старые раны

      В среду, когда я вышел к тебе на прилавок посмотреть на твои успехи и просто поговорить ни о чём, потому что соскучился, в пекарню зашла девушка и по-русски окликнула меня. Я узнал её по голосу: эта невысокая, чем-то еврейским во внешности похожая на меня девушка — моя хорошая знакомая Алина, бывшая организатором многочисленных концертов как моих, так и Вики, и Айкона, и каких-то незнакомых мне групп: её многие знают в музыкальной тусовке Мельбурна. Она так же работает в Русском доме, где я задолжал книг… Я оставил тебя, подошёл к подруге и, приобняв, поцеловал в щёку, приветствуя. — Какими судьбами, Алинка? — Да вот ищу тебя уже второй день, — она говорила быстро, улыбаясь и перебирая пальцы. — Вчера приходила — так тебя не было, я и вспомнила, что ты по утрам работаешь, а звонить уже не стала: хотелось как-то лично поговорить. Дело есть…       На этих словах она замялась, сложила ладони и взглянула на меня, словно в чём-то провинилась. Через небольшую паузу она добавила: — Я, конечно, заранее знаю, что ты не согласишься.       Я почему-то вспомнил тебя, когда ты предлагал мне играть с тобой и Айконом. — Ну?       Мне стало скучнее, чем было в начале. Перспектива заниматься тем, что мне не нравится, удручала. Алина это заметила — иначе её поджатые губы я объяснить не мог. Я чувствовал себя ужасным другом. — В библиотеке планируется мероприятие в честь дня памяти Ахматовой, — она говорила заметно медленнее; в ответ на мой вопросительный взгляд она продолжила. — Ну, помнишь, в прошлом году было тридцать лет и с тех пор мы решили каждый год устраивать что-то подобное. У нас директриса очень её любит, это её идея… — Ты хочешь, как в прошлом году? — я обернулся в твою сторону, чтобы подсмотреть, не слышишь ли ты наш диалог. Ты был занят только что вошедшим в пекарню гостем. Я отвёл нас с Алиной подальше. — Когда мы фестиваль устроили? — Только не называй это фестивалем при ней. В целом — да. Мы хотим собрать народ в Русском доме и устроить вечер поэзии: стихи читать, песни петь. — Ну я могу прийти, прочитать какое-нибудь эмигрантское — «Мне говорят, что нужно уезжать, да-да, благодарю, я собираюсь». Или Бунина — как там было?.. «У птицы есть гнездо…»       Я стал вспоминать текст стихотворения, но Алина быстро отклонила этот вариант. — Нет, Шур, не эмигрантское, она такое не одобрит… Конечно, такая тема интересная, можно даже устроить и вечер с такими подобными стихами, но не сейчас. — Что, одну Ахматову можно? Это что, я выйду такой: «Сжала руки под тёмной вуалью…»?       Я усмехнулся. «Уйдёшь, я умру»… — Не обязательно Ахматову, можно из её круга. — Так Бродский из её круга, — не понимал я. — Ну, Шур… И вообще, я хотела тебя попросить, чтобы ты не читал стихи, а пел.       Я шумно выдохнул и всплеснул руками. — Нет, Алин, петь я точно не буду. Ты вон Лёвчика попроси, — я кивнул в твою сторону. — Слышала, как он на вечеринке пел? Куда лучше вариант, чем я. — Да, я слышала. Я как-то через тебя хотела вас обоих позвать.       Я немного обрадовался: значит, можно было отделаться тобой. Если тебя, конечно, вообще заинтересует что-то, кроме ваших с Айконом репетиций. — Правда, я не думаю, что он какие-то стихи, кроме своих, знает, — я ненадолго замолчал. Хотелось закончить этот неприятный диалог любой ценой, пока меня не вынудили играть сольный концерт. — Ладно, я уверен, он согласится. Когда концерт-то? — Пятого марта, — я увидел, как она вдруг расцвела, поверив в наше с тобой участие. — Это среда.       