Созвездие чемпионов

      — Выезд, выезд, Лина! Ты ногу не дотягиваешь и чуть ли не в бортик приземляешься! Куда выезжать потом собралась, задницей по льду елозить? Еще раз и с самого начала, вы у меня до посинения будете катать произвольную, пока не получится хотя бы адекватно. Я от вас даже идеального результата не прошу уже, всю грязь просто уберите, и все! — Долорес слышно даже с трибун. Хлопки в ладоши, полные агрессии, звучат очень неласково, и девушка вздрагивает, останавливаясь и чуть не падая на ровном месте от нервов. Сегодняшняя тренировка складывается из рук вон плохо, и ничего не помогает исправить положение и наконец исполнить программу достойно. — Я вам контент максимально упростила, а вы даже с этим не справляетесь? Ну неужели думаете, что двойная подкрутка и двойной выброс — это уровень большого спорта? — Женщина встает, прямо в ботинках выходя на лед, и начинает еще более эмоционально показывать и кричать, как должно выглядеть хорошее исполнение элементов. Настолько, что эхо по всей арене разлетается, отражаясь от стен.       — Долорес перед важными стартами как всегда не в духе. — Киллиан тормозит рядом с Томасом, почти беспечно поедающим шоколадный батончик, и посмеивается в кулак, глядя на то, как женщина еще и чехлы от коньков кидает на лед от злости, а ее парники только и успевают уворачиваться и клясться, что все сейчас же сделают в лучшем виде из всех возможных. Долорес редко удовлетворяли посредственные результаты на генеральных репетициях. После всех чемпионов, которых она вырастила, после собственных олимпийских медалей она знает, что может быть и лучше. И Киллиан наблюдает со стороны, вздрагивая ничуть не меньше от звука очередного возгласа, словно возвращается к своим тренировкам. Но сейчас это вызывает уже лишь улыбку приятной ностальгии и легкий смех. В большом спорте по голове не гладят.       — Еще бы. Они с самого утра у нее лажают, я давно сижу и наблюдаю. И лучше бы им уже нормально программу откатать, а не уворачиваться: от ее гнева тяжело спастись, и хорошо, что сегодня у нее только чехлы в наличии, а не что похуже. Я навскидку могу предположить, что у них будет шестое или седьмое место на национальном первенстве с таким уровнем катания. Сам понимаешь, что она хочет большего, — Томас скептично пожал плечами, пристально наблюдая за каждым движением скользящей по катку пары. Своих спортсменов он отпустил на обеденный перерыв, и теперь можно было немножко отдохнуть, поболтать, посмотреть на других. И тоже невольно вспоминает, как все начиналось у них с Киллианом. Такая искренняя и теплая улыбка на уголках губ расцветает, что Том даже демонстративно кашляет в кулак, чтобы не выглядеть глупо. — Помнишь, как она нас по юниорам гоняла? Так хотелось выходить на взрослый уровень, и казалось, что уже достиг максимального уровня мастерства, хоть на олимпиаду сразу.       — А на деле все прыжки были инвалидные и победы случайные, как любила выражаться Долорес, когда начинаешь лениться и считать себя министром спорта, — Киллиан в голос рассмеялся, и его бархатистый смех эхом разнесся по всей арене, заставляя немногочисленных присутствующих обернуться. Даже сама Долорес только снисходительно улыбнулась, кинув многозначительный взгляд, будто слышала их разговоры, но предпочла не отвлекаться и переговорить позднее с бывшими учениками, ставшими за долгую карьеру ее отдушиной.       — Киллиан, ты хотя бы двойной аксель уже докрути, пожалуйста. Не могу смотреть на твой инвалидный триксель, — Долорес закатила глаза, уже в который раз глядя на Киллиана с таким лицом, словно он ее главное разочарование в этот день. А быть может, так оно и есть, учитывая, что только из-за одного прыжка они возились уже несколько часов и никак не могли даже начать ставить программу, чтобы сочетать хореографию с этими самыми прыжками. — Ты у меня до завтра будешь здесь, пока он у тебя не получится. Или еще годик придержу тебя в юниорах.       — Я не хочу в юниорах — я хочу соревноваться нормально, а не с детьми! — Упрямство чувствовалось в каждом слове Киллиана, который даже кулаки сжал от негодования и злости. Злости на собственную несобранность, злости на этот лед, на Долорес, которая только и делает, что тычет носом в ошибки, словно провинившегося котенка. В спорте не может быть излишних нежности и ласки, но и по льду валяться, при этом получая нелестные комментарии, — не самая приятная часть дня. Мама дома всегда приласкает разве что, но до этого еще нужно дожить. Или пережить тренировку с недовольной Долорес, если быть точнее. Перед стартами она всегда переставала жалеть и заставляла трудиться на износ.       Вот и сейчас остановилась, глядя на мальчика в ожидании, и даже коньком ударила по льду, образуя едва заметную борозду. Нервная и нацеленная на результат: в отличие от самого Киллиана, Долорес прекрасно видела, что он может. Может и аксель, и гораздо больше, но ленится. Даже дать ему по заднице захотелось хорошенько, чтобы придать волшебного ускорения, но женщина лишь выдохнула протяжно, снова уставившись на замершего спортсмена. Словно бы он не знал, что ему нужно сейчас делать.       — Ну так вот и хоти делом, а не языком.       Кивок на почти полностью свободную сторону льда, где можно прыгать разве что не до посинения. Внимательно вцепилась взглядом в то, как Киллиан отталкивается, и закатила глаза, вымученно простонав. Дальше можно было не наблюдать: с таким замахом он только спасибо мог сказать, что получилось скрутить хотя бы полтора оборота и упасть на бедро, а не разбить себе нос. Грязно выругалась, отталкиваясь от бортика коньком, чтобы в одно движение оказаться рядом и глянуть сверху вниз, учитывая, что вставать Осборн-младший не очень-то и собирался. Устал, похоже.        — И что это такое? Как дома конфеты жевать и родителям жаловаться на то, какие вы все здесь трудяги, так это мы первые, а как несчастный аксель докрутить, так это ладно, как-нибудь сам себя прыгнет? А потом вы ходите в гипсе и бинтах, хотя большей части ваших травм может и не быть, если будете слушать меня и делать технично, а не лишь бы как. Каторжники нашлись, — с тихой злостью процедила, подав ему руку, чтобы помочь встать. Злость ее была не столько разрушительной, сколько стимулирующей и возвращающей в тонус. Ее целью всегда стояло лишь одно — научить и помочь, а не унизить и напрочь отбить желание тренироваться. Акцент всегда делается на сильных сторонах спортсменов, а ее спортсмены сегодня будто сговорились, решив прятать свои достоинства и расстаривать тренеров.       Рядом приземлился еще и Томас, выйдя в бабочку и не собравшись. Разумеется, отсутствие группировки стоило ему равновесия, и вот теперь двое учеников, потирая ушибленные места, сидели перед Долорес, готовой уже об лед головой биться после таких шедевральных элементов. Но она просто молчала, растерянно глядя на обоих и не зная, как им помочь сейчас. Правда, говорить ей совершенно ничего не нужно было: Том сделал это сам, насупившись и почти обиженно надув губы. Не хотелось ему верить, что он потерял такой дорогой прыжок, как четверной сальхов.       — А мы, что, разве не до полусмерти здесь катаемся? По-моему, целый день тренироваться и прыгать вонючие аксели — тот еще труд. И очень неблагодарный, потому что вам все не нравится.       — Поговори мне тут еще, Томас. Ты-то уж точно самый бедный на свете. Случайно выиграл свое первое золото и права качаешь? Или просто за брата заступаешься? — Долорес присела на корточки, серьезно заглянув мальчику в глаза. Считала ли она, что он действительно выиграл это золото случайно? Разумеется, нет. Он в ее глазах — к слову, и в глазах всей федерации — был лидером сборной. Но скверный характер и нежелание трудиться временами играли с Томасом злую шутку, лишая его преимуществ и перспектив, дорогих элементов. И женщина уже давно нашла подход к Осборну-старшему: его нужно разозлить, настроить, замотивировать. Иногда. Но сегодня — точно.       — Я не случайно выиграл! — этот оскорбленный голос, полный огня, услышал весь ледовый дворец, не меньше. И Долорес улыбнулась едва заметно, чтобы Том не заметил, и отошла на несколько шагов, освобождая пространство. Пространства мальчику всегда было нужно много: даже находясь в одиночестве, он умел заполнять собой все пространство и притягивать взгляды. И это тренер в нем очень ценила.       — Вот иди и докажи мне это. Исполни хоть раз свою программу чисто, тогда я тебе поверю, что не случайно.       Несколько раз хлопнула в ладоши, задавая нужный ритм, прокомментировала каждое движение, начиная от захода и заканчивая оборотами и выездом, и только потом выдохнула. Один сальхов с горем пополам получился, но впереди у них было еще огромное количество работы. С лидирующими и перспективными спортсменами Долорес всегда проводила тренировки индивидуально, но братьев Осборн иногда брала вместе, считая, что они могут друг у друга поучиться, помочь. У Тома с его выдающимся упорством, больше похожим на упертость, можно было взять это стремление, когда он из раза в раз повторял, делал, ошибался, исправлял. А у Киллиана была огромная легкость, хоть он и частенько ленился ее развивать как следует. И этому тоже можно было учиться. Затем Томас еще и двойной аксель ей скрутил с заявкой на тройной, но немножко не хватило высоты прыжка, чтобы докрутить еще один оборот.       — И ты, Киллиан, не уши грей, а иди тренируйся. Вот вместе с братом мне каскад три-четыре покажите, давайте, — снова несколько хлопков, строгий и воодушевленный голос женщины, готовой работать и работать. Чувствует, что силы в ее учениках еще есть, и знает, куда их использовать. Первая попытка оканчивается неудачно под разочарованный вздох, и Долорес только руками всплескивает, пытаясь понять, где ошибки, чтобы их исправлять. Но последний заход даже не выходит в прыжок, лишь замах — и сразу же грандиозное падение. Голубые глаза тут же темнеют, и женщина рычит, стараясь не срываться на крик: больное горло уже не спасает ни теплый чай, ни шарф. Однако выходит все равно строго: — Да я вас на паралимпиаду отправлю! Вы как два быка на льду, ну что это такое?! В сборной паралимпийцев за своих сойдете! Как раз успеете себе все ноги переломать с такими приземлениями! Уйдите с глаз моих уже.       — Ну, значит, я вообще не буду с ней кататься! К черту этот ваш олимпийский сезон, я не намерен терпеть к себе хамское отношение. Я не виноват в том, что у меня непутевая партнерша, которая даже нормально выйти из выброса не может. Научите ее, и тогда, быть может, я вернусь, — из размышлений Томаса и Киллиана вырывает голос парня, тренирующегося у Долорес. Кажется, именно у его партнерши не получается выезд, но Осборн-старший только хмыкает многозначительно: у самого спортсмена тоже порой проскальзывало столько косяков, что их просто нереально исправить до стартов. Однако удобно сваливать все на партнершу и кричать, что на этом моменте их пара распадается. — Когда научите ее нормально кататься, тогда и приходите. — Ставить условия в такой ситуации — не лучшая идея, но парень гордо ушел, считая, что он здесь единственный прав и вышел победителем.       — Оу, кажется, пара распалась, ты глянь, — Том с ехидной усмешкой кидает взгляд на этого гордого и независимого, снимающего коньки на трибунах. Это даже выглядит комично, хотя Осборн и жалеет девушку, которая из-за такого детского и неуравновешенного поведения потеряла возможность выступать. И даже хотя бы попытаться побороться за путевку на главный старт в жизни любого спортсмена или за место в первой пятерке чемпионата своей страны, чтобы попасть в сборную и стать запасной парой. Неприятный тип и абсолютно неспортивное поведение, которое не приведет ни к одной медали. Чем выше ты ставишь себя над другими — тем больнее будет падать, когда конкуренты, не страдающие манией величия, преуспеют.       — Обидно. Но черт с ними, у меня к тебе есть более важный разговор, — Киллиан машет рукой на всю эту ситуацию, потеряв интерес к чужим проблемам. Приятные воспоминания он отложил на вечер, чтобы не отвлекаться от работы, которой у них было столько, что иногда казалось, будто это никогда не закончится. Будто все время будут одни только постановки, тренировки, работы над ошибками, невероятное напряжение, в воздухе повисшее. Сейчас не только конкуренция ощущается, но и томительное ожидание, огромные стремления и надежды. Но есть и еще одна небольшая деталь, сложная в реализации, но кажущаяся парню единственно верной и выигрышной если не сейчас, то в перспективе. — Хочу предложить Луне в парное катание перейти. Или даже в танцы.       — С головой-то все нормально у тебя? Мы как ее в парницы запишем в разгар сезона? Придется пропускать, и она на это в жизни не согласится. С документами тем более столько придется заморачиваться, что я заранее повешусь. — Том чуть не подавился водой, удивленно хлопая глазами. Сначала даже не поверил, что Киллиан действительно это сказал и ему не показалось, но, похоже, предложение было вполне серьезным. И абсолютно точно невыполнимым: партнера ей они не найдут, отец не согласится на подобную авантюру, а сама Рейнхарт и вовсе их обоих возненавидит. Наверное, этого бы не хотелось ни Киллиану, ни Томасу. С губ последнего даже смешок слетает: еще недавно они с Луной язвили и готовы были поубивать друг друга, а сегодня он думает о ее чувствах. И об абсурдности того, что могло бы стать их преимуществом.       — Слушай, ну давай хоть раз воспользуемся привилегиями, данными отцом? Вариантов много, ну чего ты как будто первый день замужем? Ну пропустим мы олимпийский сезон, и плевать вообще.       Киллиан всплескивает руками, демонстративно закатывая глаза. Он продумывал невероятное количество всевозможных исходов у себя в голове и готов к любому сценарию, но стоит хотя бы попробовать, вместо того чтобы играть в рулетку. Хотя все, за что бы они сейчас ни взялись, — русская рулетка. И все же Киллиану кажется, что парное катание может вдохнуть еще больше жизни в уже существующие программы Луны. А упертость Тома выходит им острым углом совершенно не там, где нужно. Парень вздыхает, выразительным взглядом в очередной раз призывая послушать. Пусть хотя бы представит положительный сценарий.       — Ты ей это скажи, и я посмотрю, с какой скоростью ты пойдешь к черту, если не куда похуже вообще. Но давай когда она вернется, тогда и обсудим это еще раз. — Осборн-старший неуверенно сдается, пожав плечами. Пожалуй, хуже уже точно не будет, если уж на то пошло. Не хотелось признавать, что он даже в возвращение Луны в этом сезоне почти не верил, не говоря уже о том, чтобы пытаться ее все же выставлять на старты серьезных масштабов. Даже этапы гран-при выглядят как нечто недостижимое в сложившихся обстоятельствах. И самое обидное здесь то, что эти обстоятельства не были случайными. Ставка на беспечность и эйфорию от небольшого успеха сработала. Наверное, в таком замешательстве Томас еще не был никогда: он не знал, что делать, потому как все варианты казались одинаково провальными.       — Том, ты можешь помочь? Я с прыжка прямо на руку упала, не могу ничего делать, — Лилиан прерывает разговор, но ничего, кроме раздражения, ее появление не вызывает. Том едва заметно закатывает глаза, медленно выдыхая себе под нос, и сдержанно кивает в сторону тренерской, где лежит аптечка на случай непредвиденных обстоятельств. Надевает чехлы на коньки, максимально оттягивая момент, когда нужно будет остаться с Лилиан в одном помещении один на один. Шел будто на эшафот, борясь с отвращением к самому же себе. Он не избегал ее, но держал на расстоянии вытянутой руки. Если ты не можешь изменить правила игры — максимально подстрой их под себя, и жить будет легче. Только вот ни черта не становилось легче, как бы ни убеждал себя.       