Не смотри в её сторону

— Вы говорите, я ни на что не годен, но я смог провернуть это на вашей территории. Где были ваши слуги? Ваши хвалёные солдаты? А где были вы, отец? — Закрой. Свой. Рот. Сейчас же! Запертый в покоях, Мехмед делал вид, что ничего не происходит, что он просто отдыхает после какой-нибудь прогулки. Янычар, приставленный к покоям, стоял у входа, не спуская с него глаз. Словно он какой-то бандит. — Эй, принеси мне чаю. — весело произнес Мехмед, подложив руки под голову. — Ты что, глухой? После недолгого молчания мужчина ровным голосом ответил. — Не велено. — Я велю тебе и я хочу липового чаю. Янычар не отвечал. Из уст Мехмеда вырвался раздражённый вдох, кровать под ним прогнулась, и он встал. Меховая шапка валялась в углу комнаты. Янычар безучастно смотрел перед собой, очевидно заметив надвигающегося в его сторону Мехмеда. Тот шёл медленно, тяжело, но не производил на мужчину пугающего эффекта. — Ты меня не слышал? Иди и принеси мне чаю, — он махнул рукой. — Шехзаде, мне не велено. Резко повернувшись к мужчине, он обозлённо запустил кулак, но янычар тут же перехватил его, вывернув Мехмеду руку. Разумеется, не настолько, чтобы причинить ему настоящий вред. Только чтобы сбавить спесь. — Я бы не советовал вам сейчас навлекать на себя новые неприятности. Будьте достойны своего положения. По крайней мере до тех пор, пока находитесь во дворце. — выдержав взгляд, янычар отпустил его и добавил, — Прикажу приготовить вам чай. Вытерев пот со лба платком, Мехмед сжал губы и подошёл к окну. Во дворе ничего не изменилось. Примерно в это время начинаются занятия. Впервые он задумался о том, что предпочёл бы находиться там, среди идиотов, чем здесь. О чём ещё были его мысли? О скором наказании? Во рту действительно пересохло… Свет от лампы отсвечивал рыжиной. Вот ещё чуть меньше часу назад здесь лежала Лале. Полуобнажённая, красивая, нежная, объятая шёлком. У него действительно была возможность сделать с ней что угодно, но кем бы он был после этого? Мехмед заробел в тот миг, когда увидел её спящей на его кровати. Как хорошо, как правильно это выглядело! Её волосы на его подушках, её запах на его простыне. Разве не дозволено сыну Султана любить девушку? Разве не для него цвел этот сад прекрасных роз? И почему то, что по праву принадлежит ему, — стало поводом для его же наказания? Чем больше Мехмед думал, тем больше склонялся к мысли, что Султан сам не ведает, что творит. Султан осыпал его богатствами, обеспечил лучшие условия, но как только Мехмед получил всё в свои руки, это стало проблемой? Это стало причиной ненависти Султана к собственному сыну? Если бы он так беспокоился о своей дражайшей племяннице, тогда не позволил бы общаться ей с иродами. Наверное, это у них семейное… Оказываться в немилости у самого Султана. И что только могла найти его мама в этом жестоком и глупом человеке?

***

Лале сидела и беззвучно плакала в бане. Минуту назад она впервые в жизни накричала на служанку, которая поливала её водой. Её всю трясло. Взлохмаченные влажные волосы перекрывали взор. Чтобы успокоиться, она обливала голову водой, хоть плечи содрогались от холода, а ослабшие руки еле удерживали ковш. Уродливые всхлипы вырывались из её груди, разносились эхом по всей бане. В конце концов Лале просто села на скамью, поджала под себя ноги и плакала. «Это всё из-за меня… — думала она, и эти мысли казались невыносимыми юной девушке, — Я должна была солгать, придумать что-нибудь…» Перед глазами её то и дело мелькали образы разъярённого Султана, что чуть не рвал волосы на своём родном сыне, в то время как она, прижатая к стене, только и могла, что кричать; как стражники и слуги пытались расцепить их; как Мехмед пытался отбиваться. Это всё произошло так быстро, что Лале не успевала понять, что происходит. Опомнилась только когда Султан приказал запереть Мехмеда в покоях. Откуда-то появилась из-за его спины взволнованная Дайе-хатун, видимо пришедшая на звук. «Я должна была объяснить дяде, что всё не так, как он подумал… Мехмед же ничего не сделал в итоге. Может, хотел, но я же не далась бы.» В какой-то момент, Лале так погрузилась в свои мысли, что опомнилась лишь когда кто-то смывал с неё мыльную пену. За спиной послышался голос той самой служанки. Лале кивнула, позволила себя обтереть и вернулась в свои покои.

***

Султан Мурад пришёл в ярость. Как только ему доложили о произошедшем, он немедля направился в покои к Мехмеду. У него уже глаз дёргался от того, с какой завидной регулярностью его сын вытворял всякого рода непотребства. Не то чтобы он рассчитывал на его милость и послушание, но явно не ожидал того, что тот учинит в первый же месяц пребывания во дворце. — Да как посмел этот сын!.. — Мурад с силой сжал зубы, — Этот хайван! О, Аллах, награди меня терпением… Кто недоглядел?! Если вы думаете, я позволю закрывать глаза на эти бесчинства, да в своём дворце, вы ошибаетесь. Это такая у нас охрана? Это вы стережёте семью самого Султана?! — Повелитель, — как можно спокойнее начал хранитель покоев, — Мы не смели ослушаться. Ваш сын велел служить ему, грозил повешением. Мурад резко, но без слов обернулся к мужчине. На лице его застыла недоверчивая гримаса, а от напускного спокойствия становилось не по себе. — И ты его послушал? — взревел он, — Я тебя спрашиваю: ты его послушал? А был бы ты готов нести ответ перед Аллахом, если бы что-то случилось, а?! Да я с вас за такую службу…! Все присутствующие покорно склонили головы. Слова Султана били сильнее, чем плеть, и им не нашлось, что ответить. Вдруг их диалог прервал слуга, объявивший о приходе Дайе-хатун. Старая женщина, не сдержав правил этикета, заплаканная бросилась в ноги Султану. Он даже бровью не повёл. — Не ведает, не ведает, что творит, Султан! Прости, прости этого ребёнка… Как приближённая к Султанской семье, она не могла себе позволить полностью потерять самообладания, а потому всячески старалась не издавать звуков. Тихой и затравленной была её речь, да не смела она отвернуться или пристыдиться, и всё ж смотрела в злые глаза Мурада. Слёзы пристыжённо стекали с её глаз, прячась в скулы, пока женщина устало набирала в грудь воздуха. — Ребёнка? — покосился Султан, резко подняв её лицо, — Как у тебя изо рта только вылетают эти слова? Разве как ребёнок он совершил это?! А, Дайе-хатун?! — от того, что вопросы оставались без ответа, он пуще прежнего заговорил, — Я не для того отдал его тебе на воспитание, чтобы осквернял память о покойной матери! От грозного его голоса, казалось, задрожали стены. — Повелитель… Вы правы. Это я не углядела, стало быть, и мне за это отвечать. Я прожила долгую жизнь, и если даже это не помогло мне уберечь этого ребёнка… Значит, на то воля Аллаха, я с благодарностью вверяю себя ему. — она торопливо облизнула сухие губы, — Но напоследок, позвольте добавить, что обрекая Мехмеда, вы должны иметь смелость вспомнить, по чьей воле он видел насилие каждый день своей жизни. Он молча поднял её с колен, взял за морщинистые руки и сказал одно: — Уезжайте.