Я сделал вид, что усердно что-то высчитываю. — Времени много ещё. Я поговорю с Лёвой — он, может, что-то даже выучит. Я тебе позвоню, — после этих слов Алинка накинулась на меня с объятиями, словно я уже сыграл ей этот несчастный концерт; однако, я тоже обнял её и, когда отпустил, гостеприимно задал вопрос. — Хочешь кофе? Латте? — Да, спасибо. — С орехом сделать? — Можно, — она улыбнулась.       Я подошёл к тебе, крикнул, чтобы ты сделал вне очереди большую порцию латте с сиропом, а с Алиной вместе присел за столик, стал расспрашивать её про библиотеку, про концерты, которые она в ближайшее время организовывает. Ты принёс нам кофе; я отчитал тебя за то, что ты уходишь с прилавка без разрешения, и мы с подругой предались воспоминаниям, перебивая друг друга. Долго так обсуждали то, что было раньше, концерты какие-то, где я играл, и я видел, с каким воодушевлением она достаёт эти моменты из памяти. Это продолжалось до тех пор, пока она случайно не посмотрела на часы и не воскликнула, что ей пора бежать; мне тоже стоило вернуться к работе. Когда зал опустел, я вновь подошёл к тебе — ты заинтересованно глядел на меня, и я не мог пройти мимо этого взгляда. — Почему к тебе постоянно приходят какие-то люди во время работы и ты стоишь с ними пиздишь? — недовольным тоном спросил меня ты. Я усмехнулся. Да, это был не первый раз, когда кто-то из знакомых решил навестить меня во время рабочей смены. — Потому что на работе меня проще найти, чем дозвониться до меня дома, — я отвечал равнодушно. — И не разговаривай матом с директором. Ты на работе. — Ты тоже на работе.       Ты начал меня раздражать, и я, озлобленный на тебя за твои пререкания, молча ушёл в офис, так и не рассказав тебе ничего о предложении Алины. А стоило ли вообще говорить? Я сам идти туда не слишком хотел, хотя прошлые три года не пропускал ни единой возможности где-то выступить, спеть любимые стихи; ты, раз играл теперь с Майклом и Дино в… Кайроне, кажется, — и без этого готовился к концертам. Более того, узнай об этом концерте ты — и мне точно не отвертеться от нытья вроде: «Ну почему ты не хочешь сходить? Ну ради меня… Мы будем вместе выступать, это же круто!» — мне так думалось. Я воспроизвёл эти фразы в голове твоим голосом, и мне стало тошно. Пиздецки подло поступаю.       В тот день Вика не могла успеть на свою смену: задерживалась на учёбе, так что мне пришлось остаться в пекарне на вечер. Я сказал об этом тебе, но в ответ получил не «а можно я с тобой посижу?», как обычно, а какое-то суховатое «ладно». Не сказать, что я придал этому большое значение, однако заметил. Когда пришёл Влад, я отпустил тебя, поблагодарив за смену, а ты, ничего не ответив на это, лишь попрощался и поспешил уйти. Я пожал плечами и стал в спокойном темпе работать, не отвлекаясь по пустякам, зная, что у Влада всё под контролем. Как будто снова сентябрь, когда я работал по двенадцать часов, а тебя и вовсе не было в моей жизни. Всего полгода прошло с тех пор.       