Атомное Сердце. Другая вероятность.

      Виктор ощутил, как под комбинезоном, по его спине скатилась неприятная, липкая капля пота, пропитанная неприятным запахом страха, ощущаемый в эту минуту даже сквозь водоотталкивающую дышащую серую ткань. Как в замедленной съёмке он видел медленно летящую в его сторону смерть. Учёный буквально видел кусок бетона, в ореоле мелкого крошева, который медленно рассекал вдруг ставшим таким вязким воздух, гудя торчащей в разные стороны рваной арматурой. Весь мир сжался для него до кабины лифта и мчащегося на него смертоносного снаряда…       Сильный удар отбросил Виктора назад, в подставленные руки двух бойцов. Перед его глазами возникла спина в оплавленной и побитой броне, вставшая на пути смерти. Ещё мгновение. Медленно развернулась полимерная сфера, обволакивая всех пассажиров лифта приятной прохладной плёнкой, прежде чем заключить их в своё безопасное нутро. Всё это было очень медленно. Даже бойцы его оттаскивали с траектории бетонного булыжника, заваливая учёного на пол, закрывая его своими телами, слишком медленно для его восприятия, которое неожиданно обогнало возможности и реакции тела.       Вместе с тем как Петрова впечатало в пол и придавило облачёнными в броню телами, вернулся и привычный ход времени…       Лопнула полимерная сфера со звуком взорвавшегося футбольного мяча, отбрасывая тяжеленный кусок строительного мусора. Чиркнул длинный пруток стали о броню Нечаева. Просвистело каменное крошево, шрапнелью впиваясь в тело подполковника, выбивая кровавую взвесь, чтобы увязнуть в стенке бронированного лифта. — Ходу! — заорал Сергей, не обращая внимания на лёгкие ранения, положившись в это мгновение на автоматику брони, но после наверняка сделает всё необходимое сам, если будет к тому времени на ногах и живым.       Петрова, рывком, поставили на ноги и за шкирку потащили за собой, с силой сгибая его, давя рукой на загривок, не давая распрямиться в полный рост.       Учёного буквально выволокли из здания сельского клуба, где находился замаскированный лифт. Петров слышал, как за их спинами рушалась бетонная коробка помещения лифта, рассчитанная на попадания тяжёлой авиабомбы, утягивая за собой всё здание целиком. По его ушам ударил протяжный звук лопнувших тросов. Даже сквозь канонаду и грохот было слышно звук падающей кабины, принудительно отправленной в своё последнее путешествие.       Улица их встретила ещё большим гулом, над которым превалировал натужный рокот двигателей и лопастей вертолёта. Два оставшихся бойца буквально забрасывали гражданских, подкидывая их на высоту около трёх метров, словно мешки с картошкой в раскрытый люк летающей машины. — Уёбывайте нахуй отсюда! — рыкнул подполковник, но пилоты винтокрылой машины и так понимали всю опасность нахождения в данном месте и в данное время, поэтому насилуя двигатели, выжимая из них то, что даже не предполагали в них конструкторы, поднимали перегруженную машину в воздух. Транспортный вертолёт, с грацией беременной, летающей, пьяной коровы, стал быстро набирать высоту, чтобы юзом сорваться куда-то в сторону, летя замысловатым зигзагом, давая насладиться гражданским пассажирам всем комфортом военного пилотирования.       В это самое мгновение учёный выхватил своим взглядом картину происходящего, а не только местами побитый асфальт.       Тяжёлое серое небо давило своей монументальной тяжестью, словно низкий помпезный свод древнего храма. Повсюду, куда не смотрели его глаза, поднимались столбы дыма и были видны зарева пожарищ, но не это пугало и завораживало одновременно, а нечто другое.       Вид двух вырвавшихся из-под земли «Буравов», каждый из которых был далеко за сотню метров в длину, завораживал. Ещё больше завораживала скорость. Двух стальных червей будто бы выстрелило из пушки на высоту более трёх сотен метров. Они в одно мгновение впились в беззащитное днище платформы «Икар», прогрызая себе путь в её чреве будто бы в спелом яблоке. В одно мгновение горнопроходческие машины разорвали летающую платформу на крупные куски. Обломки конструкции, объятые огнём, стали падать в округе, бомбардируя её подобно безумному метеоритному дождю.       С безумным рёвом пролетела горящая корова, чтобы расплющить припаркованную рядом с сельским клубом машину, едва не изгваздав бойцов и учёного продуктами своей жизнедеятельности.       Раздался зубодробительный скрежет, когда платформа развалилась окончательно на три неравных части, две из которых камнем рухнули вниз, пока как самая крупная величественно, но неотвратимо стала падать в направлении группы оперативников и одного опального учёного. — Пиздец, пиздец, пиздец!!! — словно мантру произносил командир отряда на бегу, возглавив клин своих бойцов. Мгновение и они оказались у парковки, замешкавшись у припаркованных автомобилей, один из которых весело горел, распространяя на округу запах палёной шерсти с лёгким оттенком жареной говядины, с послевкусием горящих фекалий. — В красный «Москвич», подполковник!!! — взвыл не своим голосом Харитон, высунув контактные сенсоры из перчатки, для лучшей сенсорики. — Почему он? — спросил Сергей, вырывая водительскую дверь и плюхаясь на место шофёра. — Красный цвет — плюс к скорости, Серёжа!!! Да блять, в этой поставке были электронные замки зажигания, потому что!!! На заводе сказали сделать партию с электроникой, они и выполнили их ВСЕ красными! Или ты своими кривыми руками за секунду способен машину завести?! — огрызнулся бывший академик на тупой вопрос, попутно заводя машину с пол оборота, в одно движения вскрывая электронный замок. — Гони, Серёжа! Гони! Гони быстрее ветра! Гони так, как будто у тебя шашечки на машине и ты находишься в Сочи!!!       