Здесь нет места для нас

***

      С раннего детства его окружали запреты. Расти в сплошных ограничениях — непростая задача. Но как бы то ни было, он справился. Он нарушил все правила и запреты. Позже это станет основным его правилом.       Ему запрещалось выходить на улицу. Оставаться за стенами их маленького домика было невыносимо. Солнышко и зеленая трава манили мальчика, но коснуться ладонью солнечных лучей он мог только в стенах домика, а о растительности за окном приходилось мечтать, представлять, какая она на ощупь.       Как-то на окно села красивая бабочка, и её крылья светились ярким зелёным светом. Мальчик долго наблюдал за ней. Она улетела. Ему хотелось стать ей. Свободно лететь куда захочется. Свободно лететь куда захочется.       Тогда он нарушил первый запрет. За круглым окном открывался целый неизведанный мир. Мир, который жил своей жизнью. А ещё множество запахов, значение которых для него было загадкой. Когда он хотел напроситься с мамой на рынок, она всегда отвечала холодным «нет».       — Не выходи из дома, — строго сказала она, прежде чем уйти.       Он родился под несчастливой звездой. Пусть так. Упрямство ребенка не знало границ. Женщина, которая растила его, печально вздыхала. Тогда он еще называл ее мамой.       Добиваться своего, несмотря ни на что, — это еще одно правило, которое он усвоил с детства.       Когда ему разрешили выйти из дома, он услышал от матери следующие слова: «Не называй меня матерью и не подходи близко. Не позорь меня». После этого он сам перестал называть ее матерью. Когда мальчик увидел, как матери проявляют любовь к своим детям, он понял, что его не любили. Почему? Он не знал.       Дети показывали на него пальцами, а взрослые избегали его. Почему они так делали? Это обидно. Мальчик не понимал, что с ним не так. Почему к нему такое странное отношение? Однажды он спросил об этом у матери. Она готовила что-то на кухне, и ему не хотелось мешать ей, но он не смог сдержаться.       - Да ты посмотри на себя! - гневно воскликнула она. В отражении осколка зеркала, который хранился в спальне матери, он не увидел ничего особенного. Никаких страшных уродств, как у некоторых в деревне. Ничего такого, что могло бы вызвать страх и отвращение. Он был немного худым, как и многие дети. Лицо как лицо. С возрастом он понял, в чем дело. Все в деревне имели теплый оттенок кожи, темные густые волосы и глаза цвета коры дерева. У него была светлая кожа, красные, как заходящее солнце за лесом, глаза и волосы странного цвета. Мальчик никогда не встречал никого и близко схожего с ним. Когда дети перешептывались за его спиной, а он глотал обиду. Если бы он был на месте тех ребят, то обязательно подружился бы с таким необычным, как он! Это же так весело - иметь разных друзей. Наверно, просто весело иметь друзей.       — Ты некрасивый, — так сказала девочка, которой он хотел помочь собрать рассыпавшиеся по случайности яблоки из корзины.       К десяти годам у него не было друзей. Только работа по дому, до одного случайного стечения обстоятельств. В жизни мальчика появилась небольшая библиотека. Место, куда он уходил и где был встречен без очередных упреков и оскорблений. В ней мало книг, но каждую из них он прочитал от корки до корки. Здесь пусто. Дети в деревне не хотели учиться. Целыми днями они бегали и раздражали взрослых. Бездельники. Что уж там, даже писать и читать не умели. Так сказал ему старый библиотекарь. Он же и научил его простой грамоте.       К двенадцати годам ему стало известно о разделении на: альф, омег и бет. Как ему сказал деревенский лекарь, сморщив нос. Он альфа. Казалось приговором. Со слов лекаря, безусловно. Ещё одно отличие от других. И ещё один признак ущербности. Бездумно верить — не по его части. Найдя подходящую литературу, ответы предстали перед ним. Альфы и омеги — совершенные существа. Их ум, мышление, внешность, чувства — идеальны. Мир состоял из различных запахов, странно было узнать, что другие не могли чувствовать и видеть того же. Он был таким одним. Его окружала кучка бет, не способных видеть мир так же как он. Жалкие.       — Монстр! — кричали ему вслед.       — Отродье! Беги к мамочке. Правда, она уже убежала к племени тех тупых уродцев. Интересно, какого ублюдка она принесет в этот раз? — смеялся мальчик старше него. Сын старосты считался негласным авторитетом среди его сверстников.       — Такое чудовище, как ты, вряд ли что-то может затмить, — сгоряча крикнул мальчик в ответ.       Синяки еще долго заживали.       Может, удар по голове сказался. А, может, тогда он понял, что готов бороться.       