Recambio. Обратный счёт. Книга вторая

— Собирайся, — отрывисто сказал Иван. — Мы уезжаем. Он резко встал, отряхнул колени от крошек и взялся за горлышко бутылки с водой, что стояла рядом с мангалом, чтобы залить тлеющие угли. Герман внимательно наблюдал за его действиями, но не стронулся с места. — Вань, не гони волну. Кто за руль сядет? Мы с тобой, конечно, не в лоскуты, но для ментов и одного запаха хватит. — Что-то раньше тебя это не волновало, — бросил Иван. — Ни запах, ни менты. Паника в нём начала набирать обороты, и он ничего не мог с этим поделать. К слову сказать, упрёк насчёт алкоголя нельзя было назвать справедливым: Северцев засветился лишь раз в новогоднюю ночь, а поплатился за это и вовсе не Герка, а Лёшик. Кстати, он же и соврал, что был за рулём тачки без прав и пьяный, так что хозяин машины отделался лёгким испугом. Однако Иван не мог остановиться, и раздражение в нём росло параллельно с паникой. Ну ведь говорил же Герке, говорил, всю плешь проел, что надо закрывать хвосты вовремя, так нет! Он плеснул со злости всю бутыль разом, и вода потекла на землю тонкими струйками сквозь щели мангала. Точнее уже не вода, а неопрятная жижа, тёмно-серый раствор угольной пыли. — Вань, ты чё бесишься? — протянул Герка. На выпад в свою сторону он даже не отреагировал. — Реально сейчас не айс. Лишение прав за езду в пьяном виде, сам знаешь, зверское — от полутора до двух лет. Готов к такому варианту? Остынь, Иванча, переночуем и домой с утра… — На такси поедем, — не сдавался Ванька. Оставаться и веселиться, отдыхать и быть на расслабоне сейчас казалось немыслимым. Какой тут к чертям собачьим расслабон? — Ну что за дешёвая драма? — упёрся Герка. — Никаких проблем. Подумаешь, год в сапогах. Может быть, вообще всё обойдётся, и я живым вернусь. И целым, с полным набором рук-ног. Бывают же чудеса, не может же мне не везти нон-стоп, верно? Отец вон раньше говорил, что допустимые потери в мирное время для призывников-срочников всего-то не более двух процентов. Да и то, это по учениям статистика, ну там если парашют не раскроется или дебил какой нечаянно танком переедет. — С чего ты взял, что в десантуру попадёшь? — ядовито произнёс Ванька. — А вдруг в стройбат? — Тогда гастарбайтеры лопатой уебут, — заржал Герка. Он потянулся и лёг на спину. И словно про себя еле слышно под нос пробормотал, глядя в звёздное небо: — Блядь, как жить-то охота… Иван тихие слова едва расслышал, но этого оказалось довольно, чтобы волосы на затылке встали дыбом от ужаса. — Ты ни под какой призыв не попадёшь, — твёрдо заявил он. — Нужно будет к Сойкину подойти с конвертом. — Я уже пытался. Не прокатило. — Так ты с ним, выходит, уже разговаривал? Герка покосился на него и нехотя пробормотал: — Ну, я подошёл, а он такой весь на понтах: идите, мол, Северцев, в жопу и деньги свои туда же засуньте. — А… — упавшим тоном начал Иван. — Да не нужны ему деньги, Ванька, не-нуж-ны, — рявкнул Северцев. — У него их дохуя и больше. Ему крови охота. В данном случае моей. На последних словах голос его сник, и закончил Герман совсем тихо. Некоторое время они молчали, думая каждый о своём. Ванька судорожно прикидывал, сколько денег получится срочно вывести со счёта и удастся ли уговорить Сойкина их принять. К сожалению, он слишком хорошо помнил, что если тот пошёл на принцип, то сбить его с намеченного курса вряд ли выйдет. Внезапно ему пришло в голову… — Гер, а хочу спросить, как ты на первом курсе этого козла проскочил? Что-то не верится, что у тебя вышка от зубов отскакивала, и даже не пытайся врать, что выучил весь этот ад! — Разумеется, нет! — резко ответил Север. — Там отец ходил договариваться, я уж не в курсах как. Снова повисло молчание. — Я такси вызываю, — сказал Иван. Они, не проронив ни слова, собрались и всю обратную дорогу тоже не разговаривали. Дома Северцев всё же ожил. — Забей, Вань. Знаешь поговорку: что нас не убивает, то нас калечит. Схожу