Узоры пентакля

      За закрытыми дверями восьмой комнаты Мина стригла лохматого Бэкхёна. Вооружившись портновскими ножницами и деревянным гребнем, она усадила парня на табурет и состригала его отросшие волосы. Чанёлю не нравилась не ухоженность парня: длинная чёлка касалась кончика носа, а уши до мочки прикрывались волосами. Глядя на него со стороны, Ёль не удивился, что Хань перепутал парня с пугалом, и настроил проституток на стрижку. Посетители разошлись к обеду, настал час тишины, и Мина вызвалась привести причёску Бэка в порядок.       Гребень ровно разделял волосы цвета каштана на мелкие пряди, и женщина не сдержалась перед красотой серебряного отлива. Взяв расчёску и ножницы в одну руку, пальцы второй запустила в тёмные волны и улыбнулась от удовольствия. Тяжёлый шёлк коснулся бледной кожи, окутал прохладой, и густые локоны приподнялись вверх. Чудо, что агферия не затронула голову, сохраняя волосы, как гордость Бэкхёна. Проститутки могли ему тихонько завидовать, состригая узлы спутанных волос после длительной работы. У Лиен тонкие и редкие волосы, поэтому на густую шевелюру Бэка регулярно смотрела с обидой на жизнь, но успокаивала себя тем, что ей достался редкий ген.       Принимаясь за работу, Мина умело срезала пряди острыми ножницами, возвращая Бэку его привычную стрижку, и молчала, погружаясь в свои мысли с горечью в душе. Хань рассказал проституткам настоящий возраст парня, и каждая женщина по-своему отреагировала на шокирующую новость. Мина восприняла её с особой болью, выбежала из борделя на десять минут, чтобы за двором вдоволь выплакаться. Размазывая слёзы по щекам и вновь обещая себе в последний раз поддаться эмоциям, она заставляла себя повиноваться судьбе и прекратить мечтать о лучшей жизни. Ей сорок три года, из них двадцать пять лет она работает в борделе, и надо бы смириться со штампом «проститутка» на своей жизни, но, нет, Мина мечтала о семье. Когда родители из-за бедности продали её в бордель, решила, что быстро заработает деньги, рассчитается с «мамкой» и уедет в столицу за новой жизнью. Время шло, обстоятельства складывались не в пользу Мины, и мечта прожить беззаботную жизнь сменилась на счастливую семью. Через несколько лет понятие «счастливая семья» стало непостижимой химерой, и Мина захотела встретить человека, который увидит в женщине не проститутку, а человека, который устал от своей профессии и жаждет отдохнуть душой и телом от суеты. Когда возраст стремительно приближался к сорока годам, Мина устала даже от собственной мечты, и призналась Чоён, что её единственное желание — ребёнок. В то время, как подруги страдали от критических дней, не имея возможности полноценно зарабатывать в этот период, Мина радовалась, ведь это означало, что её организм всё ещё готов выносить ребёнка. Несколько раз она намеревалась рискнуть стать матерью-одиночкой, но вновь находились проблемы, а исполнение желания отодвигалось всё дальше. И вот ей сорок три. Кроме седьмой комнаты в борделе у неё ничего нет. Куда она пойдёт с ребёнком? Где работать, чтобы прокормить себя и его? Проститутку Мину знает вся округа, потому что она самая востребованная в борделе, а обречь ребёнка на насмешки женщина не могла, поэтому сдерживала свои эгоизм и потребность в продолжении рода. Как бы она не тянулась стать матерью, жизнь обрубала ей все пути к мечте.       И вот, как снег на голову, свалился Бэкхён, взбудоражил все инстинкты одинокой женщины, а новость, что ему всего шестнадцать, толкало Мину с трепетом заботиться о парне. Она видела в нём ребёнка, повторяла, что он совсем один, без отца и матери, а она, Мина, тоже одинока и готова присмотреть за сиротой. Дайте ей хоть немного больше ответственности за Бэкхёна, и она выменяет у судьбы остаток своей жизни на возможность почувствовать себя матерью хотя бы на короткий срок.       А затем она вспоминала, что всего лишь проститутка и ни один человек не пожелает себе такую мать, поэтому вытирала слёзы ладонями и возвращалась к работе. Порой Бэк вёл себя странно, но женщина не обращала на это внимания, за что опять ругала себя, напоминая, что парню не пять лет, а шестнадцать, и он давно не ребёнок. У Бэкхёна сложный характер, но к своим ученицам он всегда оставался добр, что только больше привязывало их к нему.       — Какой длинный день, — прошептал Бэк, рассматривая свои грязные от лесной пыли штаны. — Спать не ложусь: жду выговор от господина Пака.       Он резко повернул голову, и ножницы коснулись его уха. Мина дёрнулась от неожиданности, убрала гребень и замерла, со страхом всматриваясь в мочку. Она сопоставила наточенные для резки плотной ткани ножницы и мягкую часть уха, и вывод оказался верен — выступила капля крови.       — Я принесу платок, — побросала она вещи из рук и побежала к сундуку, обвиняя себя в оплошности, за которую Хань отчитает взрослую женщину, как девочку.       — Пустяки, — Бэк посмотрел на дверь, подозревая, что остальные проститутки подслушивают. — Скажите, пожалуйста, а правда, что вам мужчины дарят «левые» деньги и украшения?       — Правда, — возвращалась с хлопковым платком Мина и встала за спиной парня, с настороженностью наблюдая, как он, повернув голову, продолжает с интересом рассматривать дверь.       Капля крови скопилась на кончике уха, увеличилась и с тяжестью упала на светлое плечо; затем плавно скатилась к рисунку и исчезла в чёрной линии. Мина напряглась, сжала в руке хлопковый платок и не отрывала взгляда от плавных движений рисунка, который, казалось, оставит тело парня и кинется на женщину за то, что она увидела, как пентакль пожирает кровь.       — Вы в порядке? — повернулся к Мине Бэкхён, угадав, что страх в её глазах породил узор. — Что бы он ни делал, не бойтесь. От меня он никуда не денется.       Мина кивнула и призналась, что если лишний раз не напомнить себе про наличие на теле Бэка пентакля, то он пугает. Приложив платок к царапине, она выждала время, пока кровь остановится, и вновь взялась за ножницы.       — Что вы делаете с подарками посетителей? — продолжал расспрашивать Бэкхён и взглядом покосился на шкатулку возле зеркала, не успокаиваясь перед долгом за своё спасение.       Состригая волосы, Мина пожала плечами и рассказала, что носить украшения проститутки не решаются, несмотря на то, что золото и серебро придают их товарному виду красоту. Клиенты могут их сорвать или украсть, поэтому женщины продают подарки. Есть побрякушки, которые они оставляют себе, потому что им они очень нравятся, но хранят в своих тайниках. От её ответа у Бэкхёна созрел план, мысль быстро обнаружила лазейку к деньгам, и парень взял на заметку, как продать клад. Мало ли, кто подарил украшения шлюхе, а у неё за день несколько клиентов, нужного не вспомнит. Озвучить свою идею парень не рискнул, предварительно решив посоветоваться с Чанёлем, чтобы избежать скандала.       Когда Мина заканчивала со стрижкой, выравнивая чёлку, в животе парня протяжно буркнуло. Звук тяжело затянулся, и Бэкхён ойкнул, наклоняясь немного вперёд.       — Болит? — переживала женщина и положила гребень с ножницами на кровать.       Она присела возле парня и по его лицу прочла, что нужна срочная помощь.       — Со вчерашнего дня мучаюсь, — тяжело приподнимался с табуретки Бэкхён, ощущая «войну» в кишечнике. — Я не могу справиться со своей задницей, и меня это нервирует. На клапан давит, но не срывает. Вдобавок, сегодня поел булочки у бабушки.       До мелочей понимая его состояние, Мина вздохнула и попросила подождать её пару минут. У Лиен остался травяной отвар, способный помочь парню избавиться от запора. В последнее время у него нерегулярное питание, а перекусы состоят из бутербродов, выпечки и мяса. Последствия не заставили себя долго ждать, и требовалась помощь. Мина согласилась проинструктировать Бэкхёна, как пользоваться приспособлением для стимулирования кишечника.       Когда они спускались на первый этаж, на них оглянулась небольшая компания за столом в зале. Чанёль, Сехун, Хань и бабка обсуждали Бэкхёна и Даяон, сопровождая общение пивом. При виде Бэка и Мины, они замолчали, чтобы их не подслушивали, и женщина сообщила «мамке», что они отлучатся «за двор» и им необходимо некоторое время для решения небольшой проблемы. Замечая в её руках кувшин и клизму, у Ханя вопросы отпали сами собой, и он дал добро.       — Он и в туалете проблемы найдёт, — бормотал Сехун, после чего подкурил.       Самое интересное в борделе он проспал, а новости от Ханя принимал сонным мозгом, но быстро сориентировался в ситуации. Приняв ванную и надев свою одежду, он спустился в зал для важного совещания. Бэкхёна они обсудили вдоль и поперёк, а решение никак не приходило, потому что только всезнающий ум мог дать ответ. Бабка предложила свои услуги: вызвать демона и расспросить у него про парня. Все отнеслись с опаской к магии, не желая взамен отдавать свою единственную душу, и Чанёль попросил ещё раз поискать верное направление в мыслях.       — В его прошлом мы ответа не найдём, — бабка подпёрла ладонью щёку, обращаясь к палачу напротив себя. — Парень сам не знает свою роль в жизни, поэтому нет смысла ковырять его прошлое, в котором нет зацепки.       — Согласен, — поддерживал Сехун, всматриваясь в клубы дыма, чтобы в витиеватых узорах рассмотреть забавную фигурку, как в облаках на небе. — Надо сообща проводить над ним эксперименты, иначе неприятные сюрпризы он нам преподнесёт, когда они не нужны.       