☕
Несмотря на губительную силу недосыпа и страданий, сопровождающих стремительно надвигающиеся экзамены, весь кампус был в праздничном убранстве. Хёнджину это нравится. Ему нравится Рождество. Ему нравятся венки на фонарях, выстроившихся вдоль пересекающих площадь дорожек; ему нравятся гирлянды, обвивающие стволы голых деревьев. Его любимый цвет — красный, в который мороз окрашивает кончики его ушей и носа. — Вот бы снег пошёл, — вздыхает Хёнджин и заворожённо смотрит на белые облачка пара, вылетающего из его рта. Феликс натягивает капюшон худи и затягивает шнурки так туго, что из получившегося флисового круга виднеются одни лишь губы. Он пытается сохранить как можно больше тепла, даже если ради этого придётся пожертвовать возможностью видеть. Он цепляется за Хёнджина, чтобы тот вёл его, и бормочет сквозь стучащие зубы: — С ума с-с-сошёл. — Только не говори, что не ждёшь снега на Рождество. — Дома, в Австралии, я всю жизнь праздновал Рождество летом. Как-нибудь переживу. — Но без снега это же ненастоящее Рождество! — протестует Хёнджин. — Мама подарила мне PS5 в прошлом году, — Феликс пожимает плечами, — как по мне, всё было очень даже по-настоящему. У Хёнджина заготовлена целая речь о том, что суть Рождества не в подарках под ёлкой. И Феликс бы, хоть и нехотя, но выслушал его, однако в итоге Хёнджин решает избавить своего лучшего друга от этой тирады. Только Феликс явно чувствует, что Хёнджин буквально изо всех сил пытается удержаться, и посмеивается, отчего через слои одежды под курткой и в груди отдаётся глубокий бас. — Честно говоря, я думаю, это мило: то, как сильно ты любишь Рождество. — Уф, — он тяжело вздыхает. — Что? — Слово милый напомнило мне о Whole Latte Love сегодня утром. — О, точно. Как всё прошло с Чаном? — Никак, — Хёнджин раздосадовано пыхтит и выпускает ещё одно облачко пара, — меня перехватил другой бариста, который откуда-то знает Минхо-хёна. — Ну ничего, в следующий раз повезёт. — Посмотрим. По дороге на занятия они забегают в другую кофейню, где Хёнджин покупает второй за день стакан кофе — такого же крепкого — и несколько булочек, чтобы продержаться до длинного перерыва, на котором можно будет нормально поесть. Хёнджин сетует на то, насколько лицемерно порицать чью-то зависимость от кофеина, когда твоя зарплата напрямую с этой зависимостью и связана, к тому же– Вспомни чёрта… — Привет, Сынмин, — говорит Феликс. Они пересекаются у входа в аудиторию 101, где проходят лекции по мифологии. — Ликс, — отвечает Сынмин. Хотя тот факт, что все узнают веснушчатого студента по обмену, даже когда большая часть его лица скрыта, это дикость какая-то. Сынмин поднимает взгляд и устремляет его на Хёнджина. По его глазам видно, что он вспомнил сегодняшний случай в кофейне, — и тебе привет, Мистер Американо Со Льдом И Шестью Шотами Эспрессо. Хёнджин неуклюже пытается прикрыть логотип на стаканчике в своих руках. Сынмин замечает это, но теперь куда лучше скрывает своё неодобрение. Во всяком случае внешне. Но даже так Хёнджин чувствует исходящие от Сынмина волны осуждения. — Не знал, что мы в одном классе, — мямлит Хёнджин, расстроенный тем, что ему так неловко из-за какого-то незнакомца. Он ненавидит то, какой он чувствительный и до ужаса ранимый. Сынмин пожимает плечами и говорит: — Думаю, у меня не особенно запоминающееся лицо. Феликс смеётся. — Я не это имел в виду! — Да я шучу, — он смягчается, как ириска в ладони Хёнджина. — И прости, что я посмеялся над твоим заказом. Это было не особо-то любезно с моей стороны. — Всё нормально, — вообще-то нет. Хёнджин совершенно серьёзно планирует держать обиду на Сынмина целую вечность, но его слова звучат так искренне, что Хёнджин будет выглядеть как паршивец, если не примет извинение. Сынмин машет рукой своему другу, занявшему ему место в передних рядах аудитории. — Следующий