Свет болезненной резью в отдается, заставляя Луну зажмуриться. Слишком ярко. Открыть глаза оказывается непросто, и девушка моргает часто, стараясь привыкнуть к этому неприятному ощущению, к чему-то стерильно-белому. Хочется руку поднять, чтобы закрыться, но все настолько будто бы затекло, что девушка даже не ощущает своего тела. Еще и запах отвратительный. В нос сразу же бьет какой-то резкий аромат чего-то химического и едкого, отчего Луна кривится, простонав что-то невнятное. Ей и двигаться-то тяжело, поэтому спрятаться от удушливого чувства оказывается практически невозможной задачей. Стонет, на ощупь руками разведывая обстановку, когда понемногу начинает их чувствовать. Касается всего, до чего может дотянуться, пока кто-то мягко не кладет ее руки обратно на грудь, поглаживая. Приходится применить еще одну попытку открыть глаза.
— Где я? — охрипший голос кажется почти ужасающим, и Луна кашляет, стараясь избавиться от сухости, от ломоты во всем теле. Словно это может быть возможно. Никогда не ощущала ничего похожего, будто собственное же тело тебе не подчиняется, и все, что у тебя есть, — лишь возможность рефлексировать. И то довольно сомнительная, учитывая, что это ни черта не помогает понять, где она и почему.
— О, мисс Рейнхарт, с возвращением! Как себя чувствуете? — женщина в белом халате приветливо улыбается, глядя на Луну сверху вниз, поправляя жалюзи на окнах, чтобы впустить еще немного света в и без того просторную и белую палату. Девушка только обреченно вздыхает, не в силах спорить. У нее нет сил и говорить-то лишний раз, поэтому решает смириться с незавидной участью и глаза прикрывает, прислушиваясь к мелодичному голосу медсестры. Вот уж у нее слишком хорошее настроение, в отличие от Луны, которой разве что не умереть хочется от ощущения беспомощности и боли.
Внятный ответ выходит далеко не сразу. Мигрень, как кажется Луне, просто разрывает изнутри, а язык становится тяжелым, отказываясь ворочаться, чтобы складываться в слова. А она после чувствует, как к сухим потрескавшимся губам прикладывают стакан с прохладной водой. На вкус как спасение, не иначе. Луне плевать, что несколько капель по щекам на шею скатываются, создавая неприятное ощущение. Дает себе еще минуту, чтобы окончательно вернуться в реальность, насколько это возможно, а не находиться где-то в прострации. Становится чуть легче, да и руками она, оказывается, все это время жестикулировала, пусть и не так активно, как обычно. Не чувствовала просто своего тела.
«— Давай, я в тебя верю. Шокируй публику и утри нос всем, кто издевается и не верит в тебя».
Его голос слышать просто невыносимо, но парадокс в том, что Луна даже не осознает, что это лишь плод ее воображения. По крупицам и память возвращается, оставляя обрывки последних событий, словно плетью по ней проходящие. Но пазл не складывается в картинку, а лишь больше путает ее, мешая все события в полнейший хаос.
— Голова раскалывается, все тело ломит. Что со мной? — Девушка честно признается, коснувшись ледяными пальцами лба, но нащупывает только мягкую тканевую повязку — пластырь, прикрывающий разбитый висок и часть лба. Похоже, простым синяком не отделалась — пришлось еще и зашивать. Внутри все просто разрывается от боли, словно трещит по швам, и Луна кривится вновь, простонав от боли. Даже звонкий голос медсестры заставляет новые ноющие импульсы проходиться, но девушка решает промолчать, чтобы не подумали, что она сильно больна. В ее же интересах поскорее выписаться, даже если придется соврать, что все хорошо, и терпеть ужасную боль. Луна готова, ей не впервые.
— Вы в больнице: после падения на этапе потеряли сознание и пролежали так два дня.
— О нет-нет-нет! Черт, нет! Не могло все так закончиться, почему? Я же так старалась.
Эмоционально вскакивает на кровати, всплеснув руками и едва не смахнув с прикроватной тумбочки все лекарства, бутылку воды, какой-то странный аппарат. Прикрывает руками лицо, всеми силами стараясь не заплакать, но в воспаленных глазах с лопнувшими капиллярами уже скапливаются кристаллы слез, обжигая. Несколько дней комы — раз. Грандиозный провал на соревнованиях — два. Абсолютно разбитое состояние во всех смыслах — три. Слишком много для той, кто и без того переживает трудные времена в карьере фигуристки. Слишком много для той, у кого и так не клеится вообще ничего. Даже надежды на успешный прокат не остается в душе. Полнейшее фиаско.
