Из Небытия

Бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие. Ф. М. Достоевский

      Боль.       Если бы кто-то попросил его вспомнить и описать, что значит — чувствовать боль? — он бы не смог подобрать нужных слов. Сама мысль о той боли вызывала животный, необоснованный страх.       Ростку жизни тяжело проталкиваться в этот мир сквозь тьму.       Так же тяжело было и ему.       Кости, мышцы, внутренние органы перемалывало через жернова. Глотку жгло огнем, но кричать Люцифер не мог. Дышать — тоже.       Несостоявшийся правитель Преисподней вдруг оказался на месте грешника, который познал, что такое — адовы муки.       Опаленное болью сознание в агонии заметалось внутри черепной коробки.       Когда же?.. Когда? Когда?!       Люцифер через силу сделал первый вдох, и пламя в груди утихло. Кровь с шипением разлилась по сосудам. Сердце забилось, да так сильно, что от его грохота заложило уши.       — Госпожа, ему нужно время.       Чей-то голос — недостижимо далекий — стал для него ориентиром. Люцифер не мог открыть глаза — тьма давила на них, но зато сумел разлепить пересохшие губы и сказать:       — Небытие… Там нет времени.       Он очнулся в аду. Как и, самое главное, зачем его сюда притащили — главные вопросы на повестке дня. Не спеша, держась за металлический каркас, он поднялся с жесткой койки и впервые за относительно долгую жизнь обрадовался, что у него, оказывается, затекла поясница! Так по-человечески, черт возьми!       Дискомфорт быстро сошел на нет, и тогда Люцифер стал сжимать и разжимать кулаки. Он почти с упоением наблюдал, как сгибались его пальцы. Как кожа натягивалась на костяшках.       Ходьба далась труднее. Земля под ногами плавала. Фрагменты воспоминаний о прошлой жизни, о Небытии и войне бессмертных смешались и едва не превратили мозг в кашу. От спазмов и сильной боли Люцифера чуть не вырвало, но он знал, что сможет выдержать любую боль, если успеет ухватиться за воображаемый якорь, который удержит — не даст уплыть по течению багровой мешанины из крови, боли и приглушенных криков.       Ты обрел вторую ипостась…       И тут же другой голос — надрывный, отчаянный…       Люцифер, нет!       Он сосредоточился на нем, и из тьмы вновь вспыхнуло ее лицо — распахнутые в диком ужасе глаза, опаленные светлые ресницы, дрожащие губы, а на коже — грязь вперемешку с пеплом и потеками крови.       — Вики, — бессознательно прошептал Люцифер, а после его горло свело судорогой.       Он прошел еще немного. Пламя на факелах задрожало от сквозняка. Если в аду где и было холодно, так это в его тоннелях и коридорах, которые избороздили горную породу как только могли. Чутье подсказало Люциферу двигаться в Тронный зал — ниже и ниже. По спирали.       Пока он шел, безотчетный страх следовал за ним по пятам. Вдруг Небытие не выпустило его, и мнимое путешествие домой — лишь бред воспаленного сознания? Кто одержал победу в войне бессмертных? Где все это время была Вики? Быть может, она погибла?       Тронный зал в аду — это реки крови, потоки лавы, скрежет, плач и, конечно же, трон правителя, собранный из костей. На этом самом троне в свободной манере — нога на ногу — сидела незнакомка, совсем не похожая на демона, и странная даже по здешним меркам: худая, Люцифер бы даже сказал — тощая, без крыльев и прочих отличительных черт. Перед ней, как перед истинным правителем, расположилась толпа прислужников и демонов всех мастей. Поодаль от трона стоял его отец в начищенных боевых доспехах.       Он будто почувствовал присутствие Люцифера и повернул голову. Когда их взгляды схлестнулись, глаза Сатаны полыхнули алым. Он подошел к трону и склонился к уху женщины, на плече которой — Люцифер только сейчас заметил! — сидела крупная черная крыса.       — Отец. Ты тоже… — Люцифер не знал, как относиться к «чудесному» воскрешению дражайшего предка, но подумать об этом не успел. Своды Тронного зала сотряслись от голоса тщедушного создания — женщины, что заняла трон ада по праву…       «А по какому, собственно, праву?»       — Ты сам на себя не похож, сын Сатаны. Стоишь в дверях и даже ничего не спросишь.       При всей мощи голос ее казался слишком высоким, истеричным и самодовольным. Люцифер пригляделся снова. Потребовалось несколько мгновений, чтобы он понял, перед кем оказался.       В толпе в унисон его мыслям прокатился взбудораженный гул.       Первый всадник.       Семь печатей.       