Как-то в книге он смог обнаружить понятие приспособления особей к среде. Выживает самый, умный, сильный и, самое главное, тот, кто способен приспособиться. Выживание сильнейших и смерть слабых позволяло сохранить вид. Естественный отбор — вещь интересная. Только глупец согласится пойти ночью в заброшенный дом старосты. Какая трагедия, глупая случайность. Споткнуться в темноте и упасть со второго этажа, сломав себе шею.       — Даже кошки умеют приземляться на лапы, — прошептал он в темноту. Приятный хруст позвонков ему запомнился на всю жизнь. Библиотекарь учил его, что даже жизнь жука ценна. Жук вносит свой вклад в природный цикл. А человек? На этот вопрос старый мужчина ответил: никакой. Человек своим несовершенством лишь вредит природе. Иногда полезно избавляться от грязи. Он сделал миру подарок, уничтожив никчемного вредителя.       Действительно, монстр. Что такого? Кошка ловит и убивает мышь, неужели она монстр? Жестокость помогает выживать.       Тогда он почувствовал превосходство. Он лучше каждого из них. Сильнее. Умнее. Когда люди совершают грех, их мучает совесть. С ним всё по-другому. Ни капли сострадания, никаких переживаний, ни одного метания, а, самое главное — сомнений.       Тогда люди стали для него чем-то несовершенным.       Трусливые мыши боятся собственной тени.       Неинтересные — живут без какой-либо цели.       Глупцы, не умеющие до двух считать и понимать простую письменность. Видя, как он разрисовывает бумагу, сверстники молились Архонту, шепча что-то про темную магию. Ага. Никто еще не призывал злых духов арифметическими задачами. Идиоты.       Беты, не способные ощутить полноценность. Как можно жить, не зная насколько свежий фрукт или не чувствуя чужой запах в темноте?       Пока другие смирялись с тем, что их окружало, Зандик задавал тысячи вопросов и искал на них ответы.       Он питал презрение к каждому из них. Пока однажды не заметил его. Такого же как он. Кошку среди мышей.       Вплоть до одного буднего дня осени он никем и ничем не был столь заинтересован. Во времена учёбы в Академии ничего дольше запретных раскопок остатков разрушенной во время войны цивилизации не могло его заинтересовать. А что касается людей, то говорить не о чем. Он считал каждого недостойным его внимания, сравнивал их с простейшими существами и каждый раз говорил с ними, сквозь силу поддерживая образ.       Хочешь жить среди скота — спрячь зубы и надень их шкуру. Еще один принцип. Правило, которое он закрепил как основу, переступив порог Академии Сумеру.       День не предвещал беды. Ничего вообще не могло пойти не так. Утро началось с головной боли и с желанием нанести себе мозгочерепную травму, лишь бы ноющая боль наконец-то утихла. Очередная занудная лекция о недостойном поведении, воспоминания о поездке в погребенные песками места, и много-много всего, что вертелось в голове. Узнай совет мудрейших, какие иной раз странные мысли ворочаются в его голове, то давно сожгли его как осквернителя веры в семерых.       Наступил новый учебный год в Академии Сумеру. По старой традиции праздник для неокрепших умов проводили с огромным масштабом. Одному Зандику не было дела до празднества и показного веселья. Когда его работы одобрили и взяли, он удивленно смотрел на пиршество в честь начала учебного года, даже не предполагая, что, как только отыграет музыка, начнётся невыносимая пытка. Это уже четвертый год, когда он вынужден, как и многие, с лживыми улыбками приветствовать счастливчиков, что смогли по случайному стечению обстоятельств осилить вступительный экзамен. Юноша гордо ухмыляется, он первый студент Академии, что смог безупречно пройти тест, так ещё и приложил эссе на четыре страницы о всех недостатках и ошибках экзамена.       — Ох, кто-то снова ковырялся в старье всю ночь? — Девушка в студенческой форме мягко коснулась отросшей пряди светлых волос, что упала на лоб. — Вижу усталость на твоем личике, или у тебя была бурная ночка и не со мной, красавчик?       Этот день стал ещё хуже. Лиза. На красивом лице девушки появилась наигранная обида. Последнее, чего ему хотелось, так это тратить драгоценное время на приставучую особу.       — Колись, — подначивает Лиза.       Зандик раздраженно повёл плечом, словно так мог избавиться от отвратительного следа цветочного парфюма, что она оставила, и ничего не ответил.       Бурная ночка удалась. Такого полового акта с очищающим раствором и всем стеклом в лаборатории у него ещё никогда не было. Его наказание за драку встало поперек горла. Чтобы он, на секундочку, лучший студент академии за все годы её существования перемывал гору учебного инвентаря? Абсурд!       — Отвали, — оттолкнул он приставшую к нему девушку, которая перешла к активным действиям и решила пристроиться рядышком, схватив в плен его локоть. Чем быстрее он избавится от её общества, тем лучше для него и для других. Травмировать первокурсников убийством в первый день — жестоко.       