Луна чуть отворачивается, чтобы скрыть свое опухшее грустное лицо, и старается собраться, чтобы не плакать. Успеет, когда все оставят ее в покое и дадут возможность пережить эмоции наедине с собой. Не знает, что дальше делать, как жить теперь, когда провалилась настолько, что даже не прошла отбор на следующий чемпионат, не выиграла для себя шанс на путевку на олимпиаду. Скорее всего, придется найти для себя другое занятие и завязывать с фигурным катанием, ведь целый год до нового чемпионата Бельгии, до новых этапов гран-при... придется просто тренироваться без особых надежд. Так Луна не умеет: без цели и мотивации, без шансов на успех.
— Сочувствую от всего сердца. Ваше выступление было прекрасным, честно. Я большая фанатка вашего вида спорта, не пропускаю ни одни соревнования. Однажды даже летала на олимпийские игры в Солт-Лейк-Сити как болельщица, представляете?
Женщина старается отвлечь Луну первым же способом, который в голову приходит. Присаживается рядом, чуть улыбнувшись уголками губ. Ей отчего-то до боли становится жаль юную спортсменку, у которой впереди еще не только вся жизнь, но и головокружительные успехи. Не ставить же крест на себе, когда тебе еще и двадцати нет, в конце концов? Даже высокая конкуренция может перестать быть проблемой, если много работать, залечить все травмы, найти мотивацию и поддержку. Тогда многое начинает получаться. Возможно, небольшой разговор ее вдохновит? Даже примеры есть тех, кто побеждал, когда никто вокруг не верил.
С замиранием сердца вспоминает, как сидела на трибуне, наблюдая за тем, как боролись главные претенденты на победу, каким красивым был триумф спортсменов. Непередаваемые ощущения, воспоминаниями в самом сердце отзывающиеся уже много лет. Такие соревнования стоит хотя бы раз в жизни увидеть, чем постоянно смотреть в записи. Касается руки Луны, стараясь передать через это прикосновение всю свою уверенность, надежду, умиротворение. Чтобы успокоилась и здраво оценила ситуацию. Больно, обидно, но жизнь не заканчивается.
— Здорово. Повезло побывать на олимпиаде.
Зрителем и она сама сможет побывать на любой олимпиаде, на какой только захочет. Но быть зрителем в своей стихии и наблюдать со стороны — самое неприятное, что только можно почувствовать. Знать, что ты сделал все, что в твоих силах, но сделал недостаточно, чтобы добиться желаемого, добиться успеха. Луна всегда была максималисткой.
— Я бы сразу не списывала себя со счетов. Если не получится в этот раз, то всегда будет еще одна олимпиада. Вот уж что в нашей жизни стабильно и постоянно, так это самые крупные соревнования, происходящие раз в четыре года.
Женщина старается не трогать Луну руками, соблюдая этику, но с каждой секундой все сложнее становится сдерживать свое огромное сочувствие. Она болела именно за Луну отчего-то, не просто за свою страну. Болела за самый эмоциональный прокат.
— Я так надеялась, что вы тоже попадете на эти соревнования, настолько чудесным был прокат. Ваши тренеры не только выдающиеся чемпионы, но и прекрасные наставники, — поправила повязку на лбу Луны, не удержавшись от взгляда, полного сочувствия. В окружении Луны слишком много выдающихся талантов и чемпионов, чтобы так просто опускать руки после очередной неудачи. Это она всегда успеет. А после женщина резко вспомнила об этих самых чемпионах, тут же сменив вектор разговора на чуть более приятный: — Кстати, они приходят каждый день. Киллиан Осборн стоит под дверью уже около часа и цепляется за каждого врача, чтобы его впустили. Как себя чувствуете? Готова к встрече или мне отправить всех гостей домой?
Выходить уже в который раз с плохими новостями и прогонять не хотелось. И так без конца все ее друзья и наставники толпились около палаты каждый день, мешали работать и переживали так сильно, что к ним уже прониклись почти все. Да и к тому же не каждый день можно увидеть звезд мирового спорта на работе или лежа в больнице. Так было раньше, но теперь, как бы забавно ни звучало, каждый. Только ленивые пациенты и медсестры, кто хоть мало-мальски интересуется спортом, еще не сделали фото с братьями Осборн и Амелией Аллен.
— Нет-нет! Пусть заходит, все хорошо, — Луна оживилась и вскочила так резко, что голова закружилась. Приходится прилечь обратно и смиренно кивнуть головой, скрывая свою улыбку. Разбитая губа и без того болит, чтобы еще и кровь останавливать. От мыслей о Киллиане даже сердце Луны биться чаще начинает. Он видел новости, но все равно пришел к ней. Он знает, он чувствует, что она влюблена в его брата, но все равно рядом. Становится невыносимо тошно от самой себя, но ничего она поделать не может.
