***
— Я даже знаю, что ты спросишь. Почему я позволил себе перед толпой фанатов... Томас глаза закатывает, когда в очередной раз видит звонок от отца. Но теперь на лице расцветает хищная гаденькая улыбка: в этот раз позвонил еще быстрее, чем в прошлый. Этого мужчина и ждал, надеясь, что Альберт увидит, как его воля теряет цену и смысл в глазах сына; увидит, что теперь Том волен сам решать, что ему делать и с кем быть. Прошло всего несколько часов. К слову, он и сделал все не только потому, что хотелось чувства свои выразить, но и специально, чтобы их непременно сфотографировали болельщики, журналисты. Последние уже давно доказали, что прекрасно умеют «случайно» подлавливать самые интересные моменты и придумывать самые громкие сплетни. — У меня получилось! Получилось! Луна подпрыгивает от счастья, когда приземляет чистый тройной аксель. Без погрешностей и неясных ребер, без недокрутов и степ-аутов. Даже выезжает по идеальной линии, красиво ногу подняв. Давно не получалось сделать все настолько идеально. Остается только самое сложное — соединить с программой. Любая юниорка может прыгнуть просто так, без хореографии и скорости. Но даже такой промежуточный результат для Луны — уже победа, поэтому девушка пищит от восторга, бросившись Осборну на шею с широкой улыбкой. Старается не обращать внимания на сотни глаз, на них смотрящих. Для Тома это уже привычка, а она сама настолько отвыкла от массовости, что спрятаться хочется порой. Только вот некуда. Генеральные тренировки — идеальная возможность для нее. Они выделяются на одного единственного фигуриста, пусть и ограничены по времени, и никто не сможет помешать, толкнуть, перетянуть на себя все внимание, как любят делать Оливия с Сарой. Сейчас Киллиан вместе с ними в спортивном зале разминается, а у Луны есть шанс потренироваться в полную силу, без боязни, что кто-то собьет или подрежет. — Каждый раз так удивляешься, как будто это просто случайность, а не результат нашего труда, — под бедра подхватывает, чтобы обвила ногами за талию, и посмеивается из-за такой яркой реакции. Как будто они действительно не работали на износ, чтобы достойно выступить. Однако реакция Луны оказывается настолько заразительной, что он и сам начинает чуть посмеиваться, радуясь ее успеху. Даже целует коротко, не совладав с эмоциями, но дальше не заходит, все еще помня, что они не наедине, а после к уху наклоняется, чтобы прошептать кое-что не менее интересное: — Сохрани свой запал до вечера, главное, а там от меня будет сюрприз, если все пройдет успешно. — А если не пройдет успешно? А какой сюрприз? — Спрыгивает, тут же небольшой прыжок сделав, чтобы оказаться прямо перед лицом мужчины, но Том только по носу ее пальцами щелкает, чтобы не совала его раньше времени туда, куда нельзя. Ей нужно сначала постараться сделать все, как вчера, выложиться на максимум, отключиться и раскрыться. А уж свой сюрприз он в любом случае преподнесет. Но Луне об этом тоже пока совершенно не обязательно знать. — Не вынюхивай. Иди лучше готовься дальше, раскатывайся, — подталкивает в спину, включает музыку для произвольной программы, чтобы в последний раз взглянуть на общую картинку взглядом профессионала. Если что, то остальное они уже в зале будут корректировать перед самым прокатом или на разминке, когда останется несколько минут для наставлений. Том почти никогда не укладывается: не умеет быть кратким. — Раз ты уже все знаешь, то будешь просто слушать, Томас. Мне надоели твои игры. История повторяется, да? Только в прошлый раз у тебя был выбор получше, если мне память не изменяет. Если хочешь себе целую толпу девок, то хотя бы имей хоть какой-то стыд. Я тебе все сказал еще с утра. Но если ты не понимаешь по-хорошему, будет по-плохому. Хочешь загубить девочке карьеру? Вперед, устроим. Подумай дважды. Успехов в произвольной программе. Ах да, и передай Киллиану, чтобы срочно позвонил мне. Альберт рявкает в трубку, не церемонясь и не размениваясь на