Все их встречи проходили здесь. На льду, в спортзале, в танцевальном зале, где Томас внимательно наблюдал, когда было на это время, не мешая Киллиану. Но взгляды Лилиан старался игнорировать, чтобы она и сама поняла наконец, что такие отношения — не отношения вовсе. Она так рьяно хочет его внимания, что даже не замечает, что ответной реакции никогда не получит. Иногда Томасу даже начинает казаться, что она прекрасно знает о договоренностях с родителями, но он быстро отметает такие мысли: если рефлексировать на эту тему слишком долго — становится невыносимо от самого же себя. Однако Томас совершенно не собирается всю жизнь вот так вот делать вид, что его все устраивает, что он счастлив, но просто очень загружен. Это неуважительно по отношению не только к девушке, но еще и к себе. Выжидает, стараясь найти верный способ, чтобы и Лилиан не сделать больно своими действиями, и всем остальным. Нанести как можно меньше разрушений хрупкому равновесию, похожему сейчас на тонкую корку льда после первых заморозков.       — Где именно ушиблась?       Достает замораживающий спрей и сухой лед, остановившись рядом с девушкой, чтобы оценить масштаб повреждений и понять, насколько серьезная нужна помощь. Что-то подсказывает, что она вообще не нужна, но свое мнение мужчина оставляет при себе, стараясь как можно меньше прикасаться к Лилиан, как можно меньше смотреть на нее. Это все уже становится каким-то абсурдом и комом в горле застревает. Лилиан подходит слишком близко, и в нос бьет резкий запах ее приятных духов, пахнущих чем-то свежим. Они были близки и раньше, но он не испытывал диссонанса от аромата ее парфюма и кожи. Не осталось даже физического влечения, что иронично. Он перестал ощущать даже эти эмоции рядом с ней.       — Здесь, но... Том, не будь таким же холодным, как этот лед, — ее ласковый голос звучит так тонко и нежно, что Том даже не сразу верит в то, что ему не послышалось. А девушка ближе подходит медленными шагами, чуть не споткнувшись о небольшой коврик коньками, и касается его лица кончиками пальцев, едва ощутимо поглаживая чуть тронутую щетиной щеку. — Если поцелуешь, у меня все пройдет гораздо быстрее.       Заставляет себя стоять на месте и не отворачиваться. Реакции на ее прикосновения не следует, но девушка не сдается так просто: приподнимается на носочки, зубцами коньков впиваясь в коврик, и аккуратно касается губ Томаса. Словно почву прощупывает сначала, но все более настойчиво двигается спустя мгновение в надежде, что ответит. А Том только усмехается сквозь поцелуй, оторопев. Испорченный ковер его сейчас волнует гораздо больше, чем красивая девушка, целующая его. Лилиан ведь действительно почти ангельски красива, но в этом и кроется ее личный дьявол: красота снаружи, а внутри почти полное безобразие. Он может взять ее здесь прямо сейчас. Взять, испытать невероятный адреналин от ощущения того, что они сделают это в тренерской. Но вместо этого мужчина мягко отстраняет от себя девушку, решившую, что его усмешка означает ответ, желание, интимную мысль.       Даже винить ее в таком скверном и почти отвратительном характере не может. Он не считает ее плохой, вовсе нет. Она совершенно не может быть виновата в том, что ее избаловали родители, выполняя каждую прихоть, даже самую немыслимую и дорогую. Она не виновата в том, что выросла в холодной и отстраненной семье, где от нее все откупались деньгами. И не только от нее, ведь даже других людей можно заставить плясать под свою дудку, если предложить деньги или шантажировать. Второй способ куда надежнее, ведь от денег можно отказаться, но Анну и Бенджамина Белфорд это совершенно не волнует. Они и на мертвого найдут управу. Как и его отец, к слову.       