Она запуталась в этом треугольнике. Должна была стать секущей к одному из углов, но не видела даже, где сама находится. По ощущениям, будто в эпицентре ядерного взрыва. В реальности — на краю пропасти, на грани катастрофы.
— Привет? Я тут с подарком сразу небольшим, — Киллиан как-то неуверенно совсем заходит, смущенно улыбается, шуршит пакетом. От него веет спокойствием и уютом, и Луна все же улыбается через силу, стараясь не зашипеть. Машет рукой, приветливо приглашая присесть рядом, а парень между тем осматривается с интересом, все так же комкая в руках ручки пакета с фруктами и сладостями, которые около часа тщательно выбирал. — Держи, это тебе. Я не знал, что ты любишь, поэтому купил все и сразу.
Он не смог не прийти. Не смог ее оставить и обидеться. Мужчина не должен
обижаться и сдаваться после первого же провала, хотя и идея соревноваться с братом его ничуть не прельщала.
Он мечется меж двух огней, запутавшись. Как и Луна. Как и Томас. Впору бы им поговорить всем вместе и выяснить отношения, но никто ничего прямо друг другу не скажет. И это все усложняет. Нельзя играть на две стороны, а они все вместе именно этим и занимаются, словно подростки. Не хотят портить отношения, но страсти между тем накаляются независимо от их желаний. Киллиан потирает переносицу, снова выдохнув себе под нос. Он обещал себе не думать об этом и пустить все на самотек, но как только увидел Луну — все полетело к чертям.
— Ого. Мне столько не съесть и за неделю, сколько ты принес всего.
Пакет шуршит почти издевательски, пока пальцами Луна нащупывает конфеты, фрукты. Первое она уже давно не ест и даже видеть эти разноцветные фантики не может. Раздаст медсестрам при первой же возможности. Кому, как не любительницам попить чай на рабочем месте, можно их отдать? Но вот пачку с желейными мишками открыла, принимаясь жевать их почти на автомате. Она почти не чувствовала вкуса, лишь то, что в висках отдается тупая боль от того, как жует. Но мишки не виноваты в том, что она чувствует. Они просто желейные конфеты, которые должны принести ей радость. Иронично.
— Съешь, съешь. Тебе нужно много есть и спать, чтобы восстанавливаться. Так что считай, что тебе просто дополнительную неделю отпуска дали, — ни одна его попытка приободрить не зажигала былой блеск в глазах Луны. А Киллиану до дрожи не хочется, чтобы она гасла, ведь она даже не зажглась. И в этом есть не только буквально спортивный интерес. Буквально не спортивный, точнее. Она не только спортсменка. У каждого человека множество ролей, но Луна так упорно цепляется за одну единственную, что теряет множество путей, что ей открыты.
— Киллиан, а как же чемпионат? Я же его завалила.
— Какой чемпионат, Луна? Ты сильно головой ударилась? Мы ведь только на первом этапе гран-при выступали. И откатала ты прекрасно, если бы не маленький казус. — Глаза Киллиана становятся шире, а открытый взгляд почти горящих глаз сменяется на подозрительный прищур после. Задумался о чем-то, и Луна готова поклясться, что скорее о ее здравом рассудке, чем о чемпионате и результатах. Это все только ее волнует так сильно, что умереть от волнения хочется. Только она запомнила свой промежуточный результат с точностью до сотых. Между тем парень все сильнее начал убеждаться, что, даже если спорт — ее стихия, ей нужно оттуда уйти и держаться подальше. Даже то, что любишь, может нести разрушение. Но она не захочет уходить, разумеется. Подход нужен более деликатный.
Иначе сломается однажды. Сама себя на куски разорвет во имя идеи и только потом поймет, что поздно, что глупо, что бессмысленно.
— Какой казус, какой этап гран-при, о чем ты вообще? Я ничего не понимаю, объясни с самого начала.
Чем больше она говорит, тем сильнее Киллиан путается. В голове начали роиться мысли о том, что Луна сходит с ума, а брови устремились к переносице, складываясь в морщинку. Как она могла забыть, где выступала, когда так одержима этим спортом? Помешательство или временное помутнение рассудка, способного мыслить лишь по заданной траектории. По заданной Луной траектории, которая вела ее прямиком к пропасти и кричала: «Прыгай!»
— Только если пообещаешь, что хоть что-то съешь из пакета и не будешь нервничать.