напиток за мой счёт. Ещё раз извини. Попрощавшись с Феликсом, он уходит. — Так это на Сынмина ты жаловался? — спрашивает Феликс, когда они устраиваются на своих местах, ближайших к выходу. У Хёнджина следующая пара на другом конце кампуса, поэтому ему всегда приходится потихоньку смываться прямо перед звонком. — Да он же ужасный! — ЛОЛ, — Феликс буквально произносит это как «эл-о-эл», — думаю, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь описывал Сынмина так. — Я задаю тренд, что поделать? Он прожигает взглядом макушку Сынмина, такую круглую и так сильно напоминающую тапиоку издалека, что руки так и чешутся в неё ткнуть. Прищурив один глаз, Хёнджин ставит указательный и большой пальцы по обе стороны от головы Сынмина и сжимает их с такой силой, что дрожит вся рука. Он чувствует некое удовлетворение от этой шалости, но затем ловит странный взгляд Феликса. — Что ты делаешь? Хёнджин делает вид, что отрывает голову Сынмина, закидывает её себе в рот и хрустит черепом, как леденцом с солью. Он представляет, что Сынмин на вкус как те грейпфрутовые конфеты, которые Хёнджин всегда отдаёт кому-нибудь другому, так как для него они слишком горькие. Он отвечает: — Мщу.☕
Видимо, Сынмин работает по тому же графику, что и Чан: понедельник–среда-четверг — поскольку он вновь оказывается в кофейне, когда Хёнджин появляется там утром четверга с ноутбуком и всем необходимым (читать: с пачкой чипсов и полупустой упаковкой крекеров) в прихватку. Сегодня у него нет занятий, и, да, на 65% он здесь, в Whole Latte Love, чтобы любоваться Чаном, пока тот работает, но помимо этого до завтрашнего вечера Хёнджину нужно дописать работу, которую он всё откладывал, поэтому сегодня ему предстоит накатать приличный кусок. В итоге у кассы снова стоит Сынмин, ибо Чан помогает Йеджи с напитками. Сынмин, как и обещал, оформляя заказ, нажимает пару кнопок, чтобы сумма в 7250 вон превратилась в 0. — За мой счёт, — говорит он, — помнишь? — Всё в порядке, — возражает Хёнджин, — я же вчера принял твои извинения. — Я хотел извиниться ещё и за то, что помешал твоему плану по обольщению Чана. Хёнджин заикается: — Ч-что? — румянец растекается по его лицу, как акварель по бумаге, делая его краснее рождественских кружек, что стала использовать кофейня для горячих напитков. Сынмин переходит на шёпот: — Твой краш на него ясен как день. — Это не краш! — торопится сказать Хёнджин. Всё сложно. — Мне просто очень нравится его музыка. — Конечно, — вежливо говорит Сынмин тоном, слишком похожим на тот, что он использует с посетителями: излишне обходительным. Сынмина его слова явно не убедили. Хёнджин не знает, почему его вдруг охватывает непреодолимая потребность объясниться. Неважно, понимает ли Сынмин, что чувства Хёнджина к Чану по большей части платонические, хотя нельзя отрицать, что Чан объективно горяч, но всё становится более запутанным, когда он думает о том, какой эффект оказывает на его сердце песня «Dear You». Это определённо нечто романтическое. Ох, как Хёнджину хотелось бы любви. Так что да, всё сложно. К тому же девушка в очереди за ним начинает нетерпеливо постукивать ногой, намекая, что этот разговор отнимает слишком много чужого времени в самый разгар утренней спешки. — Хорошего дня, — говорит Сынмин, и Хёнджин проглатывает всё, что собирался сказать, и вместо этого тихо отвечает: — И тебе. Чан готовит напиток, а затем, подмигнув, протягивает его Хёнджину. Поблагодарив старшекурсника, Хёнджину удаётся застолбить столь желанный столик около розетки, к которой он незамедлительно подключает ноутбук, а затем принимается за работу. Он усаживается таким образом, чтобы у него был отличный обзор прилавка, но при этом Чан не видел, как Хёнджин возится со своим плейлистом для учёбы/работы. Хёнджин не сошёл с ума. Он не слушает «Dear You» на репите. Разве