Отходит на шаг, когда Лилиан в очередной раз тянется, настойчиво хватаясь за плечи. Ее руки, сжимающие край спортивной кофты, тонкие пальцы так и стремятся вновь прижаться ближе, не дать отстраниться. Эти касания отрезвляют. Томас опускает ее руки, взяв за запястья, сокрытые тканью спортивных перчаток. И сбрызгивает замораживающим спреем место ушиба, как и должен был сделать с самого начала. На ее теле даже синяка пока не проступает, а значит, что жить она будет, и даже вполне счастливо будет. А после отходит, чтобы все убрать, затылком ощущая взгляд, полный презрения, разочарования и тихой злобы. Что же, ему не привыкать.       — Но... я думала, что мы... немного отвлечемся...       Последняя попытка, которую девушка не успевает даже применить, опять врезаясь в непробиваемую стену, которую воздвиг Томас. Хочется его ударить, но вместо этого Лилиан до боли сжимает кулаки, прорычав себе под нос, чтобы не услышал, грязное ругательство. Он не может так ее игнорировать, когда они вместе, но Томас именно этим и занимается. И похоже, они думают об одном и том же, потому что мужчина кивает, что-то неожиданно для себя решив, и твердо смотрит на Лили, так и замершую возле его стола:       — Позже. Я не могу прерывать тренировку, а ты, как рука будет болеть меньше, возвращайся на лед: тебе нельзя терять время, потом другая группа займет каток, и мы не успеем отработать важные элементы. И так пропустили уже слишком много времени, так что не засиживайся. Но я знаю, что тебя не только тренировки волнуют. Было бы глупо полагать, что хватит того, что мы работаем над твоей карьерой. Нам нужно серьезно поговорить, Лили. Сегодня вечером я буду ждать в ресторане, где мы с тобой обычно ужинали.       Пора заканчивать. Томас дожидается короткого и настороженного кивка и выходит из помещения обратно на арену. Тяжело было не заметить улыбку Лилиан, но вместе с тем и разговор будет тяжелее от этого. И что-то на ее лице промелькнуло такое... ехидное и самодовольное, что у мужчины внутри неприятно екнуло — разговор будет дважды тяжелее. И все же он почувствовал огромное облегчение от того, что наконец решился хотя бы попытаться разорвать этот замкнутый круг, где почти каждый первый пытался сделать его своей жертвой. Начать с малого, но это уже будет огромным успехом. Должно быть, по крайней мере.       Решает немного размяться, чувствуя, что от отсутствия должной активности начинает замерзать на льду. Если тебе холодно, значит, плохо работаешь. Золотое правило, которое уже стало привычкой. Проезжает вдоль спортсменок, пристально, словно коршун, наблюдая за элементами, ими выполняемыми. Сейчас не хочется даже придираться и кричать из-за каждой малейшей помарки: так сильно улучшилось настроение, так сильно поверил в себя и свои силы. Несколько прыжков, пару вращений — таких быстрых вращений, от которых голова начинает кружиться. Силы свои Томас очень редко жалеет, вот и сейчас полностью вкладывается в частоту оборотов. Настолько, что даже Луна Рейнхарт начинает мерещиться, закинувшая коньки себе на плечо и так красиво улыбающаяся. Кажется, что от ее появления и ее улыбки даже ярче в зале становится, но Осборн списывает это все на то, что он слишком переусердствовал с нагрузкой в первые же минуты.       С чего бы Луне здесь быть вообще, когда она должна восстанавливаться после травмы? И отчего он вообще подумал, что на арене стало гораздо приятнее от ее появления. Походило уже на повод пойти и полечить голову, ведь в мыслях ее теперь было так много, что порой казалось, что он не способен думать о другом. И все же с галлюцинациями пока что можно было повременить: Томас отчетливо увидел, как Рейнхарт обняла Киллиана и помахала ему рукой из-за бортика. Нахмурился, одним движением отталкиваясь в сторону выхода со льда, чтобы разобраться, в чем вообще дело. Лучше бы действительно был мираж.