— Ты выступала на отборочном этапе гран-при, чтобы отобраться на чемпионаты. И даже очень хорошо выступала — мы могли рассчитывать на второе или третье место. А потом так вышло, что сорвался последний прыжок и ты упала, ударилась головой об лед, повредила ногу, но травмы не очень серьезные. За месяц, если верить врачам, полностью восстановишься.
— То есть я еще успею выступить на последнем этапе гран-при перед финалом, верно?
— Теоретически да, но все будет зависеть от твоего здоровья, Луна. Не нужно геройствовать и пытаться прыгнуть выше головы. Тебе нужно поменять мышление, и даже не смотри на меня так, потому что я не шучу. Если ты не задумаешься об этом и не отнесешься со всей серьезностью, то я поговорю с Томом о прекращении сотрудничества, — крайняя и вынужденная мера, которой противится все внутри него. Киллиан не хочет ее терять ни в одной из вариаций, хотя знает наперед, что это случится даже быстрее, чем он успеет что-то осознать. Слишком странным все стало в последнее время, словно все сошло с привычных меридианов и настроилось на новые полярности. А он не знает, как жить с новыми чувствами.
— Кстати, о нем! Где-то я слышала, что Том выступал с переломами в олимпийский сезон
.
Но Луна старательно не слышит. Пока Осборн прямым текстом говорит ей о том, что не позволит себя угробить и уговорит Томаса отказаться от нее, девушка цепляется за упоминание последнего. Это злит, но скандалить в больнице — заранее проигрышная и самая глупая идея из всех, что могут в голову прийти. Нужно ждать, а это Киллиан умеет. Умеет, как никто другой. Когда она вновь придет тренироваться и вооружится коньками, ему будет что противопоставить. Он сможет ее убедить и заставить перестать над собой издеваться даже против воли. Без Киллиана они даже вдвоем с Томом не справятся — это факт, на котором можно сыграть. Козырь, которым он побьет любую карту.
— У Тома нет мозгов, но я такого не говорил, — скептично поджал губы, сейчас больше на циника походя. Но Луна знает, что к своему брату он так относиться не может. Во взгляде читалось, скорее, беспокойство, пронесенное сквозь года. Том всегда был синонимом риска, и его дурость именно в этом и заключалась, оттого и переживать за него можно без остановки. Но речь не о Томе, к слову, и Киллиан снова нахмурился. — А если серьезно, то не равняйся на него в этом плане. Отдыхай, пока есть возможность, а твое возвращение на лед мы обсудим только тогда, когда принесешь от врача справку, что тебя допускают к нагрузкам.
— Зануда ты, Киллиан, вот что я скажу. Я, может, самый главный старт в своей жизни пропущу, а ты говоришь...
— Я пока ничего не говорю, потому что твой главный тренер — Том. Он тоже придет, собирался, по крайней мере. Весь день там прихорашивается ходит, все губы себе в месиво искусал, пока не сказали, что ты пришла в себя и можно навестить. Ему отец не позволил сорваться с тренировки: у него сейчас юниорки. Так что не сердись, что он припозднится, — немного перевел тему, ощущая, что еще немного — и они поссорятся. А даже если и нет, то в тупик зайдут однозначно, и к чему тогда это все? Сейчас они с Томасом должны были здесь вдвоем быть, но не вышло. Тот спешно ретировался, даже не пересекаясь с самим Киллианом. Ожидаемо, учитывая, что Альберт ненавидит ожидание.
— Да я вообще не ожидала, что он придет. Тебя еще ждала, а вот в то, что он... не верилось.
Луна рукой махнула, но голос ее предательски дрогнул, и прозвучало все надломлено. И Киллиан знал почему, но не хотел говорить это вслух, чтобы не портить никому настроение. Чертовы журналисты, открывающие людям правду и подноготную каждого. Кому оно вообще надо, черт возьми? Кому оно вообще интересно? Осборн младший предпочел бы не знать об интрижке Луны с его братом. Потому что у них ничего не выйдет. Сейчас так уж точно. Рядом с ним могут быть только те, кому это позволено. Рядом с Томом зачастую вообще невозможно находиться, но это уже совсем другой вопрос. На который Киллиану глубоко плевать, потому что он любит брата не за что-то, а вопреки. И это не разрушит даже влюбленность, поделенная на двоих.
— Меня ждала, значит? Как это мило, Луна. Я не мог не прийти. Ты у нас новая звездочка все-таки.
Отшутился, чтобы разрядить обстановку, и скривился, когда в нос снова ударил жуткий запах спирта и медикаментов. Он ненавидит больницы: они давят на него своими стерильными стенами. И Луну хочется вытащить из этого места, спрятать от всего мира, чтобы никто больше не смог ей навредить. Чтобы она сама больше себе навредить не смогла и окончила свое искусство саморазрушения.