Хань попросил подробности, и Сехун перечислил несколько духов, к которым можно привести Бэкхёна и посмотреть, как они отнесутся к парню. Если агрессивно, бабка применит свои силы для усмирения духа или мужчины вступят в схватку на мечах. Если примут Бэка, как земляной кот, значит, проблема куда глубже, чем они себе представляют.       — Это будет означать, — поднимал кружку Сехун, словно намеревался сказать тост, — что он для чего-то нужен Даяон, поэтому земля его оберегает. А это значит…       Он посмотрел на Чанёля и выпил пива, ожидая, когда палач закончит его мысль. Ответ прост — сам Даяон привёл парня в деревню, где он нашёл себе товарищей и защиту.       — Это странно, — Хань вспоминал первую встречу с Бэком, одинокого парня в поле и его едва ощутимый пульс. — Настолько важен, что допустил пентакль?       — А почему бы нет? — приподняла одну бровь бабка и посмотрела на него, сидящего справа от неё. — Он, между прочим, тоже защита. В конце концов, если Бэкхён — названный сын короля, он нужен Даяон. Не забывайте, что Бэк может быть единственным, кто носит фамилию Бён.       Сехун вытер пену с губ и вновь закурил. По его беглому взгляду Хань определил, что мужчина хочет что-то сказать, но не решается, опасаясь ложного мнения. Следом за Ханем, Ёль и бабка всмотрелись в него, подгоняя высказаться. Любая мысль могла помочь в деле, ведь на кону стояла ответственность за человека.       — Просто я немного не уверен, — мямлил он, путаясь в мыслях. — Чанёль помнит, что я проверял Бэка, и не спроста. Когда я подслушал разговор в комнате парня и узнал, что он Бён, сын кузнеца и потомок человека, который создал Мёнволь, то сомневался в правдивости его слов. Понимаете, я торгую оружием и узнаю мечи по знакам мастеров. Мёнволь я берёг, как свои яйца, потому что хотел вернуть его кузнецу Бёну. Я ему привозил оружие для продажи, но! Ни разу не встретил Бэкхёна и никогда не слышал от кузнеца, что у него есть сын.       Слова Бэкхёна про его принадлежность к роду Бён Сехун воспринял с насмешкой, будто парень с пентаклем желал обзавестись некой значимостью, хоть обречён всю жизнь прислуживать палачу. Постепенно, общаясь с Бэком, в мыслях закрутились сомнения, а его владение Мёнволь вовсе заставили Сехуна думать над поведением отца Бэкхёна. За пять лет он не сказал, что у него есть сын, хоть Сехун знал фамилию кузнеца и берёг её в секрете. Пять лет назад Бэкхёну исполнилось одиннадцать, то есть через год он должен был обучаться владеть Мёнволь у отца, но ни разу не попадался на глаза торговцам.       — Король и принцы не надеялись найти меч, — развёл руками Сехун и кинул окурок в пепельницу, — а род кузнецов послушно выполняли наставления короля: не терять навыки. Но ни через год, ни через два или три я не встретился с Бэкхёном.       Хань кивнул, понимая, к чему клонит мужчина:       — Обучить парня мог только отец, значит, Бэк откуда-то к нему приезжал.       — Именно, — указал на него пальцем Сехун, и Чанёль подхватил мысль.       — Оттуда, где он научился читать, писать, считать и ещё куче наук. А этому обучает либо отшельник, либо наставник палача, либо королевский дворец.       Все синхронно кивнули и стали выбирать методом исключения. Про палачей Бэк знал не так много, как тому обучают заплечных дел мастера свою замену, а про пентакль вовсе впервые услышал. Второй вариант отпал автоматически. Отшельники берут в ученики только одного человека, чтобы оставить после себя свою «копию» и не раскрывать нескольким людям тайные знания. Бэкхён же упоминал, что учился с ровесниками и у него имелись несколько преподавателей, поэтому тайный гуру тоже не подходил. Оставался королевский дворец, и он казался идеальным местом проживания Бэкхёна. Хань вспомнил, что предыдущая «мамка», которая ранее работала фрейлиной, научилась читать, прислуживая королеве, а человеку с фамилией Бён подавно предоставят знания.       — И не только из-за фамилии, — перебила его бабка, не сдерживав наплыв эмоций от близкой разгадки. — Бэкхён впитывает информацию с бешеной скоростью, и она откладывается у него в голове до мелочей. Видимо, именно поэтому у него слишком переменчивые мнения и свой взгляд на происходящее вокруг. Только представь, какая каша варится у него в голове, и при поступлении новой информации ему надо сравнить её со старой, проанализировать всю эту гору и сделать вывод. Чем больше возможных вариантов он получает, тем чаще меняется его мнение и поведение.       — Это пройдёт, — отмахнулся от её слов Сехун. — По уму он обойдёт всех нас, но не по жизненному опыту. Дайте мальчику адаптироваться в жизни! Он знает лишь её теорию, и теперь ему нужна практика. Вот как станет своим в этих унылых серых буднях, сразу поймёт, что из тонны информации ему ближе по душе. А пока он примеряет на себя чужой, вычитанный из книг, опыт.       Наступила минута тишины. Каждый обдумывал сказанное, соглашаясь, что предположение похоже на правду. Королевский дворец, как и его двор, — закрытое от посторонних людей место. Бэкхёну не разрешали его покидать, а выпускали только для поездки в деревню. Где ж ему с миром знакомиться? Он относится к людям так же, как во дворце, а к недоброжелателям — как учили. Видимо, в период, когда он находился в гостях у отца, на деревню напали разбойники, но Бэкхён не смог сориентироваться на местности, чтобы вернуться в замок. Да и стоило ли, учитывая сложную политическую ситуацию? Если бы он попал во дворец, то стал бы подарком для Хвана и умер бы на следующий день.       — Так удачно для него складывается жизнь, — бормотала бабка, всматриваясь на дно пустой кружки и вспоминая, сколько раз Бэкхён мог бы умереть. — А дальше, что делать? Как мы должны поступить, чтобы не навредить Бэкхёну? Как я поняла, на нас можно трижды плюнуть, потому что Даяон привёл Бэка к нам для его спасения любой ценой. Я согласна помочь земле. Уж слишком много я ей задолжала. Думала, смертью расплачусь, но раз подвернулся случай поработать, то приму это, как свою обязанность.       — Не раздувайте из этого проблему, — Сехун фыркнул, и все посмотрели на него, ожидая очередного мнения человека, который пренебрегает правилами и суевериями всех стран, а значит, смотрит на ситуацию трезво. — Более-менее мы разобрались, поэтому делайте то, что должны. Не тряситесь над парнем, иначе дадите людям повод для подозрений. Вот ты, старая, получила рецепт, так делай бодягу для своего глаза. Надо будет что-то ещё подлечить, обратишься к Бэку. Хань пусть продолжает кормить парня и не выгоняет из борделя. А я, кажется, должен только меч ему доставить, поэтому с меня как с гуся вода, но раз взялся его немного опекать, то, так и быть, продолжу. Шлюхи пусть пыхтят над алфавитом, а палач — выполняет свои обязанности перед пентаклем.       Зная, какие обязанности он имеет ввиду, Чанёль обозвал его сукой. Было бы Ёлю лет двадцать, не задумываясь принял бы Бэка, как некогда палачи обзаводились супругами. Его не пришлось бы уговаривать или напоминать про существование парня с пентаклем. Но в тридцать шесть лет у Чанёля даже мозг не воспринимал шестнадцатилетнего Бэкхёна как своего сожителя. Да он ему в сыновья годится! И пусть в свои шестнадцать лет Ёль целибат не соблюдал, не мог позволить себе вести полноценную супружескую жизнь с молодым парнем.       — Ты о чём думаешь, извращенец? — прищурился на него Сехун и улыбнулся. — Я не лезу в твои половые дела. Все свои возрастные претензии выскажешь судьбе, а я тебе говорю про довольно интересный факт, — он отпил пива и вновь закурил, выдерживая интригу в своей маленькой компании. — Хань мог подобрать Бэкхёна, оставить у себя, затем я бы отдал ему Мёнволь, а с бабкой он бы встретился в деревне. Как ни крути, на улицу он бы выходил и заметил бы её слепой глаз, а ты сам знаешь, что Бэк узнал бы от местных про её чёрные дела и побежал бы на неё смотреть. Без рецепта она бы не осталась, а я бы месяц за парнем присматривал. И ни тебя, ни пентакля в данном случае не надо. Но судьба пригнала твою задницу в бордель и поставила на парне печать. Прям подарок тебе на старости лет подкинула. Так что, дорогой мой головорез, не сопротивляйся, а прими свою судьбу в очередной раз, иначе она поставит тебя в позу раком, и дальнейшее развитие событий тебе не понравится.       По глазам видел — Ёль всё прекрасно понимает, но ему необходимо время для адаптации в новой жизни. Если его подгонять в исполнении своих обязательств, он может ударить или распсиховаться, потому что нервы натянуты гитарной струной. Без посторонних глаз Чанёль видит, что время на месте не стоит, но Бэкхён настолько непостоянный, что план палача меняется вместе с поведением парня. Едва выстраивается идеальный вариант, чтобы люди не волновались от присутствия Бэка и Ёль мог без волнений оставлять его одного, как Бэкхён преподносил шокирующую выходку, и требовалось заново выстраивать стратегию. Чанёль собрал товарищей не для того, чтобы они помогли ему рассказать, как жить с человеком с пентаклем, а, чтобы они помогли понять, как им всем мудрее поступить с тем, что в Бэкхёне скрыто. Сехун то ли Чанёля недооценил, то ли себя превознёс, выдав нравоучительную речь, но поспешил извиниться и в конце пробормотал:       — Понимаю, молодой любовник — горе старым нервам.       — Судя по измотанному Ханю — так и есть, — вставал со стула Чанёль, оставляя свою кружку в сторону, и Сехун стукнул кулаком по столу, крича, что четыре года разницы в возрасте — ничто на фоне двадцати лет.       