любезности с сыном. Осточертело. Осточертело, что он так нагло делает, что вздумается, словно это не будет иметь последствий ни для кого вокруг. Нельзя одновременно и держать статус, и делать все, что заблагорассудится. А спокойных разговоров Томас совсем не понимает, воспринимает не всерьез, а как шутку, похоже. Уже не пользуется тем самым тоном — спокойно-угрожающим. Переходит в открытое наступление, объявляя, что еще один неверный шаг — и будет хуже. Разве что в открытую не угрожает. И только в интересах Тома теперь, как ему поступить. Впрочем, не этого ли он хотел? — Я тебя услышал, — тихо произносит сквозь зубы, каждое слово чеканя так холодно, что Альберт на том конце наверняка не узнает его. Трубку кидает сразу же, не намереваясь слушать очередные упреки и оскорбления. Отец всегда плавно подводит к сути и нападает исподтишка, когда знает, что противнику нечем крыть будет. И в качестве противника, по ужасной иронии, сына своего выбрал. Том лицо руками закрывает, растирая, чтобы прийти в себя и не наделать глупостей. Не хочется на корню обрубать что-то хрупкое, что между ними с Луной образовываться начинает. Только вот выбора нет. Придется, иначе пострадает она в первую очередь. Пойдет на дно вместе с Томасом. А такую светлую девушку совсем не хочется впутывать в эту войну, что между ними с Альбертом идет. Телефон экраном вниз кладет на стол, если не сказать, что швыряет. Ноги сами к мини-бару несут, и мужчина садится на пол, выдыхая так протяжно, что легкие начинают побаливать. Судорожно соображает, что делать, но ни одна идея не приходит, напротив, все мысли разбегаются, что и не зацепиться. А за дверью между тем раздается стук, сравнимый сейчас с пулеметной очередью. Потому что он знает, кто пришел. Одно из двух, и ни один вариант не кажется хорошим.***
— На лед приглашается двукратная чемпионка мира и Бельгии среди юниоров — Луна Рейнхарт! Первое, что девушка слышит, прежде чем натянуть до ужаса фальшивую, но широкую улыбку. Людям нужно шоу, и плевать все хотели, что внутри у нее сейчас бушует ураган. Смертельный. А выступать нужно как ни в чем ни бывало. Яркость освещения арены и светлые цвета вокруг заставляют Луну поморщиться от небольшой боли в глазах. Ослепляют после полутонов раздевалки и прошедшей ночи. Даже крайняя тренировка прошла совсем не так, как хотелось бы того, ведь руки его до сих пор будто бы на теле ощущались горячими прикосновениями грубых пальцев.Billie Elish & Khalid — Lovely (Cover by Lauren Babic & Seraphim)
Луна сегодня восьмая по счету. Выезжает на середину льда и останавливается, вглядываясь в следы от коньков других фигуристок. Эти огромные борозды напоминают ей обо всем произошедшем. Будто по ней так же проехались и оставили глубокие полосы на сердце. Делает несколько шагов в сторону и отъезжает назад, заходя на несложный прыжок. Тройной флип в ее исполнении почти всегда выходит прекрасно. А сегодня она готова показать более высокий уровень исполнения. Точнее, будет готова, если сил хватит. А на периферии сожаление растекается, что до заветных четверных она так и не дошла, не стала особенной и первой в своей стране. Быть может, все еще впереди, но где гарантия, что кто-то другой не сможет раньше? За эти пару месяцев упорной работы Луна, пожалуй, слишком поверила в себя, когда смогла подняться с колен. Любой отборочный чемпионат всегда остается одним из самых значимых соревнований для Луны. Потому что всегда хотела посоревноваться на высшем уровне, а для этого нужно выиграть домашний турнир. Знает, что против русских фигуристок, владеющих набором четверных прыжков, у нее совсем нет шансов, даже если выиграет здесь, но между тем все равно мечтает попробовать. В любом случае она покажет свою историю, даже если не доберется до заветного пьедестала на соревнованиях с сильнейшими. А сейчас даже это отходит на второй план, потому что все мысли Томом заняты и встречей их последней. Или как это вообще назвать? Их отношения