Светлый луч надежды

Он был командором и женихом моей старшей сестры. Когда мы много лет назад плавали с отцом, лейтенант Джеймс Норрингтон был добр и ко мне, и к сестре, хотя мы были совсем соплячками. То, как он, улыбаясь, давал встать за штурвал и ловил нас, если мы выдумывали скакать по бочкам, — навсегда запомнилось и возвращалось во сне. Мне было страшно и стыдно признаваться, так что я отмалчивалась, даже когда Элизабет принималась меня расспрашивать, что я бормотала в кровати. У Норрингтона были плавные, мягкие черты лица, и, наверное, многие бы нашли его подбородок не настолько мужественным и волевым, какой подобало бы иметь капитану охранного корабля. Командор снился мне еще без белого парика, который ему шел чуть больше, чем звание лейтенанта. Полагаю, точно так же Элизабет снился Уильям — в нашу с ним первую встречу, когда его выловили из воды. Самое обидное во всей истории было то, что моя прелестная сестра была до красных щек влюблена в Уильяма, так что, когда отец пришел с вестью о предложении командора, мы обе сильно огорчились. Наверное, Элизабет считала своим долгом выйти замуж за такого уважаемого человека и не подвести отца — и все же вяло воспротивилась женитьбе. Так случалось: уважаемые капитаны военного флота женились на дочерях губернаторов, даже если эти дочери были увлечены простыми кузнецами по имени Уил. Отец ухватился за идею удачно выдать Элизабет замуж, и, если бы мое собственное настроение не было испорчено подобной новостью, я бы непременно похихикала в кулак, глядя на огорченное лицо сестры. Повышение капитана Норрингтона до командора сопровождалось церемонией в нашем небольшом форте, куда нас с Элизабет и отцом привезла карета и где я имела относительное счастье видеть десятки расшитых камзолов и вычурных платьев. Элизабет шепотом жаловалась на слишком тугой корсет, что меня не затронуло, потому что зачем вам корсет, если никакой командор не делает вам предложение. Я испытывала неподобающую для любящей сестры зависть и, сцепив зубы, наблюдала, как Элизабет и командор ведут неловкую беседу на краю площадки. Элизабет выглядела совсем потерянной, несмотря на то что я бы многое отдала, чтобы командор так поговорил и со мной… Она неровно взмахнула веером и, словно желая опереться о воздух, рухнула вниз. — Элизабет! — закричала я, отталкивая кого-то из солдат, и подбежала к невысокому каменному парапету. Нагнулась, дрожа от страха, но не увидела кровавых пузырей на поверхности: только расходились широкие круги по спокойной воде. Неужели кому-то придется прыгнуть? — Господи! Элизабет! — я не знала, что и делать, и стала искать взглядом отца среди солдат в красной форме. По спине пробежал неприятный холодок. Верь я в призраков, посчитала бы, что форт наполнился неупокоенными душами. — Не упадите! — командор, казалось, очнулся и схватил меня за плечи. Я не удержалась от долгого взгляда ему в глаза, потому что ураган чувств внутри должен был найти хоть какой-то выход, и все смешалось куда сильнее оттого, что командор не отвернулся. Полная переживаний за сестру и одновременно смущенная, я сделала шаг вглубь площадки, и тогда командор опустил руки. Он принялся снимать парадный мундир, но солдаты остановили его от прыжка. — Смотрите! Смотрите! Какой смельчак! Я посмотрела в сторону, куда указывали солдаты: какой-то человек, явно не в военной форме, спрыгнул с борта «Перехватчика». Мы сбежали вниз, к пристани, по узким коридорам форта и оказались там одновременно с тем, как мужчина вытаскивал Элизабет из воды. Моя сестра была без верхнего платья — а я бы не хотела оказаться перед своим женихом без верхнего платья — и не дышала. Мужчина (он выглядел достаточно странно) достал ножик, разрезал корсет — и это привело Элизабет в чувства. Она закашлялась, выплевывая морскую воду, и легла на бок. Я присела к ней, убирая со лба выбившуюся прядь, а мужчина, очевидно, заметил на груди сестры медальон. Это была побрякушка, которую Элизабет сняла с Уила восемь лет назад, чтобы его не скинули обратно за борт, посчитав пиратом. Насколько я знала, Уильям не был пиратом — но мальчишкам свойственно проявлять излишнее любопытство и брать в руки что-то, что им не принадлежит. Быть спасенным с пиратским медальоном на шее — это все равно, что не быть спасенным вовсе. — Откуда это у вас? — спросил мужчина, но тут кончик шпаги командора