что у него в плейлисте семь её дубликатов, чтобы при перемешивании она встречалась чаще, чем любая другая песня, но разве можно его винить? У Чана ангельский голос, чьё звучание мгновенно поднимает Хёнджину настроение, что жизненно необходимо для повышения морального духа, учитывая, что он тратит 20 минут, переставляя местами всё те же пятнадцать слов тезиса и даже не задумываясь об остальных 3985, которые необходимо набрать для порога в 4000 слов. Ему предстоит долгий день. У Хёнджина чередуются то продуктивные периоды, когда он сосредоточенно работает, то более длинные периоды, когда он обновляет ленты соцсетей или делает наброски портретов в скетчбуке, если устаёт щуриться, глядя в экран телефона. Минхо заходит в кофейню в промежутке между занятиями и приветствует Хёнджина вторым американо со льдом, который ставит ему на макушку, отчего холодные капли конденсата падают Хёнджину на шею, заставляя того выпрямить спину и обратить внимание на Минхо. — Хён! — взвизгивает Хёнджин, глядя через плечо на ухмыляющегося позади Минхо. Он ставит напиток рядом с пустым стаканом на столе. Хёнджин выпил предыдущий американо за несколько минут и с тех пор периодически потягивал холодную воду от растаявшего льда. — Как продвигается эссе? — спрашивает Минхо, красноречиво разглядывая успехи Хёнджина в воссоздании оживлённой сцены у прилавка масляной пастелью, несравнимые с прогрессом (скорее с его отсутствием) в написании аргумента. — Медленно, — робко отвечает Хёнджин, — я жду, когда меня озарит вдохновение. — Похоже, оно уже. Хёнджин отодвигает испачканную руку, чтобы оценить работу целиком: будучи слишком сосредоточенным на крохотных деталях, он не обращал внимания на то, как это выглядит в целом. Фигура Чана больше и расположена на переднем плане, однако центр композиции — Сынмин. — Ты сделал его слишком красивым. — Кого? Чана? — Нет, — Минхо качает головой, — моего придурка соседа. Аж глаз режет отсутствие вокруг него адского пламени. И рога ты забыл. — Вы с Сынмином соседи по комнате? — Хёнджин знает, что летом Минхо куда-то переехал с другом детства, но обычно Минхо приходит к ним с Джисоном, чтобы побездельничать, так что Хёнджин слышал о его соседе лишь вскользь. — К сожалению, — угрюмо отвечает Минхо. Однако в его голосе всё же слышится теплота. — Думаю, он злится на меня за то, что я купил тебе ещё один американо. Он назвал меня пособником твоей зависимости от кофеина и не дал воспользоваться своей скидкой сотрудника. Хотя, честно говоря, обычно он всё равно не разрешает, чтобы побесить меня, но сейчас это будто было демонстративно. — Не понимаю, какое ему дело, — фыркает Хёнджин, и в его голосе слышится нотка раздражения. Он делает агрессивный глоток кофе, как бы говоря «выкуси!», хотя Сынмин слишком занят расстановкой тортов и выпечки в стеклянной витрине, чтобы обратить на него хоть каплю внимания. Минхо пожимает плечами. — Он ворчит только потому, что ему не всё равно. Ты должен быть польщён. Я встречаюсь с Джисоном месяцев восемь, и Сынмин только недавно начал бухтеть из-за того, что он настолько ленивый, что заказывает еду из ресторанчика на нашей же улице. — Из того места с бенто? — Хёнджин морщит нос. — Оно буквально в трёх домах от вас. Ему даже светофора ждать не нужно. Минхо выпускает отвратительно влюблённый вздох. — Ага. Хёнджин хочет того же, что есть у них, но скорее оттяпает себе руку тупым карандашом, чем признает это вслух. Подтвердив, что завтра вечером они ужинают вместе с Джисоном и Феликсом, Минхо уходит. Почти весь следующий час Хёнджин усердно работает над эссе, и ему удаётся наскрести ещё 1000 слов, которые, возможно, переживут процесс редактирования. За это время он делает всего один перерыв на посещение туалета и, вернувшись, с удивлением обнаруживает рядом с пустыми стаканчиками от кофе бутылку