Recambio. Обратный счёт. Книга вторая

Определённо, счастливая звезда наконец заметила, что Никита уже давным-давно не грелся в её лучах. Сегодня она в конце концов обратила на него внимание. Тех пяти минут вполне хватило, чтобы не только прогреть мотор у машины, но и оперативно ликвидировать все мелкие досадные артефакты, на которые обычно и внимания не обратишь: примелькались, стёрлись из сознания, замылились. А вот на свежий взгляд — однозначно бросятся в глаза. Да и как не заметить фото на козырьке пассажирского сиденья: Никита с Аней, да ещё почти в обнимку, да ещё на пляже. Аня в ослепительном купальнике там счастливо улыбается, а Ник, как обычно, хмуро смотрит в объектив. Аня настояла, чтобы это фото всегда торчало перед глазами — по-видимому, решила, что бабы, которых Ник, по её мнению, конечно же, возит в авто, пока она этого не видит, разбегутся как по команде при одном взгляде на безмятежно-счастливую семейную идиллию. Долой это фото, содрать и засунуть его подальше в бардачок. Также не место здесь было дамским тонким сигаретам, которыми Аня иногда баловалась. Их Ник просто без затей выкинул в окно, хорошенько размахнувшись. Вообще, надо сказать, тот факт, что у него есть жена, его неприятно удивил. Причём удивил внезапно. Потому что Ник и думать об этом позабыл. Да что там, он и позвонить не позвонил, да и смс не написал, одним словом, пропал для всех своих домашних, родных и знакомых больше чем на сутки. И, к счастью, его пока никто не хватился. Если не считать одного-единственного человека. Да и то это была Анна. Достав телефон, он обнаружил там всего лишь пару пропущенных звонков от неё и несколько смс, которые он даже и читать не стал. Пришлось всё же отбить ей ответ успокаивающего содержания в том смысле, что ночевал у отца. И на звонки не отвечал. Блин, как же его всё это достало… И как же здорово, что его родственники между собой не особо контачат, так что и названивать друг другу с целью проверки никто из них не разбежится. Тем не менее реальность никуда не делась и надвигалась со всех сторон удушливым ненастным облаком. Одно было здорово, и это чудо перекрывало собой все гадости окружающего мира. Чудо в его старой куртке сейчас плюхнулось на переднее сиденье, восхищённо присвистнув. «Крутая тачка. Научишь рулить?» Ник кивнул. Конечно научит. Нет вопросов. Ну и на площадку он, разумеется, зашёл. Не мог не зайти. Расстаться даже на полчаса оказалось сложно. Ник ещё и поотирался там немного под неприязненными взглядами Вадима. Сам Кортес, к счастью, вообще на него внимания не обратил, лишь кивнул равнодушно на Женькино «это со мной». Вот правда на самом Женьке Павел оторвался. И гонял его как козу драную, и вопил, и припоминал все его прежние косяки. А уж по поводу пропущенной накануне сессии орал как ненормальный. Ник поначалу едва сдерживался, чтобы не встрять, сжимал кулаки и зубами скрипел. Лишь понимание того, что сделает Женьке хуже, его останавливало. Впрочем, тот оставался верен себе — огрызался и выпускал иголки почти на каждый неласковый выпад. Короче, в обиду себя не давал. Ник пару раз было решил, что капец, что сейчас Кортес кинет в его парня стулом и гаркнет: «Всё, блядь, уволен, сгинь с глаз!» Но, к его удивлению, несмотря на эти бушующие страсти, обошлось без крови и трупов, и ближе к концу съёмочного дня работой остался доволен даже Павел. Остальные члены группы вели себя, в общем-то, вполне обыденно, словно всё вот это — кулаком по столу, опрокинутая чашка с кофе, заламывания рук и все буквы русского, а бонусом ещё и испанского алфавита, на которые оказалась послана вся команда без исключения, кроме, пожалуй, безобидной Регины Адольфовны — всё это в порядке вещей… так себе, безобидный штрих к рабочему процессу. Через какое-то время нервы у Ника всё же не выдержали, и он, воспользовавшись паузой в бесконечном оре, подошел к Женьке и тихонько сказал: — Женьк, мне нужно отъехать. По работе там, ну и за вещами. Женька кивнул, не открывая глаз. Ему в тот момент поправляли тон, замазывая крохотный прыщик на лбу. — Я сам доберусь. Ключ у тебя есть, дорогу найдёшь. На