Хань подавил улыбку, слыша обилие возмущений Сехуна, который кричал Ёлю в спину десяток причин, почему у Ханя появились тёмные круги под глазами. Чанёль махнул на него рукой, посылая к чёрту, и, поднимаясь в восьмую комнату, попросил не будить его пару часов. Будто для сохранения его покоя, на улице громко протрубил рожок Саро. Низкий и протяжный звук окатил своим раскатом всю деревню, и проститутки, сонные и в коротеньких ночных рубашках, выскочили из своих комнат с кошельками в руках. Глаза продолжали видеть сон, но ноги сами несли тело к торговым телегам, чтобы купить бумагу и книги. Следом из борделя выбежала бабка, из складок юбки вытаскивая список необходимых ингредиентов для лекарства.       Сехун чертыхнулся от топота в здании и пробормотал, что составит Чанёлю компанию и, если кто-то посмеет будить — убьёт на месте. Провожая его взглядом, Хань смог широко улыбнуться. Сехун — самая настоящая бубнилка. У него хватит сил ворчать весь день и не обязательно при этом слушать бесконечную реку бухтения. В то же время можно перебить его ораторство, попросить что-то сделать, и он, продолжая ворчать, пойдёт помогать. Его противоположность — молчаливый и исполнительный Бобыль. А если Сехун молчит, значит, либо спит, либо умер, либо того требует ситуация.       Обращая внимание на гул за дверью, Хань отнёс кружки за стойку и выглянул на улицу, изучая толпу возле телег. Старик Накано вновь приехал с двумя помощниками: женой и сыном. Люди толпились, кричали торгашам, что им необходимо купить, но все их голоса сливались в шум моря, и бедолага Накано размахивал то руками, то своей длинной косой из седых волос, умоляя жителей деревни выстроиться по две очереди на одну телегу, иначе продавцы друг друга не услышат, когда будут уточнять наличие товара. Хань возле дверей помахал ему рукой, и Накано жестом подозвал его к себе, затем строже на языке Даяон приказал людям замолчать и пропустить важного покупателя вперёд.       — Боюсь, много выгоды с меня не поимеешь, — рассмеялся Хань, и люди сделали «коридор», пропуская его вперёд, и шепотом попросив быстрее отовариться, чтобы не задерживать очередь. — Меня недавно ограбили.       Он довольно зажмурился, делая вид, что и его не миновала судьба быть общипанным как липка, поэтому купить продукты в обычном количестве у него нет возможности. Накано, рост которого едва превышал сто шестьдесят сантиметров, лихо приподнял полы мешковатого плаща с вышитыми узорами цветов вишни и встал на четвереньки, будто маленький зверёк на охоте. Когда Хань приподнялся на носочки, подставляя ухо для приёма сплетен и последних новостей, старик лихорадочно прошептал:       — Умерли они. Видал я три трупа растерзанных, а ящичек подобрал. Думал, что посчастливилось поживиться, но люди в конце деревни сказали, что искиросцы тебя ограбили. Как же тебе не отдать деньги? Грех на душу брать не буду.       Хань опешил, продолжая стоять на цыпочках и устремив взгляд на старика, который откопал среди разноцветной одежды ящик для казны и протянул его Ханю.       — Если там не все твои деньги, то знай — я не брал.       Проститутки за спиной «мамки» ухнули, и Соён пропищала, что денюшка вернулась, после чего поблагодарила Накано за доброту. Хань, глубоко вдохнув прогретый солнцем воздух, не верил в подобное благородство от торговца. Люди с пелёнок замечают, что купцы скупы и громкоголосы. Ладно ящик старый, как предыдущая «мамка», его Накано бы отдал, но деньги забрал бы, сколько бы их не лежало внутри, и сказал, что искиросцы их растратили, или тот, кто их убил, почистил карманы мертвецов. Отдавая ящик с деньгами, старик нервничал, торопился обслужить следующих покупателей. Едва насильно не отдав Ханю казну, сразу же переключился на пожилую семейную пару, которая просила засоленных карпов из Саро. Хань держал ящичек, и создалось впечатление, что деньги чужие, будто руки жгут, как ворованные, и с минуту на минуту появятся солдаты Даяон и передадут Ханя в руки Чанёля с приказом казнить преступника. Стало неуютно и подозрительно от поведения Накано, поэтому Хань попросил его после торговли заскочить на чашку вина южных земель.       — И есть у тебя тапочки сорок четвёртого размера? — он едва натянул улыбку, всматриваясь в глаза старика.       Накано жестом попросил подождать его, закопался в своём товаре, бормоча, что тапок супруга нашила довольно много, а руки у неё золотые. Поспорить с фактом сложно. Семья Накано очень трудолюбивая и долгие десятилетия разъезжает по странам, предлагая свой товар. Где-то они закупались вещами, которые не завозят в дальние города и деревни, и перепродавали дороже. Так и жили: полгода разъезжали по государствам, а полгода накапливали дома товар. Нужный размер тапок нашёлся быстро, и Хань расплатился за него монетами из ящика. Накано их принял, кинул в больной карман плаща и, не прощаясь с «мамкой», переключился на следующего покупателя.       За процессом торговли наблюдал Бэкхён, выглядывая из-за угла борделя. Он стоял под навесом для лошадей, и молодая кобыла Чанёля толкала его носом в голую спину. Бэк шёпотом просил не выгонять его и позволить посмотреть ещё немного, потому что никогда не видел уличную торговлю. Оказывается, это весело. Люди толпятся, кричат, что им требуется, машут деньгами, лишь бы купить необходимое, ибо кто-то может опередить, и громко ругаются. Слыша, что кому-то нужны бумага, в бой пошли проститутки. Мина не тише сароского рожка наорала на человека, упрекая его в нарушении очереди, тот ей ответил грубостью, и за подругу заступилась Чоён. Великанша без проблем локтями растолкала толпу, решительно пробираясь к обидчику, но за того заступилась не менее бойкая и бесстрашная супруга, после чего началась массовая драка.       Люди кинулись в рассыпную, проститутки — защищать Чоён, часть жителей встали на сторону обидчика, а самые умные забежали в бордель, крича Ханю, что путаны рискуют потерять товарный вид.       Лошадь вновь толкнула Бэкхёна под зад, выгоняя со своего места, и Бэк, почесав место удара, недовольно сморщил лицо.       — Вот же вредина, — хмурым взглядом косился он на животное. — Характер как у Ёля. Вы нашли друг друга.       В ответ — гордое фырканье и высокомерный взгляд, от которого Бэк недовольно цокнул языком. Из деревни выгнали, из борделя выгоняют, теперь и из стойла выперли. Обидно до соплей. Не жизнь — гонения. Где искать место в мире, в котором примут с распростёртыми объятиями? И как объяснить Чанёлю, что нельзя оставаться в борделе, потому что в нём даже животное помыкает парнем? Бобыль, подливая лошади воду в поилку, попросил Бэка не обижаться на выходки животного, ведь подобное поведение может быть всего лишь попыткой поиграть с человеком.       Но Бэкхён уже обиделся, остался при своём мнении и вышел на дорогу, бормоча, что отныне на пять метров не подойдёт к лошади палача, а если и подойдёт, то чтобы её боднуть под зад. Бормотал, а самого изнутри грызла советь. С кем ещё играть животному, если она принадлежит палачу? Чанёль на игры не способен, а в один загон с другими лошадьми его красавицу не поставят. Должно быть, увидела лошадка, что Бэк водится с хозяином и рискнула заигрывать, но в ответ её обозвали врединой.       «Морковку выпросить у Ана, что ли?» — Бэк размышлял над своими извинениями перед гнедой лошадью. Можно ещё спуститься прямиком в овощное хранилище и набрать полную пазуху моркови, а потом просить прощения перед мягкосердечным Ханем. Этот точно простит и не пожалеет овощей для развлечения парня. В конце концов, Бэк отработает деньги уборкой помещения. Посмотрев на драку возле телег, он позавидовал людям, которые способны заработать деньги и купить себе всё необходимое. Парень с меткой может только ждать, когда палач отберёт нужное у простого люда. Конечно, Бэкхён никогда не пошлёт Чанёля воровать, но ради килограмма овощей стоит попробовать подговорить. С каждого дома в деревне по морковке — лошади овощной ужин.       Стоя немного вдалеке от буйной толпы, чтобы в порыве ярости никто не коснулся «проклятого», Бэкхён заметил приближение ещё одной телеги. Она не накрыта тентом, да и товар не освещало солнце. Вожжи держала старая женщина, едва прикрытая одеждой, больше схожей с лохмотьями. По мере приближения к борделю, Бэкхён различил её заплаканное лицо и неровную походку уставшей вороной лошади. Щуплая старушка бесцельно ехала по дороге, дрожащими пальцами удерживая кожаную полосу, а преданное животное послушно тащило телегу, несмотря на пройденный долгий путь. Кажется, они только и остались друг у друга, поэтому не смели подводить в сложную минуту.       — Стой, родная! — кинулся к лошади Бэкхён и погладил её по морде, успокаивая и показывая, что не желает зла ни ей, ни её хозяйке.       Животное дышало ровно, чему парень обрадовался, ведь это означало, что лошадь не мчалась по дороге и её здоровью ничего не угрожает.       — Что ж вы бабушка одни-одинёшеньки в неспокойное время для Даяон? — поднял на старушку взгляд Бэк, и женщина вовсе расплакалась, заливаясь крупными слезами от своего горя. — Папа!       Бобыль едва ведро не выронил из рук. Уши слышат голос Бэкхёна, мозг напоминает, кого он папой называет, а нервная система шалит от произношения четырёх букв. Но парень позвал — надо отозваться. Вместе с ведром Бобыль помчался к нему, припоминая, что возле борделя жестокие женские разборки. Куда пареньку в бабью драку? Стопчут в стельку и скажут, что таким пришёл.       