desperate diseases must have desperate remedies

Было девять часов вечера, когда Брэд поднимался в студию. Он вовсе не собирался этого делать. Возвращение кардинально противоречило его изначальному плану. Покинув студии последним на пару с Фениксом, по пути домой Брэд заглянул в продуктовый магазин. Он ненадолго застопорился у полки со свежими овощами, пытаясь сообразить, какие помидоры просила его купить утром Элиза. Здесь было множество разных сортов с самыми разнообразными, выходящими за пределы воображения названиями. Брэд был почти уверен, что справится с этим сам, но, пощупав в руке Заржавевшее сердце Эверетта, признал, что без помощи тут не обойтись. Он пошарил в карманах в поисках телефона, отставляя в сторону такие неуместные навязчивые вопросы, вроде Почему этот томат называется Голубая ночь, если он ни разу не голубой и даже не близок оттенком к чёрному, как, например, Бархатная ночь?, и Кто вообще посчитал хорошей идеей вставлять в названия овощей слова Звёздный Истребитель? Хотя его внимание привлек один Малкольм Линкольн – он почти соответствовал названию их группы – всё это скорее раздуло бы глубочайший интерес у Честера Беннингтона, чем у Брэда Дэлсона, посему он не хотел больше возиться с исследованиями, а собирался напрямик спросить у жены, что там ей надо. К счастью, они оба были весьма педантичны в таких вопросах. Брэд знал, что ему с ней насказано повезло. К большому разочарованию девайса не оказалось ни в карманах, ни в рюкзаке, ни в машине. Однако оставалась надежда, что он забыл телефон в студии. Брэд тяжело вздохнул. Это вынуждало его потом сделать крюк и снова вернуться сюда, потому что он определенно не мог спонтанно взять что попало. К удивлению Брэда студия не была заперта. Стоило ему толкнуть дверь вперёд, как перед его взором предстал Майк, уткнувшийся носом в светящийся экран ноутбука за микшером. Не было чем-то странным увидеть его здесь. По своему обыкновению Майк проводил в студии тонну времени, чувствуя себя в её пределах как рыба в воде. Негласно он стал считаться капитаном их команды, так что по праву студия оставалась его пространством, за исключением, разве что, облюбованной Честером вокальной кабины. Linkin Park находились на середине разработки нового альбома и изредка собирались все вместе, однако Майк, как и всегда, курировал весь процесс, прилагая свою руку к каждому нюансу и всерьез планируя занять кресло продюсера один. Крайне удивительным было то, что Шинода не присутствовал сегодня днём, но он просто поставил всех перед фактом, не ссылаясь даже на причину. Так что, никто не ждал его в этих стенах раньше понедельника. – Привет, – бросил Брэд, уже заметив синий в фиолетовую полоску чехол телефона, спрятавшийся на диванной подушке. Он двинулся вперёд по узкому пространству у входа студии, поймав на себе вопросительный взгляд Майка. Тот выглядел, мягко говоря, раздражённым. Его густые брови были угрюмо сдвинуты, создавая между три глубокие резкие складки, а цепкие глаза под ними сверкали чернее обычного. Кажется, кое-кому не помешало бы выпустить пар и не бросаться недружелюбными взглядами на всех подряд. Брэд хотел было напомнить рэперу об этом, но его вспыхнувшее негодование также быстро вытеснилось любопытством. – Хэй, приятель, – запоздало ответил Майк и провёл рукой по лицу, словно пытаясь силой размять напряжённые мышцы. Брэд схватил телефон и надёжно запихнул его в глубокий карман на узких бедрах. – Ты чего здесь? – спросил он мимоходом, не упуская из виду то, как Майк усиленно пытался сконцентрироваться на работе, но витание его мыслей в других областях выдавали теперь отрешённая мина и нервный тремор ноги под столом. – Подумал, что не хочу ждать до завтра, – ровным тоном послужило Дэлсону ответом. Но тут телефон рядом с Шинодой чирикнул, засветившись голубым экраном. Майк не обратил на него внимания и деловито щёлкнул мышкой, сверля пустым взглядом страницу текстового редактора. Через секунду снова послышался звук уведомления. Игнорировать сообщения было не в характере Майка. Что показалось Брэду еще более интересным, и он подумал, что еще ненадолго здесь задержится. – Тебе кто-то пишет, – сказал он, наблюдая чужую реакцию. Девайс пиликнул еще раз, на это раз как будто настойчивее, и Майк снова его проигнорировал. Подойдя на достаточно близкое расстояние, чтобы прочитать всплывшее