самом деле, ни на какую работу Нику было не нужно, да и в универ тоже не горело. А вот с домом… дома рисовались немалые проблемы. Вряд ли удастся незаметно от Ани, которая, кстати, почти постоянно там торчит, собрать в сумку всё необходимое на первое время: одежду там, зарядники, планшет и ноут, учебники и всю остальную дребедень. И ещё сложнее казалось объяснить ей, хотя они в последнее время и не вникали особо в дела друг друга, что Ник несколько дней не вернётся ночевать. Несколько дней — для него в данных обстоятельствах они означали целую жизнь, пусть и короткую, как проблеск молнии, зато столь же яркую. В других реалиях он, быть может, и озаботился бы тем, как разрулить эту нешуточную нестыковку. Однако сейчас, здесь… Слишком неожиданным и абсолютным и, как бы это дико ни звучало, правильным оказалось счастье. И слишком жёсткой и безвыходной виделась та ловушка, в которую он сейчас угодил. Брак. По глупости? От безнадёги? От того, что два года назад забил на свою жизнь раз и навсегда? А она вдруг — сюрприз-сюрприз — повела себя, как и любая жизнь: вывернулась, сменила окрас с чёрного на ослепительно-белый с такой же легкостью, как и два года назад проделала этот же фокус с точностью до наоборот — в противоположном направлении? И что ему теперь делать? Так что он решил: пока без затей скажет жене, что несколько дней поживёт у отца. Почему нет? К примеру, это необходимо по работе. Ну или Тёмке нужно помочь с учёбой. Одним словом, придумает что-нибудь убедительное. Покласть на всё. Он два года болел, он умирал, и никто не вправе кидать ему предъявы за то, что он выбрал жить. С этими мыслями он и открыл свою дверь, на ходу прикидывая, как ему сейчас лучше и убедительнее построить разговор-объяснение, ну а там уж война план покажет. Но приятные сюрпризы на сегодня не заканчивались. Да какой там сюрприз! Это был реально подарок мироздания и подарок роскошный. Словно вся вселенная наконец решила обласкать своего питомца, осыпать его милостями, открыть сундучок с драгоценностями. Квартира встретила Ника гробовой тишиной и пустотой. Он прошёл по комнатам, заглянул в спальню Ани, потом на всякий случай, чтобы до конца поверить в удачу, ещё и в свою. Пу-сто-та. Собраться и немедленно на выход. А позвонить можно и после. Постфактум, короче. По телефону такие вещи всегда говорить легче. И тут его внимание привлёк клочок бумаги. На стене в прихожей красовалась записка. Точнее сказать, коротенькое письмо. «Хай, Ники. На звонки ты не ответил, так что и смс мои, как я поняла, ты всё равно не прочитаешь, поэтому пишу здесь. Надеюсь, ты всё же когда-нибудь зайдёшь. Помнишь, я тебе говорила, что хочу полететь в декабре на Бали?» Никита не помнил, но начало ему уже понравилось. «Я тебе предлагала, но ты только мычал что-то и толком не отвечал. Сейчас оказалась путёвка горящая, и мы с моей подругой Элей, помнишь её?..» Он в упор не понимал, о какой подруге идёт речь, но это большого значения не имело. А имело другое — ещё как минимум пару недель, а если повезёт, то и больше, ему не нужно будет заморачиваться совсем. А две-три недели неожиданно свалившегося беззаботного счастья — это такой дар судьбы, что благодарить за него можно просто до конца жизни, и неважно, сколько эта самая жизнь продлится. Он принялся читать неразборчивые каракули дальше. Почерк у Ани, которая привыкла набирать текст наманикюренным средним пальцем — он всё удивлялся, как острые, хищные, длинные, как монтажные кошки электрика, когти не царапают экран айфона и не промахиваются по лайкам — почерк её при обычном письме шариковой ручкой был похож на неуверенные потуги третьеклассника. Ник с трудом добрался до конца послания, окончательно уверившись в том, что удача полюбила его всерьёз и надолго. «…к Новому году вернусь. Пойдём встречать в «Буран», повеселимся? Забронируй, пожалуйста, ок? Целую, не сердись, что уехала без предупреждения, но ты сам виноват. Кстати, если захочешь, присоединяйся, у нас апартаменты, так что место есть». Не сердись? Да он готов был целовать этот испещрённый неровными буквами лист бумаги — и где она его только