desperate diseases must have desperate remedies

Эта история могла бы пойти совершенно иначе или не начаться вовсе, если бы Майк не стал неожиданно свидетелем жизни одного известного широкому кругу нарушителя спокойствия, который отныне маячил перед его глазами восемнадцать часов в сутки почти семь дней в неделю. Майк был очень доволен тем, в каком порядке находилась его жизнь. Пожалуй, это можно было бы назвать даже маниакальным стремлением к порядку, но никто не скрывал от Майка того, как ему нравилось всё контролировать. Они все могли ехидничать сколько им влезет, но Майк знал, что нет ничего лучше уверенности в том, что ты будешь есть на обед, какаю передачу смотреть субботним вечером и сколько кукурузных хлопушек в форме идеально ровных колечек должно плавать в его миске с молоком, которое, очевидно, нужно наливать прежде всего, периодически добавляя в него равномерное количество хлопьев, чтобы они не размякли, а всегда оставались сладкими и хрустящими. Но вся отполированная до блеска система Майка пошла прахом, стоило только его порог опасно переступить кроваво-красной замшевой туфле, идущей в комплекте с не менее красным ремнём. И прежде всего пострадали именно хлопья – уже первым совместным утром с новоиспеченным соседом перед Майком предстала чудовищная картина: Честер, идя наперекор верной методе, небрежно высыпал в миску большую горку сухого завтрака, заливая её сверху молоком, вследствие чего колечки, разумеется, скоро впитали в себя всю влагу и превратились в однородную светло-коричневую субстанцию, в которой уже никто не сумел бы признать бывшие Cheerios. Майк не упустил случая поддеть товарища за несерьезное отношение, но в ответ получил лишь непрошенную оценку своему традиционному выбору: мало шоколада, мало сахара, никаких радужных маршмеллоу, как в Lucky Charms, а колечки слишком ровные и слишком скучные. Следующим, что подверглось изменениям, был его шкаф. Да, именно его, потому что в единственной гостевой комнате, которая до сего момента использовалась им в качестве склада для разного барахла и словно ждала столь исключительного случая, не хватило места всему гардеробу Честера. И Майку пришлось любезно предложить половину своего. Стоило догадаться, что по стопам Честера всегда следует форменный беспорядок, и заранее предпринять какие-либо меры, ведь вскоре Майк быстро пожалел о своем щедром решении. Теперь его шкаф был набит битком: его сложенные в определенном алгоритме ровные стопки одежды были нагло сдвинуты к стенке бугрящимися слоями честеровых рубашек и пиджаков, из монохромной гармошки которых там или сям порой торчал кислотно-зеленый рукав, фиолетовый воротничок и что-то с блестками; кепки, шапочки, импозантные шляпы и хвосты дорогущих ремней отхватили себе целых три полки и один ящик, и Майк искренне не понимал, почему причудливое белье Честера также должно лежать в его шкафу, как будто трусы были не достойны гостевой комнаты и требовали себе только самого лучшего. К удивлению, в ванной дела обстояли схожим образом – об аскетичной организации вещей, где каждый предмет имел своё утвержденное историей и праотцами место, обладая располагающим к широкой мысли пространством, можно было забыть. Для человека, который особо не кичился своей внешностью, Честер имел множество баночек для ухода за кожей, черный лак для ногтей и другие штучки, предназначенные, согласно этикеткам, для блеска и эластичности волос, и роль которых рождала внутри Майка еще один тупиковый виток вопросов. Кухню наЧествие коснулось в меньшей степени. Шкафчики, холодильник и столешницы, не держащие в себе прежде уюта и того, что у других делало кухню сердцем жилья, по-прежнему оставались полупустыми и нетронутыми озабоченной хозяйской рукой. Они оба не баловали себя здоровым трехразовым питанием, предпочитая доставку еды унылой стряпне