Минув всех оживленных студентов, он бездумно шел куда-то, пребывая в своих мыслях. Морщась от количества возбуждения в воздухе, он покинул коридор.       Тяжелым путем он заполучил право учиться в Академии. Думал, что здесь его суждения найдут отклик в лицах мудрейших. Зандик ошибся. А его цель — доказать всем, что способен на большее, — рушилась на глазах.       Ожидания не смогли оправдаться.       Экспедиция в горы Девантаки стала самой незабываемой. Огромные механизмы, оставшиеся после войны архонтов, не покидали думы студента. Затем он отправился уже в пустыню Хадрамавет. Наглотался песка, но оно того стоило. Здесь руинные големы (так он решил их называть) сохранились почти в идеальном состоянии. Разобрать и изучить их подробнее не получилось. Досадно, что его отправили не в экспедицию по изучению, а скорее проверить, не представляют ли они угрозу.       Его прошение на исследования отклонили. А идеи, которые он продвигал, высмеяли. За это он и развязал драку. Живого места не оставил от идиота, что решил прилюдно посмеяться над его наработками. Бросать вызов тому, кто сильнее — опрометчиво.       Главный зал блистал своей чистотой. Множественные украшения. Фонтан с кристально чистой водой. Синие витражи, что слепили глаза сильнее вымытого пола до блеска. Огромное сборище людей, которое наблюдалось раз в год.       Торжественные песни уже закончились. Скоро начнется вступительная речь. Он, конечно, мог сбежать, но получить от наставника по шее не хотелось. Достаточно лекций выслушал.       — Эй, не присоединишься?! —       На небольшом балкончике уже собрались знакомые для него лица. Такие же несчастные, как и он. Пригласить старшекурсников, что уже смогли получить статус Дриеш — обязательная часть торжества. Таким образом Академия хотела показать новичкам, кем они могут стать. Зандик смеялся над этой дуростью. Кому в здравом уме захочется стать уставшим монстром?       Каждый, кому он улыбался сейчас — глупцы и невежды. Ложь отвратительна Зандику, но, увы, по-другому он не выживет здесь. Как же хотелось говорить всё, что вздумается. Эх, мечта. Ну, ничего, совершит пару-тройку открытий, тем более, что наработки у него уже имеются. Тогда ни одно примитивное создание слова сказать не сможет в его сторону.       — Конечно, — улыбается он уголком губ, отчего пульсирующая боль в затылочной зоне только усиливается.       Довольно скучное мероприятие. Особенно, когда ты наблюдаешь его в четвертый раз. Оно было скучным, пока он не начал рассматривать новеньких. Сверху открывался хороший вид на тех самых первокурсников. Очередной молодняк, недостойный внимания… Стоп, а это интересно. Один из них не выглядел растерянным. В зале, где полно потерянных молодых людей, что дрожат от страха, один из них буквально лучился своей уверенностью. Этим он привлек внимание. Зандику всегда удавалось находить что-то ценное среди безделушек.       — Такое довольное лицо, — ухмыльнулся один из его однокурсников. — Гениальная задумка для нового проекта или присмотрел новый объект для изучения?       — Уже посмотрели на новеньких? — к ним присоединилась вездесущая Лиза, однако Зандик даже внимание на это не обратил.       Он не мог почувствовать запах, но он понял, что среди новеньких — омега. Хочется так и сказать: посмотрите, этот омега держится лучше всех. Но он не станет так поступать. Такое раскрытие слишком низко даже для него. В Академии было немного альф, и сам он входил в этот скромный процент. Костяк Академии — беты. А вот омеги… их Академия недолюбливала. Верхушка Академии посмеивалась над глупостью омег. А теперь один из них здесь. Не будь он альфой, то не заметил бы. Как всевидящие мудрецы проглядели кошку и пустили ее в среду полевых мышей?       Только начинающий свой путь в гениальнейшем месте всего Тейвата обладатель темных волнистых волос до плеч, часть которых спрятана под академической шапкой. У него нежные черты лица, коими обладают многие омеги. Он видел немало омег, и, если честно, внешность весьма невпечатляющая. Обыкновенный. Но что-то выделяло его из основной массы.       Уверенность, подчеркнутая прекрасной осанкой, и отсутствие волнения, присущее всем первокурсникам в главном зале.       Когда его внимание пыталась привлечь Лиза, он окончательно решил рассмотреть объект поближе. Да что уж там. Изучить объект заинтересованности. Странное решение. Он поклялся, что на досуге подумает над своим поведением. Но не сейчас.       