как-то слишком стремительно преодолели рубеж допустимых и вышли из-под контроля. Но так же быстро все перечеркнулось, не успев начаться. Исполняет еще один прыжок, два недолгих вращения, больше введенных для эстетики, и возвращается в центр, встав в красивую позу. Томас и Киллиан постарались, чтобы каждый элемент ее произвольной программы выглядел изящно; чтобы Луна могла побороться с сильнейшими за счет артистизма и качества исполнения. Прогибается в спине, выставив ногу назад, и совершает один оборот вокруг себя, широко улыбнувшись, когда начинает играть музыка. Плавно ведет рукой вверх, очерчивая взглядом каждого зрителя, чтобы показать, что выступает она исключительно для них. Но мысли все еще не дают девушке покоя. Впрочем, в программе она может выпустить все свои эмоции, всю боль. И знает, что благодаря этому прокат выйдет очень артистичным и эмоциональным. Благодаря ему. А на периферии сознания вновь загораются эти моменты... — Луна, нужно все это забыть, как страшный сон. Вместе мы не сможем быть, как бы ни хотелось. Скажу только, что мне жаль, что я разбиваю тебе сердце… — он первым нарушает тишину после слишком уж нескромного вопроса о том, что между ними происходит. И Луна знает, что ему ни капли не жаль, черт возьми. Даже лицо, искаженное сожалением и болью, — лишь фарс. Игра на публику, игра для нее, и не более. Он прочищает горло, слишком уж нервно сжав пальцами стакан с так и нетронутым виски. Не пьет, ну конечно. С его ритмом жизни пить алкоголь просто грешно. Нервничает: даже костяшки его пальцев белеют от напряжения, по скулам желваки гуляют, вены на шее пульсируют. Потому что все зашло слишком далеко, и он позволил ей в себя влюбиться окончательно. Вместо того чтобы тушить, дров подкидывал. Похоже, он не подумал, что такой исход возможен, а Луна готова поклясться, что в моменты редких встреч видела влюбленные огоньки в его глазах. И уж если не влюбленные, то хотя бы заинтересованные. Для начала достаточно, но не в их случае, выходит. Оказывается, придумала она себе всю ту влюбленность, что так рьяно видеть хотела. Это могло быть что угодно: привязанность, забота, дружеская симпатия. Но не то чувство, похоже, раз он сразу сказал, что на большее она может не рассчитывать. Спирает дыхание от образовавшегося в горле липкого кома. И о чем она только думала? Чувствует себя едва ли не глупым ребенком и старается не смотреть на него, уставившись на панораму почти уже вечернего Милана. За плечи себя обнимает, чтобы занять руки и не выдать своего волнения. Не хочется опять утонуть в этих глазах и снова увидеть то, чего нет и не было. Еще с утра Томас был хоть и довольно потерянным и дерганым, но между тем совсем другим. Улыбался в уголках губ, смотрел украдкой, даже целовал чувственно и совсем не из-под палки. И тот вечер... Его Луна и вовсе хочет вычеркнуть из своей жизни, но едва ли это вообще может у нее получиться когда-нибудь. — Не оправдывайся, мне это не нужно, я понимаю. У нас с тобой сейчас тренировка последняя перед прокатом произвольной программы. Может, если пойдет так же, как с короткой, я попаду на пьедестал. Так что давай не будем времени зря терять. Заполняет эту глупую долгую паузу, по кирпичику тут же воздвигающую между ними стену. Не хочет даже знать о том, что он влюблен в другую. А самое главное, чего знать не хочет, — это в кого именно. Не хочется даже думать о том, что после всего, что было, его сердце все еще рвется к Лилиан, которую он пытался, но так и не смог забыть. Даже руку перед собой выставляет, будто защититься хочет, когда он разворачивается к ней. Луна назад пятиться начинает. Улыбается, и снова через силу. Наверняка от его взгляда не укроются ее настоящие чувства. Потому что и не скрывает их особо. Она разочарована. В собственных же надеждах. Но никак не в нем: он не может разочаровать. Всегда думает, а только потом делает, а вот она... а она наоборот. Делает тройной лутц, подняв руки, и приземляется на