К тебе, спустя две тысячи лет

Ты по-прежнему кислород, которым я дышу. Когда я закрываю глаза, я вижу тебя, Это невыносимо. Сегодняшняя ночь будет самой одинокой. Måneskin — The Loneliest

ноябрь, 844 год

      Все вокруг было залито кровью, дождь застилал глаза, но не мог смыть кровь. Он с трудом удерживал лезвие меча. Тряслась рука, пальцы испачкались в липкой красной жидкости. Он буквально разваливался на куски, стоя на коленях в усеянном трупами солдат поле. Куски тел, кровь, их истошные предсмертные крики все еще звенели в ушах.       Леви моргнул и сделал очередную затяжку. Кенни всегда говорил, что курение убьет его быстрее, чем титан, но когда он слушал кого-то, кроме себя. Штаб Разведки, огромный замок посреди леса вдали от Каранеса и других населенных пунктов, освещала луна, ветер наконец разогнал облака, но было чертовски холодно в одной куртке на осеннем морозе. До зимних холодов осталось недолго, стоило позаботиться хотя бы о мундире, если он не хотел слечь от банальной пневмонии. Не хватало еще этого.       В последний раз глубоко затянувшись, Леви затушил сигарету о камень и, поколебавшись, засунул ее в щель между двумя блоками. Завтра заберет.       Кошмары не преследовали его с тех пор, как состоялись похороны Изабель и Фарлана в прошлом месяце, а сейчас, когда боль от их потери утихла, слишком быстро, они вдруг атаковали ночью. Леви думал, что умрет, лежа в собственной постели от удушающего ужаса и криков прошлого, не в силах даже позвать на помощь.       Легче стало через четверть часа — он считал вслух, пытаясь прийти в себя, но морально лучше не стало. Не помог ни глоток эля, ни сигарета, ни пронизывающий до костей холод.       Кто ж знал, что будет так хреново? Особенно по ночам.       — Команды «отбой» для тебя не существует? — раздался самодовольный голос за спиной, и Леви, выхватив из-за пазухи кинжал, резко развернулся.       Засранец Смит. Он дал ему это прозвище в первую же их встречу.       — Проверял вашу хваленную охрану. Полное дерьмо. — Он неспешно вернул кинжал на место. Мог поклясться, что даже в такой темноте увидел его ухмылку. — Тоже вышел на проверку?       — Вроде того, — пожал он плечами, перепрыгивая через каменную ограду, видимо, увидев Леви через окно в коридоре. Проклятие. — Я и есть охрана.       — Сочувствую, но этой твой прокол. Тогда я могу вернуться в постель и отоспаться за тебя тоже, ладно?       Леви хотел пройти мимо, но перебинтованная рука остановила его. Неоткуда взявшееся чувство вины кольнуло в районе груди, но он отмахнулся от него. Еще этого не хватало.       — Можно одолжить сигарету?       Леви недоуменно моргнул. Эрвин был высокомерным засранцем, весь такой из себя в мундире, с зачесанными волосами, раздражал каждым своим словом, взглядом, даже дыханием, и он всеми силами старался его избегать, но сейчас командир был намного более дружелюбным, чем обычно. Простая просьба. Он не видел причин отказать. Достал всю пачку — ему не жалко, но он вернул ее, взяв одну сигарету, чиркнул спичкой и кивнул с легкой улыбкой в знак благодарности.       — Не спится? — поинтересовался Эрвин, и Леви снова моргнул. Может, напомнить ему, что он пытался его убить неделю назад?       — Просто захотелось подышать свежим воздухом.       — Так сильно, что забыл надеть что-то потеплее летней курточки?       Эрвин прошелся взглядом по его телу, и у Леви зачесались кулаки. Не потому что это было пошло, а скорее наоборот. Он хотел, чтобы тот злился на него хотя бы за то, что он едва его руки не лишил, а вместо этого вел себя с ним так дружелюбно. Леви был далек от понятия «дружелюбие», особенно по отношению к солдатам разведки, так к чему был этот разговор?       — Переживу.       Вообще-то у него уже зубы стучали и от холода говорить становилось труднее. Леви сжал челюсть, сохраняя непринужденный вид, будто совсем не хотелось скукожиться и сбежать обратно в теплую спальню.       — Как скажешь. — Уголок его рта чуть вздернулся.       Недоумение. Вот, что Леви чувствовал. Непривычно.       — Спасибо за сигарету. Возвращайся, пока тебя не увидел тот, кто тебе не симпатизирует.       Он прыснул со смеху:       — А ты — да? Вот так новость!       — А что тут такого странного? — не слишком удивленно поинтересовался Эрвин, усаживаясь на каменные плиты, свесив ноги со стены. Леви предпочел остаться в стороне — мало ли, появится желание его столкнуть.       — Да все. Я же тебя убить пытался.       Тот вскинул брови и красноречиво посмотрел на него.       — Значит, хорошо, что у тебя не получилось. Иначе ты был бы лишен прекрасной компании на эту ночь.       Если бы не приходилось сжимать зубы от холода, Леви бы рассмеялся от абсурдности ситуации.       — О, разумеется. Ты такой же самодовольный, каким я тебя представлял. И без личных границ.       Его улыбка стала шире, а раздражение Леви только сильнее.       — Даже так? Потому что я не злюсь из-за раненой руки? — Он демонстративно помахал ею. — Почти зажила, нет нужды волноваться.       Леви скрестил руки на груди. И вовсе тут никто не волновался.       — Как бы меня не вытурили отсюда за нападение на старшего по званию, — небрежно пожал он плечами.       — Я же за тебя поручился, тебе нечего бояться за свою жизнь. — Луна осветила горделивое лицо Эрвина и голубые глаза. — Но, если тебя вдруг так загрызла совесть за мою рану, ты мог бы сделать кое-что для меня.       Теперь Леви чувствовал раздражение. Сколько лет можно играть игрушку на побегушках для других людей? Сколько еще бегать с выполнением заказов? Сначала выполнять приказы чиновников, контролирующих Подземный город, теперь, когда он наконец вкусил немного свободы, впервые вдохнул по-настоящему свежий воздух, его опять посылают, как собачонку?       Но Эрвин действительно поручился за него. В первый раз, когда принял троицу разбойников в элитную организацию Разведкорпус, во второй — когда не доложил Шадису о покушении на свою жизнь прямо во время экспедиции. Леви еще не решил, что делать с предоставленной ему жизнью. Он был волен податься на все четыре стороны — никто никого в разведке насильно не держит. Это, конечно, удивляло его до сих пор. Сотни солдат, готовые добровольно отдать свои жизни за призрачную надежду найти за стенами ответы. Платят мало, возможности завести семьи нет, потому что велика вероятность быть сожранным после первой же вылазки — он сам в этом убедился. Только глупец заведет близкие отношения, платонические или сексуальные, будучи солдатом Разведкорпуса, — ему должно хватить совести не губить себя и того, кем он дорожит.       Леви не решил, самоубийца он, чтобы остаться на уже прогретом месте, ведь после убийства того титана его стали даже побаиваться, или он свободен. Просто свободен. Разрешение жить на поверхности у него появилось вместе с формой солдата, но по какой-то неведомой причине он до сих пор сомневался.       — Что мне за это будет? — небрежно поинтересовался он.       Эрвин снова улыбнулся, сделал глубокую затяжку и медленно выдохнул едкий дым.       — Ты немного поможешь мне. Вот и все. Что я могу предложить тебе? — Он дернул плечами. — Не докладывать начальству о вашем с друзьями планах? Я не такой ублюдок, каким ты видишь меня.       Вот уж новость так новость. Леви надеялся, что искреннее удивление не отразилось на его лице. Однако, даже спустя годы, он не мог понять, что сподвигло его согласиться. Может, именно эти слова Эрвина.       В Подземном городе он не был несколько месяцев. Грязный, темный, он заставлял скучать по солнечным лучами еще до того, как он спустился по всем ступенькам вниз, в свой старый кошмар. Может, поэтому у него был такой пунктик по поводу поддержания абсолютной чистоты вокруг себя? Его окружение никогда не заботилось об этом, но мать учила, что порядок в голове начинается с порядка вокруг себя самого.       Место, которое он прежде называл своим домом, выглядело словно чужим с тех пор, как он в покинул его, чтобы вступить в разведку ради информации, которая, по сути, оказалась пустышкой. Странно было осознавать, что Изабель и Фарлан, два лучика света в беспросветной жизни, погибли бы в любом случае — окажись Ловоф прав насчет документа в руках Эрвина или нет.       Уборку затевать не было смысла, но зная, что люди Ловофа наблюдали за каждым его шагом от ворот главного штаба до порога захудалой квартирки, он взялся за метлу и пару раз демонстративно прошелся туда-сюда у окна, вытряхнул ковер на крыльцо, замечая парочку мужчин, куривших, наверное, пятидесятую сигарету с тех пор, как Леви зашел в дом, и приготовился встречать гостей.       