Вероника захлопнула за собой дверь. Два поворота замка, сопровождающиеся тихими щелчками. Бросив быстрый взгляд на вешалку и поняв, что в доме она одна, девушка наконец выдала всё, что накипело у нее за день:
— Ебанная сука! Тупая пизда! С хуя ли ты вообще лезешь ко мне? Пидораска обосанная! Лишь бы доебаться! Ну и пошла на хуй! А то я блять не вижу, как я выгляжу? Хули глазки свои вылупила? Да чтоб у тебя кто умер! Уебанка! Ведьма проклятая! — выкрикивала она, бегая из комнаты в комнату, попутно избавляясь от различных вещей.
Подобные эмоции у Вероники вызвала одна крайне назойливая соседка, всё никак не желающая отставать от девушки. Иногда она сожалела, что не может высказать всё это в лицо «милейшей» старушке. Сегодня Марии Петровне не понравилась черная рубашка. Уж слишком траурный и недостойный молодой девушки, по её мнению, цвет. «Наш это, старушечий, удел темное-то носить» — невинно пояснила бабушка, поправляя бордовый платок на голове. «Ты не сердись на старую: я уж это всё пережила. Потом еще жалеть будешь, что не послушала меня. Потеряешь же ты молодость, а потом горько плакать будешь» — не унималась баба Маша. «Черный — мёртвый цвет. Покойники его носят. У тебя что, умер кто?» — прошептала соседка, после чего, искажая лицо в гримасе удивления, была культурна послана куда подальше.
У Вероники были особые отношения со смертью. Четыре года назад эта подлая старуха с косой забрала у нее двух любимых прабабушек и, не брезгуя крайне жестокими методами, увела еще парочку друзей. Конечно, любовь к чёрной одежде не была символом вечной скорби, но отказаться от нее она не могла. Точнее не хотела. В её наномирке, созданным дабы оградиться от всего плохого, происходящего в её жизни, черный был цветом «крутых». Каждый уверенный в себе человек, способный постоять за себя, сразу представлялся ей в чёрном; как и каждый, кто вызывал уважение; каждый, кого хотели слушать и за кем хотели идти, несмотря ни на что; как каждый, на кого она так хотела быть похожей, но пока не дотягивала. Одним из тех немногих, кто готов был её слушать часами, даже если она несла полную чушь, был Энтони.
«
Кстати, на счет Тони! Мы давно не общались. Надо ему сегодня написать» — поставила себе воображаемую галочку Вероника. — «
Забуду же потом.»
Решив, что забывать друга ни в коем случае нельзя, Вера направилась в свою комнату, чтобы повесить очередной стикер с напоминанием. В комнате ее встретил уже ставший привычным бардак. Ну как… только на её половине. Хоть их с сестрой части были разделены перегородкой, Вероника знала, что там её будет ожидать идеальный порядок, настолько тщательно вымытый пол, что в него можно было смотреться вместо зеркала, и расставленные в определённом порядке вещи. Кто бы что ни говорил, но из одинакового у них только внешность. И то далеко не полностью.
Хотя первые лет семь своей жизни они были одинаковыми даже в мелочах. Одинаковая одежда, туго заплетенные косички, одна на двоих парта, ровные буковки, старательно выводимые с такими же одинаковыми сосредоточенными лицами, одни и те же друзья, даже учебники: если одной выдавали испорченную книгу, другая намеренно рвала, рисовала и резала свою, чтобы никак не отличаться от сестры. И где это всё сейчас? Идеальная Мария, живущая по правилам, даже когда ее никто не видит неспособная отойти от образа пай-девочки-отличницы-завидной-невесты, и Вероника, которая в сплетнях чаще слышала своё имя, чем от раздраженной сестры. Их швырнуло из одной крайности в другую.