лед, разогнавшись до запредельных скоростей. Только нога немного соскальзывает на приземлении — и теперь ей поставят неясное ребро, похоже. И черт бы с ним. Крутит запястьями, скрещивая руки, и прогибается в спине, согнув одну ногу в колене, а вторую отставив назад. Как и скольжения, бауэр у нее всегда выходили прекрасно. Поэтому проезжает около судей, загадочно им улыбнувшись, и разворачивается, скользя спиной вперед. Заходит на риттбергер и просто молится, чтобы получился идеальный тройной. Не кривой, без падений. Получается. Делает в точности три оборота, но опять с погрешностью. На льду получился четвертый, и ее чудом не угораздило врезаться прямо в бортик. Зачтут, но баллы за технику точно снимут. Надбавка будет отрицательной, черт возьми, и о призовых можно начать забывать. По крайней мере, о заветном втором месте, на которое она так надеялась, воодушевившись прошлым прокатом. Поджимает губы, разозлившись на себя же, в такт мелодии качает бедрами, исполняя замысловатую хореографию, и на трибунах видит Амелию, Стивена и кого-то их тех парней, с кем не так давно имела честь познакомиться. Разве что имени не помнит, к сожалению, но то, что все они пришли поддержать, греет душу. Их подвести она точно не может себе позволить. Каждый ее успех, каждый прыжок — прямая заслуга Амелии и Стивена, которые были рядом и помогали не пасть духом, не бросить этот спорт к чертям. Без них Луна бы и на лед-то не вернулась, чтобы снова ударить лицом в грязь. Совершает спираль, подняв ногу так высоко, как может. Тело помнит, воспроизводя все в нужный момент в лучшей мере. Луна не сутулиться старается, словив на себе строгий взгляд Томаса. Он не очень доволен ее помарками на прыжках — это заметить не сложно на его сосредоточенном лице, словно из камня высеченном. Волнуется. А значит, что ее ожидает небольшой выговор за глупые ошибки, коих и вовсе могло не быть. Девушка судорожно сглатывает слюну, стараясь не потерять широкую улыбку, когда мелодия становится веселее и энергичнее. И выходит на либелу, стараясь исполнять ее достойно уже за шаг до финала. Чтобы программа смотрелась так, как ее хотели видеть любимые тренеры. Чтобы выступление вышло достойным, точнее. Голова начинает кружиться от напряжения и движений, но зато элемент выходит чисто. Самый значимый момент: Луна отстегивает пуговку на груди, позволяя юбке стать чуть длиннее и пышнее. Поднимает руки, повернувшись, и красиво выезжает, начиная скользить по льду снова. Как будто для нее это не составляет труда ни капли. А на деле же ей бесконечно трудно на ходу вспоминать все элементы и ничего не перепутать, потому что мысли совсем не о программе, как бы сильно ни старалась на ней сосредоточиться. Едет задом, разглядывая зрителей. Их глаза горят — им нравится. Но нравится ли ей самой прокат? Сложный вопрос... — Луна? У тебя все в порядке? — за спиной слышит голос Киллиана, но даже не оборачивается, спрятав голову, словно в песок. Первая разминка уже началась— он должен быть на льду и сопровождать спортсменок вместе с Томом. И если он остался, то наверняка услышал прерывистое дыхание, которое девушка так тщательно скрыть пыталась, чтобы ее одну оставили ненадолго. Точнее, почти полное отсутствие дыхания можно услышать и судорожные попытки наполнить легкие: от панических атак она всегда задыхается. И отвлечься ничем не может: руки трясутся, мысли путаются. Только раз за разом прокручивает в голове самые отвратительные моменты своей жизни, о которых даже рассказать никому не может и никогда не сможет. Потому что это никому не нужно. А во многое и не поверит никто. — Нет, нет, нет, только не сейчас, нет! — резко машет рукой на него, забиваясь в угол, едва ли не как испуганный зверек в клетке. Выходит грубовато, наверное. Надеется, что он уйдет, что послушает, а Киллиан между тем только приближается, нахмурившись. — Уйди, не подходи ко мне, пожалуйста! Закрывается от него руками, почувствовав горячие слезы на щеках. И даже