блеснул около его лица. — Встать. Живо. Мужчина повиновался, и мы с отцом отвели Элизабет в сторону. Все происходило слишком быстро, я запуталась в виновных и невиноватых, испытала укол совести, что не помогла Элизабет расшнуровать корсет, пока никто бы не видел… Легко звякнула шпага, вернувшаяся в ножны. — Вы достойны благодарности, — сказал Норрингтон, протягивая пустую ладонь. Спаситель Элизабет ответил на рукопожатие, но командор перехватил его руку так, чтобы задрать широкий рукав когда-то белой рубахи. — Метка Ост-Индской компании, верно? Пират. — Казнить, — приказал отец. Командор поднял рукав еще выше и произнес: — Так-так… Джек Воробей… — Капитан Джек Воробей, друг, — поправил его мужчина. — А где же ваш корабль, капитан? — неожиданно издевательски спросил Норрингтон. Он осмотрел компас, не указывавший на север, и шпагу Джека Воробья и заключил. — Вы самый жалкий из всех пиратов, о которых я слышал. — Вы обо мне слышали, — улыбнулся Джек. Он не был лишен обаяния, если кого-то могла увлечь романтика пиратства. Однако моя жизнь для этого была слишком скучна. Я еле отошла от потрясения, что сестра чуть не утонула, как случилась новая беда: когда солдаты надели на Джека кандалы, он перекинул цепь через голову заступившейся за него Элизабет. Сестра держалась молодцом — на ее месте я бы повторно упала в обморок, — но отцу и командору пришлось вернуть пирату его оружие и шляпу.

~~~

Вечером, когда мы лежали в спальне вдвоем на кровати Элизабет, служанка сказала, что сбежавшего Джека Воробья поймали благодаря мистеру Брауну, хозяину кузнечной лавки, который огрел пирата бутылкой. И лучше бы мы говорили о пиратах и дальше… — Я догадывалась, что он позвал меня, чтобы сделать предложение, но… не была к этому готова, понимаешь, Эйвери? — Элизабет повернулась в мою сторону. — Услышать такое лично, а не через отца было… слишком. — Командор сделал вам предложение? — служанка восхищенно ахнула. — Надо же… Блестящая партия, мисс! Если бы это не было в край невежливо, я бы принялась рассматривать стену. Служанка оказалась воодушевлена куда сильнее моего — словно командор Норрингтон сделал предложение всем, кроме меня, и поэтому мне оставалось только записаться в старые девы. — Ты думаешь, мне нужно принять его предложение? — прошептала сестра, когда вечерняя рутина закончилась и служанка вышла. Элизабет так и не сняла пиратский медальон и крутила цепочку на пальце. Я не знаю, почему никогда не осмеливалась сказать Элизабет правду. Может быть, из-за того, что командор явно симпатизировал ей больше, а, даже если бы Элизабет отказалась от брака, я не планировала быть запасным безопасным вариантом. Я была такой же дочерью губернатора Суонна, с такими же выгоревшими на солнце волосами, как у сестры, и меня тоже наряжали в красивые платья — но я оставалась младшей. — Я думаю, если ты хочешь, то… — я не договорила из-за резкого порыва ледяного ветра, которому как будто бы неоткуда было взяться в теплой комнате. Мы переглянулись. Комната — да и весь дом, и весь Порт-Роял — содрогнулась от взрывов так внезапно, что я подскочила на кровати. Элизабет, на правах старшей и менее трусливой сестры, вышла на балкон, но практически тут же вернулась в спальню: — Порт-Роял горит… Эйвери, лезь под кровать! Живо! Я заберусь в шкаф. Если… если они найдут нас… Быстрее же! — Кто найдет? — спросила я, подбирая юбку ночной сорочки. — Те, кто бежит по нашему саду… тихо! Я забилась под кровать и зашипела: деревянный пол был не теплее морской воды. Сквозняк пробирал до самых костей. Элизабет хотя бы накинула расшитый хлопковый халат поверх сорочки, чтобы не выходить на балкон совсем в неглиже, а я не успела схватить свой с вешалки. Отец остался в форте, чему я была рада, потому что он бы точно не пролез под кровать и не поместился в шкафу. В форте должно было быть много солдат, которые сохранили бы отцу жизнь. Кто-то суматошно стучал дверьми на втором этаже, где были спальни, и гоготал с неистовством и беспардонностью. Вот они приблизились к нашей комнате и распахнули белые двери с силой, от которой у меня сердце забилось внизу живота. Я увидела две пары грязных ботинок, в которые были заправлены драные штаны, и услышала протяжное: — Мы знаем, что ты здесь, пупсик… — Обещаю, тебя не тронут. — Пупсик, мы видели тебя на балконе… выходи. Я зажала рот ладонью. Страшнее всего