— И чем еще ты меня шокируешь? Какая звездочка?
— Ну, как же? Ты произвела впечатление на публику своей программой произвольной, у тебя там такие эмоции были нереальные, как будто ты всю ту боль через себя пропустила, стала сама главной героиней, — улыбнулся, чуть обнажая зубы. Все дороги ведут их к фигурному катанию, неумолимо толкая к сути. Даже разговоры перекликаются, сколько бы тему ни меняли. Возможно, это что-то да значит? Пожалуй. Любовь к спорту движет обоими, но слишком сильная любовь разрушительна. И неважно, к кому или чему ты ее испытываешь.
«Я и стала, Киллиан, просто ты об этом не знаешь», — мысль проносится в голове Луны сразу, как только он говорит о ее эмоциях. Это не игра, ведь актриса из нее отвратительная. Все, что она чувствует к Тому, вылилось под музыку в такой головокружительный перфоманс. И закончилось трагедией. А как иначе, когда душу наизнанку вывернул?
— Но знаешь, что я понял, когда ты откатала?
— М? Что ты понял?
— Что это бы в парном катании смотрелось еще эффектнее. Вместе с мужчиной все вот эти эмоции показать — тогда бы еще лучше получилось, но я не тренирую парников и вообще не смыслю в этом виде, так что увы, — Киллиан сквозил воодушевлением. Да и идея грозилась быть невероятным прорывом, потому что на мгновение, словно в шутку, он представил Луну в парном катании. Это было бы... грандиозно. По крайней мере, мужчина так себе и представил. Но не увидел рядом с ней партнера, способного понять ее. Почувствовать. Не только в отношениях нужно чувствовать друг друга, чтобы все не выглядело синтетически. Играть свою искусственную роль — тоже искусство. В театре — даже если это соревнование на льду — нужно еще большее вовлечение и доверие, чем в отношениях. Поэтому Киллиан даже предлагать не стал.
Однако мысль плотно засела в голове. Это могло бы дать много преимуществ. Успех бы не только от Луны зависел — и она бы успокоилась. Наверное. Кто бы разобрал эту девочку-стихию. Она — ураган в чистой своей ипостаси, но сдерживаемый обстоятельствами. Ее нужно уметь правильно направить, чтобы она не несла разрушение.
— Классная идея, кстати. Мне тоже кажется, что выглядело бы эффектно, но я уж тем более не парница, так что как-нибудь сама откатаю, ничего. Тем более раз вы довольны остались, — улыбнулась так широко и искренне, что у Киллиана в горле встал ком. Он всерьез захотел перестроить ее карьеру, а Луна была счастлива и тем, что есть. Но мысль о том, что нужно подослать к ней Тома, которого она послушает быстрее, зажглась на периферии, и Киллиан улыбнулся в ответ ей. А Луна так и не поняла сути игры, протянув свои мармеладки. — Бери, угощайся.
Но мармеладки его не интересуют. Он не любит сладкое, в отличие от Тома с Луной. На дух не переносит все эти желейные конфеты, отдающие химией. Но ее губы — другое дело. Такие сладости ему по вкусу, поэтому мужчина, поддавшись порыву, на эмоциях целует ее. И Луна тонет сначала в этом ощущении, не зная, как реагировать на такой внезапный порыв. Еще совсем недавно ее целовал Том. А до него это сделал Киллиан, и история повторяется, словно замкнутый круг. Нужно сделать выбор и оттолкнуть того, кто не вызывает внутри фейерверки и ураганы, но девушка, наоборот, отвечает на этот поцелуй. Словно на автомате, но ее губы податливо двигаются, впуская его язык, позволяя углубить. Ранка трескается, но Рейнхарт только руки в волосы ему запускает, прикрыв глаза. Себя как будто теряет, но не может остановить это. И пожалеет. О, она обязательно пожалеет об этом чуть позже. Нет палача хуже, чем ты сам.
— Я бы тебя, наверное, пригласил прогуляться сегодня вечером, если бы ты не оказалась в больнице. Придумал сюрприз даже.
Очередная смена темы тоже не принесла желаемых результатов. Луна помрачнела еще сильнее, и это, казалось, только его вина. Впору было бы расплакаться, но все слезы внутри нее высохли вместе с океанами. Она недостойна ни одного их них. Потому что знает, к кому тянется, но мучает другого, пока тот, в кого влюблена, искусно убивает в ней все то, что расцвело. Том ее отталкивает после каждого сближения, четко и жестко очерчивая грани дозволенного, а она этого не делает вовсе. Потому что путается, и на Киллиана душа тоже отзывается. Похоже на очередное испытание на прочность. Луну уже тошнит от выборов, которые ей вечно судьба подсовывает, словно насмехаясь.