не задумывается о том, как жалко перед ним наверняка сейчас выглядит; о том, что платью может прийти конец от долгого сидения на грязном полу. Помнется, порвется — плевать. Сейчас перед Киллианом предстает сломленная девушка, которая пытается бороться с обстоятельствами, что в разы сильнее нее. Он подает ей руку, осторожно ее протянув, а Луна не может даже за движениями его проследить, в стену вжимаясь все сильнее и сильнее, будто вот-вот пройти сквозь нее сможет. Он уже знает, что произошло между ними с Томом. И сожалеет ей, несмотря на то, что такой исход был заранее предрешен, по скромному мнению Киллиана. Он никогда бы не назвал своего брата подонком, использующим девушек. И оттого Тома тоже жалеет по-своему. Раз уж он открылся Луне, то однозначно что-то почувствовал: искры между ними заметили с самого начала даже самые ленивые. Киллиан и сам постоянно подначивал Томаса, чтобы тот признался, что ему все больше с каждым разом девушка нравиться начинает. Но Луна и Том слишком импульсивные оба, их часто штормит. А у второго есть и более серьезные проблемы, Киллиан не понаслышке осведомлен. Возможно, даже если бы брат и хотел, все равно не смог бы быть с ней. Или хочет? Слишком сложные вопросы, ответы на которые вряд ли когда-нибудь найдутся. И винить совсем некого: сердцу не прикажешь. — Тише, тише. Посмотрите мне в глаза. Ты не одна, я с тобой. Дыши вместе со мной. Он касается ледяных пальцев девушки совсем невесомо, чтобы не спугнуть. И она чувствует необъяснимое тепло, хотя легче, конечно же, не становится. Ему хочется довериться, но почти не получается. Потому что трясет, а тело перестает слушаться, деревянным становится. И все же Луна чувствует, что сейчас действительно не одна, как бы ни хотелось остаться наедине с самой собой. Киллиан как будто одним своим присутствием внушает уверенность. Притягивает ее к себе, осторожно потянув за руку. Девушка вцепляется в плечо ему мертвой хваткой, ногтями едва не испортив идеально выглаженный пиджак. И в глаза смотрит, как он и просил. И еще что-то просил. Дышать с ним, кажется. Но это у нее не получается. Она все еще задыхается и руки его чувствует на пояснице, неспешно поглаживающие по ткани тончайшего платья. Вторая его рука подбородка касается, вынуждая отвлечься на его прикосновения. Он разговаривает с ней, рассказывая что-то. И ей нравится слушать его, хотя Луна почти ни слова не разбирает из-за нарастающей внутри тревоги. Пальцы уже онемели от того, как сильно она держит его за плечи. Да и парню наверняка неприятно, но почему-то он молчит об этом. И остаётся рядом вплоть до того момента, как девушка не утыкается носом ему в грудь, успокоившись. И даже после он не отстраняется, а смыкает руки на ее талии. И все равно не помогает ничего избавиться от образа Томаса в голове… Ничего уже, скорее всего, не поможет искоренить чувства к нему. Выезд в центр, вращение. Волчок с ногой в сторону, по мнению Тома, смотрится эстетичнее всего. И в целом Луна с ним согласна — он у нее получается прекрасно, грациозно, легко. Очерчивает вытянутой ногой вокруг себя и чувствует каждую — даже самую маленькую — неровность льда. Резко выходит на бильман, схватившись рукой за лезвие конька, и видит... нет, не может быть. Он не может переживать за нее, но Луна слишком четко видит, как он нервничает. Пора переставать думать о нем. Начинает уже мерещиться. И все же с каждым оборотом она все сильнее убеждается, что вряд ли кажется. Тот же силуэт, застывший в напряженной позе, который она ни с чем уже не спутает. Больше ничего и не видит: слишком быстрое выходит вращение. Хотя чем быстрее, тем красивее, лишь бы центровка сохранилась. Все к лучшему. — С Томом у них давно сложные отношения, так что не воспринимай на свой счет, если что-то оскорбительное проскочило, — Киллиан рассказывает это слишком уж нервно, будто бы даже нехотя, когда Луна улучает минутку во время обеда, чтобы спросить об отношениях Тома и Альберта. Парень