С годами Зандик убедился в собственной неотразимости. Да, как выяснилось, возраст изменил настолько, что среди сверстников он считался красавцем. Статус умнейшего и узел на члене прибавляли ещё очков в и так уже победный счет. Этот уверенный омега не станет исключением и падет от его очарования. Правда, кажись, тот совсем не замечает его красноречивых взоров. Притворяется. Какой гордец нашёлся!       Лиза что-то кричит вслед, возможно, она обиделась. Ей не привыкать. Обойдя людей, что завороженно слушали торжественную речь главы Академии, ему удалось приблизиться к желаемому объекту. Тот на него даже не посмотрел, увлеченно слушая речь.       — Скучно, не правда ли? — Зандик растерялся и забыл слова. Как последний придурок он чуть не начал нести чушь про погоду или виды скарабеев в пустыне. Благо вовремя успел прикусить язык.       — Здравствуй, — поздоровался он, а на лице добрая улыбка.       Альфа не сдерживается. Вдыхает густой, слегка горьковатый аромат, что оседает где-то глубоко в груди. Так не пахнут омеги — их запахи сладки и приторны. Головная боль куда-то исчезла. Фиалковые глаза встретились с его, и у него перехватило дыхание. Несмотря на добрую улыбку, в глазах виднеется холод и презрение.       — Познакомимся?       — Не желаю знаться с грубияном, — ответил омега. Зандик опешил от такого холодного тона. А что мы такие злые?       — Хах, а дальше дашь пощёчину и убежишь в слезах за то, что не поздоровался? — улыбается Зандик в предвкушении.       В ответ молчание. Речь закончилась, и после громких аплодисментов все начали расходиться.       — Отстань, — омега направился в сторону выхода. Зандик упорно следовал за ним, не представляя даже, что толкает его вперёд.       — Разбиваешь мне сердце! — кричит альфа ему в спину.       — Оно у тебя есть? — скептически спрашивает омега, обернувшись, сохранив полную серьезность. Снова он — этот режущий без ножа взгляд.       — Еще и беспощадно осколки растоптал, — драматично вздыхает Зандик. — Послушай…       — Зандик, — обратился к нему один из матр. Как они постоянно находят его?! Что на этот раз? Он раздраженно фыркнул, быстро выдвинув теорию, что одна очень обидчивая девушка помогла. Омега же быстро исчез из поля зрения. Как удобно! Но, ничего, сдаваться он не привык. У него хорошая зрительная память. А нюх какой! В случае чего по запаху презрения найдёт, не беда.       — Мудрейшие ждут тебя.       Долгие коридоры, один медленный лифт, и он уже перед великими мудрейшими. Шесть мудрецов Академии. Если ему когда-нибудь предложат стать мудрецом, он пошлет Академию на чей-нибудь мужской половой орган. Какой толк в просиживании одежды за длинным столом. Где азарт изучения? Если честно, Зандик разочаровался в мудрецах. Великие ученые и перебирают бумажки.       — Мы очень наслышаны о том, как прошла твоя экспедиция в Гурабаде…       Вступительную часть он, конечно, прослушал.       — Да, столько… — начал он, поняв о чём речь, но был перебит.       — Полный провал, — жестко отрезал глава Академии. Старого мужчину в идиотской шапке воспринимать всерьез сложновато. А уж, тем более, слышать от него о собственном провале.       — Почему сразу провал? — нервно усмехнулся парень. — Вы видели мои записи? Благодаря мне мы смогли обезвредить голема и…       — Ты подверг экспедицию опасности, Зандик. Глупым интересом к своим «големам», — скривился мудрец. — Ничего более абсурдного Академия не видела за столько лет. «Изучение для последующего применения»? — он брезгливо отшвырнул его труды.       — Да, это может быть опасно, не спорю, — стоит на своём он. — Но, а если мы сможем изучить, а затем применить это? А что, если разобрать мелких стражей и сделать из них, например, сборщиков урожая? Можно заменить всю стражу Академии…       — Нет! Ни слова больше. В наказание за проваленную экспедицию ты лишаешься авторства своих работ и, более того, меняешь направление.       — Как? — земля словно из-под ног ушла. Из легких вышибло воздух. Альфа поверить не мог, что труды бессонных ночей вот так отбирают.       — Совет Академии посчитал…       Слова мудрецов он уже не слышал. Горечь сменилась злостью. Интересно, кто теперь получит всё, чего он добился? Случайно не тот, кому он вчера нос разбил? Если оно так, то он повторит снова оздоровительную процедуру. Интересно, как он удержался от того, чтобы не плюнуть в лицо мудрецам, когда те вежливо сказали ему, что ждут его завтра с новой темой.       — Зандик, — окликнул его женский голос.       Он не обратил никакого внимания.       — Что с тобой? Неужели они продлили твоё наказание. Понимаю…       Он резко обернулся.       — Что ты понимаешь?! Что ты, блядь, понимаешь, скажи?! Тебя называют умнейшей бетой Академии, но ты всего лишь жалкая девчонка, дрожащая от страха перед мудрейшими! — столкнувшись с такой агрессией, она сделала шаг назад, но парень быстро сократил расстояние и схватил её за подбородок, заставив смотреть в глаза. — Ты такая же жалкая, как все. Боишься рискнуть всем ради чего-то большего! Скажи, Лиза Минчи, чем ты готова рискнуть ради знаний?!       Лиза молча дрожала.       — Вот видишь, — проговорил он уже спокойно, отойдя от неё, словно она была самой омерзительной вещью на свете.       Он уже не помнил, как вернулся в свою комнату. Из памяти забылся момент, как он задремал за столом. Утром Зандик вновь оказался перед советом мудрейших. Правда теперь он решился на другой подход. Сдаваться же не по его части.       Если он не смог внести вклад в науку. То мог бы попытаться сделать что-то полезное для медицины.       — Когда я путешествовал, то заинтересовался элеазаром, — вздохи мудрецов никак не смутили парня. — Прошу выделить мне средства для изучения этой болезни. Да, она не передается по воздуху или через прикосновения, но от этого болезнь не становится неопасной. Я общался с людьми, которые были свидетелями того, как протекает болезнь. Видел больных, — Зандик сглотнул. — В будущем Академия могла бы выделить средства и организовать больницу для людей, больных элеазаром, так мы могли бы исследовать болезнь и…       — Совет этого не приемлет.       Что это значит? Опять. А что Академия приемлет? Изучения ветвей деревьев? Или исследования о том, как размножается мох? Если так, то он в мгновение ока напишет диссертацию, защитит её и займёт место мудреца. Того самого в идиотской шапке. Нет, шапку он пустит на сожжение.       — Не приемлет? — пустил нервный смешок парень, опустив руки. Он прикрыл глаза, сделал вздох, чувствуя, как он смертельно устал. — А смерти он приемлет? Пока эта болезнь не изучена, она представляет опасность. Даже для вас.       Он уверенно смотрит на мудрецов готовый отстаивать свое видение до конца.       — Известно, что она поражает детей… и не передается.       — Прежде, чем отказывать, прочтите мои записи. Зоны увядания, уничтоженные поселения, элеазар, это всё связано, — перечислил он, забегая пальцы. Он не смог молчать. — Мы должны вмешаться. Что-то не так. Смерть Руккхадеваты могла ослабить Ирминсуль!       — Довольно!       Зандик опешил.       — Слишком громкое заявление. Без каких-либо доказательств пустая болтовня, — выказал своё глава даршана Ртавахист.       Он обернулся в сторону мужчины почтенного возраста. Его переполняла злость. Чтобы какой-то звездочет обвинял его во лжи. Истина во звездах. Чушь полная. Демонстративно он фыркнул, повернувшись в сторону настоящих ученых, а не покровителей недоказанной науки предсказания судьбы по звездам.       — А что, если это коснется вас? — продолжает давить юноша. — Что, если вашему родственнику не повезет в этой игре жизни? Дайте мне разрешение на исследование. Может, если мы узнаем причину, то сможем помочь больным…       — Божество мудрости укажет путь. Как и много лет назад она направит нас. Не нам решать чужие судьбы, Зандик.       — Будем изгонять хворь молитвами? — горько усмехнулся он. — Молитвами мертвому божеству, что бросила свой регион на растерзание? Если вновь темная болезнь поразит всех, то вы спрячетесь в храме Сур…       — Как ты смеешь?! — возмутился один из мудрейших. — Как ты смеешь дерзить Академии?! Кто ты такой, что смеет произносить имя великой властительницы без должного почтения?!       Задник прикусил язык. Ему нужно финансирование, а он продолжает глупый спор. Что ж, наверное, придется потерпеть общество Лизы. Впрочем, после того срыва она вряд ли к нему приблизится. И браться… браться за скучные эксперименты. Спасибо, что не систематика, такое он бы не пережил.       — Простите, я… я виноват, — потупил глаза в пол, сжавшись. О, да, посмотрите, насколько он ничтожен. Зандику омерзительно от своего поступка, но ничего не поделаешь. Быть ничтожеством — самая лучшая его роль.       — Ссоры ни к чему не приведут, — его наставник встал со своего места. — Еще перед твоим приходом сюда мы, посовещавшись, решили отправить тебя в экспедицию в пределы Веймара.       Молодой ученый удивленно вскинул брови, а в алых глазах отразилось недоумение. Что он забыл в этом захолустье? Впрочем, плевать. Никакие запреты Академии не остановят его. Главное, он во главе экспедиции, а, значит, сможет творить, что вздумается. Вдали от присмотра мудрецов он провернет всё, что желает его душа.       — Отправишься в качестве помощника дастура Сохре.       Планы разбились, осыпавшись осколками. Лучше придумать нельзя. Он в подчинении какой-то девчонки. Жизнь с ним не справедлива.       — Привет, я Сохре.       — Ага, — он прошел мимо.       Так прошло их знакомство.       