воды, на чью этикетку приклеен стикер с надписью: «Попей воды». Он встречается взглядом с Сынмином, пока тот протирает столы. Бариста останавливается, берёт воображаемый стакан воды и опрокидывает его в рот, изображая совет из только что оставленной записки. Хёнджин же разыгрывает сценарий, в котором Сынмин подсыпал яд в бутылку с водой: притворяется, что задыхается, падает и умирает. Он приоткрывает один глаз и расцветает в улыбке при виде трясущихся от смеха плеч Сынмина. — Это просто вода, — поясняет Сынмин, убрав оставшиеся столы и подойдя к Хёнджину. Приподняв бровь, Хёнджин требует: — Докажи. Сделай глоток. — Мне не нужно ничего доказывать. Крышка всё ещё запечатана. — Откуда мне знать, что ты не впрыснул яд в бутылку так же, как пончики наполняют джемом или чем-нибудь ещё? Сынмин скептически хмыкает. — Ты серьёзно думаешь, что я ношу с собой шприцы с ядом? — Кто знает, что на уме у серийных убийц? И не надо тут невинно хлопать глазками! — Я буквально просто моргаю? — Ага, конечно, — Хёнджин пыхтит и деловито складывает руки на груди, — я не куплюсь на твои уловки! — Если здесь и произойдёт смерть от отравления, то только от кофеинового и исключительно по вине умершего, — когда заходит группа студентов, над дверью звенит колокольчик, оповещающий о том, что Сынмину нужно вернуться за стойку. — Пожалуйста, просто попей воды. Я чувствую странную ответственность за твоё здоровье. — Почему? — Не знаю. Может, потому что если ты хоть кашлянешь, пока я в радиусе ста метров, то Минхо найдёт способ обвинить меня. Или же это что-то вроде желания позаботиться о птенце. Сынмин уже собирается уйти, как вдруг передумывает, протягивает руку, чтобы взять бутылку воды, которую Хёнджин оставил нетронутой, и открывает её. Он делает глоток. — Как я и сказал, это просто вода. Когда Хёнджин отпивает из неё позже, он убеждает себя, что ему только чудится лёгкий вкус грейпфрута.☕
Теперь каждый раз, когда Хёнджин заказывает свой американо, а за кассой стоит Сынмин, к напитку прилагается равная по объёму порция воды. — Американо же и так по большей части состоит из воды? — Да, только ты заказываешь не американо, Хёнджин. Ты заказываешь жидкую скорость. — Неправда! Хёнджин понятия не имеет, как Сынмин постоянно умудряется получать звание сотрудника месяца. На табличке в коридоре около уборной имя Сынмина за последние 11 месяцев написано 7 раз. Йеджи получала звание дважды, а Чан, только недавно начавший работать в Whole Latte Love, уже отмечен в ноябре. Остальные же ячейки заняты именем Сынмина. — Конечно, конечно. Покупатель всегда прав, — льстиво говорит Сынмин с улыбкой на лице. Против своей воли Хёнджин чувствует себя польщённым. Окей, возможно Хёнджин всё-таки догадывается, почему Сынмин так часто получает «сотрудника месяца» и почему его так ценят на работе. С точки зрения сервиса, сложно быть недовольным в присутствии Сынмина, когда он говорит так вежливо и работает так эффективно. А ещё он выглядит как щеночек. Разве можно злиться на щеночка? Также Сынмин хорошо запоминает имена, лица и мельчайшие детали даже самых сложных заказов. Он проявляет инициативу. Он внимателен. И поэтому он заставляет Хёнджина пить больше воды. Враждебность, с которой он относился к Сынмину, вскоре тает и превращается в нечто похожее на симпатию. Хёнджин обнаруживает, что это приятно — когда кто-то тебя опекает, уделяет тебе не просто поверхностное внимание, а нечто большее, когда знаешь, что кто-то о тебе думает. В исполнении человека, который выглядит так, словно у него есть сертификат профи в Microsoft Excel, а налоговый сезон — его любимое время года, подобная опека должна казаться снисходительной, однако Сынмину удаётся преподносить её шутливо. Он превращает это всё в вызов: «посмотрим, сможешь ли ты пить меньше кофе» или «попробуй пить три литра воды в