— «Сохрани свой запал до вечера, главное, а там от меня будет сюрприз, если все пройдет успешно», — эхом в голове звучит его голос, навевая воспоминания. Какая удивительная параллель.
— Ну, я ведь здесь не навсегда. Так что как только выпишут, подумаем об этом... — задумалась, теперь уже анализируя, правильно ли поступает. Но, наверное, да. К чему совсем отталкивать и избегать, когда можно контролировать ситуацию? Взяла за руку, чуть сжав, в знак своей ответной поддержки. — Я действительно буду рада провести с тобой время, Киллиан.
И это ни капли не вранье. Стоило ему поцеловать ее, чтобы Луна поняла, что отклик внутри — это не влюбленность. Но это симпатия. Та симпатия, которую чувствуешь к человеку, когда хочешь с ним общаться, дружить, проводить время. Но на этом любви не будет. Любви в традиционном ее понимании, в романтическом. И больше не стоит давать ему ложных надежд, которыми он сам себя кормит с утра до ночи. Пора бы заканчивать играть в игры, ведь проиграть в своей же игре — затея хуже некуда.
— Тогда... я еще завтра приду, поправляйся, — погладил девушку по опухшей щеке, улыбнувшись. И поцеловал в щеку напоследок, поправляя на себе пальто и вытаскивая телефон, чтобы включить музыку в наушниках. — Мне нужно бежать, но если что — пиши или звони. Вечером можем по видеосвязи, если тебе станет скучно.
— Ух ты бог мой, Киллиан, неужели между вами что-то есть, а я не в курсе? Какие глазки-то горящие, — Амелия чуть заметно толкнула мужчину в плечо, рассмеявшись громко, а после поцеловала в щеку в знак приветствия. Когда-то они вместе выиграли командный турнир на олимпиаде и сейчас редко, но общались. Виделись и того реже, но это совсем не мешало девушке любить некогда коллегу по цеху всем сердцем. Любви в Амелии столько, что она со всем миром могла бы поделиться. Слишком солнечная и жизнерадостная. Иногда даже раздражает людей этим, но Мел не из тех, кто об этом задумывается.
— Амелия, ты очень вовремя!
Киллиан чуть стушевался, нервно переминаясь с ноги на ногу. И даже немного разозлившись, но оно и понятно: выглядел как школьник, влюбившийся в одноклассницу и ходящий за ней разве что не по пятам. Даже подруга у его одноклассницы имелась самая стереотипная — сплетница, модница, которая жизнерадостно себя ведет и всех подкалывает. А еще всех любит. Особенно свою подругу. И чтобы не нарваться на еще более неловкие разговоры, мужчина поспешил на выход, еще раз помахав Луне на прощание уже в проходе.
— Прости, я не знала, что ты не одна, мне никто не сказал. Если бы знала, то, разумеется, не смущала бы кавалера, — поставила на стол и свои пакеты с вкусняшками, которые уже больше подходили под рацион Луны, и поцеловала ее в знак приветствия. Эти поцелуи их с Амелией почти никто не понимает, но в этом и есть суть, пожалуй. — Как ты, милая?
В ее голосе столько беспокойства плещется, что Рейнхарт поспешила вымученно улыбнуться. Амелия не поверит, но к черту. Хоть как-то ее успокоить стоило попытаться. Девушка, как и всегда, вкусно пахла чем-то цветочным, и про себя Луна отметила, что хоть что-то приятное будет в этой палате: от запаха медикаментов кружится голова уже. А от Амелии веет заботой, любовью, озорством. Всем тем, на чем их общение строится. Ей не хватало подруги все это время, что готовилась в прокатам. И сейчас вдруг резко захотелось наверстать все упущенное после долгого перерыва. Из крайности в крайность штормит — не лучший знак. Раньше Луна за собой такого не помнила.
— Как будто чем-то переехало, но понемножку прихожу в себя, — буднично произносит, делая глоток из стакана с водой. В горле пересыхает почти моментально, и приходится пить столько, сколько никогда раньше. Лишь бы отеков не было, к слову.
— Я думала, поседею! На арене ты, конечно, выдала... но потом! Луна, так нельзя-нельзя-нельзя! Ты абсолютно себя не бережешь, и я скоро тебя придушу, чтобы...