сообщение, Брэд взглянул на экран. Он не видел проблемы в том, чтобы сунуть свой длинный нос куда его не просят. – Путь в тысячу миль начинается с одного единственного маленького шага. Что он имеет в виду? Далее последовала целая атака из сообщений. Все примерно одного бессмысленного содержания. Брат может не быть другом, но друг – всегда брат. Прощение, идущее от сердца, превращает несчастливое прошлое в счастливое будущее. Свобода ничего не стоит, если она не включает в себя свободу ошибаться. Либо Честер совсем спятил, либо копипастил с сайта «100 вдохновляющих цитат великих людей». – Честер, – ёмко прокомментировал Майк, разворачиваясь лицом к Брэду и деланно равнодушно скользнув взглядом поверх разрывавшегося в уведомлениях устройства. – Это всё объясняет, – хмыкнул Дэлсон, соглашаясь, – Значит, вы двое что-то не поделили, и теперь ты прячешься здесь, – это прозвучало, как утверждение, а не вопрос, и опыт подсказывал Брэду, что он был близок к истине, – Хм, интересно. Майк вёл себя нетипично для Майка. Обычно он не был тем, кто ввязывался в распри, в силу своего добродушия, которое, Брэд был уверен, впиталось в него с молоком матери. Особенно, когда это касалось Беннингтона. Брэд не мог вспомнить ни единого случая, когда Шинода был зол или рассержен на их вокалиста. Даже в первые годы карьеры, во время тура Hybrid Theory, когда, казалось, случаев для этого было предоставлено великое множество, Майк всегда был к нему благосклонен, как бы порой вызывающе Честер себя не вёл. Словно он сразу принял решение, что будет на его стороне. Майк не успел что-либо ответить на оставляющее вопросы высказывание гитариста, как со стороны раздалась робкая трель. По всей видимости, смекнув, что его попытки не возымели должного эффекта, и не удовлетворившись тем, что им продолжают пренебрегать, Честер перешёл к решительным действиям, желая донести свои туманные намеки прямо. Майк поджал губы и, секунд пять поколебавшись, всё же ответил на звонок. – Что? – очень хладнокровно припечатал он. – Майк, – Брэд мог слышать приглушённый голос Беннингтона, которого, похоже не смутила сталь в тоне его товарища, – Прекращай дуться и тащи свою милую задницу обратно. Пожалуй, это было чересчур прямо, но на языке Честера значило все равно что извинение. Майк промолчал, хотя уже проглотил часть горькой обиды, немного ненавидя себя сейчас за мягкотелость. В конце концов, там было слово «милый»... Так же, как долго хранить на кого-либо обиду, он не мог сдержать зудящего интереса. – Что заставило тебя передумать? Несколько секунд Честер молчал, будто раздумывая, какой ответ будет звучать наиболее правильно, но в конце концов заявил, как есть. – Фантики от конфет сказали, что я был не прав. Бровь прислонившегося к микшеру Брэда взлетела в скепсисе. – Фантики, – губы Майка непроизвольно дёрнулись в улыбке, обнажая блестящие и круглые, как жемчужины, зубы. Ну конечно, что же ещё это могло быть? – И что ещё они тебе сказали? – Чтобы я не сдавался, и что я должен позволить своим крыльям вырасти снова, – поделился Беннингтон, полминуты назад как по завету настойчиво штурмуя его сообщениями, – Майк, я думаю, мы должны взять эти конфеты, когда будем работать над альбомом. И ребята тоже. Здесь столько полезных советов! Но только не от тех, что с черносливом, – Честер громко фыркнул, будто чернослив по меньшей мере оскорбил его любимую группу, – Мы выбросим все с черносливом заранее, – бескомпромиссно заявил он, воодушевлённо строя планы, – Кроме того, как люди могут добавлять его в конфеты? Это же всё равно что изюм. Гигантский, сморщенный, как задница девяностолетнего, изюм… Нужно быть круглым идиотом, чтобы пихать изюм в хлеб, Майк! Я, может быть, не хочу, чтобы в моём хлебе были эти маленькие черные кляксы. – Тебе не обязательно покупать хлеб с изюмом, Честер, – мягко сказал Майк, стараясь не отставать от спутанной мысли друга. – Меня расстраивает сам факт его существования, – простонал Честер, точно капризный ребёнок, которому не дали рождественский подарок, – Если весь мир сойдет с ума и вместо нормального хлеба начнут продавать только с изюмом? Что тогда, Майк?! Я буду в грёбанном меньшинстве! Я не могу быть угнетённым… – Уверен, тебе это не грозит. – Все разы, что мне приходилось держать булочку с изюмом в руках, я словно наяву видел, как у них появлялись глаза и губы, а