да трате времени попусту. Но изредка в этих стенах творился настоящий праздник, когда Честер жарил им говяжий стейк – единственное, что он умел готовить – орудуя щипцами и громко приговаривая себе под крючковатый нос: «Ни одна корова не в безопасности перед мастером стейка во всей вселенной, хе-хе-хе хе-хе». Майк был с ним согласен. Если бы у него была какая корова, то он, не раздумывая, принес бы её жертву на алтарь кулинарии. Неизбежные изменения были на лицо. Но, к счастью, еще оставались хлебные крошки, которые составляли прежний комфорт Майка. По крайней мере, Честер больше не пытался оттянуть его одеяло, и Майк сладко почивал в мягкой постели в своей спальне, надежно изолированной стенами от хаоса. Так он думал. Впрочем все мысли Майка сейчас были заняты побегом от похитителей. Его шёлковое красное платье и длинные белокурые волосы промокли, пока он болтыхался в ледяной воде. Немой ужас пронзил его тело, когда он услышал стенания гигантских плотоядных угрей, которые стремительно приближались к нему под водой. Оцепеневший, он беспомощно ловил ртом воздух, глотая вместе с ним соленую воду. И в этот момент что-то схватило его за ногу! Оно вцепилось ему в плоть острыми, как клинки, зубами, срывая с губ нестерпимый крик боли, мгновенно проглоченный волной, и потянуло на мглистое дно моря, утробным голосом завывающее его имя. Ма-а-айк… Ма-а-айк… — Майк! Шинода резко вскочил, осоловевшим глазами уставившись в темноту. В ней он еле распознал едва читаемую полуголую фигуру Беннингтона, вцепившегося рукой в его волосатую ногу и пытающегося её не иначе как оторвать. Никто не дал Майку время прийти в себя и осознать, что пятью секундами ранее он был светловолосой женщиной. На периферии ума проскользнула стихийная мысль, а как бы длинные золотистые локоны смотрелись с его далеко не женственной бородой? Но, увы, сейчас было не время направлять соображения в данное русло. — Всё кончено, Майк! — между тем, с пылом тасманского дьявола заявил Честер, собственнически примостив на чужой кровати свою маленькую пятую точку и чуть не отдавив ею бедро Майка. Он был почти уверен, что тот сделал это специально. — О чем ты говоришь? — Майк недовольно сморщился и потянулся к лампе возле кровати, — Который час? Тусклое мягкое освещение ночника позволило лучше разглядеть сидящего перед ним вокалиста Linkin Park. Ничуть не стесняясь своей наготы, он щеголял в одних трусах – на этот раз цвета пыльной розы с белыми гиацинтами, застенчиво выглядывающими за большими мыльными пузырями – и весь его вид в остальном кричал энергией, словно у него была горячка. — Четыре. Неважно! — отмахнулся Честер и выудил из ниоткуда смятый листок бумаги, будто перед этим его как раз успела пожевать корова, — Дело в том, что я не мог уснуть, — сделав паузу, Честер так пристально на него посмотрел, что остатки сна Майка разом рассеялись, — Я долго думал, и знаешь, что? Так больше не может продолжаться! — его зрачки полыхнули пламенем, а очки почти слетели с орлиного носа из-за активных движений головой. На этом моменте Майк был с ним полностью солидарен. Так больше не могло продолжаться. Ни в четыре часа утра, ни в его спальне, когда он, черт возьми, только что спал. Но он не мог сказать этого Честеру. Это было бы грубо и не тем, что можно ожидать от своего друга. Для Майка было честью носить звание друга Честера Беннингтона и доселе он считал, что неплохо справлялся с тем, чтобы это звание оправдывать. Майк не собирался его терять, поэтому у него не оставалось иного выбора, как просто придушить недовольство в зародыше и приготовиться покорно слушать, что бы там Честер не собирался ему поведать. — Хорошо, Честер. Позволь уточнить: что не может больше продолжаться? — спокойно поинтересовался он, сцепив руки на коленях. — Вот, — сказал Беннингтон и почти торжественно всучил