Машины полетела с места да в галоп, под завывания шин, распоров бок об рядом припаркованную «Победу». Со свистом в крышу машины впилась стальная пластина. В эту же секунду ожило радио в салоне, выдав трек от «Радио Будущего»: — Ладаааа седаааан! Баклажан!!! — пропел голос с ярким акцентом. — Ебучие пироги, да заткнись ты!!! — треснул подполковник правой рукой по радио, сбивая тому настройку.       Перегруженная машина неслась по дороге, временами высекая днищем искры из дорожного покрытия, пока вокруг творился форменный Ад.       Мелкие «Буравы» веселились напропалую, роя ведомые только им проходы, вылетая из земли подобно дельфинам перед носом крупных кораблей.       Из прокопанных проходов временами били целые гейзеры полимера, добавляя и множа картину хаоса. Один из таких потоков попал на линию ЛЭП, от чего буквально взорвался каскадом наэлектризованных сгустков и градом шаровых молний, породив целый каскад обычных дуговых разрядов, с водопадом искр.       Другие гейзеры и вовсе были подожжены. Жидкое пламя устремилось вверх, чтобы обрушиться на многострадальную землю предприятия огненным дождём.       Некоторые сгустки, игнорируя законы физики, стали зависать в воздухе, притягивая к себе мелкий мусор, сияя при этом потусторонним светом.       В ушах учёного кто-то зашептал замогильным голосом слова: Кровь. Мы в крови. Память крови. Говорим через века. Предупредить...       С каждой фразой голос становился живее, а из говора исчезал чуждый всему живому на Земле акцент, словно кто-то пытался отрегулировать радиочастоту.       Учёный на мгновение даже забыл о творящемся кошмаре, за что и поплатился. Он просто не удержался, когда машина подпрыгнула на очередной дорожной неровности, и со всей силы вписался лбом в пассажирское переднее кресло, вырубаясь…       Отключило учёного буквально на секунду, но этого было достаточно, чтобы перед его глазами промелькнула вся его жизнь.       В детстве он был слаб. Он познал сполна, что такое унижение. Пока были живы родители, было ещё терпимо, но в детском доме… Его друзьями и утешением стали книги. Он там искал суть силы, тем самым встав на извилистый путь науки.       Позже театр позволил ему вырваться из этой серой реальности. Сбросить маску, надетую им. Стать самим собой!       С возрастом о нём заговорили, стали ставить в пример его гениальность. Это возродило в нём самолюбие, но ещё больше отдалило от сверстников. Мальчики не хотели играть с «книжным червём», а после дружить. Девочки предпочитали и вовсе не замечать занудного подростка, который мог говорить часами о таинствах механики или о театральных постановках, упиваясь малейшими нюансами.       И он понял! Он гений! Он обречён! Такая плата! Такой закон! Вот его роль! Всё остальное его не достойно.       В институте он получил столь желаемое ему признание. На него обратили внимание как девушки, так и мальчики. Эти глупцы хотели получить крупицу ЕГО знаний. Но этого внимания юному безумному гению было мало!       Виктор свершал свершения и его заметили! Сперва Сеченов, потом и все остальные. Его талант расцвёл, став божественным даром.       А потом пришёл удар, а затем ещё один. Над его творениями надругались, а затем и вовсе сбили его самого с триумфального пьедестала.       Он пробовал возмутиться, но один тогда ещё майор армейским сапогом прописал ему не слишком качественную «анестезию», а после и вовсе прошёлся по всему ЕГО гению такими словами, что учёный и театрал ели смолчал. А может виной всему была распухшая челюсть. Кто теперь знает?       Это вывело Петрова из колеи. Даже находясь под заключением, он смог найти почти всю информацию о майоре Нечаеве, чтобы совершить месть. Вот мелочность поступка его и остановила, запустив цепочку самоанализа, что привела к неожиданным последствиям.       Угроза жизни очень хорошо стимулирует ум, а планировка собственного убийства, пускай и «куклы», но такой же, как он живой, была лучше, чем курс психотерапии. Виктор задумался, а собственно, почему так всё получилось? Всё оказалось банально просто. Его погубила гордыня. Просто его собственная гордыня. И ничего большего. Он посчитал себя только умным, за что и поплатился. Осознание этого и той ситуации, в которой он оказался, кода начал разматывать цепочку событий, отрезвила Виктора.       Он задался вопросом, а для чего он, собственно, рвал жилы, учился, совершал открытия? Для славы? Так она у него была! И он понял, у него был только путь, но не цель. Тут то и помог анализ жизненного пути Нечаева, особенно после его ранения. Учёный чётко увидел его цели и мотивы, что помогло ему создать свои.       Петров возжелал не просто спасти человечество, не много ни мало, а войти в историю как триумфатор, открывший глаза на угрозу, но это была лишь промежуточная цель. Виктор хотел не только остаться в учебниках истории, а изобретать дальше, покрыв себя бессмертной славой, чтобы спустя тысячелетие его открытия были основами для новых технологий! И ко всему этому он просто хотел банально жить. Купить небольшой домик, о котором мечтала Лариса. Ему надоело быть просто гением, он хотел быть человеком-гением!       Он хотел не сидеть в уютной лаборатории. Ему понравился привкус адреналина в его жизни. Существования на грани. В каждое мгновение неопределённости, он ощущал себя таким живым… Он жил и разыгрывал спектакль, прописывая другим роли, которые те брали с большой охотой. Петров постиг для себя смысл жизни…       В это мгновение учёный вновь вернулся в реальный мир, под негодующий вопль подполковника: — Вот только «Змия» нам для полной жопы не хватало!!!