Заглянуть в прошлое...

             Он не знал, что за странное чувство тревоги осело в груди. Но знал, что это не к добру – шестое чувство или же предчувствие его никогда не подводило. Если кажется, что сейчас кто-то умрёт – значит, это правда, и кому-то действительно угрожает опасность.       Он, готовя таверну к закрытию, принялся думать, кому могла угрожать опасность. Всех посетителей он уже выпроводил, ибо через несколько минут таверна уже должна быть быть закрыта намертво, чтобы никакие воришки, вроде одного неугомонного барда по имени Венти и несносного капитана кавалерии, то есть его названого брата, называемого Кэйей, не умудрились что-нибудь да стырить.       Впрочем, он уже давно перестал считать его братом. Для него он никто более, чем человек, проживающий в городе, который они оба обязаны защищать, и никто иной, чем предатель. Причём, как бы иронично это не звучало, предатель он обеих сторон. И Каэнрии, и Мондштадта.       Их не связывало ничего, кроме вина в частопосещаемой таверне Дилюка Кэйей и защиты мондштадтцев. Сейчас, конечно, связывало их и общее на данный момент проживание.       Если бы у него спросили, зачем он "приютил" на время непутёвого названого брата, то есть капитана кавалерии – он бы не ответил. Просто промолчал бы в своей манере или, быть может, хмыкнул бы, задумавшись. Нет, ну а зачем? Он и сам не знал ответа на свой вопрос. Просто подумал, что он, возможно, на винокурне будет в безопасности, нежели в штабе. Он итак постоянно умудряется вляпаться в какую-нибудь передрягу, а сейчас ещё и ранен, и ему это не пойдёт на пользу. "Как только встанет на ноги, сразу выгоню за порог Рассвета", — решил винодел, запирая дверь Доли Ангела.       Он решил поторопиться, ибо чувство тревоги не собиралось покидать тело Рагнвиндра, а наоборот – оно усилилось и уже распределилось по каждой части тела. С обычного шага он перешёл на быстрый, с быстрого на лёгкий бег, а потом ещё ускорился. Что-то ему подсказывало, что если он задержится хоть на минуту, то случится что-то непоправимое.       Конечно, он думал о Кэйе. Конечно, он думал о несносном брате, что мог с собой... Что? Что-то сделать? Возможно. Такое ощущение, что он лишь один видел то, что происходило с капитаном кавалерии. Эти фальшивые улыбки, этот фальшивый смех... Да любой, кто не слепой, увидит, что на душе у Альбериха... Но складывается такое впечатление, что все вокруг слепые.       Вот уже виднелась поблёкшая черепица винокурни. Но в глаза бросается другое: суетившаяся Аделинда, что разговаривает с Эльзером.       — Ада? Что случилось?       — Мастер Дилюк! — встрепенулась горничная, услышав бархатистый и спасительный голос мастера. — Мастер Кэйа, он...       — Что с Кэйей? — в миг напрягся винодел. Чувство тревоги усилилось.       — Я услышала звук разбитого стекла... И сразу побежала к нему, но дверь оказалась закрытой... Это весьма странно, ведь я её не закрывала.       — Я тоже, — покачал головой Эльзер.       — Ключ, должен быть у Вас, верно?       — Да. Позови на всякий случай лекаря. Я схожу и проверю, что с ним.       — Слушаюсь! — повиновалась горничная и, сделав лёгкий реверанс, стала спрашивать у Эльзера что-то про почтового голубя, который должен храниться у них где-то на винокурне...       Впрочем, Дилюк уже их не слышал. Он прошёл внутрь и грузными шагами поднимался по лестнице. Тревога накатила с новой волной, когда, прислушавшись, он не услышал ни звука из комнаты.       Быстро всунув в замочную скважину ключ, он повернул его пару раз, прежде чем взять за ручку двери, и потянул её на себя.       Дверь со скрипом открылась.       Зрелище было не для слабонервных: синеволосое неугомонное существо, или же капитан кавалерии, лежал на полу, без сознания. Ну а кто будет в сознании с осколком в руке и кровью, стекающей с шеи?       — Бездна... — пробормотал Дилюк, кидаясь к своему брату и пытаясь нащупать пульс, понимая, что его тревога была не спроста.       К его облегчению, пульс был.       Проверив шею, он обнаружил, что тот, к счастью, не попал по сонной артерии, иначе бы уже отправился на тот свет.       — Идиот... — сказал он прежде, чем в комнату ворвалась Аделинда:       — Мастер Дилюк! А Масте... — её голос оборвался: она так и застыла, бледнея всё больше и больше, увидев состояние, в котором находился капитан.       