Люцифер поморщился. В его сознании сохранились лишь разрозненные воспоминания. Четкое знание ускользало, скрытое мутным туманом Небытия.       — Если нас здесь больше ничего не держит, можем отправляться.       Ты обрел вторую ипостась…       Ненавистный голос!       И следом тот, который всегда помогал… Который не дал голодным неприкаянным призракам разорвать то, что от него осталось. Не дал заснуть навсегда:       Люцифер, нет!       С животным рыком Люцифер выдернул первое попавшееся под руку копье из стойки с оружием, которая по счастью оказалась рядом, и запустил его в двухметровую махину по имени Мальбонте. В ублюдка, стараниями которого пало столько голов! Стараниями которого Люцифер гнил в Небытии! И копье бы обязательно достигло цели — огромные мощные крылья не дали бы Мальбонте совершить резкий маневр — времени бы не хватило! — а если бы он вздумал ими прикрыться, как щитом, адское орудие пронзило бы их насквозь.       Но копье не долетело — повинуясь воле Всадницы, оно в мгновение ока сменило траекторию, упало на вымощенный булыжником пол и прямо на глазах — за какие-то жалкие секунды! — одряхлело и окислилось.       — Люцифер, будь паинькой. Сейчас не время…       Жажда крови взревела в нем. Он кинулся на Мальбонте. Победит или нет — неважно. Люцифер был готов оторвать ему голову голыми руками.       Тварь!       Выродок!       — Умерь свой пыл. — Неожиданный удар со спины — аккурат меж лопаток — сокрушил, заставил рухнуть на колени. Люцифер не понял, чем его ударили — кулаком или оружием, но сразу догадался, кто ударил. — Раньше надо было силой мериться.       Последние слова были сказаны ему на ухо — тихо, сквозь зубы. Затем Сатана выпрямился, а Люцифер остался лежать на полу. В груди будто огненный шар разорвался. Правая сторона лица нещадно саднила — кожа на ней ободралась, когда от силы удара Люцифера протащило по камням.       Секунда, две, три…       Он оперся на локти, потом — на одно колено…       — Слабовато для тебя, отец.       Сатана скривился в отвращении. Его верхняя губа дернулась. Чума хоть и вернула его папашу из Небытия, но тот, в отличие от Люцифера, выглядел так, словно никогда там и не был. Гордый, надменный и все же умеющий признавать чужую силу.       Люцифер посмотрел на Чуму — она оскалила зубы в улыбке, а в пристальном взгляде промелькнуло скрытое безумие…       У нее не было своей специфической энергии, как у ангелов или демонов — вокруг нее из тугих черных жгутов сплелась единая аура, вселяющая страх. И было этому страху имя — неизвестность. «Я могу заставить тебя страдать. Могу показать ужас, по сравнению с которым даже Небытие покажется не таким уж безнадежным местом. Но… Я могу приблизить тебя к себе и дать возможность посмотреть, что будет дальше. Что выберешь, Люцифер?» Она не произнесла вслух ни единого слова — эти слова раздались у Люцифера в голове.       Его сознание ответило молчанием. Правая рука подергивалась от желания снова схватить что-нибудь тяжелое и врезать Мальбонте, который теперь стоял намного ближе к нему, но взирал равнодушно — Люцифер не увидел ни единого проблеска эмоций на высеченном из камня лице.       Неотесанная глыба с крыльями!       Но даже он — с такой невероятной силой! — преклонил колени перед Всадницей. Мозаика из причин и следствий начала складываться в единое целое. Все, что Люцифер видел, было началом конца.       Следующим пунктом назначения стала Цитадель — сердце Небес. По обрывочным воспоминаниям Люцифера, в ангельской столице, как и в любой другой, всегда было шумно. Но сегодня среди каменных строений, устремившихся в пасмурное небо, стояла непривычная, давящая тишина.       — Видимо, подготовились…       Всадницу обуяла ярость.       Какая же сила, оказывается, таилась в ее хрупком, костлявом теле! Щелчок пальцев, и двухэтажный дом задрожал и осыпался, как картонный, подняв в воздух столп пыли. Обломки мебели вперемешку с камнями покатились по мостовой. Кто-то позади — похоже, Фенцио — глухо кашлянул. На первом этаже этого некогда жилого дома находилась неплохая забегаловка — столы в ней были вечно грязными и липкими, но зато глифт там подавали отменный! Случайно Чума выбрала именно это место или нет больше не имело значения.       Небеса содрогнулись.       — На пути к Цитадели камня на камне не оставлять!       Всадница ринулась вперед. Все, чего касалась ее черная длань, неизбежно рассыпалось в прах.       