в армейку, глядишь, и живым вернусь. Год — не вечность, быстро пролетит. Правда, отец поговаривал, что вот-вот вернут два года, как раньше было, ну или три, если на флот попадёшь. Или на подлодку. Но не факт, что так будет. Вдруг успею проскочить? Не загоняйся, Иван-чай. — Да блядь! Хорош уже армагеддонить. — оборвал его Иван. Он принял решение. Если Северцеву не удалось уломать Михаила, то, возможно, если пойти самому… если взять побольше денег… если… да блин! И кого он обманывает? Ясно же, что деньгами дело не обойдётся. В прошлый раз Сойкин чётко дал это понять, и вряд ли что-то поменялось за эти полгода. Но, в конце концов, даже если это и так, то от отсоса ещё никто не умирал. Выжил же он в прошлый раз, когда Сойкин старался, чтобы доставить ему? И кстати, у Михаила это неплохо получилось, зачем врать самому себе? Ваньке ведь почти понравилось же? Ну, в моменте. Понравилось. А то, что блевать потом хотелось от всей души, так это ж детали, верно? И вообще… если откинуть эмоции, то на одной чаше весов — Геркина жизнь (совершенно очевидно, что этот мажор с его говнистым характером станет нарываться на проблемы направо и налево и искать приключения, это даже к бабке не ходи), а на другой чаше — пять минут поваляться в позе звезды и получить бесплатный минет. Кстати, возможно, и вообще деньгами обойдётся? Бывает же так, что вчера, например, не нужны были Михаилу бабки, а сейчас вдруг нужны? Ну всяко же случается — тачку там разбил, кредит взял, да блядь! Конечно же, в финале этих убогих рассуждений он взвыл про себя с досады. Какая тачка? Какой кредит? Михаил упакован выше крыши, жалость ему незнакома, так что вариантов остаётся совсем мало. Значит так. Герману знать об этом не обязательно, пусть думает, что Сойкин повёлся на бабло. А сам он пойдёт к Михаилу завтра. Только бы тот никуда не свалил на выхи. Пусть окажется дома, ну пожалуйста! Иван всю ночь проворочался не в силах уснуть, а на следующее утро, уже сидя за рулём, долго медлил, прежде чем заставил себя набрать ненавистный номер телефона. Он с утра незаметно взял зачётку Германа. Для этого пришлось дождаться, пока тот засядет, по своему обыкновению, за игрушку. — Я за тачкой, — сказал он громко во весь голос, обуваясь. — Обратно её пригоню. Туда — на такси. Дождался невнятного ответа из недр квартиры и вышел. А вот сейчас, сидя в машине с заведённым мотором, слушал длинные гудки. Щелчок раздался, когда он уже потерял надежду. — Слушаю, — сухо сказал Сойкин. — Это Иван, — пробормотал Ванька. Он постарался придать голосу твёрдости, но получилось не очень успешно. — Чем обязан? — так же холодно прозвучало в трубке. Сойкин не удивился. Что примечательно, Ваньку тоже не удивил тот факт, что его голос узнали. — Я… хотел бы поговорить, — выдавил он из себя, с каждым словом теряя уверенность. — Говори, — усмехнулась трубка. — Я… мне нужно встретиться лично. — Что ж. После праздников приходи в универ, встретимся. — Мне нужно сейчас. — А мне это нужно? — спросил Сойкин с упором на «мне». Иван ярко представил себе, как при этом приподнялись его брови. — П… пожалуйста, — почти прошептал Ванька в трубку, не уверенный, что его расслышат. — Приходи, — сжалился Сойкин, выдержав длинную томительную паузу. — Адрес помнишь? — Да. Погода словно издевалась над Иваном. Птицы чирикали, молодая, чистая, не тронутая ещё летней городской пылью листва шелестела над головой, но вся эта музыка мегаполиса звучала в ушах почти похоронным маршем. Нажимая на кнопку дверного звонка, он чувствовал себя зверем, которого загнали в угол — куда ни метнись, выхода нет, как в метрополитене. И ключ не повернёшь, и лететь некуда. Из последних сил он попытался нацепить на лицо какую-никакую улыбку, но в последний миг решил, что это неудачная идея. — Прошу. — Михаил Львович распахнул дверь. — Проходи. Чаю не предлагаю, но выслушать готов. Ванька помялся в коридоре, снимая кроссовки, и прошёл на