Магнат взял Кэйю на руки и с нечитаемым лицом быстрым шагом перешагнул порог комнаты и направился к выходу из винокурни.       — Мастер! Мастер Дилюк! Вы куда?! — заволновалась Линда, пытаясь догнать мастера.       — К лекарю, конечно же!       — Постойте! Я с Вами!              Если говорят, что перед смертью проносится вся жизнь перед глазами, то почему вместо неё Альберих видел лишь темноту? Неужели Архонты намекают на то, что жизнь у него была довольно ужасной и такой тёмной, что места не нашлось для чего-то столь тёплого, столь желанного и яркого, как у остальных людей?       "Вот и всё. Теперь это конец. Я избавил от страданий всех дорогих для меня людей, избавил от созерцания меня живым Дилюка... Избавил всех от ходячей проблемы"       Но вместо того, чтобы, наконец, умереть – видят Архонты, как он этого жаждал – темнота начала светлеть, а картинка проявляться. Хоть и было всё смутно видно, писк в ушах прекращался, и он стал различать голоса:       — ...этому ему щас лучше побыть у тебя, — заканчивала Джинн.       — Я не нянька для рыцарей, — отозвался Рагнвиндр, скрещивая руки на груди и хмурясь.       — Дилюк, пожалуйста. Ради меня и ради нашей дружбы, — взмолилась она, взяв руку винодела и крепко обхватив ее двумя руками.       Владелец винокурни раздражённо выдохнул. Она знала, что говорить, чтобы заполучить желаемое, и умело пользовалась этим. "Такая же, как и Альберих", – умозаключил он.       — А милашка то уже очнулась, — подметила Лиза, глядя на Альбериха.       Остальные двое сразу обернулись и уставились на больного.       — Кэйа! — Джинн первая ринулась к кровати, сажаясь прямо на полу и аккуратно беря ладонь Кэйи в свои руки. — О Архонты, Кэйа, ты не представляешь, как я волновалась, как мы волновались...       Кэйа вместо ответа промолчал. "Оу, магистр, не стоит за меня переживать, не стеклянный, выжил бы", — хотел сказать он, но слова встали в горле комом и всё никак не хотели выбираться наружу.       Он посмотрел на Джинн: такая беспокойная, нервная и озабоченная она крепко, но не до боли сжимала руку Альбериха, глядя на него с беспокойством, печалью и усталостью и поджимая губы. Перевёл взгляд на Лизу: та сидела на стуле где-то справа и тоже смотрела на него, в её взгляде тоже читалось беспокойство и грусть, но как бы сильно она не старалась выглядеть безмятежной и спокойной, у нее не получилось бы – Кэйа уже раскусил её: она жалеет его. И он так ненавидит эту жалость к себе.       Никто и никогда не должен и не смеет его жалеть. Он – предатель, выброшенный из дома, как ненужная собака шпион, который предал не одну, а уже целых две стороны. Он заслужил то, что с ним случилось, а жалости к себе он не заслужил уж точно.       Перевёл взгляд к третьему находяющемуся в комнате – к владельцу с алыми волосами. У него было нечитаемое лицо, ибо помесь эмоций была непонятна: презрение, злость, непонимание, озадаченность и печаль – всё это уместилось в одном лице, которое являлось столь родным для Кэйи.       "Теперь он меня ещё больше возненавидит. Уже всё равно," — подумал он, вновь проваливаясь в сон.              Дилюк бежал так быстро, как только мог. Где-то позади семенила Аделинда, не поспевая за своим мастером, и пыхтела, но это не главное, главное сейчас – это доставить брата в собор, пока он не истёк весь кровью.       Дверь распахнулась, а две сестры обернулись на неожиданно явившихся людей.       — Что случилось? — поинтересовалась сестра Виктория и только после этого заметила капитана. — О Архонты... Грейс, приготовь лекарства, мигом!       — Хорошо, сестра! — послушно отозвалась девушка и быстро удалилась.       Виктория тем временем сопроводила Аделинду и Дилюка с Кэйей на руках в палату и попросила положить капитана на кровать. Когда тот его положил, Грейс попросила всех удалиться из комнаты для осмотра Альбериха.       — Могу ли я узнать, что случилось с многоуважаемым капитаном кавалерии – сэром Кэйей? — спросила Виктория, как только они перешагнули порог комнаты.       — Неудачная попытка самоубийства, — прямо и сразу ответил Дилюк, косясь на дверь.       — .. Ясно. Мы приложим все усилия, чтобы вытащить сэра Кэйю из этого состояния, — сказала она и поспешила к Грейс – помогать залечивать рыцаря.       — Дилюк...       Аделинда положила руку на его плечо, видя, в каком подвешенном состоянии тот сейчас прибывает. Ужасно нервничал и переживал за брата – это было видно сразу. Хоть между ними и произошло ужасное и непоправимое, и то, что заставило их идти порознь, они оба всё равно друг за друга переживали. Как-никак они почти всю жизнь прожили вместе, и никто из них не смог бы сделать вид, что они друг другу чужие, как бы они не хотели, хоть и хотел этого лишь один из них.       — Ада...       Девушка заключила его в объятия, положив одну руку на спину, в область лопаток, а вторую на затылок. Она шептала ему что-то успокаивающее, гладила по волосам и спине, дарила поддержу, которую тому сейчас так не хватало. Если бы он мог, то разрыдался бы прямо здесь, прямо на этом месте. Но смысл ронять слёзы, когда Кэйа жив и всё хорошо? По крайней мере, он на это надеялся.              Дилюк так и уснул на скамейке в соборе. Его разбудила Аделинда, которая положила руку ему на плечо и нежно будила его:       — Мастер Дилюк... Магистр Джинн и мисс Лиза хотят с Вами поговорить.       Дилюк открыл глаза и сморгнул пелену, застилавшую их, после долгого сна. На удивление он быстро уснул: похоже, слишком распереживался, раз даже не помнит, как ушёл в царство Морфея. Он зевнул и начал привыкать к свету, сел, а когда привык, то заметил Джинн и Лизу, которые и вправду стояли рядом и о чём-то болтали.       — Джинн? — всё еще сонно окликнул Дилюк. Джинн мгновенно повернулась:       — Что с ним? Что с Кэйей?       "Выглядит довольно потрясённой" — отметил про себя Рагнвиндр. Впрочем, это неудивительно – ведь она всё-таки его друг, а не просто как бы начальница.       — Он совершил неудачную попытку самоубийства. Разве вам не рассказали сестры?       Джинн побледнела еще больше, вновь услышав причину местонахождения Альбериха здесь. Она поникла головой.       — Не.. Не говори этого... — по ее щеке стекла слеза. Лиза тут же обняла ее за плечи:       — Милашка, всё будет хорошо, не переживай.. Ты же знаешь, что наш Кэйа всегда выбирался из сложных ситуаций... И щас тоже выберется.       Джинн развернулась и уткнулась лицом в плечо Лизы, принимаясь рыдать в него. А Лиза спокойно и по-доброму гладила ее по спине и волосам, и шептала какие-то успокаивающие слова. Дилюк вздохнул. Уж очень хотелось расспросить у брата, с какого дуба он свалился, чтобы совершать такие поступки. Уж очень хотелось узнать причину. Не из-за него ли это?       — Ада, — обратился он к главной горничной, что стояла рядом.       — Да, мастер Дилюк? — отозвалась она.       — Спроси у сестёр, можем ли мы навестить Кэйю.       — Да, конечно, мастер, — послушалась девушка и удалилась выполнять задание.       Сзади раздался всхлип. Дилюк обернулся: Джинн до сих пор плакала, пока Лиза ее успокаивала. Может показаться, что это ни капельки не помогает. Но на самом деле мало кто знает, что в груди у магистра расцветает тысячи роз и комочек солнечного света от поддержки ее подруги. Рагнвиндр вздохнул и накрыл рукой лоб, покачав головой:       — Извините за него. Он идиот.       Блондинка вздрогнула и немного подняла голову, посмотрев исподлобья на красноволосого. Кажется, его слова вынули ее из омута сожаления и печали, ибо она тут же принялась восстанавливать самообладание. Любезно приняла платок от Лизы и в течение следующих нескольких минут успокоилась:       — Мы можем его навестить?       — Аделинда сейчас придёт и узнает, — ответил Дилюк, скрестив руки на груди.       Через пару мгновений подошла и Аделинда, что уже, вероятно, спросила разрешение:       — У нас есть час.              Джинн редко вздохнула, словно не могла дышать, как только дверь закрылась за ней. Лиза поджала губы и прикрыла глаза. Дилюк покачал головой.       Кэйа лежал на кровати. Лежал неподвижно и выглядел как мертвец. Бледность была видна на его коже, а сам вид у него был... Весьма плачевный.       Библиотекарь первая сделала шаг поближе. А потом ещё шаг. А потом ещё. А потом уже и села рядом с Кэйей на стул, с сочувствием на него глядя.       