Убегая от проблем, они выбрали разные пути, которые еще неизвестно куда приведут и приведут ли вообще? Может, они сломаются еще на половине, так и не увидев финала того пиздеца, в который они сами себя затащили? Может, дойдут до конца, разойдясь на максимально большое расстояние, забыв друг о друге, прожив совершенно разные, не связанные между собой жизни? А может, они еще даже не начали этот путь и всё это только иллюзия, создаваемая для поддержания образа «непохожих ни на кого»? Где-то в глубине души, если таковая у нее всё еще имелась — ибо события последних лет будто высасывали её из девушки — теплилась надежда на последний вариант. Иллюзию можно развеять, вернуть сестер в реальность, где они как-никак двойняшки, неразлучные по факту рождения, пережившие слишком много вместе, чтобы просто игнорировать существование друг друга.
«
Так, я сюда по делу пришла» — встряхнула себя Вероника.
Такие «уходы в себя» уже становились обыденными, и это пугало еще больше. Всё чаще Вероника встряхивала себя, выдёргивая из слишком философских и долгих рассуждений, не подходящих под ситуацию.
Вероника подошла к своей кровати. Она так и не застелила её сегодня утром. Наспех поправив простынь, создав видимость что в этой половине живет человекоподобное существо, а не свинья, девушка подошла к доске, висящей над кроватью. Отклеив стикер, блок которых так предусмотрительно был приклеен к углу деревяшки, и наклеив его посередине доски, которую уже было не видно из-за кучи бумажек с невероятно важными делами, Рони написала большими буквами «
списаться с Тони!!!».
«
Теперь к более важным делам».
Первое по важности дело: наконец-то одеться. Вероника всё еще стояла в одном белье.
«Н
адо явно прекращать расхаживать голой по квартире» — поставила еще одну воображаемую галочку Вера, но её уже записывать не стала.
В отличии от сестры, у Вероники были привычки, о которых лучше никому не знать, а то еще каких сплетен напридумывают. Бесит это всё потом выслушивать. Главным спонсором слухов, как правдивых, так и не очень, конечно, была баба Маша. При живом муже она обсуждала это всё с дедом Васей, который, похоже, был только рад выслушивать её часами, но после его смерти старушка заскучала и стала рассказывать всю выведанную информацию за день своим подругам. Дед Вася был хорошим человеком, да и баба Маша тоже неплохая, если бы не страсть к перебиранию косточек соседям. Раньше сестры часто к ним ходили, они угощали их шашлыком, передавали сладости и травы для чаёв, рассказывали интереснейшие истории из жизни, в которые невозможно было не верить, даже несмотря на всю их сказочность и в какой-то мере сюрреалистичность. Баба Маша приглашала их на поминки мужа, где тоже не без грустной улыбки вспоминала ситуации из их совместной жизни, над которыми, несмотря на неуместность, смеялись все, даже новоиспечённая вдова. Теперь же они почти не наведываются к бабушке, стали более закрытыми и погрузились в учёбу. А как по-другому? Не успела она отойти от зимней сессии, уже наступила летняя, и если первые два курса дались еще более-менее, то на третьем всё было намного сложнее. Пришлось уйти в учёбу с головой, отставляя всё остальное на второй план. Теперь же всё позади, последний экзамен сдан, а впереди три месяца отдыха.
Билеты на самолет были куплены еще неделю назад, и завтра вечером сестры наконец-то улетают к отцу в румынский лес, гонять белок, есть домашние традиционные блюда и выслушивать рассказы про вампиров. Не то, чтобы кто-то в них особо верил, но перебивать отца, когда тот рассказывал про свою любимую, точнее нелюбимую, нечисть — себе дороже. Вообще он часто пропадал, уходя к древнему склепу Сэквиллбеков, куда строго-настрого запрещал ходить дочкам, но при этом сам оставался там сутками, а однажды пробыл там три недели, выслеживая кровососов. Он был помешанным, временами агрессивным и имел явные признаки психических заболеваний, однако девушки всё равно каждое лето летали к нему, прощая все обиды. По мнению самой Вероники, это был ужасный подход: никому другому она бы не позволила так просто с собой поступать, то ссорясь, то мирясь по двадцать раз на неделю, но папа, вроде как… любил их. Да, проявлял это по-своему и крайне странно, но он делал это, как мог. Что бы там не думала себе Вероника после очередной ссоры, она ценила это. А еще он скидывал ей деньги, и именно на эти деньги были и куплены билеты, и обновлен гардероб для предстоящего отдыха в дали от цивилизации, и заказаны роллы, которые с минуты на минуту должны были приехать.