Какой был смысл в абсолютном разрушении? Люцифер не знал, но среди превращающихся в руины зданий и дикого свиста ветра жить хотелось, как никогда.       В Цитадель Всадница ворвалась с помпой. Игра на публику доставляла ей удовольствие. Стены оплота небес задрожали, но выстояли. Кто пытался сбежать или, что еще хуже, вступить в бой, был повержен резким взмахом черной руки. Кровь окропила белокаменные стены.       Люциферу тоже пришлось запачкать руки. И вдруг в толчее бело-золотых крыльев он увидел знакомое лицо!       Люцифер, нет!       Он моргнул, но быстро собрался и отшвырнул к стене еще одного белокрылого, решившего поднять на него руку.       Вскоре все стихло, но смех Всадницы еще долго звенел в ушах.       На следующий день пришло время непокорных — тех немногих, кто не смог, не успел или же просто не захотел улетать. Среди них оказалась и Мими.       «Ее тоже вернули из мертвых? Или демоница оказалась в Цитадели случайно?»       На ее руки было жутко смотреть: вместо ногтей — кровоточащее мясо, несколько пальцев опухли и не гнулись, но Мими все равно стоически молчала. Держалась.       — Да пропищи ты уже хоть что-нибудь! — Всадница пригвоздила ее к полу одним ударом. Не сильно, скорее играючи. Мими кое-как перевернулась на живот, подогнула колени, защищаясь, но Чума развернула ее так, как было надо ей — на спину. — Личико у тебя красивое, жаль будет портить.       Чума замахнулась ногой в опасной близости от виска Мими, но в последний момент не ударила, а лишь топнула.       По мраморной плитке расползлась паутина мелких трещин.       Мими сжалась в комок.       Люцифер понял, что больше не может и не будет просто так стоять и смотреть. Он выступил вперед, и Мими тотчас повернулась к нему. Из ее левого глаза прокатилась крупная слеза и скрылась в спутанных темных волосах. Мими еще крепче сжала губы и, насколько позволило положение, покачала головой.       «Не лезь в это», — прочиталось во взгляде.       Кем была для него дочь мятежного демона Мамона? Нечетким воспоминанием из жизни до Небытия. Та жизнь была мертва. Память о ней должна была кануть в бездну, но нет… Гнев — жаркий, словно удар плети, — захлестывал каждый раз, стоило Чуме прикоснуться к Мими.       Люцифер вдруг осознал, что рано или поздно на полу перед Всадницей окажутся все они: смиренный Дино, главный любитель выслужиться — Фенцио, молчаливо хранящий свои тайны Мальбонте и, конечно же, он — несостоявшийся король Преисподней.       — Вам не следует марать об нее руки, госпожа.       Чума будто бы и не заметила, что Люцифер через силу выплюнул треклятое «госпожа». Выражение ее лица было сложно прочесть. Всадница, по мнению Люцифера, плохо разбиралась в оттенках чужих эмоций. Она питалась отчаянием. Ей было важно, чтобы ее боялись и, как ни странно, уважали. Чтобы одного ее взгляда хватало для усмирения тех, кто был недоволен новой властью.       — Она должна признать меня и склонить голову. — Чума изящно присела возле Мими, запустила костлявые пальцы в ее волосы и сжала их на затылке. — А потом я решу, что с этой головушкой делать.       Люцифер знал, что сделал бы с головушкой Чумы, представься ему такая возможность, но постарался загнать эти мысли как можно дальше.       — Безусловно. Но для этого вы должны сохранить ей жизнь.       Чума оскалилась. Ей нравилось унижать, заставлять молить о пощаде… Нравилось мучить, чтобы несчастные жертвы начинали думать, что в Небытии — да где угодно! — им было бы лучше, чем здесь — с ней, — но Люцифер не думал — он знал, что в Небытии не лучше. В Небытии ты просто бесконечно ожидаешь чего-то. День за днем. У тебя не то что сил нет — даже тела!       — А если не сохраню?       — Равновесие может пошатнуться, и никто не знает, чем это обернется.       Оскал сполз с ее лица. Всадница заинтересовалась.       Не изменяя своей страсти к театральщине, она так же изящно подошла к нему и даже привстала на цыпочки.       Черная крыса, повинуясь мысленной воле хозяйки, слезла с ее плеча и вскарабкалась на плечо Люцифера.       Шепфа, чего ему стоило остаться неподвижным, когда пищащая тварь обнюхала противным мокрым носом его щеку и, скользнув лысым хвостом по шее, перебралась обратно — на насиженное место.       — Думала, врешь, но нет — еще остались вещи, которые страшат тебя посильнее меня. Переживаешь, что я запачкаю руки? Так это зря! Дочь Мамона убедишь ты. А иначе… — Всадница мягко стукнула ребром ладони по его шее, — полетят головы.