Мелодия без слов

      Я с трудом разомкнула веки и уставилась в изгибающуюся полукругом крышу домика, лёжа потянулась и смахнула волосы с лица. Наверное, сейчас, когда я только просыпаюсь и заново привожу свои мышцы в рабочее состояние, моя моська выглядит довольно кисло. Я повернула голову, Лена, снова похрапывая, друшляла, невзирая на бьющий прямо в лицо свет. Как всегда дотянула до последнего с «делами», как она любит говорить. Ай, ладно, ей же хуже, пропустит такое замечательное утро. Я села на кровати и, закинув руки за голову, развязала означающую начало косы ленту на затылке. Не люблю косу, но иначе никак. Краем глаза я заметила отражение в зеркале на приоткрытой дверце шкафа. Так смешно сижу я: нога на ногу и с поднятыми руками. Молочная, даже прозрачная и без толики загара кожа покрывала голое и худое, но натренированное игрой в бадминтон тело, испещрённое тонкими венами и сухожилиями на руках и ногах. Маленькая голова утопала в произрастающем из неё каскаде берёзовых (или как этот цвет называется по-русски?) волос. Если не вглядываться, то на теле, кроме головы, не найдётся ни одной другой волосинки. Предплечья, подмышки, ляжки и лодыжки чисто-начисто выбриты острым лезвием и зачищены воском, и кажется, что заблестят при первом попадании на них солнечного луча, однако, если задержать глаза подольше, можно подметить, что чуть ниже живота, от сомкнутых ляжек вниз устремлялись аккуратно подстриженные щетинки. Туловище украшала упругая мягкая грудь второго размера с ярко-розовыми сосками. Привычка спать в до мажоре точно сослужит мне плохую службу, случись что-то серьёзнее стучащего в дверь вожатого. Нижняя лента наконец поддалась, отпустив кончики волос. Несколько взмахов головой, и длинные локоны равномерно легли, покрывая всё позади: от спины и ягодиц до скомканного одеяла, матраца и простыни. Я потянулась всем телом, сжимая ладошки в кулаки и растопыривая пальцы ног. Неожиданно они встретили сопротивление. Тугой, за ночь потерявший белизну бондаж на ногах не давал как следует пошевелить ступнями. Надеюсь, я вылечусь быстрее, чем привыкну к тому, что мои ноги скованны бинтом. От привычек так тяжело избавляться. Эластик на ногах напоминал мне о преподанном солнцем уроке, и я взяла в руки стоящий на заваленном последствиями вчерашней трапезы «столике для чаепитий» крем от солнца. «Подаренная» Виолой пластмассовая шайба легко поддалась моим пальцам и дала доступ к содержащейся внутри бело-желтоватой массе. Зачерпнув крема на две фаланги, я подошла к зеркалу и, поочерёдно подставляя перед ним то одну, то другую обычно выпирающую из-под одежды конечность, начала втирать продукт в кожу. Не встречая сопротивления, масса ровным слоем ложилась на меня, заставляя поверхность в какой-то мере поблёскивать. Я разглядывала себя в зеркале, поворачивая руки и ноги так, чтобы убедиться, что ни один участок кожи не остался незащищённым. Оглядывая ляжки, я остановила взгляд на ягодицах, коснулась и оттянула их по очереди, покрутила бёдрами. На коже остались небольшие красноватые следы от пальцев. Снова повернулась, провела ладонью вдоль бедра и немного приспустила к низу живота. Подушечки пальцев нащупали почти не колющую щетину. Уже точно не помню, откуда это пошло, однако мне нравится, когда там есть немного волос. Положила обе ладони на свой плоский животик и неспешно подняла их, обрисовывая рельеф своего тела, подняла их на тёплые холмики груди, слегка сжала пальцами, и ощутила волну мурашек и восхитительное чувство приливающей к соскам крови, прямо не хотелось останавливаться. Наконец прекратила, открыла шкаф, доставая из него кое-как сложенную форму и отошла от зеркала. Хватит дурачиться, пора заниматься делами. На мерно тикающем будильнике Лены только недавно бывшие параллельными стрелки показывали 6:47, самое время выходить. Найдя своё полосатое бельё лежащим поверх небрежно скинутого спортивного костюма, я надела его, затем подпоясала синюю юбочку, цепляя бляху с горящей звездой за выемку, закрыла золотыми пуговицами и заправила рубашку. Интуитивно завязала красную ткань галстука в причудливый узел и поправила звезду с головой Ленина над грудью. На тумбочке меня дожидались щётка и порошок, которые я не замедлила взять и, сунув забинтованные ступни в «вафельные» сланцы, ретировалась. Выйдя в свежее утро и шлёпая по песочной плитке до поворота, я с надеждой вглядывалась в конец аллеи: не несут ли по безлюдной дорожке начищенные до блеска туфли одну русоволосую и каштаноглазую особу? Почему-то стало интересно: как Вера в одиночку перемещается по утрам? Однако никого, лишь ветер, солнце, да соревнующиеся в чёсе птицы. Мне вспомнилось как вчера, стоя на этом самом месте, я легким дуновением смахнула с ладони отпечаток своих губ по направлению к тающей в ночи высокой молчаливой фигуре. Видела ли она то, что я сделала? Как отреагировала? Почём мне знать? Меня хватило лишь на то, чтобы срочно развернуться и поспешить к домику. Да и что меня вообще дёрнуло выкрутасничать? Я шмыгнула носом и, проморгнув глаза, направилась в сторону площади. Однако сама площадь мало меня интересовала. Обойдя массивный постамент «местному Владимиру Ильичу» и торчащие сзади него флагштоки, я направилась на противоположную сторону к деревянной избе с резным крыльцом и постучалась в дверь. Хочется разделаться с обувкой поскорее, да и знаю, что Виола уже на посту, ранний подъём — её рабочая привычка. Из-за двери послышалось что-то невнятное, и я расценила это как приглашение войти. Внутри медпункта всё так же, как и вчера: шкафы пусты, столы завалены, везде коробки. С одной такой в руках, в полностью расстёгнутой тёмно-синей рубашке и с засученными рукавами, с распущенными цвета вороного крыла волосами и горящими щеками, посреди комнаты, держа её на весу и подпирая коленом, стояла Виола. Она обернулась ко мне и поставила звякающую коробку на кушетку. — Ну привет, пионэрка, рановато ты что-то, — Виолетта приложила ладонь к моему лбу и провела по голове, будто бы зализывая волосы назад, в этот момент её рубашка приподнялась, на пару мгновений оголив тяжёлую, слегка влажную от пота грудь. Поймав мой взгляд, Виола ухмыльнулась, блеснула глазами. Она тряхнула головой и медленно, одну за одной вдела пуговицы обратно в петлицы. — Что болит… Хотя что это я? — женщина осеклась, вспомнив, что я не случайный пионер. Рутина даёт о себе знать. — Садись на кушетку, я сейчас, — она указала рукой на небольшой островок свободного места на друшлаге и нагнулась над одной из коробок. Послушно присев, я стала разматывать грязные и уже начавшие пахнуть бинты. — Ну что Маша, как погуляли вчера? — обыденно спросила медсестра, отодвигая коробку и садясь рядом. Я удивилась. Как, откуда она могла узнать о вчерашнем променаде? Да, конечно, мы вчера не слишком-то и осторожничали, и нас вполне можно было увидеть видно из окна медпункта, однако это всё равно настораживало. — Неплохо, — просто ответила я. — А вы откуда знаете, чем мы были заняты, Виолетта Церновна? Женщина втянула носом воздух, одновременно улыбаясь и слегка потряхивая головой, отчего заколыхались её волнистые чёрные волосы. — Маша, ну чему ты удивляешься? Лагерь-то маленький, к тому же по большей части спортивный, а спорт — это что? Правильно, синяки, ушибы, растяжения. Разные травмы тут бывают у всяких ребят, — тем временем она развязала оплётки с моих ног. — А эти всякие ребята так и норовят языком почесать, пока их обрабатываешь, — женщина снова хитро улыбнулась и, намочив тряпку, стала обтирать ступни. — Особенно те, кто помладше. Они чаще всего тут появляются, да и не только за лечением. Бывает, нашкодят они где-то на спортплощадке или на площади, а ко мне им всяко ближе, чем в админкорпус или за своими вожатыми гоняться, вот и назначаю я им «наказания», — Виола хихикнула, нанося на ступню крем из алюминиевого тюбика. — Так они, чтобы участь свою смягчить либо же избежать, всё вываливают. — Так вы — любительница сплетен? — спросила я, желая подколоть. — Одними сплетнями не довольствуюсь, подкрепляю их фактами, — парировала медсестра, на секунду подняв на меня глаза. — Да и что мне ещё делать-то, Маш? — сказала она как-то обезоруживающе. — Тяжело и скучно целыми днями в четырёх стенах сидеть, вот и развлекаюсь как