рассказывает со вздохом и потухшими глазами, которыми в пол уставляется. Не привык говорить на больные темы, и девушка касается его пальцев ладонью, чуть сжав. Так показывает, что она рядом и что ей не все равно. На них обоих не все равно. — Он даже в лице переменился после этого разговора, стал каким-то дерганым, — усмехается криво и неспокойно, сделав глоток предложенного кофе. С Киллианом рядом иногда так хорошо, что все проблемы отходят на второй план. Но, похоже, это работает только с ее стороны, потому что сам парень так и остается напряженным и серьезным. К сожалению. А Луна резко вспоминает, что она даже не объяснила, почему с утра они с Томасом уже успели и пообщаться, и позавтракать. — Мы обсуждали соревнования, и заодно я накормила его завтраком, а то уже смотреть тошно, как он ест эти пластмассовые макароны быстрого приготовления из супермаркета за неимением времени, чтобы приготовить что-то нормальное. А еще и меня осуждает за неправильное питание! — Ерунда, Луна, не обращай внимания. Это не твои заботы, он справится, — Киллиан машет рукой, отходя от девушки. А Луна только скептично хмыкает, нахмурившись. Может, для него и ерунда, но уж точно не для нее. А вот Осборн задумывается о том, что и сам бы хотел помочь, но раз уж брат и его не подпускает, то едва ли Луне позволит засунуть нос в нечто темное. Иначе Том бы не старался так тщательно все скрыть. — Он умеет, да, иногда смотрю и думаю, что у него скоро будет язва. И да, Луна, ты можешь не отчитываться передо мной, если проводишь время с Томом наедине. Мне приятно, что ты рассказала, но все же, на будущее. Исполняет последний бильман с заклоном перед финальным прыжком, который должен стать вишенкой произвольной программы. Тот самый прыжок, из-за которого они ночами тренировались, чтобы получился, часами в зале прыгали один и тот же, до обмороков, до головокружения. И сейчас, впрочем, у Луны слегка кружится голова от такого быстрого вращения — и приходится немного поскользить, изображая танцевальные движения. Черт бы побрал Томаса, который поставил такие сложные движения после вращений. Красивые и эффектные, разумеется, но ужасно выматывающие к финалу. И черт бы побрал саму Луну, когда она начинает разглядывать зрителей. Потому что она вновь цепляется взглядом за него, стоящего у бортика и держащего ее вещи. Теперь он, как и почти всегда, хищно улыбается, наблюдая за ее прокатом, вышедшим далеко не идеальным. Он три раза хлопает. И, наверное, это очередная его издевка. Этот прокат точно будет незабываемым. Луна благодарна ему за это, как бы ни было больно смотреть на него прямо сейчас; как бы ни хотелось послать его к черту. На глаза непроизвольно наворачиваются слезы, и девушка заходит на аксель — самое сложное, что только есть в ее программе. Тройной аксель. Ее победа над самой собой. Постаралась выучить все тройные прыжки до блеска, но аксель дался ей сложнее всего. Падения, синяки, слезы — через это пришлось пройти не раз, прежде чем на тренировке он ей покорился. А она уже в глубине души думала, что этого никогда не произойдет. Разгоняется и неожиданно отрывается ото льда, прижав обе руки к груди. Один оборот, второй, третий, но половину последнего оборота теряет, и на периферии сразу загорается, что будет недокрут и потеря драгоценных баллов. Засчитается двойной — и это в лучшем случае. Только и успевает осознать, какая это катастрофа, прежде чем чувствует глухой удар. А за ним боль — ужасную боль во всем теле от грубого поцелуя со льдом. Вот и закончилась ее программа. Так, как Луна и хотела, — удивлением и всеобщей феерией. Только вместо аплодисментов слышатся испуганные возгласы. Вместо заветных высоких баллов на табло она видит его лицо. А потом мир стремительно погружается в липкий сумрак. Чувствует пульсацию в висках, а легкие будто водой наполняются. В глазах темнеет, словно девушка на дне ледяного черного озера оказывается. И тут невидимой вспышкой все перед глазами гаснет.