— Жаль, что гитару пришлось оставить. Игорь ведь не умеет играть. А так бы музыка в путь-дорогу. Я и песни петь умею, а вы бы подпевали! С песней, Сергей, всё славно да складно делается! Время махом пролетает! — сказал Максим, подбросив мелочи уличным музыкантам возле Московского вокзала.
Его выдавала лучезарная улыбка, блеск в глазах цвета безоблачного неба и голос.
— Уважаемая, доброго дня вам. Два билета на «Сапсан» до Москвы, пожалуйста. Мне и вот преприятнейшиму молодому человеку. Да, Сергей? Не передумали? — Громкий, отчётливый, но ласковый, добрый.
Сергей дал карту, Максим живо провёл ей по терминалу оплаты и от всего сердца поблагодарил продавшую им билеты женщину. Он взял их, а заодно ладонь миллионера, повёл от касс в сторону выхода к платформе.
Пышущий жаром в тонкой кожанке, надетом под неё свитере и синих джинсах. Но не обжигающий. Способный сдержать свой и чужой огонь, если тот начнёт разгораться.
— Вы хоть одежду тёплую взяли? — поправив сумку на плече, полюбопытствовал Максим. Его вещи уместились в ранец за спиной, вот и прихватил заодно сумку Сергея. Ему нетяжело, да Сергею бы не напрягаться, пока ожоги от ношения костюма с огнемётами малость не затянутся. — Уже ж замёрзли! Руки-то, руки! — хлопотал Максим в точности так, как в шестом часу утра, когда добрался до его офиса, будить на сборы. — Погреть вас?
Разумовский бы никогда не подумал, что суровый полицейский, ворвавшийся в его размеренные рабочие будни во «Вместе» как гром среди ясного неба, будет кормить его блинчиками со сгущёнкой, заплетая косички на свисающих к плечам волосах. Максим ждал, пока он соберётся, участливо расспрашивая Марго о русалке в ракушке с огромной картины во всю стену. Его невероятно поразило, что, оказывается, русалка не русалка вовсе, а настоящая Венера. Потому что кто такая Венера Максим тоже не знал. Но ИИ не растерялась и начала рассказывать про богиню любви. Максим потом восторженно, с запалом, пересказывал всё Сергею и таксисту. Сергей кивал, удивлялся, будто понятия не имел, что за полотно приобрёл в офис.
Максим сжал его ледяные ладони в своих, горячих-горячих, как пламя, и растирал белую кожу до красноты, согревая.
— Свои ж люди, Сергей. Вы, главное, не волнуйтесь. Я вас не обижу. Давайте-ка мой шарф возьмёте, совсем же простынете! Ну-ну, — возмущался Максим на его слабый протест. — Надевайте, надевайте! Ручная работа! — Укутывал, обворачивая синий вязаный шарф вокруг голой шеи. — Здоровье беречь надо! Вы ж не ваша Жар-Птица, по-другому себя должны в тепле держать!
Жизнерадостный, привлекающий детской непринуждённостью и в то же время стойкостью духа, Максим показывал Игоря с совсем несвойственной ему стороны. Как маска, которая обнажала всё спрятанное поглубже, под прочный купол недоверия и подозрительности, дружелюбие, желание быть ближе, решать всё словами, а не на кулаках.
Верить, что нет злодеев или героев. Есть травмированные люди.
Именно Максим вступился за Чумного Доктора. Не стал с ним драться у особняка Гречкина, бросился закрыть грудью владельца свалки и его семью, мешая сотворить над ними самосуд. Он был единственным, перед кем Чумной Доктор не побоялся снять маску. Единственным, кто смог убедить Чумного Доктора закончить с убийствами. Максим сохранил его секрет, не выдав никому.