могу. После такого признания стало немного неловко, отвечать было нечем. — Ну так что, Маш? Простого «неплохо» мне недостаточно для полноты картины, — женщина тщательно проходилась между пальцев моих ног. — Мне-то можно рассказать, не чужие люди как-никак, — она ласково улыбнулась, снова посмотрев мне в глаза. Не очень мне нравится тот факт, что в такие короткие сроки про наши с Верой прогулки уже пустили слухи, но делать нечего. Лучше уж я сама расскажу правду, пока сплетни не приобрели более густой слой выдумки. — Просто прошлись до сцены, посидели там и разбежались по домикам, всё. Я решила не вдаваться в подробности, долго, да и не к чему. Виола в который раз широко и по-доброму расплылась в улыбке и покачала головой. — Да уж, знаю я, как вы с ней «разбежались», — женщина погладила косточку на тыльной стороне ступни. — Ладно, вижу что из тебя и клещами ничего не вытянешь. Эх, скукота. Она раскупорила стеклянную баночку и вылила немного содержимого себе на руки. Этими руками она тщательно размазала масленую, странно пахнущую жидкость по всему повреждённому участку кожи и, уже вымытыми руками, запечатала ноги в свежие марлевые оковы. — Думаю, завтра уже можно будет снимать, — подытожила Виола, затягивая бинт на щиколотке. — Потерпи уж сегодня. Я спрыгнула с кушетки, слегка прошлась, разминая тугой эластик, снова обулась. — Спасибо, Виолетта Церновна… — Просто Виола, — ласково поправила меня медсестра. — Виола, — повторила я. — Я пошла, до свидания. Мне в спину раздался лишь очередной смешок и щелчок встающей на место дверной собачки. Сразу по выходу из избушки меня встретил лёгкий ветерок, разносящий громкий гул горна из площадных динамиков. 7:00, пора просыпаться. В животе призывно заурчало. Вот ведь напасть, до завтрака ещё минут 40, а так есть хочется. Я слегка погладила живот рукой. Может, как выражались в консерватории, «сгонять в Берлин» прямо сейчас? Тётя Наташа точно не откажется угостить меня досрочно. Почему-то сознание воспроизвело мягкий струнный перебор, и я снова вспомнила о Вере. Но если пойду перекусывать сейчас, то моё нетерпение просто-напросто выпнет меня из столовой саму по себе, и тогда Вера снова будет гадать, куда я запропастилась. Как-то не хочется снова расстраивать её. Особенно после того, что было вчера. Но что же было? И почему особенно? Наконец спустившись с крыльца медпункта, я в задумчивости прошагала до ближайшей скамейки и, закинув ногу на ногу, уселась. Если так подумать, то ничего и не было. Просто сорвалась, разрыдалась как дура. При воспоминании об этом в душе неприятно кольнуло. Однако же, она не осталась в стороне, не стала просто наблюдать, как сделали бы многие, но подошла, прикоснулась, обняла. От нахлынувших воспоминаний о тесном и жарком контакте мурашки сами побежали по спине. Вспомнились Верины шея и ключицы, крепкие, но осторожные руки, жаркое дыхание и запах хозяйственного мыла от загорелой кожи. Я осознала, что краснею. Вечно надо всё опошлить. Даже простую дружескую поддержку я воспринимаю, как проявление симпатии. Почему же я так тороплюсь? Чуть что, так сразу плачу, затем боюсь, радуюсь, потом вообще… Картинка о мимолётном прикосновении моих губ к щеке Фетисовой тотчас всплыла в голове и заставила прикусить губу. Однако отрицать то, что во вчерашних происшествиях было что-то за гранью дружбы или товарищества, тоже было бы глупо. Это виделось во взгляде, в языке тела, это чувствовалось в прикосновениях, в порывистом дыхании, в зарядах тока от каждого удара её сердца под моим ухом, симфоничной какофонией в моей голове. Да и к тому же вечер… Выводя меня из раздумий, мимо прошмыгнула пара ребят из младших отрядов. Прошло немало времени, пока я витала в облаках, и разрозненные кучки пионеров уже основательно заполонили площадь. Среди разноростных и пёстроволосых детей я силилась разглядеть кого-нибудь из наших, на самом деле желая увидеть одну единственную девушку. Прошло ещё немного времени, и над площадью снова разлилась трубная симфония. Все присутствующие наперебой поспешили занять предписанные им места. Наш отряд был в полном составе, а в самом конце шеренги как ни в чём не бывало стояла Вера. При виде меня её глаза загорелись. Она широко улыбнулась, показывая зубы, и дружелюбно помахала мне. Я улыбнулась в ответ и поспешила встать в строй рядом с ней. — Ребята, — тут же затянула непонятно откуда появившаяся Ольга Дмитриевна, однако я её не слушала. Всё внимание я устремила на с важным видом смотрящую на вожатую соседку, которая ловким движением пальцев что-то щёлкнула у себя за ушами. Я поняла, что она тоже не намерена слушать сегодняшний план на день. Меня это позабавило. И всё же. Искоса смотря на профиль Фетисовой, я снова ненароком вспомнила вчерашнее. Воистину слишком много чего вчера случилось. Всё это роится в голове, не знаешь о чём и думать в первую очередь. Я задержала взгляд на русом каре, поддающемуся заигрываниям ветра. Захотелось узнать, что же обо всём этом думает Вера. Честно и без недосказанностей понять, как она к этому относится. Глаза скользнули ниже по длинной шее на плечо, затем на предплечье и наконец на треплющую юбку ладонь, на эти ловкие и гибкие, так быстро жестикулирующие пальцы. Что будет, если я сейчас без спроса возьму её за руку? Удивится? Обрадуется? Отдёрнет? Единственное, что можно знать наверняка, это то — что она промолчит. Странно. Даже при осознании незначительности нашего взаимодействия и вчерашних событий, странно понимать, что я почти ничего не знаю о Вере. Казалось бы, её реакцию можно предугадать по вчерашней сцене, но один раз ничего не значит, да и ситуация совсем другая. Я ещё раз посмотрела на, можно сказать, гордый профиль Фетисовой. На чёткие границы и детали её лица, которые сперва казались мне строгими, однако теперь я вижу в них мягкость. Здесь и изгиб губ, и положение век наряду со всепонимающим взглядом. Часто хмурые брови говорили лишь о том, что она насколько может внимательно слушает, вот почему сейчас они покоятся в «нейтральном» положении. Я вновь опускаю глаза, заново рассматривая Веру. Иду по элегантной шее сквозь прозрачную кожу, в которой видны разбегающиеся во все стороны зеленоватые вены и крепкие мышцы. Спускаюсь ниже, проводя глазами по плотно сидящей на теле рубашке, очень кстати подчёркивающей фигуру девушки. Твёрдый воротник и тёмно-кровавый галстук под ним, концы которого спадают прямо на отнюдь не маленькую грудь. Строй золотых пуговиц, проходящий от ключиц до бёдер, скрывается под поясом ультрамариновой юбки, из-под которой к земле спускаются две мускулистые ноги в блестящих сандалиях. ~ Мику, ты меня скоро глазами съешь, — неожиданно донесли до меня Верины пальцы. Стало немного стыдно за столь наглое рассматривание и вдобавок что меня на нём поймали. Я посмотрела ей в лицо. Фетисова наблюдала за мной вполоборота. Ждёт, что я отвечу, поняла я. ~ Я, конечно, голодна, но тебя есть не буду, — прожестикулировала я ответ. — Слишком уж ты красивая, — сказала я уже в сторону. Щёки Фетисовой еле заметно заалели, а губы изогнулись в ухмылке. Под диафрагмой слегка кольнуло, я отвела глаза. Неужели она слышит? Вместо ответа на свой вопрос я ощутила прикосновение Вериных пальцев к моим. Всё так же отведя глаза, я на ощупь переплела несколько фаланг вокруг её ладони, на что Вера слегка сжала их. —… хорошо потрудитесь и будьте готовы. Приятного аппетита! — наконец закончила свою речь вожатая, отпуская нас. Живот вновь завыл, требуя поторопиться. Всё так же не отнимая рук, мы с Верой встали парой и проследовали за строем к прямоугольному строению. Вопреки обычаю, в этот раз наш отряд запускали первым. Столовая встретила нас ещё пустыми, но уже накрытыми столами и идеальным порядком. Если так задуматься, то даже жаль нарушать эту кропотливо наведённую дежурными идиллию. Тётя Наташа как всегда встретила нас на раздаче. — Девочки, привет, — поздоровалась она просияв. — Что Машунь, исправляться начинаешь? — не упустив шанса подколоть, спросила меня повариха, попутно накладывая нам по тарелке овсяной каши. — Да, тётя Наташа, можно и так сказать, — немного отстранённо ответила я. — Замечательно, — женщина довольно кивнула и подмигнула. — Тогда не смею задерживать. Мы быстро распрощались и пошли за один из многочисленных