Когда ты счастлив

— Сохатый, ты свалишься оттуда, и тогда Лили меня убьёт, — Ремус почти хрипит от сосредоточенности, левитируя Джеймса под самым потолком. — Я буду скучать по тебе, дорогой, — Сириус уплетает жареные орехи, развалившись где-то под ёлкой, как огромный подарок, и смеётся, не скрывая своего наслаждения происходящим. — А ну заткнитесь! Вы меня отвлекаете, — кричит парящий Джеймс. — Это был единственный способ красиво установить звезду, и я это, чёрт возьми, сделаю. Лунатик, соберись и не урони меня. Ровнее держи! — Я пытаюсь! Ремус чувствует, как по спине скатывается капелька нервного пота, и кажется, что это тянется вечность. Наконец Джеймс справляется со сверкающей звездой, закрепив её на верхушке ёлки, и трясущийся кончик палочки опускает его на паркет. — Напомни, почему у вас всё ещё нет стремянки? — ворчит Ремус. — У нас есть ты, Лунатик, — парирует Джеймс, и они с Сириусом отвратительно хихикают. — И что весёлого? Лили входит с чересчур подозрительным выражением лица, и Ремус благодарит буквально всех существующих богов, что она не появилась здесь минутой раньше и не обвинила всех их в том, что они мечтают сделать её вдовой. Входная дверь гулко хлопает, впуская румяного от мороза Питера. Лили оборачивается на него с отчаянной надеждой. — Хвостик, а ты не забыл купить то самое шоколадное печенье? Он довольно улыбается, протягивая ей внушительного размера коробку, и из Лили вырывается вздох облегчения. — Ура! В последнее время я без него просто жить не могу. Она поспешно открывает упаковку, почти вгрызаясь в лакомство, чем зарабатывает предупреждающий взгляд супруга. Ремус ухмыляется и едва удерживается от закатывания глаз, ну, потому что… Они серьёзно думают, что все вокруг слепые и не замечают, как Джеймс пляшет вокруг Лили и пьёт за неё все алкогольные напитки? — Ребята… Это пища ангелов, — бормочет Лили с набитым ртом. — А мне? — хнычет Сириус, выбираясь из-под ёлки. — Я тоже своего рода ангел. Лили выглядывает из-за коробки и угрожающе качает головой. — Только попробуй, Блэк. Ремус хохочет над обиженным, шутливо надувшим губы Сириусом, он смеётся, смеётся, пока не оседает на ковёр от изнеможения. Он смеётся, и слёзы текут из его глаз. Они струятся по его щекам. Ремус сидит на ледяном полу, и его лицо страшно мокрое и солёное. Оно болит. А потом ему приходится встать и набросить на голову огромный капюшон мантии, оставить на столе краткую записку и скорее убраться к себе, пока никто из учеников не увидел его искажённое лицо. «Профессор Дамблдор, благодарю за возможность воспользоваться омутом. С Рождеством»