потом эти уродцы выпрыгивали из булочки и начинали петь чертов блюз. Клянусь, я видел это в своих кошмарах! Там был один по имени Эйси, и он всё твердил: «Я слышал через лозу винограда, что вскоре ты перестанешь быть моей. О, я слышал через лозу винограда, хони, хони е». – Думаю, ты смотрел слишком много телевизора в детстве, Честер. – Это правда было! – от громкости голоса певца динамик в руке Майка завибрировал, – Так или иначе… мы выбросим грёбанные конфеты с черносливом, – снова постановил он, будто с первого раза никто не понял. – Брэд любит чернослив, – очень кстати вспомнил Майк. – Видишь! Всё складывается как нельзя лучше. Скормим их Дэлсону! На протяжении всего нелепого диалога бровь оного продолжала полсти вверх и теперь почти потерялась в тёмных кучерявых волосах. Майк усмехнулся, взглянув на старого друга. – Он здесь, – сказал он в трубку, уже не пытаясь стереть широкую улыбку с лица. – Что ж, надеюсь, он подойдет к этому очень серьёзно. В любом случае, передай ему, что мы позаботились о его запорах. – Непременно. – Просто для справки, вас ведь вообще не волнует, что я всё слышу, да? – наконец, посчитал должным встрять Брэд, – И я ем чернослив не поэтому. Вообще-то, это полезно для… Но его уже никто не слушал. Стоило Брэду открыть рот, как Майк сразу же потерял к нему интерес и отвернулся, хихикая в ответ на, очевидно, очередную ехидную ремарку Честера в адрес Дэлсона, которую он был лишён радости услышать. Брэд не нашёл в себе сил потешить раненое эго. Эти два обалдуя всегда находились в своём мирке, никого не замечая, так что принимать их детские подколки слишком близко к сердцу было бы просто актом неуважения к самому себе. Оставалась загадкой, как от темы с черносливом его драгоценные товарищи по группе перешли к обсуждению морских черепах, но Брэду было совершенно некогда разбираться в этом балагане – его заждались помидоры. Если бы Брэдфорд помимо своей суперсилы читать людей как открытые книги, был также способен находиться в двух местах одновременно, то он мог бы добавить сейчас несколько очков своему честолюбию, потому что, как и всегда, оказался прав – Майк не заметил его исчезновения. – Только не пытайся отвлечь меня, Честер, – вдруг посерьёзнел Шинода, вспомнив, почему находится здесь, когда мог бы разговаривать с ним лицом к лицу. – Ты так просто следуешь советам фантиков от шоколадных конфет, но не можешь усвоить правило не разбрасывать где попало свои вещи. Единственное, о чём я тебя просил. И мокрое полотенце… Знаешь, для этого есть специальная сушилка в ванной. Что ж, подходя, наконец, к яблоку раздора. Во-первых, это было глупо. Очень глупо, если только слово "глупо" все еще имело прежнее значение. Но для Майка, привыкшего к жизни в одиночестве, где естественным путём сформировалось его собственное хозяйство, принять нового жильца в доме оказалось гораздо труднее, чем он думал. Сперва это было даже похоже на эйфорию, будто ему вновь было двенадцать, и он пригласил друга на ночёвку в дом, оказавшийся полностью в их распоряжении. Перспектива проводить с Честером больше времени гарантировала веселье. И это было весело. Ровно до первых носков, разбросанных по его просторной гостиной, и пустой грязной сковородки в холодильнике... Майк и сам не чурался легкого беспорядка, но другое дело, когда это делал кто-то другой и в твоём доме, неважно, лучший то друг или собственная мать. Не самое приятное качество, которое Майк в себе открыл на пороге пятого десятка лет – он был страшным собственником. – Я знаю. Мне жаль, – наконец, сдался Честер. Из его голоса исчезли какие-либо нотки озорства, хотя ему очень хотелось продолжить занимательную беседу о миграции морских черепах. Быть серьезным всегда было не так весело, – Теперь ты можешь вернуться? Теперь, раз они разъяснили этот вопрос, у Майка действительно не было больше причин здесь оставаться. Конечно, он по-прежнему был нарасхват. В нём нуждался текущий трек, в частности, сырая мелодия и его треклятая партия во втором куплете, потому что он никак не мог найти нужных слов. Но помимо всего перечисленного лишь один человек нуждался в нем по-настоящему. Выбор был очевиден. Майк добрался домой в рекордно короткие сроки. У порога его встретил чистейший порядок. Ни соринки на всех видимых глазу поверхностях, хотя к этому у него изначально даже не было претензий. Очевидно, Честер