Стоило вспомнить о еде, как в дверь постучались. Вера радостно побежала открывать, по дороге чуть не снеся пару предметов мебели. Несмотря на радость и предвкушение любимой еды, Вероника всё же взглянула в глазок, несмотря на бессмысленность сего этого действия. За порогом стояла лучшая версия ее самой: длинные светлые волосы, заплетенные в неизменные два тугих колоска, белая блузка, бежевая юбка, туфли на шпильке, громким стуком оповещавшие о приближении Марии, когда-то красивая и дорогая, потрепанная сумка на руке — одно из немногих напоминаний о прошлой жизни, от которой не осталось и следа, помимо некоторых мелочей — и макияж, скрывающий любые недостатки кожи, доведенный до совершенства, так что никто, не знающий что девушка пользуется косметикой, никогда бы и не догадался об этом. В этом была визитная карточка Марии: доводить до совершенной естественности через совершенную неестественность.
Рони, на этот раз не позволяя себе надолго уйти в раздумья, подхватила два пакета и небольшим довольным ураганчиком, сметающим всё, что встанет между ней и едой, понеслась на кухню, где тут же начала организовывать красивую подачу долгожданных роллов. А ждать пришлось действительно долго: сестра заканчивала позже неё, а без Марии она не могла начать есть, потому и придумала послать сестру в качестве курьера. Всё было очень быстро раскрыто и расставлено на журнальном столике, с которого временно пришлось переехать куче безделушек. Вероника уже определилась с фильмом. Сумерки — отличный фильм, чтобы поменьше думать и расслабиться, что было сейчас так необходимо им обоим. Быстро организовав всё необходимое для простой семейной посиделки, Вероника приземлилась на диван, в полёте хватая палочки и подтягивая соус, не позволяя ни капли попасть на пока что белоснежную скатерть. Мария уже сидела в ожидании сестры. Вера уже решила насладиться моментом их короткого перемирия и хотя бы обменяться последними новостями, как Мария решила нарушить тишину, даже за едой не упуская возможности пожурить непутёвую сестру:
— Почему Мария Петровна снова на тебя жаловалась? — строго спросила она.
Опять эта Мария Петровна. Больше, чем выслушивание замечаний старушки, Вероника не любила только признавать, что она оказалась не права. Она всегда признавала свою неправоту, иногда даже перед тем, как совершить проступок, но сказать это вслух было выше её сил. Хоть убей. Хотя Вероника и так прекрасно знала, что большая часть её знакомых хочет совершить это убийство собственноручно именно из-за этой черты. Поэтому поначалу девушка и не хотела отвечать на вопрос, но, словив суровый взгляд сестры, явно перешедший ей по наследству от отца, всё же выдавила из себя, закатив глаза:
— Ладно, я поступила очень грубо… — промямлила она и добавила после короткой паузы: — но она начала первая. Нечего было придираться! Что ей сделала эта несчастная рубашка? — голос взлетел вверх, становясь похожим на писк резиновой уточки.
Её любимое «но». В любой ситуации, из которой Вероника не могла выйти победительницей, появлялось это «но», после которого следовали всевозможные оправдания, иногда это доходило до абсурда, но всё было лучше, чем признание своей вины.
Мария не заставила себя долго ждать:
— Она всего лишь сделала замечание. Тем более у тебя действительно слишком много чёрных вещей в гардеробе. Ты хоть на лето что-нибудь поярче купила?