Перед тем, как отправиться в самую провальную экспедицию, у него в запасе оставалось два дня. Помимо сборов, в его планы вошла слежка. Омега, который грубо отшил, не выходил из головы. Зандик прекрасно знал, когда у первого курса заканчиваются пары. Выследить черствого омегу он смог только после обеда в библиотеке.       — Ужасная идея, — бубнил он себе под нос. — Нет, стоит попробовать.       Его хождение из стороны в сторону заметил один из студентов. Зандик опешил, но быстро сурово кивнул головой, показывая, что кое-кому надо быстрее шевелить ногами в сторону выхода. Паренёк догадливый попался и без лишних вопросов скрылся с глаз.       — Гори пламенем всё!       Зандик выходит из своего укрытия. Глазами он ищет свою цель. Многочисленные стеллажи мешают, но вид с высокого балкона решает всё.       — Нашел, — ухмыляется он.       Настало время покинуть укрытие.       Неуклюжая студентка спотыкается и падает с горой книжек. Омега оторвался от своих дел, чтобы помочь бедняжке. Да, только Зандик не собирался терпеть подобный беспредел.       — Зачем ты помогаешь ей? — альфа быстро нарушил личное пространство омеги. Нагло схватил его за тонкое запястье, чувствуя, как бешено забилось сердце первокурсника. — Помоги мне.       Если комплименты не сработали, то настойчивость и лукавая улыбка должны растопить прочный лед.       — С чем? — вырывает свою конечность, потирая запястье. — Твое душевное расстройство не поддается лечению.       — Ты не проверял.       Его объект изучения язвителен и не лишен грубого очарования. Легкая усталость придавала ему такой милый вид. Первые дни учебы особенно тяжелые.       — Постой, давай просто поговорим, — ласково уговаривает альфа, не позволяя омеге сбежать. Он снова схватил его за руку.       — Мне не интересно, — очередная безуспешная попытка вырвать конечность.       — Что оказалось интересней меня?       Зандик засмотрелся на омегу. Без шапки иссиня-черные волосы мягко обрамляли лицо. Будучи впечатленным боевым настроем омеги, он забыл, что хотел сказать, и выдал самую неожиданную вещь:       — У тебя такие здоровые волосы, хорошая генетика. Не думал отрастить подлиннее?       Первокурсник раскрыл рот и тут же его захлопнул. Неотрывно они смотрели друг на друга. Никто даже не заметил, как быстро скрылась неуклюжая девушка. До омеги дошли печально известные слухи о том, насколько бестактны действия лучшего ученика Академии. Но чтобы так… Этот беспредел пора прекращать. Дальше открыто домогаться начнёт?       — Ты омега и…       Одним движением он вырвал свою конечность, а затем схватил наглеца за воротник. Одним словом, наглый альфа пробудил в нем такую ярость, которую прежде он никогда не испытывал. Зато теперь всё встало на свои места. Гад собрался шантажировать.       — Послушай, зазнайка. Да, я омега, можешь рассказывать это хоть каждому встречному. Это знание не дает тебе право командовать и приказывать мне. Любимчик мудрецов? Да, но за пределами Академии ты — никто. Как только станешь хоть кем-то, что вряд ли, конечно, тогда я с радостью отращу волосы и отдамся. Понятно? А пока не приближайся ко мне! — аккуратно отпустил воротник омега. Омега поспешил развернуться и стремительно покинул библиотеку.       — Мне еще так сексуально никто не угрожал, — завороженно проговорил Зандик вслед удаляющемуся омеге.       Под впечатлением он оставался все дни. Даже во время поездки парень вспоминал этот случай. То, что экспедицией руководила Сохре, не помешало ему заняться своими изучением в обход всем запретам. Однако он был пойман с поличным.       — Высокомерие погубит тебя. Первый и последний раз. Иначе я доложу Академии. Ты должен понимать, что стоит мне заикнуться об этом, то мудрецам придется тебя изгнать из Академии за нарушение правил.       Хотелось ей возразить. Зандик смолчал. Сделал вид, что признал поражение. Ответ на вопрос «что с ней сделать?» пришёл сам собой. Смущенные взгляды, что так часто бросала она, сыграли свою роль.       — Прости, — сказал одним утром он.       — Что?       — Прости за это всё. Не хочешь сходить прогуляться?       Целый день он вёл себя как по уши влюбленный дурак. Его игра не была идеальной. Интересно, почему она поверила? Или просто решила поверить в свои фантазии?       — Ты мне нравишься, — он позвал её на вечерний пикник полюбоваться закатом.       — Прости, я такая дура, — она неловко заправляет прядь за ухо. Зандик нежно перехватывает её руку, оставляя на коже запястья невесомый поцелуй. Сохре краснеет, еще раз убеждаясь, что зря обвинила своего спутника.       Он наклоняется к ней, подняв пальцами её подбородок. Девушка замерла, её ресницы трепетали, а губы ожидали поцелуя. Другой рукой он нежно касался талии, она доверчиво поддавалась навстречу. Млела от прикосновений.       