Помощник Ловофа пришел первым, хотя его «курильщики» стояли за дверью, ожидая приказа. Типичный столичный мажор. Костюм, который стоил больше, чем люди в Подземном городе зарабатывали за всю свою жизнь, золотые часы на запястье, запонки с драгоценными камнями, а во взгляде холод вместо живого блеска. Глаза тоже голубые, но совершенно не такие, как чистое небо Эрвина.       — И так, Леви, — холодно начал он, брезгливо осматриваясь, хотя, будь он проклят, Леви успел хорошенько прибраться, пока эти ублюдки набирались смелости войти к нему. — Ты выполнил наше поручение?       — А у Ловофа все еще кишка тонка самому встретиться и забрать документ? — отозвался Леви, отвернувшись к рабочему столу, чтобы переставить парочку книг с места на место для виду.       — Господин Ловоф — аристократ, мальчишка.       — А, ну да. Ему же не по статусу спускаться в крысиное логово, да? — Леви сощурился. — Если бы одну треть своего дохода один он направлял на благоустройство Города, здесь воцарилась бы нормальная во всех смыслах жизнь. А таких жирных богачей у вас там, наверху, больше, чем жителей здесь.       Никакой реакции. И нечего думать, будто гонец Ловофа просто задумался над его словами. Плевать хотел он и все находящиеся на поверхности люди на то, что происходит у них под ногами.       — Почему Эрвин Смит все еще жив? — продолжил тот.       — Возникла маленькая загвоздочка. Мне пришлось спешно покинуть штаб, когда он раскрыл меня.       Он достал сверток, который показал ему Эрвин, и бросил через плечо наемнику — тот, кряхтя, поймал.       — И это все?       Леви раздраженно прыснул:       — Мне тебе его всю гребаную библиотеку притащить надо было, блять?       Вот же ублюдок. Если даже помощники чиновников почти купались в деньгах, то сколько же богатств было у их нанимателей? Ради их приумножения Иза и Фарлан отдали свои жизни? Ради этого Леви прямо сейчас подставлял свою спину врагу?       — Надеюсь, ты понимаешь, что стоит на кону, Леви.       О, прямо сейчас — его жизнь. А еще и жизнь самого мальчишки на побегушках, потому что солдаты Эрвина в ту же секунду обезоруживали его охранников и готовились выбить дверь, чтобы взять его под арест.       — Ловоф хочет остановить вылазки разведчиков, чтобы деньги, отведенные на их финансирование, шли ему в карман? — небрежно поинтересовался Леви, сжимая в одной руке любимую детскую книжку Изабель, в другой — рукоять кинжала.       — Какая разница, зачем? — проворчал незнакомец. — Много ли ты понимаешь в этом? Знаешь определение слова «экономика» хотя бы?       — Нет, — хмыкнул он и, развернувшись, с силой бросил кинжал в помощника — лезвие чуть поранило ладонь, но выбило из рук свиток, и тут, как по команде после воплей мужика, разведчики выбили дверь и скрутили его.       Изе бы понравилось выступление, подумал Леви, и вся эта картина почти заставила его улыбнуться. А вот Фарлану пришло бы в голову пнуть старикашку сапогом в нос.       Эрвин, стоя, поднял голову помощника Ловофа и развернул для него слегка поцарапанную бумагу — приказ Верховного главнокомандующего Закклая о доставке Ловофа со всеми приспешниками в главный военный штаб для допроса, поскольку они подозревались в нарушении Шестого закона Людской Хартии.       Что было дальше, Леви уже не шибко волновало. Пока солдаты разбирались с арестованными и игнорировали все брошенные в их адрес оскорбления, он забрал все вещи, которые троица оставила в доме, не зная, что больше не вернется, и покинул его еще до того, как помощника Ловофа вывели оттуда.       — Леви!       Эрвин догнал его и, казалось, не собирался принимать участия в сопровождении своих разведчиков.       — Еще что-то? — нетерпеливо спросил Леви, но тот лишь покачал головой. Снова легкая улыбка. Где он видит во всем этом повод для радости? Что его так веселит?       — Нет. Конечно, нет. Но спасибо, что помог поймать его. — Они вместе шли по направлению к одной из лестниц, ведущих на поверхность. — Ловоф скрытен, мы не знали, кто ему подчиняется.       — С таким количеством денег он мог бы подкупить всю столицу.       