ему листок. Было бы трудно разобрать писульку на нём, но Майк уже имел некоторый опыт с данным делом ввиду их совместной с Честером работы над текстами. Там крупным скачущий в припадке почерком было нацарапано следующее: — 10 шагов, чтобы найти настоящую любовь, — разобравшись, прочёл Майк вслух и замолк, немедленно соединяя в голове точки. Он поднял голову к Честеру. Потом опустил к клочку бумаги. Потом снова поднял. Затем повторил этот ритуал по кругу. Но Беннингтон продолжал таращиться на него выжидательным взглядом, с одним лишь отличием, что к концу ритуала начал одержимо улыбаться. Итак… это было почти четыре часа утра, и вокалист их группы предлагал ему взглянуть на сомнительного рода руководство по поиску… второй половинки? Что ж, все было куда серьезней, чем Майк предполагал… — Ты взял это с первой попавшейся ссылки? — не зная, зачем, уточнил он. Неограниченный доступ его товарища к интернету потихоньку начинал Майка беспокоить. Обычно Честер совершенно безобиден, словно младенец. Ему только и нужно было, что посмотреть в твиттере мемы. Но, как и ребенка, похоже, Беннингтона стоило беречь от пагубного влияния интернета. — Там написано, что советы реально работают, — никак не выразив в тоне намека на тупой розыгрыш, на который Майк рассчитывал, Честер вновь из ниоткуда достал айфон и посветил перед его носом статьёй. И правда, под жирным розовым заголовком мелким шрифтом было подчеркнуто: «Реально работающие советы». Майк опустил руки и тяжело вздохнул. На данном этапе он уже заранее чувствовал, что все аргументы, которые он мог бы озвучить в противовес железной логике Честера, в этой битве будут бессильны. — Я, чёрт возьми, серьёзно, Майк! — серьёзней некуда заявил Честер и вдруг принялся патетично зачитывать текст, словно заклинание, — Первый шаг: будь собой. Настоящая любовь — это когда тебя любят такой, какая ты есть. А если ты это скрываешь, то как мужчина поймет, что именно ты — его родственная душа? Прежде, чем кто-то полюбит тебя, ты должна полюбить себя сама. Это самое простое. — Подожди, — перебил Майк, придя в себя от первоначального ступора, и теперь изо всех потуг сдерживал гомерический смех, — Ты сказал «мужчина»? Значит, Честер пасётся не просто на сомнительных сайтах, а на сомнительных женских сайтах. Для женщин. — Любовь универсальна, — с непроницаемым лицом сказал Честер, будто объясняя аксиому у доски, и как ни в чем ни бывало вернулся к чтению, — Не ищи совершенства. Ха, тут я все ловко придумал! — он ухмыльнулся и кивком головы указал на оставленный Шинодой листок поверх одеяла. Майк нехотя снова обратил на него внимание. Там рядом с едва идентифицирующимися в каракулях цифрами были перечислены тезисами все «шаги»:             Г. лlоъи ябу Это он понял как «люби себя».             д. иохуй совершешшшоо :( Первое слово точно было нецензурным, а второе, должно быть, значило «совершенства». Третий пункт был обведен несколько раз черной ручкой, став абсолютно нечитабельным, и отказывался поддаваться Майку, как бы он не старался его расшифровать. — На другой стороне, — услужливо подсказал Честер. Майк, скептически последовав чужому указанию, перевернул мятую бумажку и с любопытством уставился на неожиданно ещё один список. — Список несовершенств? — он дернул бровью. — Я сразу перешёл к сути, — пояснил его коллега, притянув к себе всё внимание Шиноды, — Знаешь, в чём проблема этих людей в отношениях? Они ищут определенного человека, а если находят, то продолжают строить его под свои идеалы. Посмотри на меня, — Честер широко раскинул руки в стороны и, как мог, покрутился на месте, таки предлагая рассмотреть его со всех сторон. Ничего, кроме голой бледной кожи, редких завитков волос на груди да разноцветных татуировок, Майк там не увидел, — Я просто сборник несовершенств. Я употребляю, у меня проблемы с