— Да ладно, я не настолько глупая.
Иногда Вера сама поражалась своей способности быстро становиться дружелюбной, несмотря на то что воздух всё еще искриться от напряжения собеседницы.
***
Вечером уставшая и сытая Вероника упала на кровать. Уже готовясь ко сну, она зацепилась взглядом за стикер-напоминание. Несмотря на промелькнувшую мысль «может, забить?», всё же резко включившаяся совесть победила, и Вера с раздраженным рычанием перевернулась на спину.
Их с Тони дружба началась по чистой случайности: однажды пересеклись на улице Брашова. Он был простым туристом, а она — похожа на местную. Странный парнишка с американским акцентом завалил её вопросами о нечисти. Делать было нечего, до поезда оставалось еще несколько часов, вот они с сестрой и выложили, что знали. А знали они много. Сами тогда увлекались этой темой, много читали, изучали биографии знаменитых «вампиров». В итоге девушки пришли к мнению, что любого рода нечисть — выдумки больного мозга средневекового человека и не более. Всё реже в переписках стали затрагиваться тема нелюдей. На этой почве Маша поссорилась с другом.
Рони выхватила телефон из кармана и быстро набрала сообщение на английском:
Привет. Как ты?
Энтони не заставил себя долго ждать и уже через пару минут ответил:
Привет. Нормально, ты как?
Как экзамены?
Сдала, слава богу
Преподша сучка пыталась завалить, но я вытянула этот кошмар на 4
Это та грымза Любовь Васильевна?
Ага.
Ничего, мы её проклянём.
Следом была отправлена фотография, где Тони, сидя на ветке дерева, с накинутым капюшоном неизменной красной толстовки изображал волшебника, размахивая какой-то кривой палочкой.
Вчера на прогулку в парке ходил
Тони Поттер, вы зачислены в школу чародейства и волшебства Хогвартс на факультет полных кретинов
Вы так милы, профессор Дизгастин
Спасибо
А теперь на отработку
О нет, за что?
Я еще не придумала
Ты была бы отличным преподавателем
Ты договоришься, и я пойду в педагогический
Буду практиковаться на тебе
Ладно, молчу
Вот и молодец, как погулял?
Как обычно
Закат красивый был
И больше никаких впечатлений?
Ну еще какая-то женщина назвала меня наркоманом, когда я на дерево лез
Слишком скучающие пенсионеры — проблема всех стран мира
Мне сегодня такая рассказала про чёрную рубашку.
А что рассказала?
Ну типа, что цвет смерти
Да пошла она!
Согласна
А ты ей что ответила?
Ну а что я могу ответить?
Это моя соседка Мария Петровна
Скажу что-нибудь не то и мне от мамы прилетит
Вполне вероятно, что чем-нибудь тяжёлым
Зная тебя, ты можешь уклониться
Зная мою маму, она кинет что-то потяжелее
Вы достойны друг друга
Приму это за комплимент
Блин, завтра лететь
Перехотела в Румынию?
Не люблю летать
Еще и Маша будет приставать
Обвинит меня во всех бедах мира
Ох уж эти сестры
Тебе хорошо, ты один ребенок
Завидуешь?
Иногда
Ладно, пойду спать
Мне нужно много сил, чтобы выдержать трое суток ада
Ой, не начинай
Нормально всё пройдёт
Сладких снов
И тебе
У меня 13:32
Значит на будущее
Хах, спасибо
***
Утро началось не с кофе, а с нервно-торопливых сборов. Маша с шести утра тревожно бегала по квартире, судорожно перепроверяя список вещей, разбирая и собирая чемодан, впихивая туда новые вещи и выкидывая старые, бормоча что-нибудь из серии: «о чём я думала, когда клала гель?», «зачем мне плед?» или, что Веронике понравилось больше всего: «лампа? Да ладно! Зачем я положила лампу?». На самом деле Маша не клала большую часть этих вещей. Хотя наличие в чемоданах набора для маникюра удивило даже неудавшуюся шутницу. Нервозность сестры Вера заметила еще давно и еще никогда не упускала возможности над этим подшутить. Пока Мария укладывала чемоданы, Вероника подкладывала той под руку всё, что только попадалось ей на глаза. Конечно, злого умысла подставить сестру в аэропорту у неё не было, ведь согласно её наблюдениям Маша пересобирала чемоданы по меньшей мере четыре раза, поэтому можно было себе позволить пару раз подкинуть вообще не подходящую под ситуацию вещь.