Джинн, казалось, не могла дышать. Она и не могла принять, что с Кэйей всё это случилось. Вчера ночью она и не могла подумать, ложась в кровать, что ее друг балансировал на грани жизни и смерти.       Она не могла подумать, что это всё правда.       И этим утром в дверь ее кабинета раздался стук. В этот момент она уже дремала, но стук в дверь разбудил её. Она встрепенулась и начала всё больше и больше отличать реальность от сна. Гуннхильдр могла бы подумать, что это пришёл Кэйа. Она на секунду обрадовалась, но улыбка с ее лица изчезла так же, как и появилась: Кэйа не стучит так нежно и осторожно. Не в его темпераменте.       Сказать, что она не удивилась, так это ничего не сказать. Аделинда? В Штабе Ордо Фавониус? Когда такое последний раз уж было?       — Вас Дилюк послал?       — Не совсем, магистр... Я сама пришла – решила, что Вам лучше рассказать... — замешкалась девушка.       В груди у Джинн неприятно сжалось. Пришла сама?       — Что-то с Дилюком? — у Гуннхильдр закололо в груди.       — О, нет, с мастером Дилюком всё в порядке.. Вроде.. Я тут по поводу Кэйи.       Джинн встала со стула и опёрлась руками об стол.       — Что с ним? — немного дрожащим голосом спросила она. Девушка могла принести и хорошую весть, и плохую. Но понапрасну надеяться на хорошее нельзя. Так что надо спросить прямо и спросить сейчас.       Аделинда немного замешкалась, пытаясь подобрать правильные слова и предугадать реакцию. После чего последовал вдох, выдох и такие слова:       — Он в соборе. Чуть не отправился на тот свет.       Она пыталась сделать вдох. Не вышло.       — Магистр! — воскликнула Аделинда, делая шаг ближе к столу, но Гуннхильдр подняла ладонь, останавливая её:       — Не надо... Всё... В порядке.       Она положила руку к сердцу и попыталась сделать вдох. Получилось, она постепенно начала выравнивать дыхание.       После минуты размышлений она всё-таки встретилась с парой зелёных глаз:       — Ди... Кхм, мастер Дилюк знает?       Аделинда сначала немного неопределённо и вопросительно повела бровью, но потом ответила:       — Нет. Я сама. Я подумала, что Вам лучше узнать это сейчас. А мастер Дилюк, боюсь, проснётся не скоро, скорее всего.       Джинн устало накрыла лоб рукой, впиваясь взглядом в стол и поджимая губы. Как до этого дошло? Что случилось?       После этого она помнила, как побледнела. Как сжимала край стола другой рукой. Как отправилась в библиотеку и нашла там Лизу, после чего они втроём отправились в Собор Барбатоса.       А дальше Дилюк, сёстры, осознание того, что же всё-таки наделал Кэйа и сейчас — лежащий он, собственной персоной, на постели, совершенно неподвижный и без той непринуждённой ухмылки, что ему вполне несвойственно.       Лиза с сочувствием смотрела на Кэйю, Джинн стояла и пыталась принять иди осознать происходящее – хотя знала, что у неё это не выйдет – а Дилюк стоял рядом с ней, скрестив руки на груди и качая головой, хотя в его поведении можно было заметить оттенок беспокойства и волнения. В общем-то говоря – все в этой комнате волновались за него.       Спустя несколько минут тишины, витающей в комнате, блондинка выдохнула и, собравшись, повернулась к красноволосому корпусом и ровно сказала:       — Дилюк. Надо поговорить.       Дилюк перевёл взгляд с Альбериха на магистра, вопросительно изгибая бровь.       — И о чём же?       Джинн переплела пальцы и пыталась сформулировать речь и подобрать нужные слова. Когда у неё это получилось, она с выдохом начала говорить:       — Дилюк, я понимаю, как это может звучать для тебя, но пожалуйста, выслушай меня до конца, — Дилюк повёл бровью, вопросительно изгибая её, после чего кивнул, давая знак продолжить:       — Ты и сам знаешь, какие абсурдные поступки порой совершает Кэйа, и как сложно его отговорить от всяких его затей, ведь он точно будет делать то, что задумал, несмотря на отговоры других, ведь он следует своему желанию и так далее... Так вот: за ним сейчас нужен глаз да глаз, да и приглядывать за ним некому, ведь у него никого нет... — Дилюк немного нахмурился: она была права, у Кэйи действительно никого не было, кто бы мог приглядывать за ним, как нужно и как положено. — И, боюсь, что Кэйа может повторить свою... очередную выходку или же абсурдную затею, чем бы это ни было. А ты всё-таки являешься для него... ну... самым близким человеком, я думаю? Поэтому ему щас лучше побыть у тебя, — заканчивала Джинн.       