свободных столиков у окна. Из окон виднелась толпящаяся у входа линия младших отрядов, а на небе красовалось изрядно поднявшееся над площадью солнце, гуляющее в кронах длинных сосен. Изредка отрывая взгляд от тарелки с кашей, Вера как-то задумчиво и изучающе стреляла в меня глазами, каждый раз притворяясь, что не смотрела, когда я в свою очередь поднимала взор. Весь завтрак прошёл, если так можно выразиться, молча. Не зная с чего начать, я ждала, что Вера проявит инициативу, однако та не показывала склонности коммуницировать и прямо посмотрела на меня лишь тогда, когда, опустошив тарелку, по привычке откинулась на спинку стула и макнула ломоть хлеба в компот. Такое странное гастрономическое решение вызвало у меня интерес, и я, следуя примеру Фетисовой, макнула свою горбушку. И без того тёмный мякиш тотчас почернел, впитывая в себя красную жидкость. Ничего особенного не произошло, когда я отправила получившееся чудо в рот и ощутила на языке необычный микс. Однако наблюдавшая за мной Вера улыбнулась, когда я снова отправила хлеб в гранёный стакан. Она прокомментировала это сложной последовательностью жестов, смысл которых сводился к вопросу о советской кухне и адаптации. Не до конца поняв, что она имеет в виду, я виновато развела руками, на что Вера не обиделась, а лишь прикончила остатки хлеба и встала из-за стола, приглашая меня за собой. Мы сдали тарелки и, протискиваясь сквозь внезапно хлынувшую в дверь волну пионеров, покинули столовую, направляясь в наше с ней привычное место времяпрепровождения. Всё это время Фетисова шла чуть впереди, придерживая меня за локоть. Как бы это не было странным, но она вела себя тише обычного. Мало смотрела в мою сторону, за всё утро «произнесла» всего пару «слов». Однако не пренебрегала касаниями. Много чего и очень резко поменялось со вчерашнего вечера. Я и моргнуть не успела, как площадь и зелёная арка остались позади, а мы уже стояли на ласкаемой солнцем террасе музклуба. Покачав головой от удивления, я, однако, не замедлила открыть дверь своим ключом, впуская в помещение помимо нас и свежий воздух. Вера поспешила открыть шторы. Рутина, что сказать. Всё ещё стоя в дверях, я наблюдала за тем, как давно освоившаяся в клубе Фетисова свободно устраивается на табурете, заранее взяв гитару со стойки. Внутри было душно. Голова гудела от висевшего между нами молчания, и в ней, как пчёлы в улье, роились догадки и сомнения. Безумно хотелось отвлечься. Оставив дверь нараспашку и тряхнув волосами, я прощёлкала каблуками до стоящего на рояле магнитофона. Старый пластмассовый металлический друг, всё так же звонко щёлкая, открыл передо мной приёмник для кассет, позволив забрать давно пожелтевший на солнце прямоугольник с кусочком молярного скотча на боку. Он занял пустующее место в стоящей тут же коробочке и сразу же был заменён на более свежую и прозрачную кассету. Магнитофон захлопнул раззявленный рот, довольный скормленным ему пластиком. Щёлкнула кнопка старта, и внутренности кассеты с шипением закрутились. Динамик почти сразу запел, разнося по душному помещению бодрый гитарный проигрыш. Вера заёрзала на табуретке, прислушиваясь к мелодии и слегка касаясь пальцами струн. ~ Я не смогу это повторить, — будто извиняясь, прожестикулировала она спустя несколько секунд. Я невольно улыбнулась и искренне хохотнула. Эта девушка — просто прелесть. — Ну что ты, Верочка. Это я себе, поиграть хочется. Я плюхнулась на пианинную банкетку и тоже взяла акустику в руки. Сладко хрустнув суставами и пройдя струны на слух, я коротко взглянула на хлопающую глазами Фетисову. — Разомнись пока, а потом вместе что-нибудь попробуем. — «Пустынной улицей вдвоём с тобой куда-то мы идём…» — пропел динамик голосом Виктора Цоя, прерывая мои инструкции. Я прихватила гриф на нужных, давно заученных аккордах и без труда продолжила резвую мелодию. Звуковая вибрация с силой отдавалась в полом грушеобразном корпусе инструмента, как электричество передаваясь по моему телу от коленей к сердцу и выше. Живая музыка заглушила искусственную и заполнила собою весь музклуб, проникая в рот, глаза и уши, выбивая из головы все мысли. Продолжая играть, я прикрыла глаза, но снова увидела перед собой русоволосую молчунью в тесной для её фигуры пионерской форме. — Что, даже здесь мне от тебя не скрыться? — спросила я виденье. Оно молчало. Поправив кроваво-красный галстук и коротко расчесавшись пятерней, оно протянуло ко мне ладонь. Гитара смолкла, оставив динамик надрываться в одиночку, и, к своему удивлению, открыв глаза, я обнаружила, что сама тяну руку навстречу ничего не понимающей Вере. Стало неловко, и, нервно улыбнувшись, я сделала вид, что просто разминаюсь, и тряхнула запястьем. Однако Вера улыбнулась, протянула ладонь в ответ и слегка сжала пальцы, будто здороваясь. Её руки были тёплыми и красными от недавней разминки. Ответив улыбкой на улыбку, я всё-таки высвободилась весьма приятного рукопожатия. — Ну что, будем играть? — спросила я, выключая проигрыватель. Фетисова закивала, всё ещё перебирая фалангами воздух. Я села обратно и заново пристроила гитару на коленях. — Так. Вчера мы с тобой… — голову снова посетили яркие воспоминания. — Попробовали сыграть маленькую песню. И, что похвально, у тебя получилось! — Я похлопала в ладоши, подчёркивая важность события. — Давай-ка сегодня повторим её ещё раз для закрепления. И мы снова быстро прошлись по аккордам и упражнениям по удержанию струн. Уже на четвёртый день обучения звук, исходящий от Вериной гитары, был громким и чистым. И это немудрено, ведь натренированные пальцы играют далеко не последнюю роль в её жизни. Пока она в очередной раз проходилась по второму ряду, держа тетрадь на коленях, я с задумчивостью рассматривала её увлечённое и сосредоточенное лицо, сияющее от каждого удачного звучания. Наконец покончив с тренировкой, Вера, как мне показалось, нетерпеливо перелистнула тетрадные листы и оказалась на странице с единственной пока доступной для неё песней. Посмотрев на меня, будто ожидая одобрения, она пару секунд похлопала глазами и колыханием густых ресниц выбила из меня короткий кивок. Короткий перебой, четыре взмаха на аккорд, и мелодия медленным звучным ручейком полилась из блестящей розетки. Было видно, что Вера по полной отдаётся процессу и, кажется, наслаждается этим. Это так необычно — смотреть на настоящее удовлетворение. Наконец, окончив проигрыш резким взмахом кисти, она вновь подняла на меня взгляд, как бы спрашивая: «что дальше?». Блеснувшая в каштановых глазах искорка азарта очень меня позабавила, и я, всё это время не спускавшая гитару с колен, вновь выпрямилась и приготовилась играть. Пальцы легко нащупали f#m, изобразив собой своеобразную «козу». Придерживаемый большим пальцем ноготь указательного бодро и звонко ударил по струнам два раза. «Коза» резко исчезла, уступая место низко посаженной пирамидке аккорда с#m, и двойной удар повторился. Повторив эту последовательность ещё три раза, пальцы снова встали на f#m, но на этот раз я запела. — Тёплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног… — моё сопрано сильно контрастировало с хриплым Цоевским баритоном. На секунду даже захотелось безудержно и громко засмеяться от схожести ситуации со старым бородатым анекдотом про акулу, но, насилу сдержавшись, я продолжила. Фетисова внимательно следила за движениями моих рук, пробуя перестановку аккордов на своей гитаре и пощёлкивая в ритм пальцами правой руки. *** — Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи! — протянула я, прочередовав f#m и c#m, и замолчала. Сухой рот и уставший язык страшно просили воды, пальцы покраснели и сбились, под рубашкой стало жарко. Солнце разгулялось, разогревая и без того душный клуб, а активное исполнение русского рока плохо помогало охладиться. — Фух, — выдохнула я, вытирая лоб ладонью. — Вот так… Давай теперь разберём и начнём учить начало. Вера как всегда кивнула. — Так. Смотри, для начала пальцы ставишь… Не успела я договорить, как дверь в музклуб со страшным шумом отворилась, лязгнув пружиной замка. В клуб, пылая рыжими волосами, украшенными цветочным венком, в подвязанной у пупа оранжевой футболке и коротких синих шортиках ввалилась улыбающаяся Алиса. — Здорова, молодёжь, — помахала она рукой. — Чего это мы тут трём? — Ничего