кухню. Некстати вспомнилось, как Софья, жена Сойкина, не так давно угощала его здесь печеньем. Всего-то год с небольшим прошёл, а сколько всего произошло… — Ну? — поторопил его хозяин. Ванька же словно ежа проглотил. — Я… мне нужен зачёт, — наконец с усилием сказал он. — Ещё один? — изумился Сойкин. Иван коротко взглянул на него, оторвавшись от изучения узора на салфетке, которая красовалась на вазочке с печеньем. Издевается, нет? Однако по виду Михаила сказать ничего было нельзя. — Это не для меня. — О как. Интрига. А вот на этот раз издевательские нотки прозвучали слишком явно. Михаил довольно улыбался, откинувшись на спинку стула и с удовольствием разглядывая гостя. Иван же с ужасом чувствовал, как щекам становится тепло и затем почти сразу жарко. Он понимал, что выглядит со стороны по-идиотски нелепо — с горящей физиономией и влажными встрёпанными волосами — и от этого злился ещё больше. — Приоткроешь завесу тайны? Сейчас Сойкин не просто усмехался. В его глазах поселился странный огонёк. Ваньке отступать было некуда, и он заставил себя взглянуть прямо — зрачки в зрачки. Михаил отреагировал на это неожиданно — сморгнул первым и отвёл взгляд. Впрочем, это длилось лишь секунду. Потому что уже в следующую секунду его губы вновь скривила улыбка. — Ну что же ты? Откроем шкатулку с именем? Или снова станем крутить барабан? — Это мой знакомый. Его фамилия Северцев. На этот раз Ванька не запинался. Его перестало колотить, да и кровь от лица отхлынула. Михаил взял зачётку и некоторое время крутил её в руках. Пролистал, нашёл свой автограф на странице первого курса и довольно хмыкнул. — А что ж твой, хм… знакомый сам не пожаловал на огонёк? Кишка тонка или не царское дело? Кстати, не возражаешь, если закурю? Не дожидаясь ответа, Михаил подошёл к окну и прикурил. Всё это время он не переставал наблюдать за Ванькой. С любопытством исследователя, но, по крайней мере, без прежнего льда во взгляде. — Он подходил. Вы его послали. — Постой, постой. Северцев? Герман, кажется? Ванька кивнул. — Ну… Вань. Что тебе сказать? Там всё глухо. Он же в предмете абсолютный ноль. Даже не так. Он ноль в минус первой степени. Не вариант. Я и ему сказал, и тебе скажу — ни за какие деньги я рисковать своей профессиональной репутацией не стану. «Однако полгода назад перед Новым годом, когда я к тебе приполз на коленях, тебя эта твоя репутация не особо волновала», — чуть было не возразил Иван. Впрочем, хамить в данном случае приравнивалось к харакири ржавым ножом, так что пришлось оставить эти соображения при себе. Ему вновь стало жарко, и он непроизвольно расстегнул верхнюю клёпку джинсовой рубашки. Сойкин стрельнул глазами на глухой щелчок застёжки, который в тишине прозвучал достаточно отчётливо, и затянулся. Потом выдохнул струёй дыма в открытое окно и сломал почти целую сигарету о дно пепельницы. — Значит так, — спокойно сказал он. — Давай начистоту. Мы ведь не в «Поле чудес» с тобой играем, верно? Не станем открывать буквы одну за одной, когда оба знаем слово? Иван судорожно сглотнул и кивнул, глядя в сторону. — Ты, когда шёл сюда, прекрасно понимал зачем. И цена тебя не шокирует, верно? Иначе я бы не имел удовольствия видеть сейчас перед собой твоё прекрасное лицо. Не скажу, что не рад этому, врать не буду. Рад. Но не скрою, Вань. Удивлён. Хотя… обрадован больше. Парадоксально, но Иван не чувствовал ни доли того ужаса и отвращения, что в прошлый раз. «Привык, что ли», — усмехнулся он про себя. «Не в первый раз, — пронеслось отголоском в голове. И тут же закрутилось: — Один раз не пидорас. А два раза?» Верно говорят: когда дела идут совсем херово, и падать дальше некуда, наступает момент, когда от всего происходящего становится дико смешно. Это не истерика, нет. Просто смешно. Да и, подумаешь, минет. Что он, отсосов в своей жизни не видел? Да сотни и тысячи! Да и вообще, закрыть глаза — и похер, кто там старается у тебя между ног! — Скажи