Морозный ноябрьский ветер разносил по платформе пыль и мелкий мусор. Одни пассажиры покидали пребывающие поезда, как другие уже загружались в них. Дети скользили по замёрзшим лужам, играясь в догонялки. Максим смотрел на всё с теплом во взгляде, смеялся. Раз подорвался с места и поймал за куртку ребятёнка, не дав ему свалиться с края платформы. Отряхнул, успокоил расплакавшегося и передал родителям.
Тоскливая картина отправления виделась ему во всех цветах радуги. Яркая, живая, как и сам он.
— Сюда бы стажёра Игоря, — оглядывая пространство вокруг, бодро заключил Максим. Тёмные кудри трепал ветер, запутывая. Он всё боролся с ним, поправлял под кепкой. — Диму. Ему бы понравилось. Не так красиво и завораживающе, как на Витебском, но он бы точно всё в деталях зарисовал! Замечательный художник, — говорил и широко улыбался. — Но что он в полиции забыл — ума не приложу! В Академию художеств бы ему.
Сергей молчал. Держался отстранённо, понурив голову. Пока Максим занимался спасением детей, он разглядывал граффити с Чумным Доктором и сваленные в урну листовки с призывами вершить правосудие.
Заметив, что с ним не всё в порядке, Максим потянул его за рукав фиолетового пальто подальше от скопления народа.
— Из-за Жар-Птицы? — Сергей не ответил, став ещё мрачнее. Максим понял и без слов. — Он поступил неправильно, согласен, но ведь он как лучше всем нам сделать хотел.
— Убивая? — вполголоса поинтересовался Разумовский.
Максим поправил кудряшки и выдержал паузу.
— От хорошей жизни не творят дурных дел, — произнёс он. — И Жар-Птицы не прилетают ко всем.
— Не понёс наказания, — вырвалось у Сергея.
Он охнул и вздрогнул, когда Максим крепко сжал его плечи. Глядел так, будто одновременно обращался к нему и хотел рассмотреть блеск золота в ясной лазури:
— Не держите на него зла. Он же о благом помышлял. Если бы нет, то меня бы с вами не было. А что не научили, как делать не надо, — не полностью его вина. Порой случаются страшные вещи, после которых не получается поступать иначе.
Игорь прятался под маской Максима. Маска Максима скрывала за добродушным и поддерживающим мужчиной раненого жизнью ребёнка.
Голубые глаза окрасились серым.
— Язык сильно не распускай. Записи твоих приколдесов с огоньком до сих пор у меня. Так что я бы не нарывался.
Максима сменил Макс.
***
Первое, что сделал Макс по возвращению, — отыскал в вещах Игоря «айфон» и пачку сигарет. Майор не курил и пользовался «нокией». Макса подобный расклад не устраивал и он по возможности делал по-своему.
Даже не Макс, а Кольцов.
Птица предпочитал тихо засесть внутри и не высовываться, пока телом управлял Серёжа. Но возле Кольцова ворочался, давал о себе знать клокотанием с угрозами журналисту-шантажисту. Кольцов, услышь он их, точно бы заухмылялся. Саркастично и наигранно. Он не закрылся так, как Игорь, но и не показывал чувства, как это делал Максим — искренне и с душой.
Притворная доброжелательность, небоскрёбы из лжи и глупый флирт со всем, что движется, — таким его видел Птица и предупреждал Серёжу, чтобы держался начеку.
Кольцов создавал впечатление человека, который сначала столкнёт кого-нибудь с лестницы, потом прибежит помогать, чтобы его в причастности не заподозрили, а затем напишет о своём героическом поступке в редакцию, на которую удалённо работал.
— Деда сгубил инфаркт, а не я, — припоминал Кольцов о владельце казино, затягиваясь сигаретой перед отправлением поезда. — Я довёл старика до сердечного приступа, который уже сослал его на тот свет. А в ваших поджогах вина полностью на вас. Сигарету?
Кольцов сделал затяжку и пустил облако дыма в лицо Сергею, обнажив зубы в ехидной ухмылке.
