Loto di Primavera

      Сквозь наушники прорывается жужжание лифта, что корячится на последние этажи, устало пыхтя. Двадцать минут первого. Ночи. Рядом неуютно ёжится сосед с этажа ниже. Тот ещё тусовщик, обожающий подрывать всему дому мозг по выходным своими сборищами.       Но Чан редко бывает дома и ему это не грозит. Он в принципе никогда не обращал внимания на тех, кто живёт рядом и даже семью из квартиры напротив ни разу не видел, только слышал, когда их маленький демон начинал вопить в единственный выходной в пять утра. Вот уж точно исчадие ада. Он сам не задумывался о детях по-серьёзному, но был уверен, что либо не заведёт семью совсем, либо будет оттягивать этот момент как можно дольше. Слишком много ответственности лежит на плечах генерального директора, чтобы сгрузить самовольно на них ещё что-то.       Лифт радостно щёлкает, словно и сам в нетерпении наконец избавиться от груза и захлопнуть дверцы. Чан выуживает ключ-карту, тремя большими шагами укорачивая расстояние между чертой лифта и своей дверью, прикладывает электронную вещицу, ждёт писка, чтобы ввести код, который появляется на маленьком табло в виде звёздочек. Мигает зелёный, расплывающийся в уставших покрасневших глазах, щёлкает замок, и хозяин вваливается в свою обитель с полузакрытыми веками. Портфель с документами падает у порога, пока он стягивает туфли, цепляя пятку носком. Позднее время расшатывает вымотанное сложным днём тело и вселяет в голову ненавязчивую мысль о линзах. Он не молодеет, а ношение очков на постоянной основе раздражает, особенно мешая в спортзале. С другой стороны, без них километры на дорожке превращаются в непонятную размазню, и тут приходится делать выбор.       Чан убирает обувь на полку, подбирает сумку и, проходя через гостиную на кухню, оставляет её на низком столике, служащем ему часто и обеденным, и рабочим местом. В поздние часы переутомлённый мозг всегда цепляется за всякие глупости и медленно смакует их, провоцируя головную боль.       Он вспоминает всё, что говорил себе обязательно сделать ещё когда-то в начале этих долгих суток, прошуршавших куда-то мимо него, и с чистой совестью плюёт на эти не выполненные, а значит, не такие уж важные вещи, и после проверки холодильника с коробочкой детского сока возвращается в гостиную. По пути распаковывает трубочку, куда девается мусор, сам не обращает внимания, и падает на диван, уже не жалея некогда идеально выглаженные брюки и рубашку. Пока засучивает рукава и ослабляет галстук, сверлит взглядом тёмный безжизненный экран телефона. Через минуту или полторы?       Галстук недоразвязанной петлёй ложится на диван рядом, дисплей загорается. Чан делает короткий глоток, прикусывая трубочку передними зубами — сорок секунд, даже раньше, чем ожидалось.       Смартфон елозит по столешнице, проигрывая мелодию звонка и высвечивая несколько букв, складывающихся в жёсткое и давно уже не внушающее ничего, кроме усталости, «отец». Мужчина следит за тем, как вертится его телефон и как настойчиво добиваются его внимания, потягивает сок нарочито медленно, между глотками пару раз смачно зевая. Наконец сдаётся: время позднее, нужно хоть немного позаботиться о матери, которая терпит весь этот цирк из пятницы в пятницу.       — Бессонница мучает? — вместо приветствия выдаёт насмешку, раздражая старшего тем самым, конечно же, ещё сильнее. Чан откидывается на спинку дивана, запрокидывает голову, взглядом упираясь в потолок.       Злой рык не заставляет ждать. Альфа тихо хмыкает, не реагируя. Отец что-то неразборчиво пыхтит, видимо, кидает матери упрёк в том, что это она так плохо воспитала сына, и лишь после этого фарса слышится его голос:       — Где твоё уважение к родителям, Бан Кристофер Чан?!       Мужчина тихо закатывает глаза, не чувствуя особого раздражения. Что ж, ничего нового. Потакает детскому желанию побесить побольше — громко втягивает напиток через трубочку, прежде чем ответить.       — Там, где родители оставили, — парирует, грубит, не вкладывая и грамма раскаяния в интонацию. Он вымотан и желает малого: допить сок и лечь спать, а не выяснять отношения с отцом во втором часу ночи.       — Прекрати разговаривать со мной в таком тоне, щенок, — шипит господин Бан-старший. — А ты не защищай его, не маленький, должен уметь следить за словами, — это относится уже к матери, которую практически нереально услышать, её голос подавляется тем количеством звуков, которые исходят от отца.       Чан молчит, едва ли вслушиваясь в эту перепалку одного, и позволяет себе прикрыть глаза. Если не реагировать, глава семьи отвяжется быстрее.       — Надеюсь, ты слушаешь внимательно, сын, — старший альфа возвращается к своей экзекуции, и у Чана складывается впечатление, что тот наслаждается этим.       Младший безучастно угукует, так сказать, подаёт признак жизни. А большего отцу и не надо, видимо. Тот с энтузиазмом продолжает свою неизменную, почти многолетнюю, тему:       — Тебе уже тридцать два, а мы с матерью не молодеем. Мне, между прочим, почти шестьдесят. Но пока я жив, моя компания не попадёт в твои руки, знаю я, что ты сделаешь с моим детищем, так что губу не раскатывай. Проблема лишь в том, что других детей у нас нет, и поэтому свой бизнес я передам исключительно своему внуку! Я уже и завещание почти составил, что б ты знал!..       Чан приоткрывает веки, вновь утыкаясь в потолок. Стоит ли взывать к богу? Какая это уже стадия старческого чего бы то ни было? Компания, наследство, внуки, возраст… Что ж им приспичило-то!       — Если бы я мог, — он прерывается на зевок и утирает слезящиеся из-за света глаза, — то с радостью наколдовал бы вам внука, пап, но увы и ах, — Чан театрально вскидывает руку и прикладывает ко лбу, пусть его и не видят. После долголетнего терроризирования этой темой он не воспринимает её всерьёз. Защитная реакция, что ли. И как достучаться до отца, если все слова альфы из разряда «сейчас другие времена, я ещё молод, вы сами меня завели чисто случайно, между прочим, какие внуки — вы сами ещё ого-го!» он записывает в глупые отговорки?       — Хватит поясничать, Чан! — прикрикивает отец. — Ты взрослый альфа. У тебя есть всё: собственное дело, дом, машина, наверняка счёт где-нибудь за границей, со столькими омегами встречался — думаешь, мы не знаем, чем ты там в своей самостоятельной жизни занимаешься…       — Вот именно, — глухо пробурчал Чан, вздыхая. — У меня есть всё, чего я хотел.       — Не перебивай! — рявкнул старший. — Но у тебя нет жены! Жены и детей тебе не хватает, дурень ты тугодумный!       Альфа втянул носом большую порцию воздуха, затем с перерывом ещё одну. И стал медленно выдыхать до тех пор, пока мышцы внутри не свело в лёгком спазме. Он слышал, что это помогает успокоиться и сосредоточиться. Ещё одно такое действие, и голос отца уходит на переферию. Старшим нельзя грубить. В особенности своим родителям. Нужно уважать возраст. Бан Кристофер Чан, ты справляешься прекрасно, будь терпелив и избавишь себя от многих проблем. Лучше бы тебе помнить эту нехитрую истину, ведь твой отец всего-навсего впадает в детство. Его нельзя винить за эту оплошность, в ней повинна старость, но не он.       Да, вот так.       Мужчина расслабляется, растекаясь по дивану счастливой уставшей амёбой, которая уже достигла дзена и в голове у неё полнейшая гармония и цветочные поляны с бабочками. Он за один глоток допивает сок и сминает коробочку для полнейшего успокоения.       — Да, пап, я услышал тебя. Передавай привет маме, я люблю вас, в конце месяца приеду проведать. До встречи.       Слова привычные и заученные с детства, всегда работают. Отец смягчается и что-то бубнит в ответ, но очень недолго, потому что младший Бан сбрасывает звонок. Взгляд цепляется за цифры, сообщающие о времени, и панель уведомлений. Чан быстро просматривает их все и смахивает. Он уже давит на кнопку выключения, когда на экране высвечивается новая иконка, и её альфа просто не может проигнорировать.       Уже глубокая ночь, но этот мальчишка выглядит свежо и довольно бодро, улыбается, здороваясь со своими зрителями, машет рукой с одним серебряным тонким кольцом на мизинце и поправляет волосы, что цветной россыпью падают обратно на лицо. Омега щебечет что-то милым тоном и строит эгьё на просьбу в первом же комментарии.       