вечером или днем. В этом Эли была уверена. Но то, что его человек уже побеседовал с ними, она узнала только когда они с Джеромом показались на цирковой территории вновь, встреченные не обычным игнорированием. — …показались, сучата, — бросил сквозь стиснутые зубы Ал, чей правый глаз успел здорово подплыть темным синяком, едва завидев их. — Знаешь что, Эли? — вопрос его с видимым вызовом не произвел на циркачку совершенно никакого впечатления, и она приподняла брови, покрепче вцепившись в руку рыжего друга, прожигавшего акробата пронзительным взглядом полупрозрачных глаз. — Что? — наконец, поинтересовалась девочка. — А не пойти ли тебе отсюда прочь? — Распрощаемся через пару месяцев. — Обозначить границу давно стоило, пускай сейчас время было явно не подходящее. До гримерки ребята добрались уже без лишних диалогов, нисколь не удивившись тому, что так и не встретили близняшек — черт его знает, добрался ли до них друг Пингвина, но вот до мистера Симменса — точно, ведь стоило тому завидеть Эли, как мужчина поспешил развернуться и направиться в другую сторону, хотя поначалу он явно шел туда же, куда и циркачка с ее другом. С парнем пришлось расстаться у двери, на прощание обменявшись короткими поцелуями в щеки — его уже ждал печальный взгляд слона вкупе с прочими прелестями жизни, а также сменой одежды. Красить лицо в белый цвет было не ново для девочки, и она справилась с этой простенькой работой за каких-то десять минут, решив однако остаться в новом платье — уж больно оно подходило к нежному цирковому настроению. Выведя на щеке маленький знак масти треф — дань уважения их с Джеромом выступлениям — циркачка наконец выбралась на улицу вновь, направившись за билетами в соседний фургончик. Шатер уже начали ставить, а первые посетители начинали стягиваться к «воротам» из пары кибиток, осторожно заглядывая внутрь лагеря. Бездомные, беспризорники, редкие горожане — мало кто из них был способен приобрести билет. Эли взяла хрустящую пачку флаеров, которые нужно было раздать уже не на территории цирка, а в самом городе — Нортон повесил на нее и эту работу, резонно предположив, что таким образом удастся привлечь побольше зрителей. И так как в номерах не были задействованы только девочка, ее рыжий друг и пара людей из персонала, с которыми она ни разу не виделась — выбор на кандидатуру раздатчицы был очевиден. — И попроси своего родителя и его друзей больше сюда не приходить. Пожалуйста. — Попросил директор вкрадчиво, провожая циркачку до выхода. — Я не хочу, чтобы каждая мышь знала, что моя труппа сотрудничает с мафиози. — Попрошу. Было ли, кого теперь просить? Раздавая маленькие прямоугольники с изображениями улыбающихся клоунов, Эли даже не обращала внимания на тех, кому они доставались. Худенькие девушки, похожие на подростков, широкоплечие мужчины, спешащие на работу и пахнущие кофе, ароматные от духов и воздушные, словно облака, чистые, грязные, пропитанные спиртом и сигаретным дымом… разные. — Можно мне один? Интонация знакомая, а голос — словно чудная, чудовищная копия. Подняв взгляд от асфальта, девочка на секунду потеряла дар речи, смотря на того, кто оказался перед ней. Не Виктор. Не отец. Не… Джером. Рыжий клон его с причесанными волосами, носящий дорогие очки в пластиковой оправе, лишенные диоптрий. Он хотел казаться умнее, чем есть? Или скрывал лицо хотя бы частично? — Можно. — Выдохнула циркачка, приподняв уголки губ, протянув Джеремайе, а это, без сомнения, был именно он, хрустящий от свежести флаер. — Только в эти три дня — «Цирк «Хейли»! Приходите. — Я не любитель цирков. — Ответил парень, но «рекламку» взял. — Ты из «Хейли»? — Да. Было бы глупо отрицать очевидное, а врать не хотелось. Этот внешне спокойный и мягкий человек в теплом пиджаке светло-бордового цвета едва ли был похож на психопата, которого Эли часто представляла, думая о нем, но взгляд его бледно-голубых глаз был холоден и расчетлив. — Недавно? — вырвал ее из путаных мыслей Джеремайя, спокойно продолжив: — Прости, что допрашиваю. Просто… выглядишь так молодо, пару лет назад тебя