головой, я совершенно несносный. И ты знаешь, это только малая доля моих недостатков. Я не могу быть чьим-то идеалом. — Это не так, Чес, — покачал головой Майк, чувствуя себя несправедливо обиженным за сказанные слова. Он не должен был так о себе говорить. Эти зависимости были обусловлены незаживающими травмами детства, тяжёлым прошлым, которое даже Майку, как стороннему слушателю, было трудно переварить, просто представляя, что такое может происходить в чьей-либо жизни. Проблемы с головой… А у кого в действительности их нет? В таком случае легче найти полностью психически здорового человека. Несносность же Честера абсолютно не была таковой. Он был игривым, нетерпеливым, любил пошло пошутить, делать тупые или безрассудные вещи, и да, он был в хорошем смысле слова безумен, но это безумство являлось очаровательной стороной его личности, которое также рождало потрясающие идеи в творчестве. Было еще так много достоинств в Честере, о которых, Майк надеялся, Беннингтон осведомлен: он невероятно талантливый певец, незаменимый член их команды, добрейший души человек с огромным сердцем и самый смешной парень, которого Майк только знал. В комнате повисла непривычная для глубокой ночи тишина. Предмет размышлений Майка, как и он сам, дрейфовал далеко в своих мыслях. — Неудивительно, что она бросила меня, — сумрачно прошептал Честер, нарушив ставшую неуютной тишину, и поник, разом уменьшаясь в размерах, будто лопнувший шарик. Майку не понравилось то, как это прозвучало, и ему захотелось как-то поддержать своего певца. Он почти оторвал затёкшую задницу от горячей простыни, чтобы скупо похлопать его по карпу — символу, что должен принести двойное счастье — на плече, но Честер быстро смахнул с лица тоску, словно запрещая себе скользить по нисходящей спирали жалости к своей печальной судьбе, и продолжил, с прежним энтузиазмом глядя Майку прямо в глаза. — Поэтому я не собираюсь поступать так же. Никаких гребанных идеалов! На секунду Майк позволил себе поразиться тому, как быстро Честер справился с эмоциями. Сейчас он не был похож на человека, несколько месяцев пребывающего в ужасно подавленном состоянии, из которого его порой с трудом удавалось вытянуть. Честер привык скрывать плохие эмоции от других. В компании он мог валять дурака направо и налево, но перед Шинодой ему не удавалось спрятаться, да он и не старался больше — тот слишком хорошо его знал. Именно по этой причине он был здесь. Ему нужно было плечо, на которое можно опереться. Плечо Майка до сих пор хорошо справлялось с этим. Майк переключил внимание на каракули перед собой. — Но это даже не имеет никакого смысла, — он сомкнул кустистые брови у переносицы после того, как минуту изучал тезисы, — Кроме прочего, своим списком ты точно так же загоняешь человека в рамки. Было видно, как в Честере происходила какая-то борьба, и на то, чтобы промолчать и не взорваться новым, несомненно, переполненным логикой контраргументом, казалось, уходила вся его выдержка. Очевидно, он хотел оспорить утверждение рэпера: его губы на секунду сжались, глаза решительно засверкали, а нога нетерпеливо отбарабанила по полу четкий бит, словно он был маленьким рассерженным кроликом, — но к удивлению Майка и к своему собственному тоже, он этого не сделал. — Ты прав… — скривил Честер губы и бросил следующее, — Я не могу жениться на ком-то, кто не любит запечёное брокколи с читос. Майк чуть не увидел внутренность своего черепа — так сильно закатились его глаза. Снова-здорово! — Никто не любит брокколи с читос, Честер… — сказал он не в силах подавить невольную улыбку при виде скорченной моськи напротив, – Теперь твои шансы практически равны нулю. Дискурс о вкусах в еде шёл с Честером рука об руку, и в их компании эта тема была вечной. Предпочтения двух фронтмэнов порой слишком разнились, и они оба были, цитируя