мне одну вещь, Вань. К этому времени они переместились в спальню, и Михаил был занят тем, что не торопясь и откровенно смакуя расстёгивал одну за другой клёпки на Ванькиной рубашке. Но сейчас он притормозил. Напрягся и Иван, не зная, чего ожидать. — Это ведь тот парень, с которым ты тогда разговаривал в сквере возле универа? И тот самый, с кем сосался в коридоре, когда я вас случайно спалил? Ещё прошлой осенью? Твой парень, да? Иван застыл на секунду, а затем отрывисто бросил: — Ты ведь сам знаешь. Зачем спрашивать? Он незаметно для себя перешёл на «ты», впрочем, Сойкин и не возразил. Только усмехнулся. — Да так… Хотел услышать это от тебя. Скажи вслух. Он расстегнул ещё одну пуговицу. Клёпки поддавались с сухим неприятным треском, и Ванька с тоской подумал: скорее уж кончились бы. Сам он готов был рывком расстегнуть их все разом, но Михаил не позволил, мягко отстранив его руки, и с каждой новой пуговицей поглаживал кончиками пальцев обнажившуюся кожу сперва груди, а затем и живота. Иван закатил глаза. — Да. Это мой парень. Доволен? Произнесённые вслух, эти слова прозвучали совсем уж не к месту — будто их выдернули из чужой пьесы и вставили не глядя в случайный посторонний текст. — А теперь удовлетвори моё любопытство. Это он тебя попросил прийти? Только не ври. — Что? — Ванька отбросил руки Сойкина от себя и дёрнулся назад. — Ты совсем, что ли? Конечно нет! Он и знать не знает, что я здесь. И не узнает. Я надеюсь, ты тоже не станешь орать на каждом углу, что отсосал студенту за зачёт, не так ли? Сойкин запнулся и тут же расхохотался во всё горло. — Растёшь, Ванюш, браво. Я просто обожаю, когда ты кусаешься. Конечно же, я не стану хвалиться на каждом углу, ты прав. Только есть нюанс. А с какого такого ты решил, что речь пойдёт о минете? И пока Ванька, похолодев, глотал воздух, Михаил нарочито рассеянно продолжил: — Ставки растут. Инфляция, мой друг. Всё дорожает. В прошлый раз я тебя пожалел, будем считать. Но сезон чудес закончен, увы. Платить придётся полную цену. Надеюсь, я не сильно тебя шокировал? Ты же взрослый мальчик и давно не девственник. Так что раздевайся, мой друг. Полностью, до нитки. И ложись. Я слишком долго ждал, чтобы упустить такой шанс. — Что? Ванька до сих пор не мог поверить в происходящее. Видимо, вид у него был настолько говорящий, что Сойкин легко рассмеялся. — А ты думал, что в сказку попал? Может и так. Да ведь только сказки-то разные бывают. Ложись давай, теряем время. Моё время. Последнюю фразу он произнёс с нажимом. Ванька словно в дурном сне разделся до трусов и стоял так, ёжась под непривычно насмешливым взглядом серых глаз. — Ложись, — кивнул Михаил. — Только сперва трусы долой. И на живот. Да, и ноги раздвинь. Иван послушался. Двигался он как замороженный, да и слышал всё словно через толстый слой ваты. — А теперь задницу приподними, мне тебя учить, что ли? В голосе прорезалось раздражение. Ванька привстал на коленях — так, что зад его приподнялся, и ягодицы раскрылись, предоставив Сойкину полный доступ к анусу. Тот однако не спешил. Иван в замешательстве покосился на своего мучителя из-под плеча. Сойкин стоял поодаль, полностью одетый. И молчал. «Надеюсь, у него есть резинки», — тоскливо подумал Иван. Сам он не додумался до такого, даже и в мыслях не было, а сейчас вот… Раздался щелчок, и Михаил вложил в его ладонь прохладный тюбик. — Готовься, — коротко скомандовал он. — Без резинки не дам, — хрипло сказал Ванька. — Куда ты денешься? — хмыкнул Сойкин. — Ладно, пошутил я. Без защиты я и сам не рискну. Кто знает, что меня там ждёт. Давай, тянись да получше. Не люблю, когда зажато всё. Иван, сходя с ума от унижения, вынужден был завести руку за спину и проникнуть скользкими пальцами в судорожно сжатый сфинктер. — Постой-ка, — сказал Михаил спустя минуту. — Держи вот. Вставь в себя. Ванька почувствовал в ладони нечто продолговатое и гибкое, с рельефом и округлым навершием. Игрушка