Бессильный

      Воздух в комнате был слишком спертым и тяжелым, когда Джэхен открыл деревянную дверь и затолкал внутрь своего пьяного… кого?       Группа друзей, достаточно большая, чтобы занять большой зал, отдыхала сегодня вечером за просмотром фильма, который плавно перешел в разговоры и заливание в себя побольше алкоголя. Они уже давненько все не виделись, что подливало масла в огонь и что-то крепкое в бокал Тэёна. Ли как-то незаметно для всех всегда протягивал руку и подставлял стекло под струю сначала соджу, потом шампанского, потом вина, а потом Тэену уже стало всё равно: ему было важно, чтобы стакан был полон хотя бы наполовину.       Ему было хорошо. То есть, он сидел в компании вполне себе хороших друзей, чувствовал себя с ними комфортно, и первое время, когда только начали попойку, отбросив идею о нормальном просмотре фильма, пытался даже побольше шутить и много говорить. Но как только жидкости разного цвета в его бокале начали меняться со скоростью не успевающего переваривать горький вкус даже самого Джонни, Тэён становился все более и более тихим, а взгляд его теперь не бегал по всем, стараясь уделить внимание каждому говорящему, а заострялся то в одной, то в другой точке вселенной. —Бля, у меня ж голова завтра треснет, —пьяно-пьяно улыбаясь и даже посмеиваясь, произнес Тен, прикрыв глаза. —Я до комнаты не дойду бля буду.       В ответ ему послышался какой-то неопределенный протяжный вой и чья-то икотка. Вообще-то, парню было абсолютно не о чем переживать, вот так вливая в себя градусы. Потому что рядом (а точнее позади него) был его Джонни, который готов был отнести Тена не только в комнату, но и вообще куда угодно и когда угодно. Джонни сидел в позе лотоса, пока Тен, близко прижавшись спиной к крепкой горячей груди, сидел на его ногах и ощущал кончиком ушей или волос горячее дыхание своего молодого человека, пропитанное запахом алкоголя с сигаретами, но ни капли не противного, а наоборот согревающего и заставляющего сердце биться в ушах и в каждой клеточке тела. Рука Джонни с широким кольцом согревала плоский живот Тена, дополнительно давая комфорт и безопасность. Таец откинул голову назад в развязном смехе, и Джонни моментально отреагировал, оставив пьяный поцелуй в районе его виска.       К сожалению Тэёна, он поймал именно этот момент своим блуждающим взглядом, последствия которого он не мог контролировать. Нагло наблюдая за каждым малейшим движением пары, он строил такое грустное лицо, что смотреть на него без слез было почти невозможно. В итоге он, снова сделав большой глоток чего-то из своего бокала, вовсе отвернулся, прижав к себе тонкие ноги с костлявыми коленками и уложив обиженный подбородок на них. —Вы еще живы? —Слышится откуда-то сзади, и любопытная головушка Тэёна вновь поднимается, затуманенным взглядом ища источник звука. Джэхён, сидящий рядом с ним, оборачивается тоже. —Я думал, уже спать все разошлись… вау, Пон, ты реально в говнище, —Чону тоже был не первой трезвости, но мог хотя бы сам идти и довольно неплохо, хотя и держал за руку Доена, переплетя их пальцы, и непонятно, для опоры ли или же просто потому что они теперь могут позволить себе вот так открыто говорить всем, что, наконец, закончили бразильский сериал под названием «Да он не может любить тебя да я люблю тебя!!!» и любить друг друга. Тен вздыхал, когда вспоминал, что подписка на его любимый сериал закончилась, но последние серии его больше чем устраивали. Сейчас же Тен в ответ подмигнул Чону, прикрыв рот рукой и сдерживая то ли рвотный позыв, то ли сильную икоту. —Джон, ты бы осторожнее был и следил, потому что в маленьком тельце Тена алкоголь как будто в десять раз сильнее пляшет, —говорит Джэхен со смешком, пропуская Чону вперёд, чтобы тот уселся на подушки на полу. —Кто бы говорил, —язвит Джонни, взглядом ныряя в очаровательные ямочки Чона.       Тэён, напротив которого и сел Чону, сначала задохнулся от табачного запаха вишни и яблока, перемешанного друг с другом, и, если бы Тэён не знал, то подумал, что где-то рядом подгорал яблочно-вишневый пирог. Для него было большим открытием узнать, что Чону, имея такое плавное и мягкое, нежное лицо, может зажимать красивую (красивую?) сигарету между своих пухлых губ и позволять яду в форме пара проникать в его легкие, сковывая их, наверное, не очень приятно (Тэён не знал, он не курил). Хотя, признаться честно, убийственная светлая палочка была к лицу и к губам Чону.       