В ней явно умерла актриса. Экспрессии и артистизму Амелии могут позавидовать даже актеры самых выдающихся театров мира, как кажется Луне. Не зря и за эмоциональность она получала высокие баллы, но вот в жизни порой слишком переигрывает. Как и сейчас, разве что руку не приложив ко лбу и не упав в обморок. Почти кричит, но девушка ее не останавливает: будь Амелия там на льду, Луна переживала бы не меньше. И убить ее хотела бы не меньше уж точно.
— Ты такая милая, когда злишься и переживаешь, — первое, что приходит в голову, когда спектакль заканчивается. Луна знает, что так нельзя поступать с эмоциями близких людей, но еще она знает, что Амелия по глазам поймет, как ей жаль, что так вышло. Она не хотела никого расстраивать и волновать. Она не хотела подобного исхода. А глупости — вроде этих самых шуток — просто защитная реакция, не больше.
— Я тебя сейчас за тупые шутки вот этим вот веником и огрею, Луна! Покажу тебе еще милую!
— А что за веник? Ты в противогазе в цветочный заходила или я что-то упустила? — букет цветов в руках подруги Луна замечает не сразу: слишком рада ее видеть была, чтобы обращать внимание на это. И эти цветы ее здорово смущают. Настолько, что она даже хмурится. У Амелии всегда была жуткая аллергия на цветы. Особенно на полевые, и от этого начал появляться вопрос: как, черт возьми, она сейчас держит в руках букет с васильками так спокойно? Почему не задыхается, не плачет, не чихает? Обычно ее реакция была именно такой. И что вообще за странное сочетание васильков, роз и пионов?
— Нет, я нашла его около твоей палаты на столе для передач, он подписан. Второй кавалер тоже не дремлет, и мы с ним столкнулись у выхода из больницы. Он был каким-то взвинченным, но для Тома это привычное состояние — я даже спрашивать не стала. Наверное, за тебя переживает, так что я просто обняла его и пошла к тебе, а он веник не донес до палаты даже, оказывается, — Амелия подмигивает, не обращая внимания на подозрения. К чему ей в противогазе ходить в цветочный, если Стивен каждые выходные приносит ей огромный букет? У нее вообще нет потребности ходить в такие магазины самой. А этот букет она ставит в воду, которую заранее попросила медсестер принести. Луна, похоже, головой ударилась и в себя не до конца пришла.
— Он не приходил, Мел. Киллиан сказал, что у него тренировка с юниорками и он зайдет позже, но раз ты его встретила... ничего не понимаю. Хотя к черту этих мужиков, боже. Еще только голову я из-за них не ломала, — не хочется говорить о них и еще сильнее расстраиваться. Луне хочется только поскорее из больницы выйти, а это не получится, если она будет переживать и грустить. Ей вообще как можно больше спать нужно, говоря начистоту. А о мужчинах на весь сезон лучше забыть, но где-то в груди предательски екает сердце, намекая, что так не будет. Не выйдет.
— Ты ж моя сильная и независимая. Голову ломать точно не стоит — хватит и разбитой губы, разбитого лба, сотрясения. Ты у меня в любом виде самая красивая и любимая, но давай ты перестанешь себя калечить, ладно? Я не хочу остаться без лучшей подруги, — ласково по щеке проводит ладонью, поглаживая там, куда сползли синюшные пятна. Старается ничего не задеть длинными ногтями, без лукавства считая Луну красавицей. Она желает для нее лишь счастья, но ничего пока не складывается. И самое обидное, что Амелия полностью бессильна. Не сможет ей помочь никак, не сможет осчастливить. Только сама Луна и может сделать себя счастливой.
— Я подумаю. И только ради тебя подумаю.
Девушка бегло целует руку подруги, дав немного язвительное, но обещание. Контраст заставляет Амелию рассмеяться, и девушка щелкает ее по носу, намекая, что «ничего ты не подумаешь, а сделаешь, иначе достану тебя из под земли».
— Мне тебя не хватало с этими твоими подготовками. Вот вроде и хожу на пары, но общаться я могу только с тобой. С остальными как-то не складывается разговор, если этот разговор не об учебе. Мне скучно болтать с ними о новых шмотках и жизни знаменитостей, о новых булочках в столовой, — раздраженно призналась, решив перевести разговор в другое русло. Чтобы отчитывать дальше — у Луны есть мама, которая тоже в скором времени должна будет здесь появиться. Амелия слишком редко говорит, как ей повезло встретить Рейнхарт, ведь больше ни с кем у нее не складываются настолько близкие и теплые отношения. Остальные во многом даже раздражают.