из секс-шопа. Глотая злые слёзы, он завёл руку назад и приставил предмет к коже. — Стоп. Довольно. Михаил вышел из комнаты. Искусственный член выпал у Ваньки из руки, а сам он обессиленно рухнул на живот. Слёзы так и не пролились, застряли противным горьким комом в горле. Спустя минуту Сойкин снова появился в дверях и кинул на кровать рядом с его головой книжицу в дерматиновой обложке. — Одевайся. Ванька сполз с кровати и принялся машинально натягивать на себя предметы одежды один за другим. Потом потянулся за Германовой зачёткой. На последней странице стояла размашистая подпись Сойкина. «Зачтено». Холодными дрожащими пальцами он запихнул книжку в нагрудный карман рубахи и застегнул её на все клёпки. Книжка не хотела помещаться, торчала краем наружу, и клапан кармана от этого торчал вверх. Пофиг. Ванька пятернёй причесал волосы и вышел в коридор. Дверь однако оказалась закрыта на замок. — Сюда иди, — прозвучала команда из кухни. Он послушался. Сойкин сидел за столом и сканировал его взглядом. Ванька почувствовал прилив стыда и злости одновременно. Так откровенно его ещё не унижали. Никто и никогда. Он знал, что нарывался, но и смолчать не смог. Бросил сквозь зубы, стиснув их в бессильной злобе: — Что не так? Хуй уже не стоит? Или нашёл себе пушистого зайчика и ебёшь его пять раз в день? На всех не хватает? Сойкин смотрел на него изучающе и ответил не сразу. — Да нет, с потенцией у меня всё в порядке, спасибо что беспокоишься. И зайчика никакого в настоящий момент не держу. Просто хотелось посмотреть, какое дно ты проломишь на этот раз. Ванька вспыхнул до корней волос. Но не драться же с хозяином квартиры за ключ от двери? В конце концов, как ни горько было осознавать, это он почти заслужил. Сойкин хочет поиздеваться. И не успокоится, пока не напьётся его кровушки всласть. Что ж. Он заставил себя выровнять дыхание и, сжав кулаки до боли, сел напротив Михаила за стол. Тот глядел на него то ли с усмешкой, то ли с жалостью. Долго глядел. Иван сначала попробовал ему противостоять — гипнотизировал его злым исподлобья взглядом, но затем постепенно сдался и расслабился. Дно так дно. Сойкину в правоте его слов не откажешь. Михаил вновь закурил, на этот раз не спросив разрешения даже формально. — Вань, Вань, неужели ты не понимаешь, насколько омерзительно то, во что ты вляпался, — наконец нарушил он молчание, которое уже звенело в ушах и выматывало душу. Ясно. Воспитательная пятиминутка. Ну что ж, препод в своём праве. — Это не твоё дело, — сдержанно, сцепив зубы, проговорил Иван. — Правильно, не моё, — спокойно отреагировал Сойкин. — Только что ты скажешь на то, что парень твой, Герман, первым делом мне себя предложил? А когда я от его услуг отказался, то пообещал тебя подогнать? — Я тебе не поверю. И не верю. Иван сказал это уверенно и даже высокомерно. Но на деле в груди у него всё сжалось. Самое гадкое, что он и сам не знал ответа на вопрос: мог ли Герка так поступить или нет. — Правильно делаешь, — прищурился Сойкин. — Он не предлагал. Но когда я сказал, что с его зачёткой пусть придёт тот его знакомый, с которым он разговаривал в парке — Ванечка, то он сразу понял, о ком речь, и быстро согласился. И сказал, что с тобой поговорит. — Врёшь. — Можешь мне не верить. Твоё право. Записи разговора я не вёл, хотя следовало бы. Но нет такой привычки, извини. Хотя что-то мне подсказывает, что даже запись для тебя не послужит аргументом. Ну что ж… подведём итог. Ты, Вань, получил что хотел. Твой Герман, хм… тоже. Ну и я получил что хотел. Все в результате довольны, не так ли? И хотелось бы написать: «Хэппи энд», да только здесь это вряд ли уместно. Но… кто за что боролся. Ванька подавленно молчал. Он ссутулился, так что зачётка впилась острым углом ему в кожу в самый центр груди, но он ничего не делал для того, чтобы её поправить. Сойкин вышел, потом вернулся и положил на стол ключ от двери. — Вот ключ. Просто поверни.