было ждать, что вот-вот один из разбойников наклонится и увидит мое перекошенное от ужаса лицо. Они подошли к шкафу: — У тебя наша вещица, и она зовет нас. Дрянной медальон? Нужно было избавиться от него, сразу как Элизабет сняла его с шеи Уила! Из-за медальона напали на Порт-Роял, пришли в наш дом и стали обыскивать спальню! — Диалог! — выпалила Элизабет. У нее было не отнять смекалки даже тогда, когда двое омерзительных мужчин открыли шкаф, обнаруживая ее укрытие. — Можно вступить в переговоры! Согласно кодексу Братства, принятому Морганом и Бартоломью, доставьте меня к капитану! — Я кодекс знаю, — грубо ответил один из пиратов, раз уж сестра признала в них таковых. — Поскольку я парламентер, никто не имеет права меня убивать, — продолжила Элизабет с упрямством. — Хорошо, мы отведем вас, — тон пирата изменился, и в его елейности не было ничего хорошего. — Мы уважаем кодекс. Элизабет под руки вывели из комнаты, и я почувствовала, что часть моего сердца исчезла, когда сестра переступила порог. Отсчитав пять минут и несколько раз сбившись по пути, я наконец нашла силы выглянуть из спальни. Никого не было. Я сбежала по ступенькам на первый этаж, перелезла через упавший сервант и оказалась у главного входа, окруженного битым стеклом и оторванными подсвечниками. На улице я ойкнула от неожиданной боли и посмотрела на ноги: точно, ведь я не только не надела халат, но еще и не обулась… Внизу негде было брать обувь, даже одежда прислуги не хранилась у дверей, так что я просто побежала к форту в самом позорном виде, в каком могли увидеть женщину. Мне показалось, что в одном из лежавших на мостовой людей я узнала Уильяма, но, возможно, это был всего лишь мираж, в который поверил испуганный девичий мозг. Витрины лавок были разбиты, и мне приходилось очень тщательно выбирать путь, чтобы не порезаться о стекло. Со стороны набережной доносились выстрелы, то и дело кто-то кричал. Плакали дети. Форт окружали солдаты, и я подумала, что они ни за что бы не признали во мне дочь губернатора. Я подбежала к одному, наиболее молодому, у которого еще не серела щетина: — Мне нужно увидеть губернатора Суонна! Солдат пренебрежительно посмотрел на меня: — Сказано никого в форт не пускать. — Передайте ему! Элизабет Суонн похитили пираты! — Я не могу покинуть свой пост, — так же равнодушно ответил солдат. Я закусила губу. Пока я стояла, боль от камней, впивавшихся в ступни, поднималась до колен. Что бы сказала на моем месте Элизабет? Одного ее строгого вида хватило бы, чтобы каждый из постовых уже бежал докладывать о ее прибытии, а на меня они даже не взглянули… — Эйвери! Девочка моя! — окликнул меня отец, и тогда я смогла выдохнуть. — Господь, что с тобой случилось? — Они забрали Элизабет! Отец! Пираты! Они… Я оказалась в его крепких объятиях и едва не расплакалась. Из-за спины отца выступил командор — улыбнулся почти незаметно: — Вы живы, — сразу же его лицо приняло серьезное выражение. — Губернатор, укройтесь в моем кабинете, а я распоряжусь, чтобы мисс Суонн осмотрел лекарь. Потом я отведу ее к вам. Оставшись наедине с Норрингтоном в коридоре форта, я превратилась в маленькую девочку, увидевшую взорвавшийся торговый корабль и мальчика за бортом. Будучи лейтенантом, он всегда вставал на нашу с сестрой сторону, хотя периодически мы заслуживали разве что родительского нагоняя. Теперь я нуждалась в его спокойных словах, но командор, как назло, молчал. Спустя некоторое время я поняла, что командор смущен и будто взволнован. Он старался не глядеть на меня, потому что хорошие манеры не позволяли ему опускать глаза… Я ощутила всклокотавший прилив сумбурного желания, но лишь переступила с ноги на ногу. — Пожалуйста, наденьте. Днем я думала, как неудобно оказаться перед женихом без верхнего платья, а ночью сама же стояла даже не перед женихом в одной ночной сорочке и с безобразно растрепанными волосами. Я бы провалилась со стыда в пучину морскую, вслед за кораблем, на который увели Элизабет, но командор, как на куклу, надел на меня свой синий камзол, пришедшийся совершенно не по размеру. — Мы вернем вашу сестру, — сказал Норрингтон поверх моей головы. — Самое главное, что вы обе живы. Мы построим маршрут, а «Перехватчик» сделает свое дело. Нагоним их через несколько дней. Его округлые черты лица и темные брови, почти без изгиба, становились для меня символом надежды.