Магнат нахмурился. С какой стати он для капитана кавалерии самый близкий человек? Что-то он не помнил, чтобы напрашивался в ряды дорогих ему людей. Да и мало что ли ему было приглядывать за Альберихом, когда тот ранился от своего "клона"?       — Я не нянька для рыцарей, — отозвался Рагнвиндр, скрещивая руки на груди и хмурясь.       А Джинн словно и ожидала такой ответ, поэтому пошла на крайние меры.       — Дилюк. Пожалуйста. Ради меня и ради нашей дружбы, — взмолилась она, взяв руку винодела и крепко обхватив ее двумя руками.       Владелец винокурни раздражённо выдохнул. Знала ведь, чем пользоваться и какие карты класть на стол, чтобы обхитрить врага и чтобы выиграть эту партию.       — А милашка то уже очнулась, — подметила Лиза, глядя на Альбериха.       Остальные двое сразу обернулись и уставились на больного.       — Кэйа! — Джинн первая ринулась к кровати, сажаясь прямо на полу и аккуратно беря ладонь Кэйи в свои руки. — О Архонты, Кэйа, ты не представляешь, как я волновалась, как мы волновались...       Кэйа пару раз сморгнул, пытаясь убрать пелену сна, застилавшую его глаза. Дилюк не сдвинулся с места, только уставился на синеволосого, смотря ему прямо в глаза. Он не знал, что с ним происходит: злость, печаль, тоска и беспокойство – всё это смешалось в нём в один большой клубок и разрывало ему душу. В который раз он уже задаётся вопросом: почему он переживает за него? Почему он переживает за человека, за предателя, к которому питает лишь ненависть и отвращение? Видя, как Кэйа ходит с этим вырезом, как его бывший брат флиртует с другими, как он докатился до такого... Это вызывало лишь больше отвращения и злости, и сейчас Рагнвиндр мог подумать, что Кэйе словно нравились эти эмоции владельца таверны, вызываемых самим им. Словно он специально вёл себя так раскрепощенно, так надоедающе и так ужасно... Соблазнительно? В какой-то степени да, ведь Дилюк никогда не отрицал, что его названый брат красивый... Но своим поведением он больше вызывал отвращение, чем какие-то тёплые чувства к нему. А сейчас и вовсе больше ненависти из-за содеянного им.       Каэнриец посмотрел на Джинн, вглядываясь в её лицо, рассматривая ее эмоции, смотрел на ее руку, сжимающую его. Потом на Лизу, что сидела рядом: конечно, Пурпурная Ведьма старалась не совсем показывать свои эмоции, но сейчас она читалась как открытая книга, как бы сильно не старалась выглядеть непринуждённо безмятежной. А потом взгляд переместился на самого магната, что стоял дальше всего от него.       Дилюк не знал, что ему делать и что говорить, может, следовало бы сейчас подойти и извиниться, вот только за что? За то, что он не был рядом в трудную минуту, или даже во все трудные моменты его жизни, проведённой в одиночестве и отсутствием поддержки и брата, и по сей день? Или же ему стоило сейчас вывалить на него всю свою ненависть и злость, по отношению к нему, несмотря на ситуацию и место, в котором они находятся, просто прямо сейчас замахнуться на него клеймором, когда он в таком уязвимом состоянии, когда он ничего не сможет сделать против, когда он ничего не сможет сказать в ответ, ответить? Что ему сделать? И он просто продолжал смотреть в знакомую синеву, глубину моря, снежное королевство глаз, в которых, кажется, перестали плескаться те знакомые Рагнвиндру огоньки, вместо них теперь была пустота. Такое было уже однажды? Да, конечно, ведь сейчас он был похож на того Кэйю, который впервые попал в их дом. Он был так напуган, никому не доверял и смотрел со страхом на каждое и каждого, остерагаясь любого, кто бросит на него взгляд, и опасаясь всего, что позволит приблизиться к нему близко. Сейчас же он словно такой же, как и в детстве. Это навевает воспоминания, хорошие, в отличие от нынешнего расклада событий. Рагнвиндр уже тысячу и один раз пожалел о том, что спас этого идиота, но вместе с тем и одновременно безпричинно радовался тому, что это ходячее недоразумение живое, и оно дышит.       И прежде, чем Дилюк смог что-то сказать, Кэйа закрыл глаз и провалился в сон, ожидая, что теперь ждёт его и какие еще сюрпризы подбросит ему судьба.