К его счастью, Бэкхён стоял живым и здоровым, поглаживал лошадь и грустил от вида слёз на лице старой женщины. Выглядела она старше местной ведьмы, только зрячая на оба глаза. Рубашка без одного рукава изодрана снизу, а вместо юбки — завязанный на бёдрах кусок ткани. Даже Бобыль сжалился над горькой старостью, которая выпала на судьбу женщины, и с пониманием отнёсся к тому, что Бэкхёну неприятно напоминать себе о противном правиле держаться подальше от людей, поэтому вынужден просить помощи товарищей.       — Позаботься о лошадке, — попросил он Бобыля и, щурясь от солнца, обратился к старушке: — Почему вы плачете?       Бобыль, зная, что Хань войдёт в положение бабушки и не откажет предоставить животному пищу и воду, поспешил забрать лошадь. Она не виновата в любых бедах, в которых попадает её хозяйка, а за верность стоит поощрить лакомством и добрым словом, да и лошади Чанёля веселее будет отдыхать.       — Разбойники, — сквозь слёзы проговорила женщина, и Бэкхён подошёл ближе, слыша, что старушке надо выговориться.       Она распродавала вещи из своего дома, везла товар в город, но разбойники отобрали у неё всё, включая одежду. Она могла бы сбежать от нелюдей, да стало жаль старую лошадь, вот и упросила бабушка разбойников не отбирать верную подругу. Зачем она им нужна? Силы уже не те, а кормить и ухаживать зря никто не будет. Вытирая слёзы тонкими пальцами с морщинистого лица, она тяжело вздохнула — выговорилась. Собранные в «гульку» седые волосы частично торчали в разные стороны, а босые ноги, выпачканные в грязь, заставили сердце Бэкхёна до боли сжаться. Из всех телег разбойники выбрали самую нищую, забрали у женщины последнее, оставив её в старости без куска хлеба. Бэк отдал бы ей всё, но сам едва ли богаче и ему запретили дарить или продавать вещи, ведь на нём пентакль.       Не противясь ярому желанию помочь, он в уме перечислил тех, кто мог бы стать посредником между ним и старушкой. Оказалось, что их довольно много и никто не откажет. Повозиться придётся только с Сехуном, который напился и спал, а разбудить его надо осторожно, потому что в соседней комнате уснул Чанёль. Стены в борделе тонкие, а насколько чутко спит палач, Бэк не проверял.       — Разве что, — повернулась к телеге бабушка, и Бэк подошёл ближе к колесу, — они не захотели маяться с тяжелым клавесином.       — Так это же замечательно! — вставал на колесо парень и заглянул в телегу. — Продаёте?       Старый инструмент покрылся небольшим слоем пыли, и Бэкхён поинтересовался, где бабушка переждала бурю. Оказалось, что из-за пыли и ветра старушка попалась на глаза разбойникам. Она и лошадь спрятались под тентом в лесу, а товар остался в телеге. Вот и разграбили.       — Хвалить не буду, — говорила она про клавесин. — Он не новый, после бури я его почистила, но пыль всё ещё оседает, поэтому вид неухоженный.       — Заходите в дом, — улыбнулся Бэкхён, и среди вороха мыслей созрел идеальный план. — Вам надо срочно отдохнуть.       Как бы бабушка не упиралась, Бэкхён уговорил её. Конечно, ей стыдно принимать помощь, но парень говорил от чистого сердца, после чего предупредил, что не может подать пожилому человеку ни руки, ни воды. Показав пентакль, он не сразу повернулся и приготовился к ругани и отказу от какой-либо услуги. Но бабушка помолчала, затем попросила парня назвать своё имя и поблагодарила за помощь. Это настолько воодушевило Бэкхёна, что он галопом помчался в бордель, ловко минуя людей, и вбежал в зал, громко позвав сонного Ханя.       — Не спите! — стучал он ладошкой по деревянной поверхности, и Хань поднял на него уставший взгляд. — Я ещё не кушал, верно?       Хань вяло кивнул и крикнул Ану принести порцию еды. Сам же недовольно покосился на парня, мол, мог бы на кухне взять обед.       — Сейчас бабушка зайдёт, отдайте ей мою порцию, пожалуйста, — для лучшего впечатления он сложил ладони вместе. — У меня всё равно щеколда на заднице, поэтому обойдусь квашенной капустой и свеклой.       Хань проснулся моментально, выпучил на парня глаза и в уме перечислил всех бабушек деревни, которые могли бы попросить у человека с пентаклем еду. До какой нищеты надо дойти, чтобы согласиться на отчаянный шаг?       — Отдайте, пожалуйста! — шептал Бэк, периферийным зрением замечая приближение старушки.       От её вида Хань опустил взгляд под стойку и пробормотал Бэкхёну скрыться с глаз, пока посетители не взбунтовались. Пожилую женщину он попросил немного подождать, после чего Бэкхён назвал его самым лучшим начальником и побежал на второй этаж к четвёртой комнате. Хань мельком посмотрел на старушку, на её волнение и чувство стыда. Её одежда рассказала о ней больше, чем Хань хотел бы знать. Ни в рваной рубашке, ни в пародии на юбку женщины не ходят даже дома, поэтому помощь бабушка приняла с благодарностью, несмотря на живой узор. У Ханя нет пентакля, поэтому посчитал своим долгом накормить попавшего в беду человека.       — Не волнуйтесь вы так, — он вытаскивал из ряда чашек одну. — Никто не узнает, что вы ели, а Бэкхёна я позже покормлю. Бедней от доброты не становятся. Что у вас произошло?       Выслушав её сбивчивую историю, он душой прочувствовал волнительное состояние Бэка и не ругал его за принятое решение. Все могли оказаться на месте бабушки, а деревню Бэкхёна вовсе разрушили разбойники, поэтому любое их нападение на людей парень болезненно воспринимал. Деревенских жителей, с которыми он вместе рос, убили, а помочь пожилой женщине считал своей обязанностью, будто возмещал в памяти счастливый финал.       Ан принёс широкую миску с едой. Круглолицый сушеф с глазками-щёлочками отдавал Бэкхёну самые лучшие куски пищи. После новости про земляного кота, который съел мясо, лично приготовленное Аном, мужчина стал одержим идеей ещё более постичь кулинарное мастерство, а, когда взял в напарники Лима, оба принялись создавать новое блюдо. Повара в один голос клялись, что такого изысканного вкуса не будет во всём Даяон, и это блюдо прославит «Романтику». Хоть Хань не понимал, зачем прославлять бордель, порыву мужчин не противился и с нервозностью сглатывал слюну от представления, какое количество продуктов пропадёт впустую, пока «изысканный вкус» найдётся. С появлением Бэкхёна бордель медленно превращался в уникальное место, где среди похоти, разврата и чревоугодия затесались грамотные проститутки, метка палача и теперь ещё на носу уникальное блюдо.       — Приятного аппетита, — ставил перед бабушкой тарелку Хань и подал ей новые палочки для еды, чтобы она не пользовалась предметами Бэка. — Что желаете выпить?       Старушка покрутила палочки в руке, пожала плечами, а взгляд «бегал» по тарелке. Она точно хочет есть. Если бы не этикет, накинулась бы на еду, руками бы ела, потому что палочками слишком долго, а желудок китом воет от голода.       — Налью сок и чай, — сам себе кивал Хань и подвинул кувшин. — Бэкхён обожает запивать еду соком, а потом пьёт чай с булками.       Вспомнив булки бабки и последствия питания, Хань взял себе на заметку не злоупотреблять мучными изделиями. И вообще, ради здоровья парня следовало заменить бутербродные перекусы на салатные, причём всем дружно переходить на овощи. Этому обрадуется только Сехун, который обожет овощи в любом виде, а мясо и рыбу хоть ест, обязательно скривится перед приёмом пищи.       Бэкхён аккуратно постучал в комнату беловолосой проститутки и волновался. А вдруг, разбудил? Пришёл не вовремя? А если внутри клиент? Парень первый раз напрашивался в комнату женщины и, к счастью, Лиен разрешила войти, предполагая, что получит выговор от Ханя за драку возле борделя. Какой-то дурак придумал устраивать торговлю возле «Романтики», считая, что её посетители обязательно выйдут за покупками.       Увидев Бэкхёна, Лиен закрыла книгу и спрыгнула с кровати, интересуясь, что стряслось, раз парень осмелился нарушить покой рабочих комнат. Он явно торопился, сминал пальцами ткань одежды, но никак не решался заговорить. Проблема состояла в обращении. Молодая женщина немного старше его, однако назвать её по имени стыдно, потому что по большому счёту Бэкхён живёт и питается на деньги проституток. Да и не скажешь же «госпожа младшая проститутка», а во время уроков Бэк просто подходил к нужной женщине и говорил, что ей надо делать.       — Ты в порядке? — прижимала к себе книгу Лиен, когда не смогла поймать взгляд парня. — Опять драка?       Бэкхён отрицательно замотал головой:       — Нет, госпожа, простите за беспокойство. У вас не найдётся лишней одежды?       В душе Лиен что-то довольно взвизгнуло от слова «госпожа». Бэкхён действительно умеет удивлять своим поведением, но его чрезмерная вежливость и робость — не результат правильного воспитания. Это давление старших ради послушания. Он нарушал правила в королевском дворце и, чтобы прекратить их, ему приказывали слушаться старших, поэтому даже год разницы в возрасте он обязан почитать. Хоть Бэкхён всё равно их не слушал, приказы крепко засели в подсознании и периодически давали о себе знать. Лиен льстило слово «госпожа», но куда приятнее слышать своё имя.       — Я только на четыре года тебя старше, — она сверкнула голубыми глазами и напомнила: — Господин О обращается к «мамке» на «ты», а между ними тоже четыре года разницы. Помнишь, как меня зовут?       Бэк кивнул:       — Лиен.       — Если тебе не стыдно за меня, то можешь звать меня сестрой. Наверное, моя внешность для тебя дика или ты не желаешь звать сестрой проститутку…       — Пожалуйста, не надо так говорить! — ужаснулся Бэкхён и подошёл ближе, повторив просьбу про одежду.       