день» — это задевает в Хёнджине что-то, из-за чего ему отчаянно хочется угодить. Подчиниться. У Сынмина уже заканчивается смена, когда он подходит к Хёнджину, корпящему над заданиями, и спрашивает: — Ты ведь ещё не ел? — В смысле? Я утром съел яичную тарталетку с кофе, — он проводит языком по зубам, будто бы освежая память, — и зерновой батончик. Сынмин выглядит искренне ошеломлённым. — Ни то, ни другое не считается за нормальный приём пищи, Хёнджин. — Если вкусно, то считается. — Это неправда, — возражает он. — Кто сказал? Сынмин не может сдержать улыбку. — Наука. — Ты не можешь прикрываться наукой вечно, Ким Сынмин. Возмущение Хёнджина остаётся проигнорированным. Сынмин приглашающе кивает в сторону выхода. — Пойдём, пообедаем вместе. Я знаю хорошее местечко. Хёнджин бодрится, как от ещё одного стакана кофе. — Пообедаем? — Я угощаю. Три девушки как стервятники кружат неподалёку от стола Хёнджина и подбираются всё ближе и ближе, чтобы не упустить возможность занять место, а Хёнджин небрежно бросает вещи в сумку, ибо ненавидит, когда его поторапливают. Но в отличие от этих девушек Сынмин терпеливо ждёт. — Всё, я готов. — Погоди, — Сынмин подходит ближе, чтобы застегнуть молнию на одном из боковых карманов сумки Хёнджина. Также он аккуратными движениями пальцев, пахнущими капучино, расправляет складки на его шапке и убирает лезущие в глаза обесцвеченные пряди. Сердце Хёнджина пропускает удар. — Ну что это? — вздыхает Сынмин. — Творческий беспорядок. По дороге в место, о котором говорил Сынмин, они проходят мимо трёх популярных закусочных. Хёнджин ноет, что хочет ттокпокки и пуноппан, потому что это дёшево, удобно и соответствует сезону! — Мне нравится, когда у меня течёт из носа, и непонятно, от холода это или от специй. — Мерзость. И тебе же потом ещё на тренировку? — Ага. — Тогда стоит съесть что-нибудь посытнее. С рисом. Минхо убьёт меня, если ты выложишься меньше, чем на 110%, и только потому, что я позволил тебе налопаться всякой дряни. Забегаловка, которую выбрал Сынмин, представляет собой небольшой закуток с серыми люминесцентными лампами и деревянными столами, наверняка видавшими времена и получше. Хёнджин проводит пальцами по выцарапанному в центре сердцу с инициалами двух влюбленных. На дальней стене едва заметно меню c выцветшими пиксельными картинками блюд, справа от которых написаны, зачёркнуты и заново написаны цены. Они оба заказывают по чашке жареного риса с кимчи и тарелку манду на двоих. Сынмин держит палочками дамплинг и шутливо сравнивает его с лицом Хёнджина. — Да вы прям близнецы! Хёнджин резко перегибается через стол и зубами выхватывает у Сынмина дамплинг! — Каннибализм! Братоубийство! Хёнджин пережёвывает его с такой широкой улыбкой, что чувствует, как глаза превращаются в полумесяцы: он почти что не может разглядеть Сынмина. Каждый раз, когда тот пытается взять ещё один дамплинг, Хёнджин выхватывает его своими палочками и так же быстро отправляет себе в рот. Он едва ли успевает прожёвывать, чтобы не отставать. И вот незаметно для себя он уже слопал всю тарелку. — Вот чёрт, — говорит он с полным ртом теста и свиного фарша, — я не специально… — Ничего страшного, — Сынмин звучит искренне. Он мягко тыкает пальцем в левую щёку Хёнджина, набитую едой. — Ты мило выглядишь. Сынмин такой лицемер. Ясно как день, что его совершенно не заботит благополучие Хёнджина, раз он говорит такие вещи, от которых тот чувствует себя так, будто у него вот-вот сердце выпрыгнет из груди.☕