Пока он размышлял о Чону и сигаретах, то вяло водил уже сонным взглядом по лицу младшего, занятого сейчас подшучиванием над абсолютно пьяным лучшим другом и его рыцарем, который, хоть и пытался уберечь своего парня от сто процентного опьянения, все же позволил Тену забыться и отбросить весь бренный мир, заменив его кучей глотков коньяка и так далее. Взгляд Тэёна скользнул на шею Чону совершенно случайно, когда разглядел там темнеющее пятнышко. Ли аж выпрямился, свел брови к переносице и сощурил глаза, пытаясь определить, кажется ему, или у Чону на его белой шее, блять, реально засос. Воротник худи опустился, когда Ким потянулся чокнуться бокалами с Теном, и Тэён теперь удостоверился, что, да, это правда кровоподтек, поставленный, очевидно, в порыве страсти и сгорания двух тел от собственного жара. Ли переводит подозрительный взгляд на Доёна, который сейчас заливает в себя какую-то мешанину и корчится от нее так, что лицо озаряется тысячей морщин, а маленькие белые зубы показываются за растянутыми яркими губами. И эти губы сейчас, когда они отходили «покурить на балкон», оставили ревнивую отметину на белой бархатистой коже Чону? У Тэёна, почему-то, едет крыша от одного только осознания.       Едет крыша и кружится голова. Он откидывается головой о диван, прикрывает глаза и шумно дышит через рот, так же шумно глотая. Во рту тут же сохнет и появляется непреодолимое желание его смочить чем угодно, лишь бы избавиться от противного ощущения на языке и нёбе.       Дыхание сбивает низкий голос поблизости. —Плохо?       И становится еще хуже, когда на голову опускается холодная (из-за холодного бокала) рука и зарывается в волосах, почти заставляя Тэёна выдохнуть со стоном, но он держится. Он открывает глаза и встречается со спокойным взглядом Джэхена, у которого сейчас волосы нереального темно-русого цвета, не уложенные и спадающие хаотично, потому что челка была просто зачесана назад рукой с тонкими длинными пальцами. Тэён снова глотает, не отвечая, продолжая гулять взглядом от одного глаза парня к другому, а потом доходит до губ и, блять, эти губы — чертово произведение искусства. На них хочется смотреть и смотреть, пробовать, кусать, испытывая на мягкость и упругость… щеки и кончики ушей бесконтрольно рдеют, и Тэёну так хочется коснуться такой гладкой на вид кожи на щеке и пальцами, и губами, а потом опуститься ниже, к крепкой шее с просто блядски притягательным адамовым яблоком, укусить его и следом успокоить, в знак извинения оставив примерно такую же отметину, что покоилась на шее Чону. Но он не может. Алкоголь, вопреки ожиданиям, дает не легкость, а тяжесть в худом теле с тонкими запястьями, которые подрагивают в порыве забить хуй на всех присутствующих, на стеснение и впиться в тело рядом. Большие глаза Тэёна слезятся, то ли от слишком высокой температуры собственного вдруг вспыхнувшего пожаром тела, то ли от слишком высоких чувств, действующих как розжиг и возводившие пожар до отметки десять из десять по шкале опасности. Он был хотел спрятать эти свои глаза с горящими бесстыдством зрачками, но алкоголь поддерживал наглость, которая, в свою очередь, позволяла разглядывать каждый миллиметр чужого обожаемого лица. Бессильный. —Тэён, дыши, —весело говорит до чертиков в глазах пьяный Доен и машет ладонью перед лицом Тэёна, пока тот на нее вообще внимания не обращает и лишь продолжает томно разглядывать Джэхена. —Жесть, этот тоже уже все, —заключает Ким весело. —Предлагаю расходиться уже потихоньку, —говорит Джонни, пока Тен ерзает в его ногах, обвивая длинную шею тонкими руками и шепча что-то сладкое и хитрое в линию перехода шеи в плечо. Со же крепко держит его спину одной рукой, поглаживая и грея, а второй уже подхватывает его под колени, чтобы поднять, потому что донести парня на руках будет быстрее и не так травмоопасно, чем если бы он сам пытался встать, обойти бутылки и тарелки и не врезаться ни в один дверной косяк, хоть и знает этот дом вдоль и поперек. —Выбросим все завтра с утра… если проснемся. Возьмите себе сразу сейчас минералку из холодоса, серьезно, спасибо себе скажете с утра. —А че то от похмелья есть? Чтоб я себя еще больше обожал, —спросил Чону, на плечо которому опирался Доён, успевший выпить еще один бокальчик напополам с Джэхеном. Джонни поманил за собой на кухню, так просто держа одной рукой Тена, будто он вообще ничего не весит. Чону чмокнул Доёна в висок и потерся носом о волосы, привлекая его внимание и прося встать. Джэхен думал, каким удивительно нежным становится обычно бойкий, громкий и дерзкий Чону, когда дело касается Доена, который сейчас еще и, к тому же, абсолютно не в себе. Только недавно его друзья заметили, что на самом деле Чону очень скромный, часто смущается и теряется, особенно с незнакомцами и Доёном, и ему часто трудно раскачаться и начать разговор. Джэхен усмехнулся: какая прелесть.       Но рядом с Джэхеном сидела (или уже полулежала) еще одна прелесть, за которую он должен был (он знал) взять ответственность, потому что, ну, не бросать же размякшего и пьяного на 100% хёна здесь одного, когда все, так уж вышло, разбрелись по парам и заботятся сейчас больше о своих любимых.       Надо что-то делать.