— Но зато тебе интересны мои отношения с Томом и Киллианом, да? — сначала хотелось пошутить, что она сама уже тоже почти знаменитость вместе с Томом и Киллианом, но Луна передумала. Амелия популярна не меньше, и это звучало бы глупо. Но подкалывает в самую точку, зная, что подруга не сразу найдется, что ответить. Ее действительно интересует, что происходит между этими... тремя, но вопросы напрямую пока не задает. Пока что.
— Ну, мне интересно с тобой обсуждать вообще что угодно. Ты другая, Луна, с тобой просто и не скучно. Но если ты расскажешь мне об этих двоих, я, разумеется, тебя внимательно послушаю. Урвать сразу двоих таких горячих и сладких мальчиков — это надо постараться.
— Где-то в мире погрустнел один Стивен.
— Брось, Стивен вне конкуренции. Мы с ним уже тоже обсуждали, что ты себе заграбастала сразу двоих секс-символов фигурного катания. Но не поняли, кто тебе нравится больше. — Стрельнула глазами игриво, словно пойманная на горячем, но потом облизнула губы кончиком языка, снова вспыхнув азартом.
— Вот вы как обо мне думаете, да? Только вот я сама не знаю, потому что они ведут себя странно. Да и я не отстаю. Этот треугольник между нами ведет к чему-то не сильно хорошему, и я как будто на краю пропасти, но с Томом... у нас были более близкие отношения. В прямом смысле этого слова, после совместной ночи и чудесного утра у нас была тренировка, где он... ну ты наверняка новости видела. А потом он резко переменился, сказал, что дал мне ложные надежды. Странно это все. — Рейнхарт закатывает глаза, вымученно вздохнув. Она уже ничего не понимает и не уверена, что хочет понимать.
Луна никогда не верила в случайные совпадения. Как и в то, что люди могут в одно мгновение перемениться до неузнаваемости без веских причин. Что-то было в поведении Тома... такое, что от глаз сокрыто тщательно, но все равно на поверхности лежащее. Сердце девушки дало трещину в тот момент, но стало острее чувствовать. Внимательность — переменная константа в ее жизни. Луна могла замечать самые мелкие детали, но не видеть сути. Как и сейчас. Нервозность Тома вспыхнула на периферии: он в кровь искусал губы, за спиной с силой сжимал край стола во время разговора, не смотрел ей в глаза. Точнее, он старательно избегал ее взгляда, стоило девушке его искать. Но, ослепленная болью надломленного сердца и сосредоточенная на прокате, она не придала значения. И зря.
Вот только хватит ли ей сил играть в эти игры по неизвестно каким правилам? Очевидно, что Томас и Киллиан в одинаковой мере замешаны во всем, что происходит. Неосознанно, быть может, но определенно.
— Я в шоке, и когда вы только успели?.. Но на Тома это правда не похоже. Не припомню, чтобы он хоть раз искал секс на одну ночь среди своих коллег или спортсменок. Да и если бы ему действительно нужно было только это, он бы не остался с утра, не целовал бы тебя на тренировке. На фотках довольный как слон. Попробую узнать через Стиви, что там у Тома за беды с головой. Не думай пока об этом, а то опять погрустнела. Я тебе лучше расскажу последние новости, столько всего произошло, пока ты жила этими стартами.
Если кто и умеет отвлечь от тяжелых мыслей и бесконечного самокопания, влекущего за собой саморазрушение, то это точно будет Амелия. Если бы сейчас Луну было возможно отвлечь, конечно. Девушка почти никогда не видела Мел в плохом настроении. И, пожалуй, единственными недостатками ее подруги можно назвать лишь излишнюю тягу к сплетням и инфантильность, местами появляющуюся. Амелия видела все в блестках и розовом цвете и никогда не верила, что мир — штука довольно жестокая, а не фабрика по исполнению желаний и вечный карнавал. Если кому-то что-то удалось легко, как ей самой, то другим нужно бороться за счастье. Но девушка это старательно игнорирует, живет в своем мире. Луне даже кажется, что если попасть в голову к ее подруге, то найти там можно будет розовую сладкую вату с блестками. Поэтому она просто сделала вид, что с интересом слушает, что и у кого произошло, а сама взяла телефон, решив самостоятельно разобраться с Томом.
Луна, 12:07
Спасибо за букет, очень красивый. Но не стоило, наверное.
Томас 12:10
Стоило. И не за что, поправляйся, Лу.
Луна, 12:11
Почему убежал? Раз уж букет принес, мог бы и зайти, я не кусаюсь. Да и что вообще происходит? Ничего не понимаю, вы все странно себя ведете.
Томас, 12:12
Отец ждет, у нас совещание. Я приду вечером, если тебе хочется. И все обсудим.
Луна, 12:13
Приходи.