мы не трём, а исполняем, — поправила я подругу. — Да? Что-то не вижу я у вас тут ни пива, ни даже ничего съестного, — хищно оскалилась Двачевская. — И где вы этого всего только нахватываетесь? — спросила я в сторону, цокнув языком. В это же время я поймала на себе вопрошающий взгляд Фетисовой. ~ Изгаляется, — пояснила я ей, не вдаваясь в подробности. — Есть чай. Хочешь? — сказала я уже прямо. — Нет, девчат. Некогда нам с вами Петра Ильича гонять. На этот раз с удивлением посмотрела я. Меня поразило не столько то, что Алиса откуда-то знает знаменитого русского композитора, а то, что она отказалась от халявы. И почему, кстати, она сказала «нам»? Тут явно что-то не так. — Вы, видно, на линейке спали, — усмехнулась рыжая. — У нас соревнования лагерные, а вы тут сидите. Мы с Верой в который раз переглянулись. Придётся отложить репетицию на завтра. — Ведь только разогрелись! — возмутилась я, но уже встала и начала прибирать всё по местам. — Сорян, ребята, но сейчас волейбол — наш приоритет! — подбодрила нас Алиса. — Зато, если постараемся, характеристику «закачаешься» напишут. Да и Шляпа от себя что-то там обещала. «Сорян» как-то резануло слух. С одной стороны необычно, но в то же время и естественно использование Алисой зарубежных выражений. Всё больше и больше западная культура просачивается за «занавес», меняет страну самым верным способом — через головы нашей молодёжи. ~ Шляпа? — улыбнулась Вера, водя ладонью над головой. — Ну, «вожатка» наша, — рассмеялась Двачевская в ответ на мой вопрос. Тем временем я уже поставила всё на место и убрала магнитофон с коробкой кассет в кладовку. — Поторопитесь, девчат. Переодевайтесь и сразу на площадку, там всё уже начинается, — крикнула нам Алиса, убегая в сторону зелёной арки, пока я закрывала дверь на ключ. Взбудораженная новостью Вера с нетерпением уже шагала ей вслед, однако я поймала её за плечо. — Вер, так долго идти. Давай за мной, — сказала я, оглядывая её профиль. Развернувшись на месте и уже направляясь в нужную сторону, я почувствовала, как её ладонь, переплетая наши пальцы, накрыла собой мою, и немного покраснела. Она, не противясь, побрела за мной в обход музклуба к скоплению густых кустов. Раздвигая ветки и обходя стволы, шагая сквозь стену пышной зелени, мы очень скоро выбрались на горчичную черепицу дороги, чему Вера была несказанно удивлена. По довольно логичному стечению обстоятельств, мы вышли в самый конец верхней жилой аллеи и оказались с того самого края, на котором последним в ряду был с наш с Леной домик. — Беги к себе и одевайся скорее, а то не только Алису подведём, но и сами от Дмитриевны получим, — посоветовала я Вере, повернувшись к ней лицом. Она посмотрела на меня томным изучающим взглядом, покусывая губу изнутри. В её глазах можно было читать борьбу и сомнение. — Ну ты чего, Верочка? — спросила я, восприняв это как какую-то грусть. Рука сама по себе поднялась и легла ей на щёку. Она не отпрянула, а скорее даже подалась вперёд, встречая мою ладонь. Её собственная свободная длань начала подниматься, изгибая фаланги. Кажется, сейчас что-то скажет. Дверь домика, дрожа стёклами, открылась, и из него на ступеньки выступила одетая в спортивное Лена. Сразу заприметив нас и то, в каком мы положении, она удивилась, залилась краской и сложила ладони у губ, словно прикрывая рот. Спокойно оглядев Лену, Вера отстранилась. В последний раз бросив на меня взгляд, она легко отпустила мою руку и, тряхнув волосами, заторопилась к себе. Проводив её глазами, я повернулась к соседке, которая теперь уже стояла, виновато потупив взгляд и по обыкновению сложа руки в районе живота. Не говоря ни слова и всё равно чувствуя себя глупо, я взлетела на ступеньки и, схватив подругу за локоть, скользнула в домик. — Мику, я… — виновато протянула Лена. — Я, кажется, помешала… — О чём это ты? — непонимающе ответила я. Лена намекала на нечто странное. Чему она могла помешать? — Давай поторопимся, а то нас все ждут, — тут же вставила я, не давая ей опомниться. — Завяжи мне косу, да потуже. Соревнования как никак. Тихонова не стала ни спорить, ни возвращаться к скользкой теме и просто пошла к своей тумбочке за расчёской. Тем временем я присела на кровать и оперативно сменила форму на висящий на стуле со вчера костюм. Как всегда немногословная, Лена подсела ко мне сзади и впустила свои мягкие руки в искрящуюся массу волос. Работая пластмассовыми зубчиками, она очень скоро превратила её в ровную струящуюся реку, которую разбила на три толстых ручья и вновь расчесала. Поочерёдно, как она это делала каждый вечер, Лена перекрещивала мои волосы, тщательно прижимая их и складывая в тугую бечёвку. Закончив, она оставила самый кончик распущенным и так же туго стиснула косу двумя красными лентами. Будто бы с кровати не вставала. Подумалось мне. Последним препятствием оставались ноги. Соревноваться в чём-либо в таких сапогах просто нереально. Махнув рукой на предписания Виолы, (день ото дня не легче), я развязала узелки ногтями и с упоением размотала бинты. Соприкосновения голых и влажных ступней с полом доставляли щекотливый экстаз. Понявшая всё без слов Лена подала мне носки и мои импортные красные кеды — подарок отца. Готова поспорить, что любой, кто меня в них увидит, тут же сгорит от зависти. Яркие, тканые, с твёрдо-белой резиновой подошвой. Советские «Два мяча» с такими и сравнивать нечего. Окутав ноги в хлопковый каркас, я с удовольствием просунула их в новенькие ботинки, тут же стягивая их надёжной шнуровкой. Готовность к мероприятию тут же придала сил и уверенности. Изо всех сил захотелось закричать: Ох, как же мы сейчас повеселимся и обязательно всех победим! Настроение стало просто отличное. Наблюдая за мной, Лена по-доброму и искренне улыбнулась. Точно так же, как и Вера сегодня с утра, она подала мне руку, помогая встать с постели, а затем, взяв под локоть, потащила на выход. *** Пересекши весь лагерь спортивным шагом, мы наконец прибыли к тесному от людей пляжу. — Как, разве нам не на площадку? — удивилась я, показывая в сторону спортзала. — Нет, — коротко ответила подруга. — Там будут играть финальный раунд, а пока придётся потрудиться на отборе. Как же иначе. Для встречи с серьёзным соперником надо сначала победить всех мелких сошек. Что-то мне это напоминает. Лена подвела меня, погруженную в размышления, к громко оглашающему команды вожатому. Он по несколько раз выкрикивал имя, каждый раз осматривая толпу и иногда заново сверяясь с листками. Собравшиеся медленно расползались по набивающимся кучкам, толпящимся у воды. Странно, что всех так перемешали. Не логичнее ли бы было соревноваться отрядами? Видимо, я ничего не понимаю в организации подобных мероприятий. Среди всего этого сборища я заметила наших ребят и то, как их разбросало по командам. Остаться вместе повезло пока лишь рыжим хулиганкам, остальные же топтались поодиночке. Русое Верино каре мелькнуло где-то за спинами второй группы, но больше видно не было. — Говорова Мария, — крикнул вожатый, бегая глазами по горстке оставшихся неопределённых. Вижу, тут никакой иностранщины не приемлют, да и еще откуда-то отцовскую фамилию откопали. — Я! — быстро откликнулась я, выходя из строя как учили на физкультуре. Вожатый мельком осмотрел меня и указал пальцем на другой конец пляжа. — Давай к третьей группе, — бросил он снова, утыкаясь в бумажку. Проходя мимо и осматривая скопившихся по шесть ребят, я не могла не усмехнуться напыщенным и суетящимся представителям младших отрядов. Они-то действительно воспринимают всё максимально близко к сердцу. Моя группа состояла из смеси трёх старших отрядов, по два от каждого. Второй предоставил нам двоих парней, третий мальчика с девочкой, а от нашего вместе со мной сюда попала Славя. Сказать, что она выглядела невпечатляюще, значило бы нагло солгать. Мускулистые руки и ноги персикового загара скрывали окончания под хорошеньким, но явно тесноватым, особенно ввиду Славиных форм, чёрным костюмом с белой каймой. Убранные в толстенную косу пшеничные волосы отливали чистым золотом. Сама по себе большая, сейчас она казалась ещё выше, чем обычно. Вот что с людьми делает правильный настрой. — Приветик, Маш, — весело поздоровалась она и замахала рукой. — Привет-привет, — так же весело ответила я ей. — Готова