Теперь Эрвин Смит рассмеялся.       — Ты удивишься, но он даже не входит в двадцатку самых богатых людей королевства. Думаю, туда сам король не входит.       Может, когда-нибудь положение для жителей Подземного города изменится. Когда-нибудь их перестанут воспринимать как отбросов, заслуживших волочить свое жалкое существование.       Но разве его мать заслужила такое? Разве она заслужила такую мучительную смерть на глазах родного сына? Заслужила раз за разом в течение многих лет отдавать себя в руки ублюдкам, чтобы прокормить себя, а затем и ребенка? Заслужили дети голодать, а старики умирать, потому что не могли найти деньги на лекарства?       — Значит, жизнь на поверхности ничуть не лучше здешней, — заключил Леви холодно, смотря только перед собой. Эрвин шел, не отставая, но он не возражал. Остаться в одиночестве даже такой сравнительно небольшой путь, проходить мимо тех, кому не можешь помочь, ужасно. Внутри кто-то словно равал внутренности в клочья.       — Иногда даже хуже, — негромко ответил Эрвин. — Что ты планируешь делать дальше, Леви?       Он поднял на него взгляд.       — Тебе-то какая разница? Может, прямо сейчас брошусь под повозку и подохну. Не говори, что будешь горевать.       — Не скажу, но было бы обидно, если бы ты не увидел трибунал над человеком, заставившем вас вступить в Разведкорпус.       А как удачно подобрал слова, просто мастер. Не «человеком, повинном в смерти твоих друзей», потому что их погубил титан и чистая случайность, что начальство решило выбрать именно этот день для вылазки за стены, и не «человеком, заставившем твоих друзей отдать жизнь за пустышку». Или что-то в этом духе.       Но засранец Смит был прав. Злость поднималась в нем от мысли, что он не узнает, какое наказание ему уготовано за покушение на убийство командира Разведотряда, второго человека в организации после Командующего. Не увидит, как Ловофа в кандалах ведут на суд, и это в лучшем случае, ведь он тот еще богач. А может, им повернется удача, и обнаружится еще какая-нибудь гадость, которую он совершил, и его отправят прямиком на казнь.       Лучше исхода не придумать.       — Не говори, что я не прав, — усмехнулся Эрвин.       — Не скажу.       Они поднялись на лестницу, и Леви все еще задавался вопросом, почему Смит следует за ним, но он сам опередил его с вопросом:       — Если ты согласен остаться в Разведкорпусе, то тебе еще многому предстоит научиться.       Леви повернул к нему голову и замедлил шаг:       — С чего ты решил, что я останусь?       У него и без того всегда возникло ощущение, будто за этой маской прилежного солдата пряталось нечто, что знало все твои мысли наперед, а сейчас оно лишь усилилось.       — Потому что я вижу борьбу в твоих глазах, — ответил Эрвин.       Борьбу… Леви не знал, с кем ему воевать, но подозревал, с какого врага начать.       — Разведкорпус борется с противниками внутри стен и за ними, чтобы понять, откуда взялись титаны и что находится за условной границей, которую нам не удавалось пересечь за столько лет. Если мы найдем ответы, наша жизнь улучшится?       Глаза Эрвина горели огнем.       — Несомненно. Мы поймем, кто мы и откуда взялись.       — А если уничтожим всех титанов — ведь рано или поздно они закончатся, то больше не будет необходимости в экономии территории и контроле рождаемости, верно? В Подземном городе больше не будет нужды, если земли за пределами стен будут принадлежать людям.       Ведь это и сподвигло Изу, Леви и Фарлана согласиться на эту самоубийственную миссию — желание вырваться, отхватить себе кусочек лучшей жизни. А сколько таких мечтателей оставалось в Городе? Сколько из них за уготованные им судьбою годы смогут вырваться на свободу, а скольким из них суждено погибнуть здесь?       Эрвин сделал шаг вперед, но Леви ухватился за его зеленый плащ и потянул назад.       — Если я останусь… — прошептал он, и впервые за эту проклятую неделю его глаза горели тем же огнем, что у Эрвина. — Если я останусь, что это изменит для Разведкорпуса?       Смит развернулся к нему и снова, как и недели назад, опустился на колени. Снова солдат-принц был равным простому разбойнику.       — Это многое изменит для меня, Леви.