Вскоре Whole Latte Love становится Хёнджину роднее, чем тесная двухкомнатная квартира, которую он снимает с Джисоном. Частенько, когда между занятиями и тренировками у него выдаётся время, которое можно посвятить учёбе, он заглядывает в кофейню, даже если Чан не на смене. Учитывая неумолимо надвигающиеся экзамены, Хёнджин пытается наконец взяться за ум и перестать бездельничать. Размышляя логически, если на каждый час «работы» приходится 20 продуктивных минут, то на то, чтобы хорошо позаниматься, требуется как минимум 3-4 часа. — Я кладу учебники под подушку: мало ли получится впитать часть информации благодаря эффекту осмоса. Сынмин пробегает взглядом по заданиям одного из предыдущих тестов и мягко подмечает: — Не думаю, что это так работает, Хёнджин. — И снова из-за твоей обожаемой науки? — Да. После смен Сынмин стал составлять Хёнджину компанию в подготовке к экзаменам, и он оказывается идеальным компаньоном, потому что отказывается потакать попыткам Хёнджина отвлечься 99% времени. Он не включается в разговор, когда Хёнджин спрашивает, какой у него любимый фрукт, будет рамён вкуснее, если высыпать пакетик специй до или после закипания воды, и миллионы прочих вопросов, что приходят ему в голову, когда он начинает терять концентрацию. Сынмину отлично удаётся переключать Хёнджина на нужную тему или задание. — Я не создан для учёбы, — жалуется он, сползая по сиденью и одновременно выпуская из руки карандаш, падающий с глухим стуком. Хёнджин останавливается только тогда, когда чувствует затылком спинку стула. Разводы воды на потолке похожи на след от кружки кофе, — я не такой умный, как ты. — Не то чтобы я какой-то особенно умный. — В смысле? — Я просто усердно работаю, — объясняет Сынмин и ловит взгляд Хёнджина, — и не стоит списывать себя со счетов. Я знаю, что ты умён в других вещах. Минхо говорит, что ты схватываешь хореографию налету. Ты тоже усердно работаешь. Вот почему ты выглядишь на сцене так непринуждённо. — Ты видел мои выступления? — Я хожу на каждое. Ради Минхо, конечно, — добавляет он, прочистив горло, — но, помню, когда я впервые увидел, как ты танцуешь, казалось, словно ты на сцене один. Я был заворожён. Я не видел никого, кроме тебя. — С-спасибо, — заикается Хёнджин, чувствуя ком в горле. Хёнджин становится красным, как ягоды остролиста. — У тебя что угодно получится, если ты постараешься. Я абсолютно уверен, что ты хорошо сдашь экзамены, — слова Сынмина смущают своей искренностью, пока он не подмечает с дьявольской ухмылкой на губах: — тем более, когда Чани-хён тянется к верхней полке за сиропом, и над поясом его брюк мелькает открытая кожа, ты так погружён в свои задания, что даже не замечаешь. Это достойно похвалы. Вдохновляет! — Заткнись. Хёнджин выпрямляется и возвращается к списку вопросов, молясь, чтобы Сынмин никак не прокомментировал его вновь вспыхнувший румянец или то, что Хёнджин так согрелся, что разматывает шарф на шее. Он не смущен тем, что его подловили на залипании на Чана; он смущён тем, что Сынмин не понимает, что Хёнджина куда сильнее отвлекает то, как он поправляет чёлку или радостно смотрит на каждого посетителя с собакой. Сынмин любит собак. Глядя на них, он улыбается особенно ярко.☕
Дней до рождества: 10 Ежедневно потребляемых шотов эспрессо: тоже 10 (было 12 — заметное улучшение, и всё благодаря кое-кому с такими добрыми глазами, что невозможно сердиться из-за его любви к ворчанию) Литров воды в день: и близко не 3, но Хёнджин старается изо всех сил Мучного в его рационе: нет (успех!) Его влюблённость в Ким Сынмина: бурлит, и с каждым днём градус только нарастает☕