откопала в стерильно чистой квартире, в которой, кроме квитанций и глянцевых журналов, никакой макулатуры отродясь не водилось? Ник впервые за всё время совместного с ней существования подумал, что Аня-то, в принципе, не такая уж и душная, как ему казалось изначально. Ну или просто он сейчас готов был любить всю вселенную со всеми её обитателями. В общем, в любом случае, до конца декабря можно выдохнуть, а это ведь почти месяц! Месяц, Карл! После того как он полностью осознал, распробовал на вкус эту мысль, у него словно крылья выросли. Он мигом собрался, пробежал взглядом по своей комнате — ничего не забыл? — и вылетел на улицу, словно спасаясь от погони. Не видеть Женьку столько времени — целых два часа — оказалось испытанием, причём жгучим и болезненным. Беспокойство росло в груди, мешало дышать и гнало прочь. Ник даже подавил короткий смешок, забираясь в машину. Вылечился от одной хвори и тут же заработал другую. Отпустит ли его? Пусть не сразу, пусть не до конца? Он от всей души желал, чтобы нет, не отпускало. А со всем остальным миром он как-нибудь разберётся. Не мгновенно, конечно, но разберётся. Он прилетел домой — домой? Да, домой! — раньше Женьки, пару раз чуть не проехав на красный свет — так спешил. Прошёл по безлюдной квартире и словил странное ощущение. Две пустые хаты с разницей в полчаса. Но насколько же разнится и воздух, и свет, и звуки. Здесь всё дышало Женькой: его вещи, его запах… Ноты, раскиданные по крышке рояля. Одежда в беспорядке — они утром опаздывали, и не было времени развесить всё в шкаф. Ник бережно собрал тряпки и распределил по плечикам, не забыв и про свои шмотки. Женькины книги. Конечно не все его: библиотека-то огромная — такая собирается поколениями. Но легко можно понять, какие принадлежат хозяину. Потом он забрёл на кухню. Хм. Женька придёт наверняка голодный. Нужно что-то сообразить на скорую руку. Быстрая разведка показала, что из еды в наличии лишь гречка в надорванной пачке. Нет, были тут, конечно, и другие предметы, относящиеся к категории съедобных. Но их Ник трогать не решился по той причине, что в душе не представлял, как это работает и что получится, если, к примеру, пожарить сельдерей или сварить кусок мраморной говядины из морозилки. Вот яйца — другое дело. Их и сварить можно, и пожарить, и никто не умрёт. Женька появился аккурат в тот момент, когда он пытался размешать в кастрюльке мутное варево, которое, оказывается, получается, если залить гречневую крупу холодной водой, поставить на огонь и забыть, отвлёкшись на дальнейшее изучение внутренностей холодильника. Крупа самым обидным образом пригорела, и Ник честно старался отскрести её со дна кастрюли чем-то похожим на большую ложку. Мутная вода мешала разглядеть всё остальное, но надежду на хороший исход никто не отменял. Женька тихо прошёл, возник за спиной, приник всем телом, просунул руки Нику под мышки и обнял поперёк живота. — Привет, — шепнул в шею, согревая её дыханием. Ник замер, опасаясь пошевелиться, чтобы продлить этот миг. — Что делаешь? — Ужин. Вот гречку варю. — Это прозвучало достаточно безнадёжно. Сомнительное варево гречкой можно было назвать только с жёсткой голодухи. — Дурак. Её на сковородке варят. Сначала сухую обжаривают, потом кипятком заливают, — пробормотал Женька после того, как легко прикоснулся губами к его беззащитной коже, там, где шея переходит в надплечье. Нику сразу расхотелось есть, он готов был бросить ложку и повернуться лицом. Сдержался. Ещё будет выглядеть влюблённым идиотом. Что, впрочем, конечно же, совпадало с реальностью почти на сто пятьдесят процентов. — В следующий раз так и сделаю, — ответил он не поворачиваясь. — Брось каку. — Женька исхитрился и выключил-таки газ. Потом вернул руку на место. — Я нам чебуреки купил. Ещё горячие. — Круто. Ник прижал его ладони своими покрепче, чтобы наверняка. И даже оборачиваться не хотел — стоял бы так и стоял. Женька тоже молчал и не отнимал рук, только подбородок свой положил на плечо Нику. — Я боялся, что ты не придёшь, — наконец признался он. Ник закрыл глаза. — Да куда же я денусь. Я тебе ещё надоем. — Нет.