побежать? — раз уж нас в это втянули, надо держать атмосферу до конца. Она вся прямо засветилась и, оголив белоснежную улыбку, по привычке стала трепать косу. — Всегда готова! — Славя аж выпрямилась. — Но всё-таки пусть победит сильнейший. — А ты что, сомневаешься? — начала я её подтрунивать. — Нет, просто не обязательно победим мы, — уже спокойнее пояснила она. Стало не совсем понятно, что она имела в виду, а спорить совсем не хотелось. Мы просто построились на рыхлом и сухом песке, ожидая начала. *** Очень скоро большая часть участников, состоящая из младших отрядов, скрылась с пляжа в сторону спортзала. Очевидно, они соревнуются между собой. С нами было бы нечестно. — Так, ребята, — подала голос совсем молодая девушка — видимо, вожатая четвёртого отряда. — От каждой группы выбираем капитана и решаем, кто с кем начинает, — она прихлопнула в ладоши. — Давайте скорее. Вам всем по два матча играть, а время не резиновое! По довольно очевидным причинам капитаном была выбрана Славя. В ней было что-то от лидера, да и приезжая сюда не первый раз, она давно зарекомендовала себя как отличника спорта. Во всяком случае так шептались. Блондинка серьёзно надула губки, пару раз кивнула и подошла к вожатой и другим ребятам. — Сейчас с первым соревнуемся, — заявила она, вернувшись после коротких переговоров. — Они ребята непростые, почти все в спорткружках. Не зевайте, — предупредила она всех. — Там Уля с Алисой, так что ты поосторожнее, Маш. Страшно разыгрываются, особенно когда вместе, — обратилась она только ко мне. Я кивнула. Всей командой мы бодро прошагали до натянутой между двух вбитых в землю столбиков волейбольной сетки. Наши соперники уже ждали нас. Славя не наврала: все они выглядели довольно крепкими, а в глазах их горел настрой. Алиса с Ульяной, как всегда неразлучны, стояли посередине и корчили нам рожи. Такое простое и безобидное действие, что даже ничего плохого и в голову не приходит. В ответ им я тоже выдала гримасу, на что Ульяна одарила меня широченной улыбкой. Немного поспорив и использовав метод считалки, капитаны команд пришли к выводу, что честнее будет решить вопрос первенства владения мяча по старинке. Славя неудачно выбрала «бумагу» и с досадой отдала снаряд ехидничающей Ульяне. — Команды, ста—но—вись! — скомандовала вожатая. Мы все подошли и пожали друг другу руки, желая хорошей игры и успехов. И разошлись по позициям. В воздухе повисло холодное напряжение. Грянул свисток, и, сосредоточившись взглядом на мяче, Ульяна подняла его над головой и выполнила подачу с такой силой, что мяч пронзил воздух с впечатляющей скоростью реактивного самолёта и стремительно полетел в нашу сторону. Парнишка из нашей команды, стоящий в позиции, среагировал молниеносно. Его руки точно встретили мяч, направляя его к нам. — Со всей силы по нему! — кричал он приказным тоном. Разбежавшись и резко прыгнув, Славя взвилась в воздух и что было мочи лупанула по шару. Последовал оживлённый обмен ударами. И наши, и их нападающие стремились пробиться сквозь блок соперника. Все прыгали с максимально возможной для каждого высотой, стремясь найти лазейки в защите противника. Защитники же реагировали молниеносно, подпрыгивая и вытягивая руки, стараясь перехватить мяч. В один момент Алиса подала как-то неудачно, и, казалось, вот оно очко, однако неприметная с виду девочка из второго отряда удивительным образом сделала потрясающий дайв, спасая снаряд, который, казалось бы, уже ушёл за пределы площадки. Наблюдающие взорвались аплодисментами. Мне и самой удалось отличиться, когда, подметив усталость одного из оппонентов, я провела мощную атаку, решительно преодолевая блок соперников и зарабатывая ценное очко. Далее последовало длительное ралли, во время которого обе команды продемонстрировали отличные навыки защиты и блокирования. Сразу после новой подачи два парня из второго отряда быстро перекинулись мячом, после чего тот, что повыше, подпрыгнул и выполнил мощный удар, направленный в сторону противника. Однако снова та скромная на вид девчонка, выставив руки, блокировала удар, и мяч отскочил в нашу сторону. Очко первой команде. Не тратя времени на лишнее празднование, они тут же быстро атаковали, но мальчик из третьего отряда вовремя оказался в нужном месте и произвёл успешный блок. Мяч снова вернулся на поле первой команды. В решающем раунде, идя ноздря в ноздрю, мы решили поднажать и уделили особое внимание тактике быстрой атаки. Славя сделала точный пас нападающему, который совершил просто потрясающий удар в уголу поля. Мяч приземлился на самом краю доступной зоны, выигрывая нам победное двадцать пятое очко. Все ликовали и, радостно тряся руками, прыгали на месте. — Нечестно! — вскричала Ульяна, подбегая к нам и пытаясь наброситься на Славю. Но та в приступе победной радости подхватила её за подмышки и подкинула в воздух. — Честно-честно! — улыбаясь и смеясь, заверила блондинка, поставив Улю на место и трепля её по волосам. Та надулась, но больше лезть в драку не стала. Вместо этого взяла Славю за руку и стала расспрашивать о чём-то. Остальные ребята подходили и жали нам руки, хлопали по плечам, хохотали и хвалили. В жизни бы не подумала, что кто-то так радостно может реагировать на поражение. Хотя, если подумать, это же спорт, к тому же простое дружеское соревнование. Из динамика у дорожки громко и мелодично протрубил горнист. — Ребята, на пары разби—вайсь! В строй стано—вись! В столовую шагом марш! — тут же по-командирски распорядилась вожатая. От победы настроение было отличным, так что препираться мы не стали, а просто выполнили всё, что попросили. — Песню запе—вай! — снова грянула вожатая, когда мы двойками зашагали на обед. — Широка-а-а страна моя родная! — затянул кто-то из задних пар. — Много в ней лесов, полей и рек! — подхватила вся колонна. «Пока мы едины — мы непобедимы» — как писал Николай Тряпкин. Подумалось вдруг мне. *** Когда мы вошли в столовую, в нос ударил терпкий аромат жареной рыбы. Рыбный день. Точно. Славю подозвали капитаны других команд, и она, виновато улыбнувшись, ненадолго упорхнула к их столику. Наспех похватав подносы и уже пожирая содержимое тарелок глазами, по негласному договору мы все присели за угловой стол у окна. После этой промежуточной победы вся команда ощущала дикий азарт от игры. Все мы были вовлечены, и поэтому громкий гул разговоров, смеха и обсуждения стратегии наполнил наш угол. Несмотря на усталость, я чувствовала себя живой и полной энергии. — Ребят, важные новости, — привлекла к себе внимание Славя, возвращаясь к нам. — Сейчас едим, отдыхаем, а потом у нас матч со второй группой, — сказала она, указывая себе за спину на сидящих через несколько столиков ребят. — Играем за звание чемпиона. Жадно вцепившись в рыбную котлету, я посмотрела в указанном направлении и моё сердце слегка ёкнуло. За столом помимо прочих рядом с Леной сидела Вера. Тут же накатило осознание, что уже совсем скоро нам предстоит играть друг против друга, и это было вызовом не только для нашей команды, но и для меня лично. Я чувствовала в этом противоборстве нечто странное, по-своему особенное. Будто бы это шанс решить какие-то разногласия, разобраться в чувствах. Каштановые Верины глаза без труда нашли мои, отчего щёки подёрнулись румянцем. До этого томный взгляд стал более весёлым, приветливым. Она приподняла уголки губ и помахала мне. ~ Встретимся на поле, — сказали мне её пальцы. ~ Удачи, — ответили мои. Она улыбнулась шире, показав часть ровных зубов, затем отвела взгляд и обратилась к Лене, записывая что-то на листочке. Обдумывая произошедшее, я вернулась к надкусанной котлете. Надкусив её ещё раз, я наконец поняла, насколько она нежная и сочная. Каждый кусочек рыбы просто таял во рту, высвобождая богатый вкус. Я жадно откусила кусок, затем ещё и ещё, с каждым жевательным действием с упоением впитывая в себя сок. На смену внезапно опустевшей вилке пришла ложка ухи. Горячий пар, исходящий из тарелки, был пропитан запахом наваристого бульона с нотками специй и заставил мой желудок снова заурчать. Бородинский хлеб, ещё теплый, с твердоватой коркой и липковатой мякотью, намазанный маслом и солью, просто идеально пришёлся к супу. Просто удивительно, как я смогла так проголодаться от одной, хоть и очень насыщенной игры? По нашей с Верой