В последнюю субботу семестра Феликс уговорил Хёнджина пойти на вечеринку, которую устроили другие студенты по обмену. Хёнджин не понимает, в чём прелесть приглашать друзей и чуть ли не людей с улицы, которые потом разгромят тебе дом. И всё для того, чтобы Пенелопа Чхве могла закинуться с чьих-нибудь новеньких кроссовок и покрыть всё вокруг тонким слоем кокса, но американцы просто устроены иначе, полагает Хёнджин. К тому времени, как они добираются, дом уже забит под завязку. Хёнджин думал, что всю ночь будет хвостиком ходить за лучшим другом, однако узнаёт достаточно людей, с которыми ему было бы комфортно и без него, так что Феликс уходит очаровывать старшекурсника с танцев c волосами цвета сахарного яблока. Он, кажется, уже целую вечность хочет присоединиться к Уёну и Чанбину третьим. Хёнджин пробирается через толпу людей к кухне, чтобы взять ещё один напиток. Вероятно, ему бы не следовало этого делать, учитывая, что он и так быстро пьянеет, а последние несколько недель непрерывной учёбы резко снизили его и без того ничтожную толерантность к алкоголю. Однако Хёнджин решает, что было бы неплохо расслабиться. На данный момент он уже навеселе, но и не особо пьян. Протискиваясь через гостиную, Хёнджин замечает Чана за импровизированной диджейской стойкой в углу. На раскладном пластиковом столе красуется наспех нарисованная табличка с надписью «Ft. Музыкальные Творения Бан Кристофера Чана ✧⁺» Когда они наконец встречаются взглядом, Чан зовёт Хёнджина. — Привет, сонбэ, — перекрикивает Хёнджин грохочущие басы и настолько громкие EDM биты, что кажется, словно они раздаются откуда-то из глубины его груди, — как дела? — Отлично! Не ожидал тебя тут увидеть, Хёнджинни. Думал, у тебя не найдётся времени. — Ну знаешь поговорку: знания умножают занудство, — отвечает Хёнджин, — по словам Феликса, по крайней мере. Он говорит, что я превращаюсь в Сынмина. — Сынмин очень забавный! — Очень любезно с твоей стороны защищать его честь, — говорит Хёнджин, хотя втайне соглашается. Сынмин действительно забавный. С ним всегда весело. — И как давно ты подрабатываешь ди-джеем? — Ты поверишь, если я скажу, что делаю это бесплатно? — Абсолютно, — Чан определённо из тех людей, которые скорее распылятся так, что станут прозрачными на свету, чем будут думать, что кого-то подводят, — ты слишком хороший. — Это не исключительно бескорыстный поступок. Я ещё пробую несколько новых треков, например, вот этот, — Чан делает пару кликов на ноутбуке, и битком забитую комнату наполняют прекрасно знакомые первые ноты «Dear You», но затем Чан добавляет элементы техно, и песня становится куда более подходящей для клуба, чем для аккомпанемента к современному танцу. Несмотря на энергичные элементы ремикса, для Хёнджина главным в треке остаётся вокал. Он полностью поглощает его. — Как тебе? — Ты бы мог петь григорианские хоралы или какие-нибудь задорные песни моряков, а я бы всё равно слушал это нон-стопом. Чан запрокидывает голову в смехе. Хёнджин засматривается на изгиб его шеи и покачивающееся адамово яблоко. — Как бы мне это ни льстило, но пою не я. Хёнджин хмурит брови в замешательстве. — Но мне сказали, что это ты поёшь? — Я спел несколько отрывков на фоне, но вся заслуга принадлежит Сынминни. 99% вокала — это его голос. — Сынмин? — всё вокруг вмиг замирает. Он тотчас трезвеет, буквально одним махом. — Ким Сынмин? — Ага, — Чан машет кому-то рукой, подзывая так же, как Хёнджина. Однако он старается, чтобы это не выглядело как намёк на то, что Хёнджину пора идти, поэтому спрашивает: — Ты не знал? Разумеется. Это всё объясняет: голос сирены, что месяцами околдовывал Хёнджина, принадлежит тому же парню, которому Хёнджин отчаянно хочет угодить и чьё желание для него — команда. Сынмин говорит прыгнуть — Хёнджин спрашивает, как высоко и в каком измерении. Настолько ему нравится Сынмин. — Теперь знаю. Извини, сонбэ, я пойду. Хёнджин обходит весь дом в поисках хоть каких-нибудь зацепок о местоположении Феликса и обнаруживает своего лучшего друга уместившемся на коленях Чанбина в качестве его персонального кота, на которого у Чанбина точно не будет аллергической реакции. Хотя красноватые пятна на его шее, которые позже превратятся в засосы, в тусклом освещении и среди развешанной по всей комнате мишуры несколько напоминают крапивницу. Губы Феликса на месте преступления. Этой ночью он точно не уйдёт домой один, даже если