Солнце почти скрылось за горизонтом.       — Ты прекрасна, твоя душа, твоя чистота, просто великолепна, — интимно шепчет он ей. Сохре тонет в алых омутах. Ее тело дрожит от возбуждения. — Впереди великое будущее.       Сегодня она познает, что такое быть любимой. Отдать себя любимому человеку, что может быть лучше? В голове девушки пролетели фантазии об их совместном будущем. Как они вернуться в Академию, где будут вознаграждены и повышены в рангах, не переставая держаться за руки. Сколько ночей еще им предстоит вместе под сияющими звездами. Страшно представить.       — Прости. Но я не трахаю дур, — акулья улыбка появляется на его лице. — Увы, будущее невозможно, пока ты дышишь.       Он не дает ей опомниться, как крепко сжимает горло. Сохре пытается отбиться, царапая своему душителю руки. Слишком поздно она всё поняла. Пытается дышать, но его руки мешают сделать важный для жизни вдох. Зандик с ухмылкой на лице сжимает её горло ещё сильнее. Его пальцы настолько сильно сжимаются, что он чувствует гортань. Вид беспомощной девушки, что так тщетно цепляется за свою жизнь, приносит ему нескончаемое чувство удовлетворенности. Кожа темнеет, а затем треск. Тело девушки безвольно замирает. Голубые глаза безжизненно тускнеют.       — Какая жалость, — он встает и смотрит на труд своих рук. — Наивная девчонка, что возомнила себя умнейшей. Теперь ты лишь воспоминание. Ха-ха-ха-ха, — смех вырывает сам. — Ха-ха-ха… Ты ещё угрожала мне, — он кивает, резко меняясь в лице. — Угрожала! Мне! Жалкая тварь! — набрасывается на бездыханный труп, нанося хаотичные удары. — Угрожала! Шлюха!       Неконтролируемая злость постепенно сходит на нет, когда тело девушки превращается в месиво. Зандик смотрит на свои руки. Они в крови. Он убил её. Он не чувствует ничего. Только чувство триумфа. Силу. Она текла по его рукам, отравляя душу притворной сладостью. Не сказать, что ему не нравилось, наоборот.       Невольно он вспомнил того омегу. Черт, он даже его имени так и не узнал. Но безымянный омега никогда не поверил бы в такую ложь.       — Нельзя же оставить тебя так. Не скормить ли тебя твоим любимым жучкам? Думаю, так я почту твою память, — актерски вздыхает он, положив руку на сердце.       Утром он, полный притворного разочарования и скорби, заявился в деревню, где рассказал лживую и трагичную историю о том, как во время романтичной прогулки по лесу на них напал тигр. Как Сохре храбро сражалась и благородно погибла. Ему поверили. Ему сочувствовали. Мудрецы горестно вздыхали и почтили её днем памяти.       За грустной маской он надежно спрятал радость.       После такой успешной экспедиции, несмотря на трагическую случайность, Зандик снова заслужил доверие мудрецов. Повышение в звании открыло новые горизонты. Все проявляли сочувствие к нему, кроме бывшего наставника Сохре. Мужчина смотрел на него издалека, словно подозревал, кто приложил руки к смерти девушки.       — Я знаю, что это ты! — как-то он выловил его в пустом коридоре, где он оказался по чистой случайности, решив сократить путь до своей комнаты. — Я не остановлюсь и найду доказательства.       — Вы бредите. Смерть Сохре…       — Закрой рот, ублюдок! — выкрикнул тот. — Клянусь перед ликом великой властительницы Руккхадеваты, я отомщу тебе.       Зандик прошел мимо него. Ему нет дела до безумного поклонника его бывшей напарницы. Пусть ищет свои доказательства. Тогда он отмахнулся от этого, словно от надоедливой жужжащей возле уха букашки. Зря.       Академия пошла ему на уступки. Вскоре построили больницу, куда стали свозить всех больных. Зандик хотел стать одним из тех, кто отправится изучать больных, но его кандидатуру отвергли. Он в клочья разорвал отрицательный ответ.       — Сдохните! — крикнул он. Громил свои комнаты с особым усердием.       Порывы злости утихли.       Зандик без сил упал на стул и схватился за голову. Головные боли преследовали какую неделю. Тело не выдерживало недосыпы и бесконечную нагрузку. Жалкое тело. Алые глаза натыкаются на порванные страницы дневника.       Люди несовершенны, а что, если… Нет. Ему нужна площадка для исследований.       — Закрытая больница. Пустынники, явно не знающие всех ученых Академии в лицо. Интересно.       За два дня он составил списки людей, что были выбраны в качестве врачей. Одному из них не суждено было доехать. Он заменил главного врача больницы Дар аль-шифа.       — Какова обстановка? — спросил он, натягивая перчатки.       — Результатов нет, — один из врачей, вроде Амуди, передал ему папку со сведениями о пациентах. — Ни одного положительного результата. Мой пациент… фермер Аббас — впал в кому. Состояние тяжелое. Тело покрыли язвы. Помощники уже приготовили…       — Бесполезно, — громко швырнул папку на стол ученый.       — Что? — испуганно отскочил Амуди.       — Всё бесполезно. Я беру этого пациента. Можешь быть свободен.       Маска и медицинский халат стали повседневными атрибутами. Посменно с Амуди они наблюдали за пациентом. Объект четыре показывал плохие результаты. В один из дней он спросил Амуди, что он думает насчет этого:       — Все мы верим в божественную силу, что спасет его.       — Божественная сила? — рассмеялся Зандик. — Думаешь, Архонт придет и спасет его?       — Нет. Но, главное, верить.       Действительно, божественная сила. Остатки божества изменили ход событий. Сила Архонтов творила чудеса. Благодаря ей человек перерождался, становился кем-то другим. Форму стоило усовершенствовать, но это мелочи. Лечение элеазара отныне уже не главная задача.       Его теория стала явью. Люди — механизмы, чьи детали несовершенны, но если подкрутить винтики, то они смогут стать лучше. Намного лучше. Академия откажет ему. Однако это не пугало его, только подстегнуло продолжать. У него получилось синтезировать идеальную сыворотку. Теперь Академия вынуждена его признать. Такое открытие сделает его великим. Он утрет нос всем тщеславным мудрецам… Усовершенствованные люди — это прорыв в науке.       Он способен создавать тех, кому поклонялись. Кое-чего не хватало. Одного маленького винтика. Все подопытные умерли, так и не вобрав полноценно силу Архонтов, их регенерации просто не хватало, чтобы выжить.       — Регенерация. Два биения сердца. Два… Точно, — Зандик оборачивается в сторону. — Ну конечно. Они не выжили только потому, что они люди, а если… если взять альфу или омегу. Их способность к восстановлению тканей куда выше.       Винтик обнаружен, однако найти альфу или омегу — сложная задача. Решение использовать себя в качестве испытуемого приходит сразу.       — Сука, — он привязывает руку, чтобы другая рука не дрогнула. Игла вошла в тело, наполняя вену сывороткой.       — Скоро всё закончится, — выдыхает он, откидываясь на спинку стула, сжав левую руку, куда вводилась сыворотка. Двадцать четыре часа. И он либо выживет, либо умрет.       Свет небольшой лампы освещает стол. Поверхность стола завалена различными книгами, дневниками и простыми исписанными мятыми листами.       Лучи вечернего солнца провожают в сон окрестности Сумеру. Только яркие звёзды появляются на небе, как зажигается первый факел. Сотни огней зажигаются друг за другом.       Дверь широко распахивается.       Раз за разом он будет вспоминать лучшее, что случилось в его жизни. Трепетно перебирать счастливые мгновения, когда стража Академии ворвется в его лабораторию и осквернит огнем труды всей его жизни. Когда будет задыхаться гарью. Когда его, как преступника, потащат по улице, где каждый будет кричать ему вслед о предательстве. Тихо про себя он просил, чтобы это всё закончилось. Боль в теле невыносима. Но неужели малой властительнице Кусанали есть дело до него? Есть ли дело маленькой девочке до молитв нарушителя устава Академии? Архонты — не люди, им не понять, что движет обычными смертными. Они безжалостны.       Ужас будет читаться в глазах тех, кому он доверял. Они предали его. Глава Академии злорадно усмехается, а рядом с ним тот, кто когда-то давно пообещал отомстить. Зандик не сопротивляется, когда они судят его. Пару дней он провел в камере пыток. Даже когда сознание меркло от невыносимой боли, он не вымолвил ни слова.       — Покайся, — говорил его надзиратель.       В чем? Мысленно он задавался этим вопросом. За то, что пытался изменить что-то? Спасти? В смерти Сохре? Он ни о чем не сожалел. Только о том, что так просто проиграл и не успел стать тем, кем видел себя. Не успел внести вклад в науку и глупо проиграл. За свою ошибку его давний враг оставил глубокий шрам на лице.       — За Сохре.       На третий день всё закончилось.       Его не простили, а он так ничего и не произнес.       Он брошен в объятия горячего песка, обжигающего кожу. Ожоги заживут, а боль, причиненная домом, останется навсегда в сердце. Ступая через бурю песка, он держал путь вперёд. Сквозь песчаные стены, сквозь рябящее марево он пришёл до первого своего пристанища. Скромное пристанище стало его временным домом.       Там его нашёл человек. Бледная кожа и теплая одежда никак не могли принадлежать выходцу из Сумеру.       — Могу задать вопрос?       — Конечно, — мужчина кивнул.       — Ты всем даешь такие глупые имена, Пьер?       Холодный регион принял в свои объятия измученного изгнанника. Каково же было его удивление, когда спустя долгое время он вновь встречает забытый интерес из прошлого.