точно не было в труппе. — Пару? Меня взяли на работу в прошлом году. — Девочка на мгновение отвлеклась, протянув флаер маленькому мальчику. — Я — ассистентка Великого Рудольфо. Но он временно покинул труппу, а я решила остаться. — Ассистентка… Эли, верно? — Откуда ты знаешь? Если не любишь цирк. — Еще несколько разноцветных бумажек разошлось по чужим рукам. — Твое лицо кажется мне смутно знакомым. — Раскрывать карты не хотелось, но Эли быстро смекнула, что нужно вести себя как можно более естественно, будто ни единая история не коснулась ее ушей. — Ты похож на моего друга. — И как зовут твоего друга? Забыл представиться — Ксандер. Я видел новостные сводки. — Кажется, парень робко улыбнулся, тем не менее взгляд его потеплел на пару мгновений. — Джером. Он тоже работает в цирке. — Если не скажешь ему, что повстречала меня — я бы хотел пригласить тебя на чашку кофе. — Предложение его стало росчерком пера, блеском глаз, прохладной заинтересованностью. — Мы — дальние родственники, и я бы не хотел с ним пересекаться. Что скажешь? — Если раздам флаеры до того, как меня позовут — хорошо, — согласилась Эли до боли легко, ни на мгновение не сомневаясь в правильности своего выбора. Она была твердо убеждена в том, что если уж на твой след вышли — стоит хотя бы узнать, зачем. У нее не возникло мысли предупредить своего друга, чтобы тот был в курсе происходящего — и без того все его нервы наверняка были потрачены за уход за животными, от которых парня едва ли не тошнило, а девочка заботилась о нем так, как умела. Был ли смысл в незнании? Можно было проверить это только опытным путем. — Договорились. — Кажется, в это мгновение одно из различий меж близнецами стало явным, даже болезненно-явным — рыжий друг циркачки определенно не замер бы в легком отдалении, а скорее наоборот помог ей, а вот брат его предпочел просто подождать, словно потеряв всякий интерес. Не прошло и получаса, как работа оказалась окончена, а до времени начала продажи билетов осталась пара часов — без достроенного лагеря не было никакого смысла пускать внутрь гостей. Эли приобернулась на все это время сидевшего на скамье неподалеку Джеремайю или Ксандера, как он себя называл, и коротко кивнула ему, после двинувшись навстречу и сев рядом, равнодушно глядя себе под ноги. Единственным, что ее действительно волновало сейчас, было местонахождение отца, все остальное стремительно улетало на второй план. Что с ним? Жив ли он? — И ты приезжаешь в Готэм раз в год вместе с труппой? — спросил парень, перебив ее, меланхолично поправив очки. Девочка была уверена, что он уже знает все о ней, что сумел раздобыть из открытых источников, а потому просто кивнула в ответ. — Забавно. Пойдем? — Пойдем. — Девочка улыбнулась, двинувшись следом, прижимая руки к груди, поглаживая собственные пальцы. Ей было немного страшно и много некомфортно, но в то же время она понимала, что должна разрешить для себя хотя бы одну проблему, и сейчас этой проблемой стало понимание того, кто же такой Джеремайя на самом деле? На самом деле ответ лежал на поверхности — в его спокойном взгляде, излишне безэмоциональной манере общения, некоторой отстраненности. И что привлекло юношу в Эли? В антиподе того, что должно было нравиться человеку, так отчаянно стремившемуся сбежать от ненавистного цирка? Не раскусил ли он загадку Великого Рудольфо раньше положенного? Запах промокших улиц навевал тоску, воспоминания о словно бы позабытом доме, далекой дороге. Казалось, еще немного, и они окажутся в Даунтауне, но вместо этого Ксандер привел девочку в небольшое кафе, где подавали пирожные и горячие напитки в красивых кружках. Все же, у них с Джеромом кроме различий были еще и схожие черты. — Что ты будешь? — спросил парень, замерев около кассы, рассматривая табло, не дожидаясь ответа обратившись к продавцу: — Латте без сахара, пожалуйста. — Раф с соленой карамелью. — Не раздумывая, отозвалась Эли, слабо дернув плечами. — Я могу заплатить за себя. Это было блефом чистой воды — у циркачки разве что пара центов завалялась в карманах, но Ксандера подобное