Он рассказал ей о старушке и её горе. По комплекции они почти одинаковы, только Лиен немного выше, поэтому её одежда подойдёт бабушке. Любые старые вещи без глубоких вырезов вполне сгодятся, чтобы пожилая женщина не чувствовала себя в них голой и доехала до дома без стыда. Лиен положила книгу на кровать и открыла свой сундук. Есть у неё вещи, в которых она приехала несколько лет назад из Искироса. Рубашка, юбка и сандалии лежали мёртвым грузом на дне, и женщина их ненавидела, потому что они напоминали ей о поступке отца, а выкинуть рука не поднималась. Слыша, что бабушку ограбили разбойники и ей нужна одежда, Лиен с облегчением выдохнула. Будто тяжелый камень упал с груди от мысли, что можно отдать вещи человеку, которому всё равно на их историю и который в них нуждается.       — Вот они! — улыбнулась она и показала Бэку стопочку. — Рубашка на меня немного велика, поэтому подойдёт старушке, а юбка регулируется шнурком. Не переживай, я сама отдам ей подарок, чтобы окружающие не осуждали тебя.       Бэкхён ей поклонился и сказал, что Лиен своей отзывчивостью согрела одно юное сердце. Вещи он детально не смотрел. Достаточно знать, что они попадут в руки бабушки и ей не придётся позориться перед людьми и ранить босые ноги о мелкие камушки.        Настало время второй части плана. Бэк выскочил из комнаты и на цыпочках подкрался к комнате Сехуна. Уровень задачи повышался, как и давление, а в ушах слышался приказ не будить господина О до прихода конца света. Он много спал, а ещё больше — пил. На все упрёки в его злоупотреблении алкоголем, он отмахивался и говорил, что всегда всё пропивает. Странно, сколько бы он не пил пива и вина, его никто не видел ужратым в хлам. Тело не пошатывалось, ноги не заплетались, и голова не шла кругом. Мыслил он всегда ясно, не буянил и не блевал. Быть может, знал меру или крепок перед алкоголем. Бэкхён ему немного завидовал, потому что его организм не выдерживал больше одной чашки вина.       Тишина за дверью придала силы, и парень, аккуратно опустив дверную ручку, заглянул. Сехун спал на спине, опустив одну руку к полу и повернув голову на бок. Крепкий, навеянный алкоголем, сон одновременно отрезвлял его и коротал время до отъезда. Бэкхён видел не спящего в постели мужчину, а лежащий на кровати мешок золота. Он отдал Ханю деньги, чтобы пополнить казну, причём Хань просил его выменять золотые монеты на серебряники и медяки, чтобы было чем сдачу давать посетителям. И Сехун молча менял. Раз есть разменная монета, значит, не всё пропил. И вообще, он пьёт бесплатно, потому что наперёд оплатил всю еду и выпивку за месяц.       Бэкхён юркнул в комнату, закрыл за собой дверь и на цыпочках подкрался к Сехуну, сопя от волнения. Быть может, мужчина испугается, заорёт на весь бордель, разбудит Чанёля, и тот ремнём по больной жопе настучит Бэкхёну. Это худший вариант; лучший — пошлёт к чёрту, перевернётся на бок и вновь уснёт.       — Господин О! — шептал Бэкхён и склонился к его лицу, контролируя движение ресниц. — Господин О Сехун! Проснитесь уже сейчас наконец.       Сехун чавкнул, не открывая глаз, почесал живот и тяжело вздохнул, но на этом шевеления окончились. Голос парня звучал отдалённо, будто говорил в дымоход, и недостаточно, чтобы развеять сладкий сон. Бэкхён коснулся его плеча и немного потряс, но мужчина недовольно укнул и лениво смахнул его руку. Он вновь уснул, и парень обдумал последующие действия. Нельзя отступать на середине пути. Наверняка, бабушка поела и не знает, куда себя девать, а Бэк не может справиться с одним алкашом. Обнаглев в край, он положил руку под пупок Сехуна и плавно надавил, при этом с мстительным взглядом наблюдая за реакцией. Раз пиво вливалось в больших количествах, значит требует вылиться, и парень ему помог напомнить человеку про естественные потребности.       — Да ты сдурел! — сгибал ноги в коленях Сехун и резко убрал руку Бэкхёна от себя, после чего приподнял голову для контроля ситуации в комнате. — Издеваешься хуже палача! Я же просил будить меня, только если случится беда.       Он всё ещё в своей комнате. Никто никуда его не переносил для пыток, но и пиво на подносе не принесли.       — Так и есть, — метнулся к его лицу Бэк. — И мне нужна ваша помощь.       Сработало на сто процентов. Сехун шире открыл глаза, оценил встревоженный взгляд парня и с готовностью к драке потребовал подробностей. Обман раскрылся вместе с лучами счастья в глазах Бэкхёна. Он восхвалял Сехуна и не сдержал улыбку, отчего мужчина насупился и отвернулся от него.       — Господин О! — переворачивал его обратно на спину Бэкхён. — Купите мне клавесин, пожалуйста!       — Каво?! — вспоминал, что такое клавесин, Сехун и сдвинул брови от умственного напряжения. — Ты что? Клавесинист?       Бэкхён кивнул. Его образование не оканчивалось умением читать и писать. В его учёбу входила игра на инструментах, включая клавесин, и спорт.       — Разве это странно? — он вновь от обиды оттопырил нижнюю губу.       У Сехуна порой несносное поведение, но Бэк вынужден терпеть грубость, потому что пришёл по делу, которое выгодно только ему. Всё стерпит от Сехуна: пренебрежительный взгляд, лень перед шевелением и бесконечные подозрения. Скрытый смысл мужчина не зря предполагал, потому что Бэк не признавался, зачем ему клавесин.       — Конечно, странно! — он ворочался на кровати от лени потакать прихотям Бэка. — Ты сын кузнеца! Ты должен уметь играть только с молотом и наковальней! И вообще, с чего мне тебе что-то покупать? Иди к палачу, пусть молча заберёт клавесин. Никто даже слова не скажет против.       Взгляд Бэка сменился на лукавый и коварный, будто он способен сыграть карточную партию с самим дьяволом, а смертному Сехуну подавно от него не спрятаться. Самый младший из Бёнов заранее продумал все свои ходы, и у него готов ответ на вопрос, причём Сехун проглотит наживку и купит клавесин через считанные минуты. Сехун заранее смирился с потерей в финансах и заинтересовался предложением Бэкхёна. Что же у него припрятано? Клавесин — довольно дорогой инструмент, который могут позволить себе знатные люди. Если кто-то из простых крестьян купит его, то придётся нанимать учителя для обучения, а они, опять же, прислуживают аристократии и оплату за свои уроки не снижают. Ни у одного бедняка столько денег не найдётся, поэтому клавесиниста среди них нет.       — Идёмте, — загадочно шептал Бэкхён и медленно взял Сехуна за руку, не спуская с него свой змеиный взгляд, будто гипнотизировал на повиновение.       Но Сехун, хоть поддался на уловку, хотел сбежать, мозжечком предчувствуя, что Бэк ведёт его к кипящему адскому котлу, и лично подбросит дровишки, пока Сехун в нём будет пускать на поверхность последние пузырьки. В голове парня нет мудрых идей, а Сехун умом понимает, что надо завалиться спать дальше, но послушно топает, потому что привык попадать в неприятности, а из них выбираться во имя кого-то — сплошное удовольствие. Знает же, что если не пойдёт с Бэком, то потом всё равно влезет в его идею, чтобы выдернуть из беды. Лучше увидеть дурной план своими глазами, приготовиться заранее и выбрать оружие для боя.       Бэк вывел его в коридор и осторожно шагал к соседней комнате. Нервы Сехуна сдали, когда парень схватился за дверную ручку восьмой комнаты.       — Я туда не пойду! — шептал мужчина и попытался вырвать свою руку, но Бэкхён сжал крепче его пальцы и прошептал, что ничего страшного не случится, если не шуметь.       Подумаешь, палач спит. Спит же, а не тренируется рубить головы, поэтому можно тихонько пробраться в спальню. Сехун попросился вооружиться на «всякий случай», но Бэкхён нахмурился и крепче сжал его руку, после чего пообещал взять всю ответственность на себя. «Ты себя видел?!» — едва не выкрикнул Сехун, наперёд зная, что Чанёль попрекнёт возрастом. Бэкхён — глупый, не видевший жизни, пацан. А Сехуну пора бы думать умом, а не вестись на любознательность. Но интересно же, что Бэк предложит взамен клавесина.       — Заходите, — потянул на себя дверь Бэк и заглянул в комнату.       Топор стоял возле кровати, Чанёль спал на животе, обняв ногами одеяло, а руки сунув под подушку. Проснулся он пару минут назад от громкого «Каво?!» и догадался, что в гостях у Сехуна топчется Бэкхён. Какая досада. А ведь при первой встрече Сехун создал впечатление сдержанного и рассудительного человека. Казалось, волевому мужчине море по колено, и ничем не сломить его стальное терпение. Такое же мнение было у Ханя по отношению к Чанёлю. Бэкхён нарушил границы выносливости обоих и показал, что в обыденной жизни есть свои трудности, когда сталкиваются представители двух поколений. Из любопытства Чанёль притворился спящим, навострил слух и слушал сопения — крадутся.       Бэкхён отпустил руку Сехуна и жестом манил к сундуку, будто коварная сирена подзывает к себе заблудившихся моряков. Украшения — всё, что он мог предложить. Поскольку Сехун не боялся брать вещи из рук парня с узорами пентакля на теле, Бэкхён хотел через него помочь бабушке.       — Здесь хватит на покупку? — передал Сехуну шкатулку Бэк, и Чанёль едва не вздохнул от жестокости реальности.       Он не может дать Бэкхёну всё необходимое, а возраст парня требует приобретать многие вещи. Тем более, у Бэка очень жадный к знаниям ум, поэтому ему бы закопаться в библиотеке и выделить отдельную комнату, чтобы испытывать на практике всё прочитанное. Мелкие вещицы, незначительные подарки или модная одежда, чтобы выделиться из толпы, — это ему необходимо. Чанёль же не в силах обеспечить кого-то, как бы не стремился, поэтому Бэкхён вынужден просить помощь со стороны. Он вновь обратился не к Ёлю, а к тому, кто может вольно вести себя с людьми.       