Хёнджин улизнёт с вечеринки чуть пораньше. Он отправляет Феликсу короткое сообщение в Katalk и сбегает. Зная то, что он знает теперь, ему кажется жизненно необходимым признаться Сынмину до того, как начнутся каникулы, и Хёнджин больше не сможет оправдываться подготовкой к экзаменам, чтобы проводить столько времени в Whole Latte Love. Он не задумывается о последствии в виде разбитого сердца прямо перед своим любимым праздником. Рюмка для храбрости, которую он выхватывает из рук Чанхи перед уходом, также помогает ослабить его внутренние запреты и обрести мнимую уверенность. С Хёнджином не может произойти ничего плохого в Рождество, он уверен. Он вспоминает, что Сынмин, кажется, подменяет сегодня Йеджи на ночной смене. Хёнджин мчится через кампус, рискуя жизнью и конечностями, пытаясь не поскользнуться на льду, который образовался в местах оживлённого движения несмотря на все старания университета посыпать солью дороги и тротуары. К тому времени, как Хёнджин добирается до кофейни, начинает валить снег, и он, прикрывая рукавицами глаза от натиска снежинок, заглядывает сквозь стеклянные двери, чтобы рассмотреть в темноте кофейни силуэт с красивыми, широкими плечами. Он замечает, что Сынмин поднимает стулья на столы. Должно быть, он отправил Марка домой пораньше, чтобы закрыть кофейню самому. Наверняка Сынмина и в декабре выберут сотрудником месяца. — Сынмин! — Хёнджин стучит по стеклу костяшками в рукавицах. Марк бы включил грохочущую музыку, из-за которой Хёнджина бы не было слышно, но Сынмин предпочитает тихую и спокойную атмосферу, в которой можно расслабиться после смены и пробежаться глазами по списку того, что нужно сделать перед закрытием. Он сразу же определяет, что источник шума — это Хёнджин, и спешит впустить его внутрь. — Что случилось с твоей рубашкой? — отпирая дверь, спрашивает Сынмин, увидев голую грудь Хёнджина. Его обнажённые ключицы покрыты серебряными блёстками, которые сочетаются с сияющими тенями для глаз. Джинсовая куртка едва ли согревает, но практичность была принесена в жертву тому, чтобы выглядеть горячо (метафорично) на вечеринке. — Темой вечеринки было Сладкий или Славный. — И ты выбрал Сладкий? — С чего ты это взял? — Хёнджин не уверен, играет он бровями на самом деле или ему только кажется. Алкоголь в организме мало того что притупляет ощущения, так ещё и ухудшает моторику. — Просто логичное предположение — ладони Сынмина чувствуются словно грелки на щеках Хёнджина. — Ты замёрз. — Я бежал всю дорогу. — Серьёзно? — Я шёл бодрым шагом, — поправляет себя Хёнджин, — потому что я должен кое-что тебе сказать. Кое-что важное. — Что такое? Выражение на лице Сынмина такое мягкое и полное предвкушения. В этот момент кажется, что Хёнджин мог бы сообщить нечто ужасное или невообразимо ранить его, а Сынмин всё равно бы ему всё простил. Голова идёт кругом, когда на тебя смотрят так, когда на тебя смотрит Сынмин. В итоге Хёнджин резко замолкает. Он теряет дар речи. Сынмин, очевидно, анализирует ситуацию: принимая во внимание потрёпанный вид Хёнджина, его внезапное исчезновение с вечеринки и время суток, следует, что даже несмотря на мороз он пришёл сюда в надежде, что память его не подводит и Сынмин действительно подменяет Йеджи. Сынмин делает ещё одно логичное предположение. — Расскажешь потом, — ласково говорит Сынмин. Его руки по-прежнему на лице Хёнджина, — когда будешь пить ноль шотов эспрессо в день. Хёнджину не верится, что Сынмин превратил его неудавшуюся попытку признания в возможность в очередной раз поворчать о количестве потребляемого им кофеина. — Разве это не контрпродуктивно — помогать мне избавиться от моей кофеиновой зависимости, раз я буду реже заходить в кофейню? — жалуется он. — Нет, — отвечает Сынмин, прежде чем прильнуть в поцелуе, — потому что я надеюсь, что ты станешь зависим от меня.