традиции я закончила трапезу стаканом ещё холодного компота. Сладкая прохлада наполнила горло, вишнёвый вкус расцвёл во рту, смешиваясь с лёгкой кислинкой. — Фууух… — вырвалось из меня, когда, опустошив все тарелки на подносе, я откинулась на спинку. — Вот это аппетит! — весело похвалил меня мальчик из второго отряда. Я, лишь покраснев, прикрыла рот ладошкой и хихикнула. *** Полностью насытившись, мы побрели обратно в сторону спортзала в ожидании следующего матча. Однако площадки были ещё заняты младшими отрядами. Оказалось, что за время, пока мы проводили отбор, они всего лишь успели пройтись по теории и разогреться и вот только начали играть. Все мы, от первого до четвёртого отряда расположились в прохладной тени, образуемой редкими сосенками. Вторая группа тут же куда-то ретировалась, видимо, пошли к своим. Остальные же только поудобнее уселись, изредка поглядывая на играющую малышню. Посмотрев в сторону, я заметила скучающую Алису, а рядом с ней обклеенную газетными вырезками гитару. — Эй, Алис, — позвала я, привлекая её внимание. — Чего это у тебя гитара без дела лежит? Рыжая посмотрела на меня усталым взглядом, но по-доброму. — Да вот, притащила, — зыркнула она на гитару. — Аж до домика смоталась, думала сыграть, а настроение как ветром сдуло. Она разлеглась на траве, глядя в голубое небо. — Тогда не против, если я её одолжу? — с улыбкой попросила я, нагибаясь над ней. — Валяй, — согласилась она и передала мне инструмент. Я села под высоким деревом, окружённая своей командой, которая внимательно наблюдала за мной. Аккуратно на слух подтянула струны и начала играть первые аккорды. «Белая ночь» группы «Форум» наполнила пространство под соснами. Друзья, проникшись тем же воодушевлением, что и я, играя на гитаре, присоединились, напевая в унисон: «Белая ночь опустилась как облако, ветер гадает на юной листве…». Песня была одной из их любимых, и я чувствовала, как она оживляла их души. Затем прозвучали треки других популярных исполнителей: «Белые розы» Юрия Шатунова, «Кино», «Агата Кристи» и другие. Мы исполняли каждую песню с таким энтузиазмом, что наша музыкальная сессия привлекла внимание остальных участников турнира. Чистый голос и мастерство игры на гитаре завораживали всех вокруг. Параллельно с песнями звучали смех и радостные разговоры, создавая непередаваемую атмосферу согласия и дружбы и объединяя всех ещё теснее. Я немного опьянела от хорошего настроения и с удовольствием продолжила играть, чуть прикрыв глаза.

***

Уже рыжеватое, начавшее уходить на покой солнце мягко грело кожу, мы сидели на трибунах волейбольного поля и смотрели, как доигрывали младшие отряды. Я глядела вдаль. На горизонте за железной дорогой виднелся густой лес и редкие облака, но мои мысли были заняты совсем иным. Горячим гвоздем в мозгу последние 20 минут пульсировала мысль о столкновении с Верой — подругой, которая станет мне врагом на волейбольном поле. Непонятная предвзятость и волнение заполняли сознание. Второй и третьей группе — приго—товсь! — крикнул физрук, сложив руки рупором. Мы спустились с трибун и направились на позиции, когда вторая команда показалась у площадки. Первым шёл высокий брюнет, их капитан, а за ним стенкой шагали остальные, окружая Веру. Среди дружных сокомандников, весёлая и немо смеющаяся прямо в центре внимания она выглядела такой сильной, такой уверенной и решительно настроенной на победу, что мне даже стало не по себе. Я почувствовала себя отстранённо, будто была чужой для неё. На секунду меня накрыла какая-то тягучая тоска, во рту стало горько. Но стоило Вере лишь на секунду взглянуть в мою сторону, лишь просиять на мгновение, приветствуя меня кивком головы через всё поле, как тут же все страхи и сомнения ушли. Я улыбнулась и, глубоко вздохнув, подошла к передней зоне. Мои мысли беспорядочно кружились в голове. Что, если мы проиграем? Как на это отреагирует Вера? Наверняка ничего особенного и не произойдёт, но это не даёт мне покоя. В попытке успокоить себя я поправила форму и почувствовала, как она обволакивает меня, создавая ощущение готовности к бою. — Не дрожи ты так, малая, — подбодрил меня Борис Александрович, потрепав по плечу. — Это же просто игра. «Это просто игра. Просто дружеское соревнование. От него ничего не зависит». Повторила я себе, настраиваясь. Грянул свисток и начался первый сет. Мощная подача, рассёкшая воздух, сопровождалась громкими всплесками аплодисментов со стороны зрителей. Мяч пошёл по дуге и грозил шлёпнуться о резину пола, но был ловко спасён Славей и спасован нам. Будучи нападающей, я подпрыгнула, устремляясь к сетке, и ударила по мячу так сильно, как только смогла, отправив его в противоположный угол поля. Ещё не конца оживившиеся соперники пропустили снаряд мимо себя, и счёт был открыт в нашу пользу. Высокий брюнет, их капитан, грозно глянул в мою сторону и прокричал своей команде: — Не спать! Собрались, ребята! Сейчас игра начнётся по-настоящему. Тут же взявшись за голову вторая команда сделала длинный розыгрыш, и мяч менял своё направление несколько раз. Насилу, не без помощи Слави и парней из второго отряда, мы смогли отразить этот мяч и даже провели успешную контратаку. Видимо, не выдержав два пропуска подряд, наши соперники начали активно наращивать давление, и нам пришлось усилить оборону. В ходе бешеной защиты мне очень хорошо запомнился момент, когда мяч летел на меня с огромной скоростью, и я сделала совершенно точный приём, который позволил нашей команде вернуть шар в игру. Этот манёвр стал настоящей победой для меня. Далее последовало много парных блоков и отражённых атак, сделавших первый сет настоящим тестом для нервов всех присутствующих. С началом второго сета всё пошло наперекосяк. Упустив хорошую возможность, мы вяло подали мяч, жаркая борьба развязалась на сетке. Активная схватка между нашими и чужими атакующими привела к потере контроля и очку в пользу противника. После этого они начали доминировать благодаря мощным ударам и улучшенной координации. Мы продолжали борьбу, но были крайне поражены резко возросшей силой соперника. Публика на трибунах переживала каждый розыгрыш, вспоминая первый сет, исходом которого был наш перевес. Громкий свисток судьи обозначил конец сета, а с ним и наше поражение в нём. Все красные и тяжело дышащие, мы поплелись к скамейкам, где нас уже встречали со стаканами воды и полотенцами. Все обессиленно сели, кто на скамью, кто на пол, всё ещё ощущая неприятное беспокойство после проигранного сета. Больше всего удивляли резкая смена сил и та прорывная энергия, которую вторые только что показали на поле. Все были расстроены. Обтёршись и немного придя в себя, Славя, не забывая о своей важной роли капитана, заговорила. — Ребята, мы здесь не для того, чтобы так просто сдаться! — провозгласила она так, чтобы слышали все. — Мы заслуживаем этой победы, и у нас есть всё, чтобы её добиться. Давайте соберёмся, продумаем нашу стратегию и вернём этот матч в нашу пользу! Прозвучало хорошо, даже вдохновляюще. На лицах моих товарищей заиграла надежда. Все сели кружком и каждый поделился соображениями насчёт ошибок в предыдущем сете и тем, как мы можем их исправить. Мы пришли к выводу, что нам нужно улучшить приём подачи, сильнее сражаться за каждый мяч и обратить особое внимание на наши нападающие действия. Настроение в команде поднялось, и мы вновь поверили в свои силы. На площадку мы вышли, наполненные огромной решимостью и энтузиазмом. Третий сет стал настоящей битвой на выживание. Мы вернулись в игру, противопоставив силе ловкость, точные подачи и быстроту игры. До этого топчась на позициях под страхом мощных атак противника, теперь мы чувствовали себя намного свободнее, напирая на длинные прыжки и бег. Мы использовали любую возможность получить мяч и молниеносно направляли его в самые неудобные для соперника позиции. Наш оппоненты же, хоть поначалу и поддались под нашим сильным напором, довольно быстро адаптировались. Они стали играть менее агрессивно, но сильно улучшили защиту, поэтому даже самые удачные наши броски не всегда достигали цели. Каждый розыгрыш становился настоящим испытанием. Мы видели, как они разрабатывали новые стратегии и внимательно анализировали наши движения прямо по ходу игры. Счёт шёл тютелька в тютельку, и напряжение росло