Сехун открыл шкатулку и сдержал свист от вида дорогих украшений. Их хватит на несколько клавесинов и ещё один королевский оркестр. Совсем недавно Хань говорил, что земляной кот поделился с парнем кладом, но Сехун успешно об этом забыл. Перебирая в шкатулке украшения, он не стал наглеть, выбирая что-то одно.       — Купите? — заглядывал мужчине в глаза Бэкхён, и пытался по его взгляду понять, стоит ли дальше уговаривать.       Сехун перевернул шкатулку и высыпал украшения на сундук, перебирая золото, чтобы найти что-то подходящее. Ему побрякушки не интересны. Ковыряя пальцем браслеты и серьги, он задавался вопросом: что я вообще делаю? Зачем ему вся эта красота? Единственное проколотое ухо давно не видело серьги, а из всех предложенных Бэком серёжек лежали только женские. Да и зачем ему пара? Продать дорогой товар у него всё равно не получится, потому что на Родине подумают о нём, как о воре. Развернуться бы к двери и уйти, но ноги будто к полу приклеились, а палец продолжал перебирать золото в поиске чего-то подходящего.       — Не хотите брать? — дёргал его за рубашку Бэкхён, не понимая его нахмуренный вид.       — Хочу, чтобы Чанёль встал и огрел меня топором по голове, — ворчал мужчина, поймав себя на гадкой мысли.       Он не уйдёт, пока не пересмотрит все украшения, словно светская красавица в лавке ювелира. С деньгами он легко расстаётся, потому что без труда их зарабатывает, а найти подходящую душе цацку — сложное занятие. И будет у Бэка клавесин, если даст Сехуну время рассмотреть все украшения.       Наконец палец подтолкнул кулон в виде небольшого морского конька, глаз которого горел маленьким изумрудом. Висел конёк на короткой золотой цепочки, Сехун взял его в руки и выпрямился, интересуясь находкой. Положив на свою ладонь и покрутив его со всех сторон, он одобрительно кивнул:       — Вот это возьму. Остальное оставь себе. И никому не говори о нашей сделке.       Бэкхён поклялся молчать, но Чанёль пробормотал, что он всё слышал. Когда Сехун заверил, что это не смертельно, Ёль довольно улыбнулся и сел на кровать. Вслух он не сказал, что сосед купил кулон, о котором знать не должен только Хань. Выбирая подарок, он вспотел и нервничал, будто не золото перебирает, а присутствует на родах. Видимо, в нём впервые одновременно столкнулись желание вручить подарок и любовь к своим привычкам, которые не стоит нарушать. Победило первое, и Чанёль отчасти ему завидовал, ведь сам понятия не имел, где добывать подарки для Бэка. Хуже то, что выглядеть это будет не подарком, а выполнением обязанностей, ведь молодого любовника надо чем-то развлекать.       — Где твой клавесин? — прятал покупку в карман Сехун, и Бэкхён довольно улюлюкал, бегая вокруг него, после чего обнял мужчину и поблагодарил.       Чанёль заметил окаменение Сехуна, поднятые вверх руки и ужас в глазах, и громко рассмеялся. Вспоминая себя на его месте, он представил, что Сехуну намного страшнее, ведь смотрит сверху на живой рисунок. Порой даже у Ёля нервишки шалили от его вида, но напоминание, что от пентакля ему никуда не деться, моментально роднило его с плавными линиями.       — Какой клавесин? — за секунду посерьёзнел Чанёль и вызвался пойти третьим, чтобы посмотреть на инструмент.       Пока Бэкхён складывал украшения в шкатулку и прятал в своё тайное место, Сехун предположил, что кто-то из торговцев припёр инструмент. Поскольку приехал Накано, то все шишки полетели на него. Соблазнил, зараза, мальчишку клавесином, а мужчинам теперь таскать тяжёлый инструмент.       Каково же было их удивление, когда Бэкхён указал Сехуну на щуплую старушку и объяснил, что она продаёт красивый клавесин. Женщина прижимала к себе одежду и обувь Лиен, с удивлением смотрела на мужчин, затем перевела взгляд на Бэкхёна, ожидая, что три человека решили. Парень обнял руку Чанёля и прижался к ней, бормоча, что он покупает клавесин. Ему пришлось шёпотом объяснить Ёлю, что бабушку ограбили разбойники, поэтому он помог ей, как смог, а клавесин поставит в зал и будет играть посетителям. Музыка лучше, чем пустая болтовня, да у Ханя смена веселее пройдёт.       Сехун не ожидал, что, когда Бэк говорил про беду, он имел ввиду не себя, а старушку. До этого случая в неприятности попадал только парень, поэтому бабушка застала сонный мозг Сехуна врасплох. Ему без разницы, какому торговцу отдавать деньги, поэтому попросил женщину назвать цену, за которую она продаёт клавесин, а Ханя — налить пива и подать пепельницу.       — Во сколько оценишь, — притупила взгляд старушка, крепче прижимая к груди вещи.       Сехун прошептал на ухо Ёлю, что отдаст пять золотых, что вполне стоит одного клавесина, и Чанёль так же на ухо попросил дать побольше медяков и пару-тройку серебряников, чтобы бабушка могла себе что-то купить до того, как встретит менялу. Золотые монеты всегда требуют размена среди бедняков, поэтому старушке стоило как-то доехать до дома. Мало ли, что произойдёт. Может, колесо телеги слетит или лошадь ногу поранит. Сехун согласился со здравой мыслью и полез в правый карман. Вытащив пять золотых монет, он склонился к бабушке, повернул её руку ладонью вверх и, смотря ей в глаза, говорил немного медленнее, чтобы пожилая женщина успевала запоминать:       — Это вам за клавесин.       Он полез в левый карман и выгреб широкой ладонью всё, что в нём нашёл, и высыпал женщине в руку, мельком насчитав три серебряника и семь медяков.       — А это вам на мелкие расходы и, как говорится, для поддержания штанов.       Губы женщины расплылись в улыбке, демонстрируя ряд белоснежных зубов, и она поблагодарила мужчин, добавив перед тем, как из кухни выскочил Ан:       — Видимо, не зря я пригнала к вам клавесин.       Повар, смешно передвигая полными ногами в истёртых тапочках, подбежал к ней и передал плетёную корзину, туго набитую едой.       — Возьми, мать! Тебе предстоит долгая дорога, а я со своими парнями не хотим до конца жизни думать, что с тобой стряслось по пути и голодала ли ты.       Он клацнул пальцами, привлекая внимание Ханя, и сообщил, что они помогут дотащить клавесин, после чего позвал Лима и помощников. Сехун побежал звать на помощь Бобыля, а Чанёль поклонился старушке и предупредил, что он палач, поэтому с ним надо быть крайне осторожным, чтобы не коснуться.       — Да брось! — она вновь улыбнулась, и Чанёль заметил, что на него она смотрит с неким щенячьим восторгом, на грани чокнутой любви, от которой Ёлю стало неуютно в собственном теле. — Лучше за клавесином присмотри. Инструмент дорогой, я его от бури еле спасла, а ты заботишься только о том, чтобы тебя не трогали.       — Это моя обязанность, как палача, — ответно улыбнулся Чанёль и предложил заняться переноской клавесина из улицы в бордель.       Старушка посеменила вперёд, Ёль и Хань подождали повара и его помощников, а Бэкхён выскочил на улицу, треща сорокой, что обязан первым проверить, как Бобыль поухаживал за вороной лошадью. Выбежав на улицу, он с энтузиазмом оббежал телегу Накано и шумных покупателей, повернул к стойлу и резко притормозил, едва не теряя тапки и чувствуя неприятный холодок во всём теле. Посреди дороги не стояла телега бабушки. Быть может, она мешала кому-то проехать или её попросту украли вместе с драгоценными клавесином! Спросить у Накано нет возможности, потому что возле него слишком много галдящих всеми голосами людей, а парню запрещено приближаться к человеку. Оставалась надежда на глазастого Бобыля, который убирал двор борделя.       — Папа! — забегал он за угол, и от его громкого голоса в венах Бобыля образовались мелкие волны. — Где телега?       Ему вновь удалось ускорить пульс мужчины, и Бобыль всерьёз задумал поговорить с Бэком, чтобы тот больше не называл его папой. К роли отца привыкают с рождением ребёнка, а Бэкхён давно не малыш, да и появляется всегда как чёрт из табакерки, тревожа одинокое сердце пожилого человека.       Бобыль, повторил то, что минутой ранее говорил Сехуну:       — Не знаю. И лошадь куда-то ушла. Я её почистил, накормил, напоил и отошёл навоз вынести. Вернулся — конячки нет.       Бэкхён посмотрел в глаза лошади Чанёля, будто она умеет говорить, и с подозрением на животный сговор в голосе спросил:       — Где твоя подруга?       В ответ только пренебрежительный фырк, и Бэкхён, опустив плечи, побрёл обратно к дороге, бормоча, что бабушка сильно расстроится, вернёт деньги и останется одинока во всём мире. Сехун и Бобыль помчались его успокаивать. Первый обещал не забирать деньги, ведь на них он купил украшение, а второй клялся отправиться на поиски лошади. Бэкхён не успокаивался, называл себя дураком, который оставил телегу и лошадь без присмотра, и всё ради клавесина. Подбежавшие к ним мужчины быстро вникли в причину негодования парня и наперебой объясняли, что лошадь далеко не ушла, а бабушка вполне способна купить новую телегу. За пару серебряных монет ей продадут старую, но крепкую, или Накано бесплатно подвезёт. Выход из положения есть в любом случае. Бэкхён не унимался, крутился на все стороны, хватался за голову и думал, что же делать. Ан и Донук предложили ему покушать, чтобы на сытый желудок собраться с мыслями, однако Бэкхён твердил, что вновь свершилось ограбление средь белого дня. Не деревня, а сплошной притон ворюг. В конце концов, Хань пообещал выехать в город и купить парню клавесин. Только Чанёль молчал, стоя в сторонке, чтобы люди его не трогали, и вспомнил слова старушки: «Лучше за клавесином присмотри». Знала ли она, что его украли? Вряд ли, потому что не покидала бордель. Или Бэкхёна обманули: приезжает несчастная старуха, рассказывает слезливую историю про ограбление, ей дают деньги и больше не видят в деревне. Бабушка вышла из борделя следом за Сехуном, но её нигде не видно. Сехун подкурил сигарету, укрепляя расшатанные Бэкхёном нервы, а женщина быстро смылась из деревни. Она не искала телегу, лошадь и не сказала банального «спасибо» за помощь, хоть помогли ей всем, в чём она нуждалась. Сбежала с одеждой, едой и деньгами, перед этим плотно покушав. А наивный Бэкхён не подозревает, что доверять никому нельзя, особенно тем, кто выглядит самым несчастным человеком.       