поведение явно впечатлило, однако он только отрицательно мотнул головой, приобернувшись. — Не стоит. Маленький столик у окна, задернутого шторкой кофейного цвета с рисунком маленьких зернышек. Кубики тростникового сахара, которые можно брать специальными щипцами. Приятно пахнущие сухоцветы в маленькой вазе, словно сбрызнутые духами. Девочка старалась не смотреть на собеседника и тот, кажется, мялся тоже, но взгляд его был тверд и внимателен, ни на миллиметр не сдвигаясь в сторону. Может, он изучал ее, а может уже изучил и теперь присматривался, пытаясь разобрать на детальки. Узнавать не хотелось, да и спрашивать было бы глупо. Оставалось только глотать собственную нервную дрожь вместе с горячим напитком. — Он нравится тебе? Джером. Ты сказала, что он твой друг. — Вдруг спросил Ксандер словно бы между прочим. — Нравится. Он… хороший парень. — Честность и только честность, словно ответный выстрел, удар палкой, тычок копьем. Собеседник на секунду замялся, прикусив губу, теперь действительно разнервничавшись. — Ты уверена в этом? Я слышал, что в труппе говорят… — Собаки лают, а караван идет, — резонно заметила Эли, — если бы я верила чужим словам, то не была бы собой. Люди врут, Ксандер, и ты, и я знаем, что люди бывают очень злыми. — Ты думаешь? — каждый его вопрос теперь звучал неправильно, в словах ощущался подвох, смешанный со слепым выжиданием. Соленая карамель сиропа таяла на языке, но не приносила счастья, которое обычно дарило нахождение рядом с Джеромом. У его близнеца было то же лицо, схожая мимика, но иной стиль одежды, прически, показа себя. Если полюбившийся девочке рыжий волчонок был открыт в эмоциях и чувствах хотя бы по отношению к ней, изредка извергаясь вулканом ярости, то брат его скорее был похож на затаившуюся змею, словно питон Каа из старой сказки про Маугли. — Я уверена. — Это… звучит правильно. Я все же соглашусь. — Не переменяя тона голоса, приподнял уголки губ Ксандер, искоса глянув в сторону двери. Едва заметная нить страха тянулась от его разума до самого низа живота. — Но разве бывают слухи без причины? — Все бывает. Мы будем обсуждать Джерома? Я не люблю говорить о людях за их спинами. — Переводить разговор Эли не умела, но выхода не было — это был натянутый над пропастью канат, а не диалог. — Лучше расскажи что-нибудь о себе. Ты ведь из Готэма, верно? — О… да, я из Готэма, верно. Меня усыновили из Школы Святого Игнатия, где я рос после того, как мои родители умерли, когда мне едва ли исполнилось десять, и сейчас я учусь на инженера, а мои приемные мама с папой поддерживают меня. В этом нет ничего интересного. — Слова его не были заученным монологом, а потому совершенно не вызвали сомнений. — Они точно гордятся тобой. — Я тоже так думаю. Все же этот парень действительно был самоуверен, и это не было напускным чувством, как у Джерома, прятавшего эмоции в дальний ящик — Ксандер, он же Джеремайя, о чем Эли старалась не забывать, обладал самооценкой куда выше, а еще наверняка был великолепным шахматистом, просчитывающим пару ходов наперед. Говорить ни о чем было сложно, слова не клеились друг с другом и то и дело ползли в стороны, словно опарыши. Воздух вдруг показался девочке отравленным. — У тебя красивое лицо. — Сказал рыжий, сделав глоток латте, и циркачка на мгновение замерла, глянув на него, совершенно не веря собственным ушам. Вот оно что… разгадка сути вещей оказалась лежащей на поверхности. — Даже грим не скрывает этого. Лишь подчеркивает. — Спасибо. У тебя… тоже. Только потому, что оно принадлежит Джерому. И только потому, что сквозь линзы очков без диоптрий можно рассмотреть радужки голубых глаз, чужих и родных одновременно. Изгибы бровей, посадка скул, длина волос. Совпадало абсолютно все. — Я могу рассчитывать на еще одну встречу? — …не знаю. — Эли склонила голову, глядя на остатки солоноватого напитка, такого желанного, но в то же время лишнего сейчас. — Ты — приятный человек, Ксандер, но почему-то мне кажется, что это — лишь маска. Как грим печального мима на моем лице. Понимаешь, о чем я? Ответа не последовало.