Мужчина конкретно залипает. Он не замечает, как сползает головой на подлокотник, забрасывает ноги на диван и полностью расслабляется, хихикая с милых кривляний мальчишки, который возмущается резкой смене погоды и ранним подъёмам по выходным. Чан знает о нём не очень много. В принципе, как и остальные две с половиной тысячи подписчиков. Его имя и приблизительный возраст. Его детские смешные грёзы и нынешние увлечения. Собственно, из-за последних тут все и собрались. Омега снимал кавер-дэнсы на известные и не очень k-pop хореографии, удивительно входил в образ, соответствующий новой песне и чувствовал её так чутко, что иногда при просмотре у Чана замирало в груди (и не только, но об этом он умалчивал даже перед собой). Он выполнял сложные переходы, связки и те трюки, что не требовали пары. В последнее время у него выходили видео с его хёном, как называл того парня сам мальчишка, и вот там-то омеги отрывались. Но альфа не особо замечал второго человека в кадре. Он не специально — засматривался и забывался между работой и сном, это словно бы другой мир, в который можно было окунуться лишь на какие-то жалкие минуты. И, наверное, потому мужчина впитывал любую информацию, случайно попавшую в эфир. В его голове, например, до сих пор на отдельной полочке лежит заветное и робкое «дом» с какой-то осенней трансляции. Омега выглядел расстроенным в ту ночь, и альфа смотрел на экран, не понимая, что там, у него внутри, тянет так куда-то в неизвестность.       Чан от себя скрывать не стал — ему понравился этот омега. Грудной тихий смех оживляет большую квартиру вновь, а альфа того и не замечает. У него слипаются глаза от желания поскорее уснуть, но он продолжает смотреть, впитывать взглядом каждую эмоцию человека по ту сторону экрана. Мальчик хвалится своими успехами в бисерном вышивании, показывая свою новую законченную работу. «Эта значительно отличается от первой», — хихикает он и демонстрирует другое полотно, которое Чан тоже хорошо помнил.       У альфы эта маленькая слабость появилась… Он уж и не вспомнит, когда именно. Несколько месяцев назад? Может быть, пять или шесть. Профессия и должность не позволяют умещать в памяти слишком много лишней информации, однако всё, что касается этого омеги, не может быть лишним. Его зовут Чонин, и это имя приходит на ум, когда альфа чувствует, что находится у порога к желанию бросить новый проект. Когда раздражение от того, что попал в пробку и опаздываешь на совещание, которое сам же возглавляешь, переполняет и вот-вот выплеснется ядом на заместителя и секретаря, висящих на телефоне. Когда усталость ложится на плечи и давит, давит к любой горизонтальной поверхности нежеланием функционировать. Когда тоскливо и просто скучно. Когда за окном дождь, а накануне вышло видео, где омега танцует с зонтом. Когда мысль о том, что ты старый дурак, начинает выигрывать у той, которая убеждает: ты один из двух с половиной тысяч и это нормально, многие влюбляются, ну и что, что в айдолов и актёров, ведь то же самое.       Возможно…       Возможно, что так. Но?..       Но он не просто один из этих двух с лишним тысяч. Ему не позволено более, он не имеет особых привилегий, однако в силах себе это устроить. Сделать то, за что его, возможно, осудят. На что не согласятся. Что сделает из него в этих глазах похотливого ублюдка, верящего в силу денег и своего влияния. Родители, коллеги, партнёры, конкуренты — все они точно не поймут. Но хуже, если не сработает не потому, что кому-то из внешнего мира не понравится.       Только Чан уже для себя решил всё. Он ведь может попробовать и… И стать волшебником. Тогда у мальчика, скрывающегося под ником «Loto di Primavera» появится дом. У отца — долгожданный брак сына. А у него самого… Он старается не углубляться в свои мечты, когда засыпает, так и не досмотрев до конца. Телефон выпадает из ослабевших рук на грудь.       — Что ж, уже почти четыре, и, я думаю, нам всем пора отдохнуть. До скорой встречи!       Мальчик, вяло улыбаясь, машет рукой и напоследок поправляет волосы. Экран гаснет.