Глубоко вздохнув, Чанёль составил речь, которая бы мягко объяснила парню, что его обманули. Вот такие подлые люди в большинстве, и в следующий раз прежде, чем бросаться кому-то помогать, надо посоветоваться со старшими и желательно не с добродушным Ханем. Посетовав на жестокий обман, Чанёль потоптался на мелких камушках дороги и посмотрел на толпу, которая очнулась и искала бабушку. Сехун, как самый высокий из всех, указал пальцем вперёд, куда-то в горизонт дороги, и выронил сигарету из рта. Чанёль подбежал к ним и всмотрелся вдаль, куда указывал мужчина. Постепенно все выстроились в линию и шепотом задавали невнятные вопросы по поводу своего зрения. По дороге шла лошадь бабушки. Неспешно передвигая ногами, она делала резкие взмахи ухоженным хвостом и изредка оглядывалась на идущую рядом старушку. То, что это та самая несчастная женщина, указывали её длинные белые волосы, рост и интуиция всех наблюдателей. Ни телеги, ни рваной одежды или вещей Лиен на ней не надето. Женщина и животное удалялись всё дальше, и догонять никто не решился, потому что за старушкой тянулся длинный шлейф чёрного плаща. Её ног не видно, одной рукой она придерживала лежащую на плече острую косу, а второй — погладила серебряный блеск шерсти лошади. Всматриваясь в белый цвет её костяшек пальцев, Чанёль вспомнил белизну её зубов, нетипичной для старческих, и улыбнулся сам себе, мысленно называя идиотом, глупее Бэкхёна.       — Честное слово, — хриплым голосом едва выговаривал Сехун, не отрывая взгляд от корпуса лошади, — ещё никогда в жизни я не был рад такому вложению денег. Если бы я знал, кто она, отдал бы ей всё, включая свою одежду и оружие.       — Бабушка? — очнулся Бэкхён и посмотрел на побледневших товарищей возле себя. — А где телега? Где мой клавесин?       Чанёль вспотел от вида тёмной фигуры и вытер чёрным рукавом пот со лба, всё ещё рассматривая перед глазами худую старушку с влюблённым взглядом. Конечно, куда ж Смерти не любить палачей. Должно быть, Чанёль у неё в любимчиках ходит, потому что всегда рубит головы с одного удара, а верёвку для повешения выбирает покороче, чтобы жертва долго не дёргалась в конвульсиях.       Возле Седжона к земле медленно сползал впечатлительный Ан, бормоча, что под старость лет ему выпали слишком великие почести, раз его еду вкушали земляной кот и сама Смерть. Не меньше его побледнел Лим, но не из-за еды, а от мысли, что встретил Смерть. Посмотрев на всех со стороны, он представил, насколько смешными ей казались люди, которые отдавали ей то, что ей вовсе не нужно.       — Господин Ан! — присел возле повара Седжон и сообщил, что тот потерял сознание.       Чанёль приказал Бобылю увести Бэкхёна от дороги, потому что мужчинам следовало серьёзно поговорить, и Бобыль позвал парня за собой, попросив не заставлять брать его за руку. Бэкхён нехотя последовал за ним, сетуя, что остался без клавесина. А ведь такие грандиозные планы назревали! С музыкой бордель моментально бы ожил, парень находился бы всегда при деле и, может, даже пел. Учителя хвалили его голос и называли жемчужиной Даяон. Теперь же из музыки только рожок Накано, под который волком выть хочется.       Бобыль привёл его в зал борделя и жестом зазывал идти дальше, не останавливаться и поторопиться. Под лестницей располагалась его комната. Удобно выбегать при буйном клиенте, слышно, когда Хань зовёт, и всегда в курсе последних новостей. Его комната больше, чем спальни на втором этаже, но в ней меньше мебели и пахнет деревом. В огнях свеч Бэкхён рассмотрел длинный стол слева от входа, а в правом верхнем углу — кровать. Где-то должен стоять сундук или ящик с вещами, но освещения не хватало полностью увидеть комнату. Потолок слишком низкий. Хоть до макушки Бобылю не доходил, но мужчина мог его коснуться вытянутой рукой, что придавало помещению образ большой шкатулки. На столе в ряд стояли различные фигурки из дерева и глины, и Бэкхён лишний раз повторил себе, что Бобыль на все руки мастер. Кажется, нет ничего, чего бы он не смог сделать. Непонятно, зачем ему тратить годы жизни на бордель? Он способен построить себе дом, жениться, родить десяток детей и заняться торговлей, помогать людям мастерить что-то для дома, выращивать овощи на огороде, завести скотину. Он бы озолотился, но лет тридцать проживает в борделе и видел его жизнь дольше Мины.       — У тебя золотые руки, — подходил к фигуркам Бэкхён, в тусклом свете рассматривая животных, птиц и людей, созданных с точностью до мелочей.       Бобыль с тяжестью сел на кровать, прикрыл ладонями лицо, словно ребёнок плача в них, и не желая видеть свои воспоминания. Слова Бэкхёна не звучали похвалой, хоть парень не сказал их для обиды. Если бы он знал, что хвалёные руки творили раньше, сто раз подумал бы прежде, чем называть их золотыми. Бобыль в бордель ушёл работать, чтобы искупить свою вину, сам выбрал крошечную зарплату и максимум грязной работы. Ему казалось, что он заслуживает больше грязи, одиночества и тяжелого труда. Посещали мысли отдать свою голову палачу, но ни один палач не заслуживает ношения в себе его греха, поэтому Бобыль большую часть жизни живёт с напоминаниями о прошлом, где он богат и ужасен. Только с появлением Бэкхёна пришлось сократить время самобичевания, потому что Бэк с шилом в одном месте и за ним нужен глаз да глаз. Бобыль всегда выполняет свою работу на совесть, потому присматривал за парнем и поражался, как ловко Бэк перекрутит любую ситуацию в увлекательное приключение по неприятностям. Сидит в борделе и всё равно умудряется попадать в трудные положения. И вот очередь дошла до Смерти. Бобыль не обратил бы внимания на старуху в телеге. Едет себе, и пусть едет дальше по своим делам. Торговые пути открылись, поэтому за день таких телег проезжает десяток, если не сотня. Но Бэкхён из тысячи выберет самую уникальную и втянет в свой замысел окружающих, за что Бобыль готов ему бить поклоны.       О смерти он думал часто и, когда она пришла, даже не почувствовал её. Мужчина никогда не просил у своих богов лёгкой смерти, понимал, что не заслуживает, и помнил осуждающий взгляд души Даяон. Нет, такой человек не умрёт легко. Яркий пример — ведьма. Эта бабка сдохнет в мучениях и только после передачи своих тёмных сил другому человеку, чтобы у чертей оставался слуга на земле. Вот и Бобыль представлял себе подобную страшную смерть, но, видя, как она удаляется с лошадью, за которой он ухаживал, ощутил смесь необъяснимых чувств. Сначала он не верил, что старуха ушла без его грешной души на косе. Разве она не видела, в руки какого человека Бэк передаёт лошадь? Видела, точно видела, но разрешила Бобылю привести своё животное в порядок. Затем он представил, что всё могло быть иначе. Она могла бы его забрать, но хочет ли он этого? С одной стороны — да. Заслужил же за все свои деяния, давно заслужил. С другой — не сейчас. Ещё немного пожить, принести больше пользы за все свои грехи, пока Бобыль не сможет простить сам себя. С тяжелым сердцем отправляться в другой мир — обречь себя на страдания даже после смерти.       Да только не его заслуга в том, что он до сих пор дышит. Смерть собрала откуп, благодаря которому некоторые люди могут жить, и всё из-за надоедливого Бэкхёна. Кому важна старуха с её горем? Разбойники грабят каждый день и всем не помочь, но у Бэка иное видение жизни. Раз бабушка попала в беду, надо пойти кошмарить своих друзей, при этом те, кто вручили ей вещи, ничего не потеряли. Они отдали то, что у них в избытке или вовсе не нужное. Бобыль же за животными ухаживал с особым рвением, поэтому всю свою зарплату отдавал на стойла и кормил бродячих зверушек. История с клавесином показала ему, что надо внимательнее относиться к Бэкхёну, ведь он не может приобрести много нужного для себя. Деньгами люди в «Романтике» не обделены, а Бэкхён ничего не просит. Если бы не стремление помочь бабушке, парень бы не выпросил у Сехуна клавесин. Главная трудность состояла в умениях Бэкхёна. Он просит то, в чём знает толк, но в этом не разбираются окружающие. Бэк не умеет ничего, что могут все жители деревни: стирать, приготавливать еду, штопать, не владеет плотницким ремеслом или трудом каменщика. Когда речь заходит о чём-то, в чём он мастер, его понимают только бабка и палач. Что ж простой небогатый человек может ему подарить? За ответом Бобыль обратился к самому Бэкхёну, и парень, осмотрев комнату, подошёл к столу.       — Можно я заберу одну фигурку?       — Торговец ещё стоит на улице, — указал пальцем на дверь Бобыль, считая, что Бэкхён жалеет деньги старика, не требуя больше того, что уже есть. — Идём, выберешь себе что-нибудь.       — Значит, нельзя? — погрустнел Бэк и повернулся к Бобылю, крепко держа в руке фигуру серпопарда, показывая, что без неё не покинет комнату.       