Брэда, достаточно упрямыми болванами, чтобы уступить в этом друг другу. Что касается остальных парней, то они не считали должным участвовать в данном фарсе, называя себя взрослыми и серьезными мужчинами, якобы так называемые взрослые и серьезные перед этим не играли большой пенопластовой палкой в футбол в крошечной гримерке. В любом случае, мало кто осмеливался отвечать на провокации их вокалиста. Честер умел унижать продукты — тут, откровенно говоря, не каждый выстоит. Легенда гласит, что однажды он довел до слёз Роба, приперев его к стенке и доказывая, что вареные кабачки — это порождение зла. Но никто не мог потом подтвердить или опровергнуть сей нонсенс, даже Роб, ведь свидетелей не было, а легенду, по всей вероятности, распустил сам Честер. — Мы не готовы к этому разговору, — ответил он Майку таким тоном, будто дело касалось секретных материалов ЦРУ, не меньше. Шинода отмахнулся от него, как от комара. — Да мне до фени, – он устало провел рукой сквозь лохматые жёсткие волосы, – Но почему нельзя было сказать все это утром? — Потому что это важно, — почти рыкнул Беннингтон, глупо сердясь, и, по-своему сообразив, что агрессия не была ему сейчас на руку, уже спокойнее постарался внести ясность, — Я должен двигаться дальше. И… потому что мне нужна твоя помощь, Майк. Последние слова дались ему тяжело. Он уже не выглядел таким сумасшедшим и уверенным в себе. Напротив, в его голосе можно было обнаружить застенчивость, настолько ему не свойственную. Она была маленькой, размером с ноготок. Тут Майк по-настоящему заинтересовался. Но он не мог также игнорировать поселившегося внутри подозрения с невольно пробежавшимся морозом по коже. Его не оставляла в покое мысль, что Честер вполне мог сказать все то же самое утром. Почему ему нужно было заявиться сейчас? Если только не специально, застигнув Майка врасплох именно в тот момент, когда он наиболее мягок и его удобней всего припереть к стенке без особого сопротивления, а затем мять, как только вздумается. Шинода напрягся и сузил глаза. — Моя? — спросил он, по-новому оценивая собеседника перед собой. Честер бесхитростно кивнул. — Третий шаг о том, чтобы вкладываться в себя, а не в свои поиски. Я должен использовать все возможные способы узнать себя, попробовать что-то новое, — сказал он вовсе не то, что Майк был готов услышать. — Что ты имеешь в виду? — еле слышно прошептал он, шевеля дрогнувшими губами и боясь услышать худшее. «Что-то новое»? Что это, черт возьми, должно значить? В нем люто зашевелилась смесь чистой обиды и страха. Это было что-то на примитивном уровне, и Майку не нравилось, как легко он стал поддаваться сиюсекундным чувствам, словно они с Честером внезапно поменялись ролями. — Похоже, ты правда не понимаешь, — очень уж озадаченно воззрился на него Беннингтон, ничуть не облегчая этим шинодовское волнение. Уголок его губ задрожал в кривоватой ухмылке, — Триатлон, Майк! — наконец, заявил он нечто, по его мнению, крайне очевидное. Майк ощутил, как облегченно выдохнул. Казалось, скала спала с его плеч и на эти несколько мгновений он просто забыл, как дышать. Честер снова сморозил какую-то глупость, но он явно не собирался уходить из группы. Смешок сорвался с губ. Почему Майк так подумал? С каких пор его тревожат подобные мысли? Нет ни единого шанса, что Честер бросит Linkin Park после всего, что они прошли вместе. Нет же…? Погодите… Там было слово «триатлон»? Глаза Майка вновь подозрительно сузились. — А я-то здесь причем? Обрадованный тем, что друг наконец-то проявляет прямое участие, ночной гость расправил угловатые плечи и, чтобы усилить их контакт физически, сграбастал рукой чужую коленку поверх одеяла. — Я знаю, тебя давно беспокоят твои суставы. Ты вечно кряхтишь, как старый дед, и скоро заработаешь себе грыжу, если не оторвешься от стула и... — начал он свою, бесспорно, заранее