Сама же Вероника начала сборы в девять утра и управилась меньше, чем за полтора часа. Потом она привела дом в порядок, собрала документы, приготовила поесть, разочаровалась в своих кулинарных способностях и, ожидая доставку пиццы, допивала третью кружку чая, поудобнее устроившись в кресле. В который раз взглянув на часы, Вера с горечью поняла, что на всё про всё ушло чуть больше двух с половиной часов и даже до вызова такси ждать еще слишком много. Да, определённо, она волновалась, но это было скорее предвкушение, чем навязчивый страх забыть или опозориться.
— Рони, ты не видела мою расчёску? — раздался крик из ванны.
— Может, на полке?
— Откуда ей там взяться? — зло взвизгнула Маша, направляясь в спальню. — Рони, это ты её туда положила?
— Нет, зачем мне?
— А я откуда знаю? Я вообще не понимаю твоего поведение в последнее время. Ведешь себя, как пубертатная язва!
— Что значит «как»? Я всеми силами поддерживаю этот образ, — саркастично ответила она, отхлебнув из кружки.
— Повзрослей уже! Тебе семнадцать! В следующем году ты уже выпускаешься из медколледжа! Как тебя вообще туда приняли?
— С горем пополам.
— Ты можешь вести себя хоть чуточку серьёзней?
— А ты можешь вести себя чуточку потише?
— Верони́ка, я серьёзно.
— Я тоже. И я Веро́ника.
— Сейчас последнее, что меня волнует, это как поставить ударение.
— Ну тогда не еби мне мозги!
Яростно вздохнув, как дракон, проигравший в битве рыцарю, хотя в данном случае другому дракону, Мария побежала проверять документы.
— Согласия надо класть в начало!
Это замечание Вероника оставила без комментариев, решив обойтись простым закатыванием глаз. Теперь Вера могла спокойно вернуться к просмотру очередного слащавого сериала. Как и в сотнях других таких же, в нём есть девушка-красавица с парнем-мудаком, за которой увязался богатый и влиятельный мужчина, пускающий на неё слюни, как школьник на молодую учительницу. И в конце, подобно каждой уважающей себя англичанке, она забеременеет, и они будут жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит их. А судя по образу жизни богатого и влиятельного, это наступит очень скоро.
Просмотр подобных сериальчиков давно стал для Веры способом коротать время. От тупости поступков главных героев хотелось выть, но в присутствии сестры это не представлялось возможным, поэтому жертвой страданий Вероники становилась несчастная подушка, страдающая от череды ударов, полётов в стену и криков в неё. В общем, это ещё был один из способов успокоиться и вымесить эмоции, чтоб без лишних нервов добраться до Сибиу.
Три серии и одну проверку чемоданов спустя, сестры погрузились в такси. Маша теребила в руках плетеный браслетик, подаренный сестрой на день рождения. Вероника уже даже не помнит, сколько лет тогда им исполнялось: она никогда не любила делать подарки и не придавала им особого значения. Больше ей нравилось проводить с сестрой время, но Машин график с каждым годом становился всё плотнее и плотнее и сложно было найти для простой посиделки такое время, которое бы устраивало обоих. Но в любом случае ей грело душу, что Маша до сих пор носит этот тоненький браслетик с повторяющимся рисунком ёлочек.