Маленький, не более двадцати сантиметров в длину, деревянный серпопард для Бобыля имел ценность, но посчитал, что новый себе выстругает, а в телеге Накано ничего подобного не найти.       — Зачем он тебе? — насторожился Бобыль и подошёл к парню, замечая в его глазах грусть вперемешку с мутным отблеском огней. — Ты когда-нибудь встречался с душой Даяон?       Бэк опустил голову и отрицательно ответил. Фигурку он продолжал крепко сжимать, будто Бобыль её отберёт. Мужчина пообещал подарить серпопарда, если парень объяснит, почему он выбрал именно его.       — Это может помочь нам понять, кто ты, — внёс ясность Бобыль, и Бэк пожал плечами, не находя в своём выборе чего-то важного.       Для него это много значит, потому что маленькая фигурка поможет ему сделать то, что он не мог в королевском дворце. В здании и во дворе много статуй серпопарда, и если Бэкхён видел в них изображение друга всех даяонцев, то остальные относились к ним как к мебели. Дамы вешали на них свои сумочки, зонтики и платки, уборщицы — тряпки и опирали на них швабры, мужчины вешали верхнюю одежду, дети разрисовывали красками, а маленький Бэкхён ничего не мог поделать. Когда он пытался вразумить взрослых, над ним смеялись и говорили, что он мыслит, как деревенский житель, напичканный суевериями. Со временем общество подавило в нём бунт, а боль за друга страны в душе осталась.       Рассказ давался ему тяжело. Бэкхён не отрицал, что глупо поступал, потому что статуи — всего лишь бездушный камень, а попадись людям настоящий серпопард, они бы отнеслись к нему с уважением. И на его поведение сказывалось одиночество, которое толкало в огромном доме найти друга, и, поскольку, среди людей все к мальчишке относились равнодушно, выбор пал на изображение духа страны. Холодный камень выслушивал его жалобы, впитывал его слёзы и эмоции, и на сердце становилось легче. Шли годы, Бэк возвращался во дворец ради книг и статуй. Если бы он мог, украл бы у королевской семьи всех серпопардов, лишь бы люди прекратили относиться к ним без уважения, а потом понял, что, в таком случае, он останется совсем один. Маленькая деревянная фигурка поможет ему создать ощущение, что хоть одного серпопарда Бэкхён смог забрать себе.       — Теперь тебе есть, кому жаловаться, — улыбнулся ему Бобыль и похлопал его по плечу. — Даже я готов тебя выслушать и помочь. Забирай фигурку и беги, а то я тебя заболтаю до утра!       Бэкхён кивнул, в поклоне поблагодарил за подарок и выскочил из комнаты, моментально щурясь от лучей солнца. Пока глаза привыкли к свету, он успел уловить голос Сехуна и Чанёля возле стойки. Они общались про Смерть, и при приближении Бэка, Сехун недовольно цокнул языком и проворчал:       — Поверить не могу, что отдал за этого пацана пять золотых монет, а сам стою один серебряник.       Чанёль хмыкнул и подвинул к себе чашу вина:       — Я вообще не предполагал, что чего-то стою. Если так подумать, один серебряник лучше, чем один медяк. Могу вернуть тебе деньги.       Сехун оскорбился, бормоча, что это не те деньги, которые возвращают. Он впервые увидел Смерть. Мерзкая старуха с седыми волосами забрала у него сотню товарищей, а его в очередной раз оставила. Быть может, если бы он находился не в борделе, а на своей работе, то умер бы. Сехун первый раз столкнулся с откупом, поэтому не знал, чего ожидать дальше. Несколько раз ему доводилось слышать про него от пленных, но все рассказы основывались на откупе ведьм и колдунов, которые тесно сотрудничают с тёмными силами. Как бабка деревенская, которая откупается от смерти, потому что не может найти человека, которому передаст свою силу. Сехун — не колдун и никогда не прибегал к колдовству, поэтому от вида Смерти у него кровь из вен ушла. Он должен был умереть в борделе, но, благодаря назойливости Бэкхёна, Смерть отступила.       — Кто-то вообще едой откупился, — упёрся локтями в стойку Хань, намекая на работников кухни. — А Бэкхён откупился монетами, едой и одеждой. Дорогой, очень дорогой. Вот скажите, какая же смерть нас ждала, что пришлось скидываться всем скопом?       Бэкхён встал возле Чанёля, с заинтересованностью карих глаз на всех моргнул и удивился:       — Почему ждала, а не ждёт? Бабушка ехала по всей деревне, но никто же не умер.       Оспорить его слова не получилось, и все с замиранием сердца ожидали, когда Смерть вернётся. Пытался ли ещё кто-то помочь старушке в рваной одежде? Если бы не сонливость, Хань прошёлся бы по деревне, выведывая про ограбленную разбойниками бабушку.       — Великий Даяон! — покосился на Бэкхёна Сехун и нахмурил густые брови. — Отрежь ему язык!       — Зато я не вру, а вы меня обманули! — насупился в ответ Бэкхён, и Хань с Ёлем с наигранным любопытством всмотрелись в мужчину. — Вы сказали, что нашли меч в Туманном море.       — Да, нашёл! — развёл руками Сехун, не понимая, где обман. — Что не так? Ацилут — часть моря, поэтому вполне логично, что оружие очутилось на его дне!       Бэкхён поставил руки в боки, по-хозяйски раскрывая обман, и от недовольства притоптывал ногой в тапке, смотря на мужчину, как учитель на двоечника:       — А вы, значит, такой герой, который нырнул на дно и вытащил меч? — он дождался, когда Сехун утвердительно кивнёт, подтверждая, что отлично плавает, и ещё больше недоверчиво скривился: — До дна Туманного моря ни один человек не доплывёт, потому что оно слишком глубокое. Ни одна якорная цепь не достигала дна, а у вас, значит, жабры есть, раз вы доплыли?       Хань и Чанёль улыбнулись то ли оплошности Сехуна, то ли нравоучениям Бэкхёна. Туманное море имеет сложный рельеф, поэтому плавают в нём только отважные люди, которые не боятся резких обрывов. Сехун не мог нырять на мелководье, а дальше в море идёт «ступенька» вниз на пятнадцать метров. Бэкхён просчитал путь Мёнволь и пришёл к выводу, что меч упал в юго-западную часть моря, где глубина до сих пор не изучена людьми, а «подкинуть» тяжелое оружие повыше могло разве что цунами, но последние катастрофы обрушивались вблизи королевства Саро, что в противоположной стороне — северо-востоке моря.       — Врун! — сделал вывод Бэкхён, сверля взглядом опешившего Сехуна, у которого от неожиданности приоткрылся рот, и Чанёль впервые за долгое время от души рассмеялся.       Бэкхён до мелочей знает географию и, решив добить аргументами оппонента, выдал нескромные размеры моря, доказывая, что течением меч не мог проделать путешествие по дну.       — С ума сойти! Какой же ты зануда, — ворчал Сехун и всплеснул руками. — С умными людьми даже поговорить не о чем. Тебе дудку надо купить, а не клавесин, чтобы рот всегда был занят.       У него пропало настроение пить вино, отодвинул чашку и попросил на этот раз его точно не будить. Видя, что Сехун уходит в комнату, к стойке подбежала Мина и отправила Ханя спать. Проститутки по два часа будут стоять на подмене. Пост передавался по старшинству: Мина, Чоён, Соён, Джису, Сонгён, Ая, Лиен. Пару часов без сна они выдержат, ведь в их распоряжении останутся ещё двенадцать, за которые вдоволь выспятся. Люди тратили деньги на покупки у Накано, поэтому в зале сидели несколько человек, доедали обед и докуривали сигареты. Проституток никто не требовал, за что они благодарили сароского старика и его товары. Даже повара с помощниками, наготовив вдоволь еды, разбрелись по кроватям: Лим и Ан ушли по домам, а Седжон и Донук — в свои комнаты.       Хань поблагодарил Мину и поплёлся в спальню. Мышцы расслабились, и тело стало свинцовым. Ноги и руки тянулись к полу, ни о какой ванне речи не шло, а пятнадцать ступенек казались подъёмом к небу. Наконец-то день для Ханя закончился. У Ана едва сердце выдержало после двух новостей: земляной кот и Смерть. Хань не задумывался над смертью или его организм полностью не осознал, что в «Романтику» захаживала костлявая. Мозг обязательно всё обдумает, но потом, а пока мужчина едва переплетал ногами, взяв кровать за цель. Переступив за порог комнаты, он по пути снял рубашку, кое-как размотал пояс, скинул обувь и заполз на свою половину постели, с лёгкой улыбкой вдыхая цветочный аромат наволочки.       — Хочу к реке, — на выдохе шептал он, опуская голову к подушке. — Волны успокаивают тело и душу.       — Нравится плавать? — поворачивался на бок удивлённый Сехун, считая, что Хань круглые сутки проводит в борделе.       — Люблю Ацилут, — глухо прозвучал ответ, и Хань рассказал, что, когда ему было десять лет, едва не утонул от своей любви к реке.       Плавая, окутанный тёплыми водами, он потерял бдительность и начал тонуть. Перебирая конечностями от страха и молясь всем известным богам, он сам не заметил, как оказался на мелководье. Отдышавшись, долго просил прощения у реки за оплошность и обещал впредь плавать внимательнее, не зевать и не тонуть.       — Ей не нужны смерти, — всё слабее говорил Хань и пополз к груди Сехуна. — Она для жизни человека, а не широкий склеп.       Он прижался к Сехуну, и тот сказал, что не стоит приставать.       — Я буду месяц спать и пить, — замер он, пока Хань копошился рядом, — а секс в мои планы не входил, поэтому…       — Мне нужно человеческое тепло, а не то, о чём ты подумал, — Хань на середине оборвал его речь и накрылся одеялом, после чего крепче прижался к широкой груди мужчины и обнял.       Раз нужно, надо дать, и Сехун обнял его в ответ, чувствуя, как его тело расслабляется. Следом дыхание стало ровным и спокойным, и Сехун недовольно скривился, ведь напрочь забыл про подарок. Хань много знает про Ацилут, поэтому морской конёк ему должен понравиться.