всерьёз задумался о своём поведении и решил зарыть топор войны как можно глубже. После секундного удовлетворения Майк почувствовал укол вины за то, что, наверное, был слишком резок с ним. Ну или весьма. Как ни крути, Честер был всего лишь гостем в этом доме и в целом не был виноват в том, что у Майка выдался плохой день. Бросив ключи у зеркала в коридоре, он щёлкнул выключателем. Все вокруг окутал мрак, и только из гостиной прорывались белые вспышки и тихий бубнеж телевизора. Подобно мотыльку, ведомому светом, Майк двинулся им навстречу. Там в большом кожаном диване утопал его друг, скрученный пледом, точно чимичанга пшеничной лепешкой. Из «лепешки» с одного конца выглядывали его костлявые голые ступни, с другого – мерцающая бликами бритая голова. Повсюду в пределах журнального столика и дивана, где Честер опытным путем сразу выяснил самые мягкие и комфортные для его пятой точки места, валялись пестрые фантики от конфет, а вид сиротливо брошенной на полу пустой коробки не оставлял сомнений, что он слопал их все до единой. Даже с печально известным черносливом. Этого вполне было достаточно, чтобы разбудить внутри Майка тревожный голосок. Но транслируемая на экране «Принцесса-невеста», которую он видел за последний месяц по меньшей мере три раза – и не все из них по своей воле – еще больше усугубляла ситуацию. Майк вошел внутрь и остановился возле кресла, услышав, как что-то хрустнуло под ногами. Кажется, он наступил на свалившийся фантик. В этот момент Уэстли и Лютик нежно прощались перед его уходом за моря на поиски удачи. – А если с тобой что-то случится? – Послушай меня. Я обязательно приду за тобой. – Но как я могу быть уверена? – Это настоящая любовь. Думаешь, такое случается каждый день? – Это была ненастоящая любовь, Майк, – мрачно заключил Честер, не отрывая зачарованного взгляда от экрана телевизора. В выпростанной из-под пледа руке он вертел, вероятно, единственную из выживших после шоколадного геноцида конфету, которую по чистому везению отрыл между диванными подушками. Не нужно было гадать, чтобы сделать правильные выводы – речь шла вовсе не о любви фермерского юноши к прелестной деве. Майк присел рядом. На мгновение уголки его губ под сенью усов скривились от шуршания фольги, смявшейся его стянутой камуфляжем задницей. Он брезгливо стряхнул обертки в сторону. – Им не быи фомехой фытки, великаны и даже фмерть, – Честер говорил невнятно из-за конфеты, которую он только что целиком отправил в рот, однако в его голосе разборчиво звучало глубокое отчаяние. Несмотря на, несомненно, искреннее выражение печали в его тоне, Майк не смог сдержать улыбки. Ему показалось невозможно трогательным то, как серьёзно Честер анализировал свою жизнь, проецируя ее на наивный сюжет сказки. – Реальность далека от сказок, Честер, – вынужден был сказать он, пошарив рукой слева от себя в слепой надежде случайно наткнуться на целую конфету – мало ли, вдруг тоже повезёт. Будто не слыша его, Честер меланхолично продолжил. – Пообещай мне… что, когда я её встречу, она будет стоить того. Интересно, как я должен такое пообещать? И почему я? – перво-наперво мысленно возмутился Майк, но он был не в силах расстроить и так расстроенного человека рядом с собой. – Как пожелаешь, – выдохнул он, цитируя ключевую фразу из фильма, который, наверное, мог пересказать наизусть, если бы кто его спросил. Лицо Честера моментально озарилось той самой светлой, шебутной улыбкой, собравшей вокруг глаз тонкую паутинку морщин. Майк улыбнулся ему в ответ. Он просто не мог не улыбнуться. Он смотрел в мерцающие глаза, видя в них след безжалостного времени, боль от пройденных испытаний, что также лихо расписалась на острых чертах лица, ставшего осунувшимся, серым. И только эта улыбка была не подвластна никакому времени. Эта особенная улыбка, которую он дарил Майку. Она всегда оставалась прежней. – Я тоже люблю тебя, чувак, – прошептал Честер. Майк знал, что тот имеет в виду именно это. Честер щедро отстранил от себя уголок пледа и бережно накрыл им друга. И пусть жалкий кусочек шерсти и хлопка не давал нужного тепла, едва прикрывая половину его туловища, Майка огоньком согревало изнутри кое-что иное. То, что заключалось в выстроенном хрупком моменте между ними, в заковыристом приключении на экране и во внезапном осознании, что он бы не отказался делить одно тепло с Честером всегда.