с каждой минутой. Мы не останавливались. Действовали решительно и настойчиво, продолжая усиленно атаковать и контролировать мяч. Но победа казалась такой далёкой. К концу сета, когда табло показывало 23-23, я и Славя поняли, что это наш шанс. Мы сделали последний рывок, атакуя с максимальной энергией и решимостью. Мяч полетел в сторону противников, но они совершили ошибку при приёме, и счёт стал 24-23 в нашу пользу. Мы не могли позволить им восстановиться. Парень из второго отряда поднял мяч и атаковал с полной силой. Мяч вонзился в землю на стороне соперников, и трибуны разорвались аплодисментами. Сердце билось так сильно, что я чувствовала его пульсацию в каждой клетке своего тела. Мы боролись на грани возможностей, из последних сил предпринимая все возможные действия, чтобы добиться этой победы, и она была для нас на вес золота и даже ценнее. Я взглянула в сторону вражеской команды, и мой взгляд остановился на Вере. Её глаза сияли добротой и радостью, несмотря на поражение. Вере была всего лишь в нескольких шагах от меня и улыбнулась. Её улыбка была чем-то особенным, она была искренней и тёплой, и в этот момент я почувствовала, что моё сердце начало биться ещё сильнее. Сильнее не от того, что нужно было интенсивно питать голодные мышцы кислородом, но от чего-то иного: пьянящего, радостного. Внезапно Верины сокомандники бросились к ней, обступили, смеясь и шутя потащили в сторону. Моя радость от победы быстро уступила место колючей ревности. Почему они так быстро утащили её от меня? Во мне внезапно проснулась лёгкая злость к тем, кто сейчас приковывал её внимание к себе, кто добился этого так легко и кто мало ценил это. Было тяжело, особенно после вчерашнего, видеть, как Вера проводит время с другими, так легко доверяясь им. Я стояла так, глядя на них сбоку и съедаемая своими переживаниями. Но затем Фетисова подняла голову и встретила мой взгляд, улыбнувшись мне ещё раз. Эта улыбка была как луч солнца, пронзивший мои сомнения. Вздохнув легко и свободно, я сжала кулачки и одобрительно потрясла ими в воздухе. Получилось что-то вроде «держись». Солнце клонилось к горизонту, ветер перестал дуть с реки, становилось душно. Устало волочась, наша команда шагала под сень дарящих прохладу сосен и, как была, плюхнулась на землю. Из столовой принесли корзину с фруктами и хлебом и два кувшина компота. Все тут же набросились на эти щедрые дары. Ели весело, и, несмотря на усталость, даже нашли в себе силы, чтобы устроить небольшую возню за большое румяное яблоко. Решив не претендовать на такой желанный приз, я завладела крупным апельсином и принялась его чистить, выпуская в воздух маленькие капельки сока. Сладкие дольки с упругой плёнкой одна за одной исчезали у меня во рту, наполняя его яркими вспышками удовольствия и вкуса. Наконец покончив с цитрусом, я облокотила голову о ствол и прикрыла глаза. *** Кто то слегка потряс меня за плечо. Я раскрыла веки и потёрла их пальцами. Усталость немного прошла, мышечная тяжесть полегчала. Я встала и размялась, вновь разогреваясь. — Маш, давай с нами! — позвала меня девочка из третьего отряда, нагинаясь к носкам, как это делали уже все наши сокомандники. Я поспешила к ним, и вместе мы продолжили разминку. После недолгой передышки Славя собрала всех вокруг себя. Мы обсудили план действий, сделали корректировку в тактике и позициях. — Четвёртый сет ребята, и он важнее всего! — подбодрила всех Славя, медленно вдыхая носом воздух. — Мы уже проделали невероятную работу. Я вами горжусь. Теперь давайте сфокусируемся на финале. Нам нужно оставаться спокойными, собранными и доверять друг другу. Мы знаем их слабые места, и мы используем их в нашу пользу. Не теряйтесь и следите за мячом. — И за их боковыми девахами следите, — внезапно пробасил подошедший физрук. — А то так и норовят вас запутать. Да и рукастые больно. — Спасибо, дядя Боря. Мы справимся, — ласково заверила его Славя. Всегда суровый и грозный на вид физрук, воплощавший в себе силу воли и дисциплину, вдруг подобрел в лице и улыбаясь поднял брови. — Эх, малышка, — весело вздохнул он, поглаживая Славю по спине. — Ведь вот такой тебя помню, — он указал массивной рукой примерную высоту роста. — А теперь вот какой красавицей стала. Вымахала, выше меня скоро будешь, верховодишь тут всеми. Стройная, спортивная. Аж глаз радуется. — Дядя Боря! — смущённо улыбаясь, пискнула Славя. — Вы меня разбалуете. Борис громогласно расхохотался и, потрепав Ясеневу по волосам, удалился с поля. — Команды к четвёртому сету приго—товсь! — крикнул физрук, уже садясь на трибуны. Подачу доверили мне. Я встала за линию и сосредоточенно подняла мяч. Руки пронизывала нервная вибрация от готовности отправить его в бой. Небольшой размах и… шар взмыл в воздух, направляясь в сторону вражеской половины. Там он был тут же перехвачен и перенаправлен в нашу сторону. Я приняла удар, уже успев занять свою позицию. Мы устремлялись вперёд, снова и снова меняли нападающих, запутывая наших соперников. Мяч играючи перепрыгивал через сетку, всё никак не решаясь, на чьей стороне упасть. Внезапно, видимо, желая поймать нас на ошибке и тем самым наказать, тихая девочка из группы противников внезапно вмешалась в траекторию мяча, заставив его резко полететь к краю нашего центра. Снаряд летел над нами, сбившимися у сетки, будто бы кичась, издеваясь, дразня своей недосягаемостью. Он пошёл на снижение, грозясь звонко отскочить от площадки, принося очко сопернику, но наши защитники каким-то немыслимым способом подскочили к месту приземления и чуть ли не в унисон приняли мяч. С трибун послышался смешанный галдёж радости и негодования. Воспользовавшись замешательством и уверенностью в попадании, читающимся на лицах противников, мы провели серию быстрых пасов и неожиданно отправили мяч прямо под ноги сбитой с толку Лены. Коварно отправленный мяч не мог остаться безнаказанным и, снова завладев снарядом, в отместку мы устроили мощное нападение по их же тактике. Влупили мощно и мяч пролетел над сеткой так быстро, что чуть не угодил кому-то в лицо. Мы снова забрали очко. Объявили таймаут. Соперники оперативно сгруппировались и активно шептались, иногда махая руками в нашу сторону. — Ох, они нам это сейчас припомнят, — посетовала Славя, тоже собрав нас в кружок. — Сейчас внимательно. Хорошо защищайтесь, они будут сильно жать. Избегайте длинных пасов и ударов. Они сейчас на взводе после двух проигранных очков, будут отвечать ещё жёстче, ещё сильнее. Берегите силы. Все уже устали, не распрыгаешься, а нам ой как это сейчас понадобится. Она оглядела нас всех и добавила. — Давайте, всего десяток, и победа у нас в кармане. *** От прыжков болели ноги, а руки уже дрожали от напряжения. Как и предрекала Славя, соперники не стали нас жалеть и налегли на старую тактику мощной атаки. Натиск был успешным и счёт почти сравнялся, нависнув над нами, как дамоклов меч. 24:23 — наша последняя возможность. Мы поднялись над сеткой, и я видела, как мяч летит в мою сторону. Поняв, что никто уже не в состоянии дотянуться, никто не поможет, и что вся надежда, вся разница между победой и поражением лежит сейчас на мне, я совершила болезненный для уставших мышц прыжок из последних сил на негнущихся ногах. Мяч ударился о мою руку, пересекая сетку и приземляясь на стороне соперника. Вокруг повисла глухая тишина, все вдруг застыли, не в силах пошевелиться. Под пристальным взглядом сотни человек, Борис Александрович поднял руку, чтобы подтвердить наше победное очко. Я подскочила в воздух от радости, и мои товарищи по команде тоже. Мы кричали, обнимались, и слёзы радости текли по моим щекам. Это был настоящий триумф, который оставил меня ошеломлённой и счастливой. Вкупе с горячей бьющей в висках кровью, казалось, что всё вокруг накалилось, как масло на сковороде. Тяжело дыша, я оглядела команду соперников, и взгляд мой остановился на Вере. Её глаза сверкали, она улыбалась. Мы смотрели друг на друга через сетку, словно забыв о вражде между нашими командами. Я почувствовала сильное желание приблизиться, коснуться, сделать что-либо. Не раздумывая, я побежала к ней. Уже ни о чём не заботясь, я бросилась вперёд, невзирая на боль и окрики товарищей по команде. Сердце билось с сумасшедшим темпом, и она не могла сдержать ответной улыбки. Мы слились