старые раны

      Я наблюдал за твоими набегами неделю и поражался этой неотступности, что вызывала у меня умиление. Обычно люди сдаются почти сразу, не ответь я им, а ты уже неполный месяц только и делаешь, что заканчиваешь свой день в моей пекарне.       Когда наш договор с Вадимом о дополнительных сменах закончился (я не обещал ему такой график вечно), я вновь вернулся к работе за прилавком. Никогда не забуду твоё восторженное лицо, когда ты, подходя к нашей двери, издалека увидел меня и промахнулся ладонью мимо ручки. Я зачем-то заметил, что ты пришел раньше: не было длинной очереди, привычной для вечера выходного дня. Ты, едва не путая слова, заказал большую порцию орехового латте и несколько пирожных. Их я поставил тебе на поднос сразу и отвернулся к кофемашине, вновь чувствуя этот твой наглый, почти раздевающий взгляд, так сильно контрастирующий с твоей неспособностью даже банально познакомиться за всё это долгое время, да что там — найти в себе силы вдохнуть воздуха побольше и недрожащим голосом озвучить заказ. Я закончил с напитком, поставил его тебе на поднос и не смог сдержать усмешку: — Соскучился?       Помолчал совсем немного, слушая ожидаемую тишину в ответ и наслаждаясь вызванной улыбкой смущения на твоём лице, и добавил: — Пятнадцать долларов. — Я думал, ты уволился, — едва слышно ответил ты. — Это моя пекарня, я не могу отсюда уволиться, — с полуулыбкой я наблюдал, как ты считаешь деньги, не поднимая взгляда, а руки тебя не слушаются.       Ты всё же протянул мне купюры и быстро ушёл, почти убежал со своим подносом, не давая мне привычно коснуться твоих ладоней, протягивая сдачу. Я пересчитывал доллары и заметил на одном из них надпись карандашом: номер телефона и твоё имя. Мне что, из кассы деньги воровать, чтобы тебе позвонить? Как банально и наивно. Я пожал плечами, положил деньги в ящик и закрыл его, выкидывая ненужный тебе чек. Пришли посетители, вставшие передо мной и закрывшие весь обзор на тебя. Увлечённый работой, я не заметил, как ты ушёл, привычно убрав за собой поднос. Только когда пекарня закрылась и пришёл ночной работник, ставший первым делом намывать полы, а я до сих пор сидел в офисе и пересчитывал деньги из кассы, этот твой доллар попался мне в руки и я вспомнил, с какой надеждой ты мне его подавал. Лёва, значит? Какой-то ты слишком слабый для льва.       Перед тем как закрыть денежный ящик, я зачем-то поменял этот доллар, чудом не ушедший кому-нибудь на сдачу, на другой, чистый из своего кошелька. По дороге домой опять чувствовал как проникновение табака в свои лёгкие, так и твои вечерние взгляды, зачем-то воспроизводимые моим мозгом.

***

      Несколько дней я хранил этот доллар с посланием в кошельке и не звонил. Кажется, ты принял это близко к сердцу, ведь с тех пор, как дал мне свой номер, не приходил вовсе. Прости, Лёва, за то, что я разбил тебе сердце, не позвонил, придя домой в одиннадцать вечера и тут же уснув, чтобы хоть немного выспаться перед новой сменой. Нелегко, знаешь, быть единственным управляющим почти круглосуточного заведения.       Сначала я не обратил внимания на твое отсутствие, а потом заметил, что странных пирожных с орехами, которые никто, кроме тебя, почти не берёт, осталось не реализовано на три штуки больше, чем с предыдущей разморозки. Спасибо, Лёва, твои детские истерики приносят мне одни убытки.       Пекарня закрыта, и я в ней босс, никто не имеет власти надо мной — я списал парочку этих пирожных и съел сам, уже забыв их вкус. Сапожник без сапог и прочее… Нет, невкусных пирожных у меня быть не может. Я почему-то ждал, что ты подкараулишь меня после закрытия и устроишь допрос, а почему это я тебя игнорирую, но ты оказался более сдержанным и, кажется, взрослым, чем я ожидал. Закончив с закрытием, я поспешил домой, пропитывая свои волосы табаком и раздумывая, что бы такое сказать тебе по телефону. А стоит ли? Ну если это поднимет товарооборот…       Дома было темно и сухо, а мне хотелось отлежаться в ванне и скорее уснуть, чтобы освободиться от вековой усталости. Но сначала придётся налаживать отношения с тобой, Лёва. Отношения, которых нет, у нас уже не задались. Набрав твой номер, я долго рассматривал свою темную квартиру и наткнулся взглядом на гитару, которая, наверное, уже покрылась пылью, как и всё, что находится в этих стенах. Ты долго не отвечал, и мне захотелось уже оставить эту затею, лечь наконец спать. — М-да?       Я узнал твой голос. — Здравствуй, Лёва, это Шура из пекарни «Бидаблай». Я прочитал твоё нестандартное резюме на купюре в размере один доллар и готов пригласить тебя на собеседование, у нас как раз есть подходящие вакансии для тебя.       Только сказав это, я понял, как сильно моя речь похожа на приглашение на свидание, а я лишь хотел пошутить и, может быть, найти нового бухгалтера, благодаря которому я буду работать с выходными или хотя бы меньше двенадцати часов. Судя по тому, что ты замолк, я догадался, что ты всё-таки воспринял это не так, как мне было нужно. — Ты… серьёзно или это ты так на свидание… зовёшь?       Ты, наверное, услышал мою усмешку. — Я знаю, что ты хочешь именно этого, но я не был бы и против обычного собеседования по работе. А вообще, я пошутил.       Ты опять замолчал, а я посчитал, что пришла твоя очередь говорить. И дождался, как ты снова подал свой неуверенный голос. — Я бы хотел просто… Познакомиться. Если ты не хочешь свидания. Просто как друзья.       Я потёр переносицу двумя пальцами. С моим графиком только на свидания с каким-то нытиком-сталкером и ходить. — Я могу предложить тебе лишь прийти в пекарню после закрытия, потому что у меня только один выходной, в который я высыпаюсь и в основном всё равно занимаюсь работой.       Моя пекарня располагалась недалеко от центра, через реку Ярра, и район этот был достаточно притягателен для туристов и отдыхающих. Я долго думал над часами работы, чтобы выходной и был, и сильных убытков не приносил, — я и так делал всё для того, чтобы пекарня стала единственной в городе работающей с утра до позднего вечера. Поэтому для отдыха отвёл понедельник — начало рабочей недели, когда и прогуливающихся меньше, и местные не отмечают конец недели. Этот выходной мне облегчения не приносил. — Тогда… Я приду в воскресенье вечером? Хорошо?       Я практически слышал сияние от счастья в твоём голосе, который вновь вызвал у меня умиление. А ещё я отметил, что ты выучил график работы пекарни, хотя за неполный месяц твоего постоянного её посещения — это было несложно. И почему твоё отвратительно детское поведение не вызывает у меня отторжения, а наоборот? Я как будто становлюсь отцом капризного ребёнка. — Раньше тебе не нужно было планировать свои вечерние визиты. — А ты будешь в зале работать? — ты почти сразу задал свой вопрос, проигнорировав мои колкости. — Да, я теперь снова работаю за прилавком.       Мы ещё немного наговорили пустых слов, и я наконец, отмокнув в тёплой воде, отправился спать.