заготовленную речь тем убедительным тоном, каким обычно зачитывают меморандумы дипломаты, и стал наглаживать ладонью майкову коленку, точно лампу Джинна. Как будто из Майка мог вырваться волшебный дух, готовый исполнить все его желания. Прежде всего — он там был и, само собой, он знал Честера в лицо, своего старого приятеля. Что уж говорить, он откровенно любил его. Но зачем-то именно сейчас Честер решил посыпать соль на рану. — Я могу в любой день начать, — прерывая его, пробормотал Майк и скинул с себя обнаглевшую конечность, увитую языками пламени. Поняв свою тактическую ошибку, ее владелец стрельнул глазами, однако не потеряв лица. — Да ладно тебе, Майки, — на губах Честера танцевала легкая улыбка, — Не начнешь. Поэтому я здесь, чтобы помочь тебе, чувак. Майк чуть не задохнулся от негодования. — Поразительно! Значит, это типа твоя благотворительная акция? Я тронут, — напряженно произнес он и невольно в защитном жесте сложил на груди руки. — И ты поможешь мне, когда составишь мне компанию. Знаешь, Майк… тогда я точно достигну своей цели, — никак не комментируя чужой сарказм, задушевно продолжил Честер, — Видишь, я всё продумал! — тут он совершенно рассеял флер серьезности и печали, на долю секунды почти сломавший хрупкую оборону Майка, когда хлопнул в ладоши, а уголки его губ растянули щеки, демонстрируя довольство во всей его красе. Но Майку отчего-то потребовалось время на размышления — он не спешил разделять его энтузиазм. Шинода поскреб подбородок, задумчиво пощипал на нем короткие черные волоски, многозначительно хмыкнул. Улыбка на лице Честера начинала медленно таять. На самом деле, рэппер просто притворялся, чтобы в отместку того побесить. Теперь вся картина была видна ему целиком, прозрачней, чем дно в роднике, и в его голове не оставалось лишних вопросов. Даже того, почему Честер выбрал именно этот экстремальный вид спорта. — Триатлон серьезное мероприятие. На него кто угодно не попадает, — не говоря уже о том, как далек от спорта был сам Майк, что не могло компенсировать даже наличие большого количества марок кроссовок в его прихожей, — Это безумие. Нет, — отрезал он, всем своим видом выражая несогласие, — Ты меня на это не купишь. Кроме того, ты всегда слишком увлекаешься идеями, Честер. Я понимаю, что ты очень расстроен и испытываешь сложные чувства, граничащие с отчаянием. И я сочувствую тебе. Мне очень жаль. Но, возможно, это то, что тебе нужно сделать – подождать? Говорят, время лечит… — лицо Честера с каждым оброненным словом делалось всё серее и мрачнее, и Майк, на секунду запнувшись при виде него, уже менее уверенно продолжил, — Так что… я собираюсь спать. Тебе бы тоже не помешало, приятель. Вот увидишь, к утру вся эта затея тебе самому покажется нелепой. Он потянул на себя одеяло, откидываясь на подушку, и с удовольствием выпрямил затёкшие ноги. И тут же неловко перевернулся на бок, негласно показывая этим, что разговор окончен. Честер в его ногах зашевелился и встал, еще с четверть минуты сверля застывшую кочку на кровати с красноречивым выражением лица. Он точно не считал свою затею «нелепой» и его определенно задели слова Майка. Шинода не смотрел на него, но чувствовал это в темной ауре, окутавшей пространство между ними, и, когда он скосил глаза на удаляющуюся фигуру, ему показалось, что он уловил этот ты-ни-черта-не-понимаешь-Майк-взгляд. Честер ушел. Неожиданно тихо, не произнося больше ни слова. Позволяя совести Майка грызть его остаток ночи. В другой ситуации Майк бы с ним согласился, наверное. Тема отношений, в частности супружеских, для него оставалась темным лесом, непостижимой. Но здесь речь шла не о том, кто прав, а кто нет, а о том, что Майк не видел другого выхода — он должен был остановить это угрожающее прямо сейчас его собственной безопасности безумие. И, ох, как же он потом пожалел.