Вероника всю дорогу смотрела в окно. Вид тихого и мирного поселка медленно сменился шумным городом. Люди сновали туда-сюда, торопились куда-то, разговаривали, ссорились. У каждого из них была своя жизнь, своя драма и проблемы. Парочка, спокойно допивающая свой кофе, должно быть, только недавно вступили в отношения и сейчас стараются больше времени проводить вместе. Они так мило смеются над чем-то в телефоне. Наверное, они быстро решат пожениться и Веронике очень хотелось, чтоб они не разочаровались в семейной жизни. Возможно, кто-то и считает её букой, но она очень любила людей и каждому из них желала лучшего, хотя, благодаря своей вспыльчивости, сама часто была уверена в обратном.
На лавочке у дома сидел одинокий дедушка. Его лицо было осунувшимся и серым, прямо как кофта, немного маловатая старику. Наверное, он достаточно насмотрелся в жизни, чтобы не считать её хорошей. Он много рассуждает о смерти и откладывает деньги на «чёрные день». Возможно, что у него никого нет и некому будет даже оплакивать его. Он скоро умрет. Это было видно по впавшим безжизненным, как и весь он, глазам. Для него смерть — спасение, и он увянет, прямо как фиалка у Веры месяц назад.
По дороге шла девушка в спортивном костюме с собакой. Выглядела она бодро, но под глазами всё равно были небольшие синяки. В воображении Вероники сразу нарисовался образ молодой матери, раз в день вырывающейся на улицу, оставляя ребенка на мужа. Она явно была довольна этой жизнью; несмотря на усталость, она не жалела ни о чем. Она проживёт хорошую жизнь, воспитает прекрасного ребенка, а собака будет очень счастливой и радостной до последнего вздоха.
Всегда в поездках от нечего делать Вероника рассматривала людей в окно, придумывая каждому историю. Это… вселяло надежду на что-то хорошее, чтоб опять не погружаться в грустные рассуждения о прошлом и воспоминания. Холодок пробегал по телу от картин из прошлого. Где-то сбоку взорвалась хлопушка, заставляя сестер подпрыгнуть на креслах.
«Идиоты.»
— С вами всё хорошо? — учтиво поинтересовался таксист.
— Да, всё нормально, просто от неожиданности напугались, — бросила уже привычную фразу Вера.
— Такое случается. Первый раз у нас?
— Пару раз гуляли недалеко от аэропорта.
— Понравилось?
— Да, очень красиво.
— А куда летите?
— В Румынию.
— А почему туда?
— Папа там живет.
— Так вы иностранки? По вам и не скажешь, очень хорошо говорите по-русски.
— Спасибо, но русский для нас родной. Мама русская.
— И почему в Россию приехали?
— Из-за обстоятельств, — отрезала Мария. Таксист поджал губы и бросил извиняющийся взгляд на девушек. Больше они не заговорили.
Больнее всего от воспоминаний было именно Маше. Если Вероника за пять лет нажила только небольшой садик и библиотеку, то Маше во второй раз пришлось похоронить всю свою жизнь. Она не любила даже мимолётом затрагивать всё что было
до и могла из-за этого вспылить. Нередко осаждала просто случайных прохожих за то, что те обсуждали «запрещённые темы». Вероника уже… смирилась что ли? Да, всё еще шугалась резких звуков, иногда просыпалась от кошмаров и при любом удобном случае предавалась приятно согревающей ностальгии, но прошлое она оставила позади, под развалинами дома.
«Прошлого дома» — быстро поправила она себя.
У нее давно уже новый дом, новая жизнь. Возможно, всё даже слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Таксист подъехал к аэропорту. Вероника никогда не любила особо людные места. Слишком шумно, слишком ярко, слишком людно. Она прекрасно понимала, что никто не намерен портить ей настроение, но всё равно было сложно бороться с желанием заткнуть каждого. Натянув улыбку и поблагодарив водителя, сестры проследовали на все так «любимые» необходимые процедуры.