— Не безрукий, донесёшь! — швырнул Кольцов вместе с сумкой обратно Сергею, отчего тот пошатнулся. — Тебе хватило ума не положить туда… — Обвёл глазами других пассажиров и контролёра. — Костюм. Деловой костюм не для курорта в лесу, рыжик. Хотя я бы заснял тебя в нём для влога.
Хитрый, дрянной и изворотливый гад, сумевший спрятать от Максима доказательства вины их с Птицей как Чумного Доктора. Кольцов обещал никого не выдавать, но у него на лице точно горела неоновая вывеска «не сомневайтесь, найду, кому выгоднее вас сдать, и сдам, не колеблясь».
Деньги, популярность и, собственно, он. Если Кольцов что и делал, то обязательно, чтобы извлечь выгоду для себя.
Строил глазки девушкам в вагоне, чтобы отлучиться куда-то с рыженькой на полчаса и вернуться с взлохмаченными вихрями кудрей, раскрасневшимся лицом и незастёгнутой ширинкой. Когда Сергей сделал ему замечание, Кольцов взял его за руку и положил себе на бедро, предлагая застегнуть или, наоборот, ремень ослабить. В вагоне они были не одни. Сергей одёрнул руку и надеялся, что никто не заметил этого жеста или не придал ему значения.
— Уверен, с Дениской-редиской вы поладите. Вы почти идентичны, только у тебя нет рака мозга, а у него — стрёмной чёрной курицы, — не унимался Кольцов, начав снимать их поездку на видео. — Но, поставь вас обоих в коленно-локтевую, и разницы ну совсем никакой!
Кольцов был той маской, которую хотелось поскорее содрать с майора и сжечь. Причём не только Птице. Сергей не задавался вопросами о том, как этот мерзавец появился, он думал о том, как бы от него избавиться.
А Кольцов будто умел читать мысли, потому что по приезде в Москву спрятал «айфон» и сигареты поглубже в ранец.
В поезд заходил он, а из него, держась за голову и пошатываясь, выходил Игорь.
***
Сергей сразу взял его под руку, дав опереться на себя. Гром шагал неустойчиво, оглядывался, прижимая ладонь ко лбу и норовил сложиться пополам от разрывающей голову боли.
— Мы уже в Москве? — неверяще спросил Игорь, посмотрев на поезд. — Ничего не помню. Вот ты звонил…а уже…
— Такое бывает при недосыпе и трудоголизме, — поспешил успокоить Сергей. — Перегрузка памяти. Стирает ненужное.
— Как твои компьютеры? — сдавленно произнёс Игорь. Шум вокзала был настолько сильным, что отзывался в голове переплетениями голосов, давя и доставляя ещё больше боли.
Сама добродетель и мерзавец с высоким либидо. Но кто скрывался за ними?
Маска отважного майора Грома, ломающего Дворцовые площади, действующего не по уставу, идущего напролом, прятала уставшего и непонимающего, что с ним происходит, Игоря.
— Выходит, сбежали из Петербурга. Этот пироман клювастый…подражатели…
Сергей положил ладонь на щёку майора, привлекая внимание.
— Ты едва не задержал меня за рисунки. Тебе нужно отдохнуть. Стрелков и спецслужбы пусть работают.
«Извини» считывалось в грустном взгляде напротив, но вслух Игорь не сказал ничего. Нахмурился, грозно сведя брови, резко смахнул руку миллионера.
— Давай, понесу. — Не вопрос-константа. Он выхватил у Сергея сумку, перебросив на плечо. Хотел по привычке поправить шарф, но заметил его отсутствие.
Сергей сообразил и попытался тут же выпутаться из него, однако Игорь решительно отмахнулся.
— Оставь уж, болезный. — Выпрямился и вопреки урагану в голове зашагал по платформе. — Будешь стоять, ворон считать или соизволишь отмереть? — прикрикнул он на Сергея, не обернувшись. — Нам ещё московского попутчика искать. Не тормози, Разумовский.