И правда, словно тебя и не существует, и не существовало никогда: я пришёл домой в одиннадцать, а на пороге не было твоей обуви, как не было и грязных тарелок, брошенных на столе чашек с остатками чая на дне, конфетных фантиков на журнальном столике. Не было тебя, зато были аккуратно разложенные мною вещи, никем не тронутые, был в холодильнике ужин, тобой не съеденный. Я заметил это всё, тоскливо прогуливаясь по квартире, лениво, но пытаясь тебя найти. Мне не верилось, что ты можешь второй раз вот так молча уйти, когда вроде бы ничего не случилось. Не случилось же? Почему я опять начинаю об этом думать, как тогда, в тот день ноября? Или это был декабрь? Я плохо помню…       Да, опять начинаю думать об этом: мы с тобой взрослые мужчины, мы имеем право уходить куда, насколько и когда хотим, и я просил тебя не отпрашиваться. Но я также просил тебя предупреждать, а не кидать равнодушное «ладно» и исчезать до ночи неизвестно где и с кем. Я закурил, включил радио, которое мы с тобой обычно слушаем, ужиная вместе. Теперь я один. Не об этом ли я мечтал?       Если бы завтра был выходной день, а в моей полке для алкоголя не было пусто, я бы опять напился, но ничто не было на моей стороне. Тогда я взял закрытую пачку печенья, нашёл кассеты, которые ты мне подарил, и устроил себе вечер мультфильмов. Раньше я делал это чаще, а сейчас уже успел соскучиться по этой рисовке, по этим жёлтым персонажам. Не знаю, что могло бы меня так же занять, как Симпсоны. Я даже забыл, что когда-то переживал о твоём отсутствии.       Забыл ненадолго: спустя серий десять разной длительности я услышал, как открывается входная дверь. Я подумал о том, что неплохо было бы встать, встретить тебя, обнять, проявить хоть какое-то внимание — кто знает, вдруг ты снова решишь вот так молча уйти? Но я не сдвинулся с места, увлечённый событиями на экране. — Ой, Шурка, привет, — услышал я поверх озвучки мультфильма. Наверное, правильно, что я не пошёл тебя встречать. Я попытался проигнорировать твой пьяный голос, но ты как-то быстро разулся и уже стоял в дверях нашей спальни, пытаясь обратить на себя внимание. Мы по очереди теперь среди рабочей недели пьём, я не понимаю? Какой повод?       Я кивнул тебе, промямлил что-то вроде «ага, привет» и прибавил громкости. Тебе это не понравилось: ты, надув губы, несколько шатаясь, встал перед телевизором и уставил на меня какой-то глупый взгляд. А я заметил, что ты пришёл без гитары: получается, не с репетиции вернулся. — Лёвчик, отойди, ты не стеклянный, — я попытался отодвинуть тебя ладонью — зря: ты схватил меня за неё, потянул на себя, чтобы поставить меня на ноги, но чуть сам не упал. — Лёва, бля, что ты творишь? — Ты со мной не поздоровался, даже не встретил, а у меня было хорошее настроение, ты его испортил, — лепетал ты, а я с трудом разбирал слова. — Я рад, что у тебя хорошее настроение, но, мне кажется, своим примером в воскресенье я показал, что перед работой пить — не лучший вариант.       Я отвечал равнодушно. Не хотелось тратить на тебя нервы. А ещё мне было всё равно, можешь ли ты в таком состоянии понять мои слова. — Я не пил, просто мне было весело, — соврал мне ты, широко улыбаясь и повторяя свои слова. — Да, я вижу, — недовольно ответил тебе я.       Нам давно пора было ложиться. Я, заметив это, поспешил выключить телевизор, планируя пытаться уложить тебя спать; у тебя были другие планы. Ты начал лезть ко мне, небрежно целовать, не давая мне выбора. Я нехотя, но отвечал на твои нежности, недолго, пока в один момент не возразил: — Лёва, хватит, нам вставать в пять утра. Ты не проспишься. Как ты работать собираешься? — С тобой, — пролепетал ты. Я вздохнул.       Мне надоело с тобой возиться. Я разложил диван, подготовил место для сна и постарался заставить себя забыть о пьяном и неспящем тебе. Мне опять не удалось рассказать тебе о концерте в библиотеке. Может, оно и к лучшему: никому не понравится, если ты заявишься туда пьяный. Им сильно не понравилось, когда это сделал я.