с такой страстью, словно ничто другое не имело значения. Мы обе были грязные, покрыты потом, но это совершенно неважно. Я просто наслаждалась крепостью Вериных объятий, близостью наших тел, её теплом и, кажется, даже исходящим от неё ароматом. Я пристроила голову у неё на плече и слегка приоткрыла глаза. Тут заметила парня из Вериной команды, который, судя по его позе, собирался идти в нашу сторону, однако теперь остановился и заинтересованно разглядывал Веру, а на лице его сияло недоумение. ~ Ты была удивительной на поле. Прямо как настоящая звезда, — отвлекла меня Вера, высвободив руку и показывая мне жесты. И ты тоже, Верочка, — ответила я ей куда-то в ключицу. ~ А почему бы нам не сбежать от всего этого сборища и не пойти искупаться? — предложила Вера, смахнув пот со лба. В ответ я лишь закивала. Под шум, радостные крики и творящуюся вокруг неразбериху мы улизнули с поля, растворяясь в густой темноте молодого вечера. Пляж разительно отличался от самого себя ещё пару часов назад. Сетки и колышки уже убрали и наследили ещё больше, чем мы до этого. Ушедшее солнце забрало с собой и тени. Стало темно. Даже моя спутница казалась тёмным силуэтом. Высокая луна, танцевавшая среди бриллиантовой крошки звёзд, неописуемо красиво серебрила колеблющуюся у песка воду. С речки несло мягкий поток тёплого воздуха, с ног до головы обдавая нас запахом цветов, травы и песка. Уже предвкушая контакт с прохладой, мы радостно побежали к воде, по дороге стягивая кроссовки и носки и сбрасывая форму. Внезапно я остановилась и несколько секунд глупо смотрела на показавшееся из-под велосипедок бельё. — Вера, мы купальники… — начала я, поднимая глаза на подругу. Фетисова стояла у воды ко мне полубоком. Шортики мешковато лежали на уровне щиколоток, поднятые руки были заняты задранной футболкой, из-под которой высвободилась тяжёлая налитая грудь, очерченная ореолом лёгкого лунного света, как и весь остальной её профиль. Капельки пота на загорелой коже поблёскивали на манер жемчужин. Слегка согнутая в колене левая нога дразнила, подчёркивая округлые ягодицы. —…Забыли, — закончила я, чувствуя как лицо начинает гореть и стараясь отвести взгляд. Но глаза непреклонно бегали по завораживающей картине, развернувшейся передо мной. Вера повернула голову и тоже залилась краской, но футболку всё-таки сняла. Отбросила её к шортикам, стянула с бёдер трусики, отправила их туда же. За ними вслед с её тела исчезли коробочки слуховых аппаратов и отправились в ту же кучу. Затем в три лёгких прыжка она достигла воды и вошла в неё, издавая странные пищащие звуки. Зеркальная гладь воды приняла её всю, оставив над собой лишь то, что выше плеч. ~ Давай ко мне. Мне страшно одной, — позвала она меня руками. Я поняла, чего она от меня хочет. Сама идея искупаться голышом в пионерлагере да ещё и чуть ли не на самом видном месте поразила, но в то же время и взбудоражила. Мысль возбуждала сознание, пускала табуны мурашек по спине. Непонятно как, даже для себя самой, я согласилась и, несмотря на свои сомнения, вторя Вере, потянула футболку вверх. Оставшись в одном белье, я потянулась к косе. Водопад волос пал до лодыжек. Закинув руки за спину, я расстегнула крючки на бюстгальтере. За ним пропали и трусики. Прикрывшись волосами, я шагнула к воде, ощущая, как дыхание ночи и пьянящее безумие накрывают меня с головой. Сердце ударило барабаном, когда я ступила в прохладу речки, всё ближе подходя к Вере. Сама она держалась на плаву недалеко от берега и со своей позиции смотрела на меня с какой-то теплотой. В её глазах прятались озорные искорки, и сначала казалось, что она наблюдает за тем как я двигаюсь, однако она смотрела мне в лицо, а не на тело, иногда отводя глаза в сторону. Учтивая. Вода обволокла меня, приняла в своё лоно, даря желанную прохладу и доселе не знакомое мне чувство полной свободы. Снова не говоря ни слова, Вера пригласила меня следовать за собой и, изогнувшись касаткой, прыжком нырнула в реку. Мы погрузились в воду, и мир вокруг нас стал обретать новые очертания. В синем мраке реки мы плыли друг рядом с другом, словно два дельфина в невесомости океана. Вера была моим проводником в этот мир водных чудес. Следуя никому не известному маршруту, мы обогнули извилистые водные растения, проплыли мимо быстро ретировавшихся рачков. Я чувствовала, как напряжённые за весь день мышцы постепенно расслабляются, а горячее тело остывает. Плавая рядом с ней и отринув все мыли, я сконцентрировалась на окружении. Листья деревьев шептали о вечном, а воздух игрался с ароматами. Мир вокруг казался ожившим, полным чудес. Я почувствовала, что природа стала частью необычной свободы и покоя, воцарившегося на пляже с нашим прибытием. Наше молчание было наполнено необычным взаимным пониманием и внутренним покоем. Да, между нами оставалась некая недосказанность, но сейчас она не была так важна. Медленно прогуливаясь по песчаному дну, Вера, видимо, нечаянно оступилась или поскользнулась на гладком камне, спрятавшемся в песке. Спасаясь от падения, она резко опёрлась на меня. Сначала её рука легла мне на плечо, но затем соскользнула вниз, погладив рёбра и задержавшись на моей талии. Наши глаза встретились, и даже приглушённого света луны было достаточно, чтобы разглядеть мельчайшие нюансы в выражениях лиц друг друга. Что-то воздушное и одновременно напряжённое витало между нами. Верины пальцы приятно грели мою кожу и как-то по-особенному ощущались на моём боку. Прерывая эту игру в гляделки, я перевела глаза на Верино лицо, на ровный нос, красивые скулы, аккуратный подбородок. Опустилась ниже, отметила длинную шею, переходящую в крепкие плечи, и ярко выделенные ключицы. Ниже начинались прекрасные, формы падающей слезы жемчужины Вериного тела, плохо скрываемые чистой водой. Мы стояли опасно близко, чуть не касаясь друг друга грудью, каждая в ожидании дальнейших действий друг друга. Наконец решившись, Вера, словно дурачась, отпрянула и брызнула в меня водой, тут же ныряя в речную гладь. — Ах ты… А ну иди сюда! — притворно крикнув, погналась я за ней. Наконец подустав, я прилегла на водную гладь, позволив себе расслабиться. Волосы как бы невзначай накрыли собой моё голое тело. — Вера, ты знаешь, я никогда раньше не чувствовала себя так близко к кому бы то ни было, — решила я сказать это вслух, пусть даже для самой себя. Сделала это очень тихо, ведь знала, что даже если закричу во весь голос, Вера всё равно не сможет услышать. Фетисова нашла мою ладонь, накрыла своей и, взглянув в мои глаза с невероятной нежностью, улыбнулась. Так, будто бы всё-таки услышала. В груди одновременно волнительно, но и приятно кольнуло. С пляжа послышался хруст песка. Сначала я, а за мной и Вера обернулась в сторону звука. У нашей разбросанной одежды стояла Лена, неуверенно теребя завязки на шортах. — Привет, девчат, — робко поздоровалась она поняв, что замечена. Мы переглянулись. Снова молча. — Не хочу быть занудой, а тем более вмешиваться в ваши дела, — начала она более серьёзным голосом. — Но с минуты на минуту грянет горн на ужин. Сейчас все с площадки побегут к столовой. Дорога, как вы знаете, туда одна, и пляж с неё просматривается на раз два. Если вас найдут здесь и к тому же в таком виде… — она слегка покраснела. — То скандала точно не избежать. Несмотря ни на что, в её словах был смысл и даже чувствовалась забота. Я встала и, отводя глаза, помогла Вере подняться, прикрываясь рукой. Одевались быстро и порывисто, довольствуясь короткими взглядами в перерывах между натягиванием той или иной вещи на мокрое тело. — Пойдём, — коротко позвала Лена, беря меня под локоть. В столовой царила напряжённая атмосфера. Мы с Верой разделились и сели за разные столики, смотрели в разные стороны, но взгляды наши продолжали встречаться через зал. Они были полны скрытой нежности, но в то же время в них присутствовала и некая толика стыда. Со стороны, наверное, казалось, что между нами кипит что-то вроде вражды либо глубокого стеснения. Находясь на взводе и витая в своих мыслях, я даже не заметила, что и как я съела. Поднялась и сдала тарелки, обернулась в сторону Фетисовой и не увидела её за столом. Она уже выходила из помещения, толкая перед собою дверь. ~ До завтра, — заметив мой взгляд, махнула рукой Вера и растворилась в темноте улицы.